первообразная

Джисон не помнит, когда в последний раз чувствовал себя настолько плохо. Каждое движение дается с таким огромным усилием, что, кажется, что в любую секунду он может рассыпаться на миллиард крошечных частичек. И собрать себя уж точно не получится. Все вокруг словно происходит на заднем плане. Хан будто бы смотрит на мир через толщу воды, но никак не может выбраться на поверхность. Джисону настолько плохо, что он хочет себя убить. В голове огромная дыра, которая не дает думать нормально. Тревога, страх, пустота. Мир начинает казаться чем-то мнимым и ненастоящим. Порой Хан думает, что это какой-то эксперимент, что это совсем не его жизнь, а всего лишь кошмар. Настолько страшный и сжимающий все в груди, что начинаешь забывать, как дышать. Этот ужасный сон обволакивает его с ног до головы, запечатывая все возможные двери спасения. Джисону просто хочется выбраться. Хан встает с кровати лишь потому, чтобы уйти в школу и не видеть отца. Парень не помнит, что происходит, когда он возвращается домой после уроков. Что-то настолько пугающее и ненормальное, что мозг не воспринимает никакую информацию вокруг. Джисон не знает, происходило ли такое с ним хоть однажды. Как-то удавалось сохранить в себе хоть капельку силы все терпеть, продолжать оставаться вменяемым, но видимо и ее не осталось. Однако Хану все-таки приходится делать вид, что все нормально. Разговор с Хенджином дался ему слишком тяжело. Джисон не думал, что когда-то расскажет другу об этом. Но Джисон и не думал о том, что все может стать таким. Хан не пытается притворяться, что счастлив, но и не рассказывает Хенджину, что ему невыносимо даже находиться в этой вселенной. Джисон понимает, что Хван начнет винить себя за то, что не может помочь, а он сам — за то, что заставляет парня проходить через все это вместе с ним. Сегодня отец уезжает. Хан узнает об этом только, когда они записывают число и день недели в тетрадке. Для него все происходящее с пятницы слилось в одно единое, наполненное полным разочарованием в себе и во всем вокруг и бесконечными попытками хотя бы просто быть. Глаза сушит из-за пролитых слез, которые стекают по щекам без предупреждения и особых причин. Раньше Хан держался. Теперь не может. Даже какие-то эмоции не дают ему осознать, что все скоро закончится. Отец и правда уезжает на месяц. Джисон не знает, хватит ли ему времени вновь собрать себя по кусочкам, чтобы его сломали позже вновь. Джисон не знает, хватит ли ему даже нескольких лет, чтобы перестать бояться собственного отца. Синяков много, они разбросаны по всему телу, отхвачены за малейшую провинность и за просто так, но даже они не дают хоть что-то почувствовать. Хенджин переживает за него слишком сильно. Это видно по его взгляду, которым тот обводит его перед уроками. Джисон и сам не понимает, что можно сказать такому человеку, как он. Он правда благодарен Хвану, который пытается поднять настроение, который заставляет его хоть что-то впихнуть в себя в столовой, пока Хан борется с тошнотой, который действительно рядом. Джисону так сильно хочется зацепиться за него, принять его поддержку и улыбнуться не через силу, но он не может сделать этого сейчас. Еще Хан не ходит на курилку с понедельника. Он не общается ни с кем, кроме Хенджина, игнорирует приветствия в его сторону, иногда отвечая лишь коротким кивком. Джисон не представляет, что скажет, когда ему придется вернуться во все это. Желание перевестись, сбежать, испариться — что только не приходит ему в голову. Хан надеется, что это временно, хотя знает, что не обязан вновь общаться со всей школой. Но он просто не сможет. Тогда все проблемы точно съедят его заживо. Помимо всего этого, Джисона беспокоит ситуация с Хваном и парнем в маске. Хоть что-то, чем Хан занимает свои мысли. В понедельник он не смог поговорить об этом с Хенджином, но может это даже и к лучшему. Сегодня уже среда, и Джисон понимает, что тянуть опасно. Он уверен, что Хван видится с незнакомцем, ведь это очевидно. Лучше бы Хан не ходил ни на какие рельсы и никого там не видел. Может, было бы намного проще. Блокнот с рисунками так и остается спрятанным в шкафу, потому что сейчас совсем не до него. Джисон грызет себя изнутри, пытаясь найти подходящий момент, чтобы обо всем поговорить. Он делает попытку на перемене перед последним уроком. Обычно они выходили курить, но сегодня Хан попросил Хенджина отойти с ним переговорить прямо в школе, в дальнем крыле, где поменьше народа. Джисон надеется, что он сможет подобрать правильные слова. Ссориться у него не хватит никаких моральных сил. — Джисон, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Хван, когда парень садится на подоконник в самом конце коридора. Он понимает, насколько выглядит жалко. Хану даже не нужно ничего говорить, чтобы за него уже переживали. — Да, — кивает Джисон и закусывает нижнюю губу, стараясь собраться с мыслями. — Я хотел поговорить. Это насчет парня с рельсов. — Я тоже, если честно, хотел это сделать, — на удивление Хана отвечает Хенджин, отводя взгляд на секунду, и вновь заглядывая Джисону в глаза. — Я совсем не понимаю, что делать. И я правда хотел извиниться за то, что произошло в пятницу. Мне не хотелось на тебя срываться. — Все в порядке, — Хан не врет, потому что так и есть. Он совсем не обижается. Возможно, ему самому стоило быть мягче. Он видит по состоянию Хенджина, что парень в маске стал для него кем-то большим, чем просто незнакомцем, которым они его прозвали. От этого тоже совсем немного страшно. — Но кое-что произошло. Я был в пятницу на рельсах. — О чем ты? — непонимающе спрашивает Хван, а Джисон прикрывает глаза. — Я видел его, — говорит он, сжимая свои колени через ткань черных джинс. Хенджин искренне удивляется. — Без маски. Они молчат несколько минут. Наверняка Хван ждет, что Джисон скажет ему, кто же такой этот парень в маске, про которого они говорят почти месяц. Хан и сам бы хотел это узнать, но к сожалению не смог. Чужая тайна стала настолько близка, будто она касается и самого Джисона. Догадки есть. У Хана их всегда много, но озвучить их и без того запутавшемуся во всем Хенджину просто опасно. Джисону совсем не хочется пугать друга своими безумными мыслями, поэтому действовать приходится аккуратно. — Ты знаешь, кто он? — дрожащим голосом спрашивает Хван, так надеясь услышать ответ, но Джисон качает головой. Тот поджимает губы. — В темноте было сложно разглядеть, а еще у меня плохое зрение, поэтому, — разочарованно проговаривает Хан, все еще коря себя за то, за что в ответе лишь генетика. Оба его родителя носят очки с раннего детства, а Джисон ненавидит их. — И никаких догадок? Может, это был кто-то знакомый? — все еще с надеждой спрашивает Хенджин, а Хан снова отрицательно мотает головой. — Ладно. Ничего страшного. — Ты с ним видишься? — уточняет для себя Джисон, а Хван, все еще разочарованный, кивает. — Нужно что-то делать, Хенджин. У меня плохое предчувствие насчет всего этого. — Я знаю, но я просто не понимаю, как мне сказать ему об этом, — с каким-то отчаянием произносит Хван, массируя пальцами виски. — Ты, возможно, не понимаешь меня, но я даже завести разговор о его настоящей личности не могу. Джисон и правда не понимает, но он старается. Как сильно Хенджин привязался к незнакомцу, что теперь боится его потерять? Хан переживает за то, что будет с другом, если под маской он увидит совсем не того, кого хотел бы. И, возможно, даже того, кого не хотел бы совершенно. Мысли и догадки разрывают Джисону голову, пытаясь привести его к верному решению. Хван же ждет его помощи, его совета. Он не может его подвести. — Когда вы встречаетесь в следующий раз? — спрашивает Хан, цепляясь за одну более или менее адекватную идею. — В субботу, а что? — хмурится Хенджин. Джисон облизывает губы. — Не приходи в этот раз, — твердо произносит Хан, а друг хмурится еще сильнее. — Почему? Как это должно помочь? — засыпает его вопросами Хван. Джисон еще раз обдумывает свои мысли, которые уже и не кажутся такими логичными, но это лучше, чем ничего. — Если этот парень и правда дорожит вашим общением и тобой, то он задумается, — предполагает он, решая идти до конца. — О чем? — все еще не понимая, спрашивает Хенджин. Джисон вздыхает. — О том, что может тебя потерять. Кажется, Хан попадает в точку, потому что видит, как Хенджин из недовольного и готового отрицать любое его предложение парня превращается в задумчивого и слегка удивленного. Джисон знает Хвана как облупленного. Он практически уверен в том, что Хенджин не продолжил бы общение с незнакомцем, если бы не доверял ему и чувствовал себя с ним некомфортно. А это нужно заслужить. Джисон совсем ничего не знает, о чем они разговаривают, но такие частые встречи сами напрашиваются на очевидный ответ. Ведь Хван, который с подозрением оглядывает каждую подозрительную личность, проходящую мимо, не стал бы доверять кому-то просто так. Тем более, если этот кто-то скрывает свое лицо за маской. — Вы же довольно близко общаетесь, я правильно понимаю? — задает вопрос Джисон и получает ожидаемый кивок. Становится слегка обидно из-за того, что Хенджин ему ничего не рассказывает, но это объяснимо. Хана вся эта ситуация все равно не радует. — Попробуй посмотреть на его реакцию в другой раз. Не объясняй, почему не приходил. Хотя, он же не разговаривает, да? — Он пишет в тетрадке, что хочет сказать, — как-то неохотно произносит Хван, а Джисон думает, что это уже хоть что-то. Возможно, другу все сказанное Ханом не нравится, но решать же это как-то нужно. — В любом случае просто прийди в другой день, — говорит Джисон, никак не комментируя сказанное парнем. — Заставь его почувствовать, что так быть не должно, а то он никогда не откроется. — Но, может, ему нужно время? И он пока не готов? — пытается оправдать поведение незнакомца Хенджин. Джисон чувствует, что начинает злиться, но держится. — Сколько времени ему еще понадобится? До окончания школы будешь ждать? — хмурится Хан, потому что ему жалко друга до глубины души. Так ведь и правда не должно быть. — Ладно, — неохотно кивает Хенджин, а Джисон радуется хоть какому-то прогрессу. — А дальше что? — Попробуй проследить за ним, если он все-таки не даст тебе какой-то гарантии, что скажет, кто он такой. До автобусной остановки, до дома, не важно. Даже если он тебя увидит, то это к лучшему. Будет причина все обсудить, — предлагает Хан и не удивляется, когда друг сразу становится недовольным и агрессивным. — А еще что мне сделать? Ты издеваешься? — начинает Хенджин, но тут же себя одергивает. — Прости, я не хотел. Я знаю, что тебе сейчас нелегко, а тут еще я со своими проблемами. — Речь сейчас не обо мне, — серьезно произносит Джисон. Хван удивленно на него смотрит. — Хенджин, пойми, ты тратишь себя, свои нервы, пока пытаешься добиться от этого человека хоть какого-то знака о том, кто он такой. Да, он начал писать, да, вы близко общаетесь. Но разве это стоит всех твоих сил, да даже нашего разговора, в котором мы пытаемся предпринять хоть какие-то шаги к решению проблемы? — Хан спокойно и без надрыва проговаривает все это другу, надеясь, что тот его поймет. — Нет. Хенджин, пока этот человек не начнет доверять тебе настолько же, насколько ты доверяешь ему, вы не сможете нормально общаться. Если он сбежит и больше никогда не появится после этого, то тебе такой друг не нужен. Все происходящее между вами — несправедливо и ненормально по отношению к тебе. Я не хочу, чтобы тебе было больно каждый раз, когда ты об этом думаешь. Просто пойми это. Хенджин смотрит на него внимательно, не отрывая глаз. Джисон наконец-то выдыхает, потому что смог высказать все, что его мучило и тревожило. Он ненавидит замалчивать что-то от Хвана, ненавидит, когда тот что-то не договаривает ему. Они же друзья, черт возьми, лучшие друзья. И Джисон не уверен, что когда-то встретит человека, который будет дорог ему так же сильно, как Хенджин, такого человека, который будет вытягивать его из всего этого дерьма и за которого он будет готов полезть даже в огонь. Он смотрит на парня, который поджимает губы и переводит взгляд на пол. Хочется сказать что-то еще, но Хан ждет, когда Хенджин соберется с мыслями. Он должен услышать, что тот ему ответит. — Хорошо, я сделаю, как ты сказал, — спустя несколько минут Хван все же поднимает на него глаза и уверенно кивает. — Спасибо. Джисон, я правда не знаю, что я бы без тебя делал. — А я без тебя, — усмехается Хан, спрыгивая с подоконника и притягивая друга в объятия. Они с этим, конечно, зачастили, но порой это так необходимо. Хенджин обнимает его в ответ, кладя подбородок ему на плечо. — Если случится что-то плохое, то сразу зови меня, я его закопаю. — О господи, — смеется Хван ему в толстовку. — Я рад, что мы поговорили. — Я тоже, — признается Джисон, потому что так на самом деле и есть. Они выпускают друг друга от объятий, а Хан впервые за последние дни чувствует хоть что-то хорошее. Парни еще раз все обсуждают, а Джисон просто в шоке, что с ним согласились. Хенджин говорит, что нет ничего в том, если это не сработает или сделает только хуже, значит так и должно случиться. Хан этого не говорит, но он все равно не понимает, зачем незнакомец так тщательно скрывается. Что он прячет? Кто он такой? Джисон кусает кончик ручки на последнем уроке, не замечая, как день прошел мимо. Этот разговор помог не только Хвану, но еще и ему самому. Стало намного легче дышать. Еще и отец сегодня уезжает. Джисон понимает, что справится со всем, пока рядом с ним Хенджин, какой бы безвыходной ситуация не казалась. Пока они есть у друг друга, надежда на хорошее будет оставаться у каждого из них. Это самое главное. Остаток школьного дня проходит более-менее спокойно. Конечно же, пока не заканчиваются уроки. Хан вновь чувствует тревогу из-за отца, который хоть и уезжает сегодня, но пересечься ведь с ним придется. Джисон уверяет себя, что сегодняшний вечер он вытерпит. Как бы трудно это не далось, он справится. Он отмахивается от Хенджина, который замечает, как резко меняется чужое настроение, и говорит, что все нормально. Хван просит написать сразу же, как ему вернут телефон, и они прощаются у остановки. Джисону бы так хотелось оттянуть возвращение домой, прогуляться вместе с Хваном, но тот где-то в середине дня уже сказал, что у него какие-то дела. Хан решает просто пойти домой пешком. В очередной раз, игнорируя сильный ветер, он провожает взглядом автобус до дома и идет в сторону своего района. По пути Джисон встречает несколько знакомых не из школы. Они радостно приглашают его на тусовку на выходных, а Хан, с каким-то отвращением вспоминая прошлую, говорит, что подумает. Если Хенджин захочет пойти, то он, может быть, тоже согласится. Идти куда-то нет совершенно никакого желания. Хочется лишь смыть с себя все это напряжение, которое его не отпускает, а еще нужно сосредоточиться на учебе. Джисон нервно вспоминает про завтрашнюю самостоятельную по математике на дополнительных занятиях. Он даже домашнее задание не делал, а про подготовку лучше молчать. Становится как-то все равно, но проглядеть конспекты, которые ему скинул Минхо, Хан все же решает. Когда Джисон вставляет ключ в дверной замок, то замечает, как сильно у него дрожат руки. Из родного дома ему хочется только убежать и никогда не возвращаться, но Хан делает глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, и заходит в квартиру. Он, как всегда, бесшумно снимает куртку с кроссовками и идет в свою комнату, оглядывая коридоры. Никого. В квартире стоит непривычная и давящая тишина. Отец, вроде бы, дома. Джисон в этом не уверен, но проверить не решается. Однако открытая дверь в его комнату заставляет его напрячься. Хан точно помнит, что закрывал ее перед уходом, как делает это всегда. Он подходит ближе, но так и замирает на пороге. Перевернуто все. Вещи из шкафа выпотрошены на пол, тетрадки и книги валяются раскрытыми на столе, кажется, даже сдвинута кровать. Джисон мог бы подумать, что их ограбили, но он уверен, что этого не произошло. Отец здесь был и что-то искал. Хан тут же подходит к шкафу и проверяет гитару, единственный подарок от родителей на день рождения за последние одиннадцать лет. Джисон не помнит, как давно играл на ней, наверное, даже забыл несколько аккордов, но она цела, а это уже радует. Хан обводит взглядом все еще раз, понимая, что у него даже и искать нечего. Деньги он не прячет, а если они и есть, то всегда в рюкзаке. Однако кое-что он вспоминает моментально, и сердце, кажется, пропускает несколько ударов. Джисон медленным шагом, почти дрожа, открывает дверь на балкон, и заходит туда. Он проверяет заначку под подоконником, куда прятал сигареты на черный день. Хан пытается рукой нащупать пачку, почти срывается, чтобы не ударить кулаком по окну, потому что ее там нет. Джисон помнит, что было в прошлый раз, когда отец нашел у него сигареты. По телу пробегается дрожь. Хан в некой прострации выходит с балкона и испуганным взглядом смотрит на дверь, которую забыл закрыть. Ему страшно подойти к ней, страшно сделать даже один единственный шаг, потому что понимает, что отец его убьет. Он точно его убьет за сигареты, потому что обещал сделать это в прошлый раз. Джисону хочется нервно рассмеяться. Он ведь помнил про эту пачку, сто раз говорил себе закинуть ее в рюкзак до приезда отца, но так и не сделал этого. Хан присаживается на кровать и смотрит в одну точку на стене. Его не встретили, к нему никто не зашел, а от этого страха больше в разы. Руки дрожат, в голове какой-то водоворот мыслей, потому что Джисону точно конец. В самый последний день, когда отец уезжает, он умудрился сделать только хуже. Хочется завернуться в одеяло и спрятаться от всего на свете. Хан все же решает осмотреть квартиру. Отца нет, но в их с мамой комнате тоже полный бардак. Что он искал, Джисон не понимает. Парень рассматривает фотографии, которые вывалились из альбома, но притронуться к ним не решается. На них родители, такие счастливые когда-то. Иногда Хан думает, что это именно из-за него все пошло не так. Словно он испортил жизнь всем, а теперь за это получает. Разве можно относиться так к собственному ребенку, если любишь его? Джисону кажется, что нет. Наверное, поэтому единственная привязанность, которая есть в их семье, исходит только от него самого. Хан поднимает альбом, складывая все фотографии в него, и прячет обратно в шкаф. Остальное он не трогает. Все равно не знает, где что лежит. Может, мама увидит этот бардак и сделает хоть какие-то выводы. Любят ли его родители друг друга? Джисон каждый раз не знает, что ответить на этот вопрос. Он никогда не видел, чтобы они общались нормально, без ссор и скандалов. Хан поджимает губы и выходит из комнаты. Мама опаздывает, и это пугает. Телефона даже нет, чтобы позвонить. За это время Джисон успевает только попытаться запихнуть в себя хоть какую-то еду, но организм отвечает только назойливой тошнотой. И Хану кажется, что тошнит его не от обеда, а от самого себя. Он недолго разбирает конспекты по математике, но ничего не запоминает. Словно вся информация нарочно не хочет оставаться в его голове. Там просто нет места. Джисону это ожидание стоит в горле комком. Хочется уже, чтобы отец закончил со всем и уехал. Хану все равно не избежать наказания. Когда Джисон слышит звук открывающейся двери, то пальцы роняют ручку сами по себе. Страх. Заменить все равнодушием не получается. Хан испуганно смотрит на дверь в свою комнату, ожидая, что она откроется в любой момент. Так и происходит через несколько минут. Джисон задерживает дыхание, когда видит отца. Мама всегда говорила, что они очень похожи внешне. Хан ненавидит каждую черту лица, которая досталась ему от отца. Порой смотреть в зеркало даже становится мерзко, словно он может превратиться в такое же чудовище прямо через секунду. Отец подходит к нему медленно, оглядывая весь бардак, который Джисон так и не убрал. Хан и сам не понимает, почему этого не сделал. Сейчас жалеет. Внезапно отец оказывается слишком близко и тут же хватает Джисона за ворот домашней футболки, заставляя встать. Хан не дышит и выполняет безмолвный приказ. — Иди на кухню, — выплевывает ему прямо в лицо отец и отпускает, заставляя Джисона покачнуться от неожиданности. Он не кивает, ничего не говорит и просто выходит из комнаты, даже не оглядываясь. Хан заходит на кухню и не знает, куда себя деть. Сесть — слишком нагло. Стоять — будешь мешаться и мозолить глаза. Джисон сжимает ладони в кулаки и просто разворачивается лицом к коридору, вслушиваясь чужие шаги. Отец заходит медленно, а Хан замечает в его руках знакомый ремень. Он инстинктивно отшатывается назад, но замечает неодобрительный взгляд и заставляет себя стоять на месте. Колени дрожат, слезы так и просятся наружу, но Джисон терпит. Отец кладет ремень на стол, достает из кармана знакомую пачку сигарет и садится на стул. Хан не видит смысла придумывать оправдания. Он молчит и смотрит на отца, пока тот закидывает ногу на ногу. — Я же говорил тебе не курить? — спрашивает отец, издеваясь, заставляя Джисона еще сильнее сжаться и быстро закивать. — Тогда что тебе непонятно в этих простых словах, ты, неблагодарный кусок дерьма? — он бьет кулаком по столу, а Хан никак не реагирует, потому что просто не знает, что ответить. Отец оглядывает его с ног до головы с нескрываемым отвращением. — Садись и докуривай пачку. Джисон делает, что ему сказали. Он дрожащими руками тянется к сигаретам, пытаясь посчитать, сколько в ней осталось, но перед глазами все плывет. Точно больше десяти. Отец пододвигает к нему пепельницу и зажигалку. Хан закуривает только первую, но уже чувствует, как у него по щекам текут слезы. Он курит невпопад, но не слишком быстро, потому что это точно разозлит отца. Тот следит за каждым его движением, за каждым вдохом, что Джисону моментально становится плохо. После четвертой сигареты начинает нещадно садить горло. Тошнит даже от запаха, от вида окурков, которые собираются горкой в пепельнице. Вперемешку с соплями и слезами, которые кое-как получается стереть с лица, Хан курит, заталкивает себе в горло отвратительный дым, сжимая губами фильтр. Он никогда не чувствовал себя настолько ужасно. Голова начинает болеть, он периодически начинает задыхаться в дыму, которым быстро заполняется вся кухня. В глазах темнеет, но Джисон продолжает. Ему кажется, что он сейчас упадет в обморок, потому что седьмая сигарета дается ему с трудом. Он уже не чувствует ничего, кроме жалящего вкуса табака во рту и желания, чтобы пачка поскорее закончилась. Хан не помнит, как начал курить, но сейчас ему хочется вырезать этот момент из своей жизни навсегда. Сигарета пару раз выпадает из рук, Джисон боится, что его будут ругать за прожженную скатерть, но отец молчит. Парень всхлипывает, давится дымом, хочет умолять, чтобы все это прекратилось, но не может. Это все равно не поможет, а то и сделает еще хуже. Когда Хан достает последнюю сигарету из пачки, он понимает, что не сможет. Джисон еле сдерживает рвотные порывы, хватается свободной рукой за край стола и сдерживается, чтобы не зарыдать в голос. Отец моментально вспыхивает, сам берет эту сигарету и поджигает. Через несколько секунд Хан уже ощущает чужие пальцы на своей челюсти, которые ее больно сжимают. Отец проталкивает ему в рот сигарету, а Джисон просто не понимает, почему все это происходит, почему все это происходит именно с ним. Лучше бы он никогда не рождался, тогда бы ничего этого не было. Хочется выплюнуть эту сигарету, чтобы отец его уже наконец-то добил, и никогда больше не существовать. Тот лишь злится, когда видит, что Джисон не делает затяжки, и закипает. — Что? Не так уж и нравится курить теперь, да? Но ничего не поделаешь. Докуривай, — отец пытается протолкнуть сигарету Хану еще глубже в рот, а тот начинает кашлять, потому что обхватывает губами уже саму сигарету, а не фильтр. Он хватается руками за чужой локоть, пытаясь отодвинуть отца, но тот реагирует моментально, вытаскивая сигарету изо рта Хана и туша ее в пепельнице. Джисон еще громче кашляет, хватаясь за горло, которое болит так, будто его перетянули сотней веревок и затянули вокруг крепкий узел. — Какое же ты ничтожество, Джисон. Отвратительный и мерзкий, весь в соплях и слезах. Думаешь, я такого сына себе хотел? — отец хватает его за волосы, заставляя посмотреть себе в глаза, а Хан отрицательно мотает головой. Тот сжимает пряди еще сильнее. — Отвечай словами. — Нет, — говорит Джисон и снова заливается приступами кашля. Вместо слов выходит какой-то хрип, будто бы это и не его голос вообще. — Ты поганая мразь, — процеживает сквозь зубы отец прямо перед его лицом. У Хана дрожит все тело, слезы текут ручьем. Мужчина отпускает его волосы и тут же дает сильную пощечину. Боль по щеке распространяется быстро, заставляя Джисона рвано хвататься за воздух, пропитанный только сигаретным дымом из-за чего, он начинает задыхаться. Внезапно отец хватает его за волосы снова и резко бьет головой об стол, так что пепельница подлетает и часть пепла попадает Хану прямо в глаза. Тот даже не успевает вскрикнуть. Боль в носу, боль в голове, Джисон теряется в ней. Парень трет глаза, понимая, что совсем немного, и он вырубится. — Вставай. Хан, опираясь на стол, поднимается и видит, как кровь из носа каплями падает на футболку и на пол. Он понимает, что сопротивляться бесполезно, и где-то в глубине души надеется, что отец его и правда сейчас убьет. Ему не хочется вспоминать ни единый момент из сегодняшнего дня. Все же было хорошо. Джисон же верил, что все будет лучше, чем сейчас. Пока Хан в этом аду, ничего не изменится. Никто и ничто не даст ему надежду на что-то хорошее. Джисон знает, что заглушит в себе эту боль, не даст ей вырваться наружу, но прямо сейчас, когда он видит, что отец берет в руки ремень, он мирится с происходящим окончательно. Тот срывает с дрожащего Хана футболку и заставляет его сесть на колени к нему спиной. Джисон уверяет себя, что самое главное пережить начало, потом будет не так больно. Однако первый удар проходится по всей спине настолько сильно, что Хан всем теплом прогибается вперед и ударяется надбровной дугой о батарею. Он шипит, потому что за этим ударом идет еще один и еще. Ремень тяжелой пряжкой проходится по спине, оставляя не только синяки. Джисону кажется, что ему вспарывают кожу горячим ножом, он тихо всхлипывает, цепляясь о стенку и убеждая себя, что это скоро закончится. Никакая боль не может длиться вечно. Тогда почему в голове такая четкая мысль, что эта никогда его не покинет? Сколько времени проходит, Хан не знает. Он не считает удары, он больше не считает себя живым. Отец вытряхивает из него все, что можно. Его хватают за плечи и поднимают, спину жжет от свежих ран, а Джисон даже не хочет знать, что там. Хан цепляется за подоконник, старается стоять ровно, но не может. Ноги подкашиваются, его разворачивают и тут же толкают в спину в сторону коридора. Боль, жгучая боль настолько пробирает все тело, что Хан от нее задыхается. Он падает на колени, в ушах звенит, но Джисон сразу поднимается на ноги, понимая, что его отпустили. Это и правда конец. В темноте он пытается отыскать дверь в свою комнату, в которую буквально заваливается. Хочется плакать, но слез не осталось. Хан только рвано дышит, не включая свет, так и заваливается на кровать, тут же шипя от соприкосновения спины и простыни. Наверняка, с утра она вся будет в крови. Пусто. Джисону настолько пусто, настолько плохо, что нет слов, чтобы описать это состояние. Все его тело — сплошная боль. Она пульсирует повсюду, Хан даже не может понять, куда его били, может, он уже даже этого и не замечал. Парень слышит шум за дверью, громкие крики родителей, но ничего не может разобрать. Джисон просто смотрит в стену, обнимая себя руками. Все кажется ужасным кошмаром, но он произошел с ним наяву. Хан не понимает, как ему идти завтра в школу. Отец уезжает, оставляя его разбитым полностью. Джисон глубоко дышит, пытаясь привести дыхание в норму, но успокаивается только минут через тридцать, все еще жмурясь, когда касается того места, куда его бил отец. Осознать, что все это произошло с ним — невозможно. Лучше бы отец его и правда забил до смерти. Тогда бы Хану не пришлось прокручивать каждый момент, который остался в его памяти, не сжиматься и не задыхаться от одного представления в голове чужого лица. Он тонет. Уже, наверное, и не в своих мыслях, а в чем-то намного страшнее. Джисон не представляет, как выкарабкается. Есть же люди, которым пришлось и похуже, чем ему. Как они справляются? Что они делают, чтобы залечить все раны, которые прошли насквозь и оставили свой след навсегда? Хан не знает, как сказать об этом Хенджину. Он же точно все поймет. Точно начнет пытаться как-то ему помочь. Джисону кажется, что его спасти больше нельзя. Огромный разлом, страх, отвращение к самому себе — все останется, ничего нельзя будет закрасить чем-то иным. Хан вновь срывается на приступ кашля, который заставляет все тело содрогнуться от боли. Он не хочет обрабатывать раны, не хочет, чтобы они заживали, потому что это лучше, чем страдать от того, что пожирает его изнутри. Джисон только покрепче сжимает глаза, чтобы убедиться, что все. Все закончилось. Только вот Хану кажется, что для него это лишь начало. Утром Хан просыпается от отвратительного писка будильника. Ему хочется перевернуться и выключить его, но тело отказывается его слушать. Джисону кажется, что он проглотил пачку иголок. Горло сушит, он вновь громко кашляет, где-то находя силы выключить будильник. Идти никуда не хочется, но нужно. Хан соберется и встанет. Только вот это кажется невозможным. Джисон ложится на спину, шипя и корчась от жгучей боли. Спустя несколько минут разглядывания потолка, парень поднимается с кровати и оглядывается. Все вещи аккуратно разложены по своим местам, будто бы вчера здесь и не было никакого бардака. Будто бы вчерашнего дня вообще не существует. Хану так бы этого хотелось, но синяки и слабость во всем теле говорят об обратном. Джисон догадывается, что мама прибралась, пока он спал. Хан плетется в ванную, вздрагивая от любого неаккуратного и резкого движения. Тишина. Дома никого нет. Отец уехал на месяц. Джисон опирается на косяк двери, делая глубокий вдох и пытаясь собраться. В который раз у него это просто не выходит. Отвратительное ощущение ненависти к себе и ко всему вокруг не исчезает даже после сна. Хан надеялся, что станет полегче, но этого не произошло. Он заходит в ванную и пугается своего отражения. Разбитые нос, под которым видны следы крови, и почему-то губа, ссадина над бровью, бледное лицо, синяки под глазами размером с космос. Джисон дрожащими руками поворачивает кран с холодной водой и умывается, промывает нос, наблюдая за тем, как вода становится противного красного цвета, трет кожу, стараясь смыть с нее прикосновения отца, от которых тошнит. Они отпечатываются кричащими следами, не хотят уходить, а только заставляют возвращаться обратно. Парень делает глубокий вдох и поворачивается спиной к зеркалу, пытаясь разглядеть полученные раны. Вся спина покрыта фиолетовыми синяками и гематомами, а еще Хан не ошибся, и кое-где отец и правда вспорол ему кожу. Джисона на долго не хватает, он поворачивается лицом к зеркалу и выключает воду, рассматривая свое отражение в зеркале. Хочется разбить его, врезать самому себе. Хану кажется, что он сходит с ума, если уже этого не сделал. Джисон быстро принимает душ, стирая с себя всю вчерашнюю грязь, даже больше не дергается от того, как кожу неприятно щиплет из-за воды. После он находит мазь, которой он пользовался после того, как его побил Чан. Растирать ее по спине неудобно, но Хан умудряется кое-как это сделать и даже перемотаться бинтами. Криво, возможно, повязка слезет прямо посреди школьного дня, но ему все равно. Джисон настолько плевать, пусть эти раны остаются с ним хоть навсегда. Это все равно ничего не изменит. Воспоминания о них будут свежими даже через несколько лет. На кухне холодно. Хан морщится от запаха сигарет, который может и выветрился, но забился у парня в носу надолго, и пошире открывает. Джисон не уверен, что все произошедшее заставит его бросить курить. Настолько паршиво, что никакая садящая боль в горле не будет помехой, если станет необходимо почувствовать хоть какое-то облегчение. Хан же понимает, что отец сделал это не из-за того, что переживает за его здоровье или презирает курящих. Отец сделал это только потому, что ненавидит своего собственного сына. Вот и все. Причиной вчерашнего могла стать любая другая вещь. Джисон осматривает кухню недолго, ставит чайник и замечает свой телефон, который заряжается на столешнице. А еще маленькую записку, которая лежит под ним. Хан медлит прежде, чем взять ее.

Джисон, я понимаю, что ты не в состоянии идти сегодня в школу, но отец просил проследить за тем, чтобы ты там был. Можешь не идти завтра. Если будет тяжело терпеть, то возьми обезболивающее из шкафа с лекарствами. Сделай перевязки. Я поставила твой телефон на зарядку. Отец вернется через месяц. Мне правда очень жаль. Прости меня за то, что я не могу ничего сделать. Мама.

Джисон комкает лист сразу же, как только дочитывает и выкидывает его в мусорное ведро. Ничего ли не может сделать его мать? Не может ли она взять и развестись с отцом? Уехать отсюда навсегда, если ей тоже ненавистна такая жизнь так же сильно, как и самому Хану? Видимо, нет. Или Джисон вновь слишком много думает о себе. Он знает, что маме достается тоже. Злиться на нее парень не имеет никакого права, но вот беспомощность и ощущение, что он никому не нужен, пропитывают насквозь. Возможно, Джисон просто не заслуживает какого-то простого счастья, любви со стороны своих родителей. Может, он и правда настолько ужасный сын, что даже этого не замечает. Хана в реальность возвращает щелчок чайника, он моментально заваривает себе кофе и берет в руки телефон. Пропущенных звонков много, а сообщений еще больше. Джисон все игнорирует и заходит в диалог с Хенджином, прочитывая, что написал ему друг за эти дни. Что будет сегодня, Хану даже представлять не хочется, потому что тот и до этого переживал слишком сильно. Джисон делает глубокий вдох и пишет простое сообщение, от которого трясутся руки.

От: Вы Кому: хенджинище мне вернули телефон

От: хенджинище Кому: Вы ООООООООООООООООООООООООООО поздравляю все хорошо? как ты? Хану хочется ответить честно, но он просто не знает, что сказать. Как он? Ему бы самому это понять.

От: Вы Кому: хенджинище нормально вроде отец уехал, а ты как?

От: хенджинище Кому: Вы я рад за тебя если честно то хуево я наверное сегодня не пойду в школу ощущение что меня сейчас блеванет ты справишься без меня?

От: Вы Кому: хенджинище да или ты думаешь что я умру от скуки и одиночества?

От: хенджинище Кому: Вы но по мне ведь скучать будешь? ((((((((((((((я завтра приду если не умру

От: Вы Кому: хенджинище я подумаю насчет скучаний

От: хенджинище Кому: Вы бебебебебе но если что пиши

От: Вы Кому: хенджинище конечно бро

От: хенджинище Кому: Вы удачи сегодня Джисон отбрасывает телефон в сторону, запускает руку во все еще мокрые после душа волосы и думает. Может, это хорошо, что Хенджин сегодня не придет. Хан точно возьмет себя в руки к завтрашнему дню. Другой вопрос — нужна ли ему сейчас чужая поддержка?Джисон настолько привык самостоятельно склеивать себя по частям после ссор, что не уверен, что может объективно ответить на этот вопрос. В любом случае Хвана все равно сегодня не будет. Джисон знает, что справится и, наверное, в пятницу все расскажет, если решится. Он же обещал Хенджину, что больше не будет о таком молчать. Тяжело, слишком трудно повторить это даже про себя. Парень быстро допивает остывший кофе, ставит окно на проветривание и идет в комнату собираться, понимая, что сегодня придется поехать на автобусе. Перед выходом Джисон открывает ящик с лекарствами и берет обезболивающее, про которое ему говорила мама, закидывая в рот пару таблеток и надеясь, что станет полегче. Взгляд падает на медицинские маски, и Хан берет одну из них. Оправдываться перед учителями и знакомыми за разбитое лицо нет никакого желания, поэтому просто можно сказать, что он заболел. Тем более, у него и правда голос охрип. Джисон натягивает маску прямо в квартире. Он смотрит на себя в небольшое зеркало в прихожей. Стыдно. И даже непонятно за что. Уроки идут своим чередом. Хан старается сконцентрироваться на учебе, даже отвечает на несколько вопросов учителей под их удивленные взгляды. Джисону просто необходимо чем-то отвлечься, ведь рядом нет даже Хенджина. Хотя, с ним эти фокусы с маской точно не сработают. Разбитую бровь скрыть ведь не удалось. Знакомые в школе тоже удивленно спрашивают, что произошло, а Хан отмахивается и говорит, что врезался в дверной косяк, пока в груди все сжимается. Обсуждать с кем-то, что произошло на самом деле, нет никакого желания. Джисону даже страшно представить, если об этом узнает кто-то, кроме Хенджина. Тогда жалости и, возможно, даже насмешек от всей школы точно не избежать. После уроков Хан почти уходит домой, пока не вспоминает про дополнительные по математике. Он совсем к ним не готов, а сейчас контрольная. Джисон понимает, что у него даже не было времени и сил к ней готовиться, поэтому себя не винит. Ему хоть и немного все равно, но сдать экзамены он точно решает хорошо. Хану же нужно уехать. Учебу ему никто не оплатит, а оставаться в этом городе он не намерен. После вчерашнего уж точно. Джисон понимает, что не сможет терпеть это и после окончания школы. Если тот миг, который он так спешит приблизить каждый день, ничего не изменит, то Хан сломается окончательно. Парень натягивает маску повыше и осознает, что опаздывает. На телефоне висят несколько сообщений от Хенджина, пока Джисон старается быстрее дойти до кабинета. Он настолько путается в своих ногах и желании поскорее попасть в класс, что не замечает, как на кого-то натыкается. Хан сразу отходит назад и уже хочет извиниться, но так и замирает. Он совсем забыл про Минхо. Ли же, видимо, ждал его у кабинета, где они всегда и встречались. Джисон смотрит на то, как улыбка, с которой Минхо был готов его встретить, сменяется на удивление, а затем на что-то обеспокоенное, едва мелькающее в чужих глазах. Хан молчит, ждет, что ему скажут. Начинать оправдываться заранее — глупо. Ли медлит, прижимая учебники ближе к груди, пока оглядывает Джисона. Он заостряет внимание на чужой ссадине над бровью. Хану хочется прикрыться или спрятаться, но он не дышит и опускает глаза в пол. — Джисон, что случилось? — такой простой вопрос, который ему задавал сегодня почти каждый знакомый. Только вот от Минхо он звучит совершенно иначе. Он бьет куда-то, куда пускать никого не хочется. Хан выдает себя всем, чем можно, и не понимает почему. — Джисон? — Все нормально, — мотает головой Хан, переводя взгляд на Ли, который смотрит на него осторожно. Именно осторожно, подбирая не только каждое слово, которое хочет ему сказать, но и движение. Будто бы Минхо его читает насквозь. Джисон это не нравится, но и рассказывать правду он не собирается. — Ударился о дверной косяк. — А маска? — Просто заболел. Не переживай. Переживает ли за него Ли? Скорее всего, да. Зачем ему это делать? Хан не знает. Джисон не может сдвинуться с места, понимая, что они уже опоздали на занятие. Минхо не торопится, молчит, не верит. Хан бы сам себе не поверил. Не поверил бы и Хенджину, если бы тот ему такое сказал, докопался бы до самой сути, потому что Хван ему важен. Будь это любой другой человек, Джисон бы отступил, не стал бы притворяться, что ему не все равно и что он хочет помочь. Но важен ли он Минхо? Вопрос какой-то глупый, вводящий в ступор, хоть и имеет вполне логичный ответ. Хан не должен быть ему важен, как и Ли ему. Они просто ученики параллельных классов, которые пересекаются по учебным вопросам и на дополнительных занятиях. Джисон ничего не знает о Минхо, кроме каких-то известных всем фактов и слухов. Хана это и не должно волновать. Но ему же было неприятно после того, что сказали про Ли на курилке. Джисон же не сдержался и спросил, правда ли это или нет. Он же переживал. Может, парень и не забивал себе этим голову, не задумывался об этом каждый день перед сном, но это же и правда было. Хан смотрит на Минхо и ждет, когда тот скажет, что им пора на занятие. Подавить неравнодушие к другому — просто. Джисон знает это по себе. Гораздо сложнее сохранить обратное. И он ждет, когда Ли это наконец-то сделает. — Ладно, пошли, — кивает Минхо, поджимая губы. Хан переводит дух и кивает в ответ. Они проходят несколько шагов, которые остаются до кабинета, но внезапно Ли останавливается. Джисон хмурится и смотрит на него с непониманием. Минхо мнется, бегает по нему глазами и делает глубокий вдох. — Джисон, ты можешь снять маску? Пожалуйста. — Зачем? — испуганно и слишком резко спрашивает Хан хриплым голосом. Ему не хочется делать этого совершенно. Погружать в свои проблемы даже Хенджина кажется чем-то обременительным и позорным. Минхо это не нужно. Он сам не понимает, во что себя ввязывает, когда просит его о таком. — Я просто-, — Ли в ступоре, Джисону хочется зажать его до конца, чтобы тот больше об этом не говорил. Страшно, что его раскроют прямо так легко. — Мне кажется, что ты мне что-то не договариваешь. — И что? — Хан хмурится. Они не друзья, даже не близкие к этому знакомые. Грубить Минхо не хочется, но приходится. Может, если они после этого разговора перестанут общаться, то так будет даже лучше. — Я хочу тебе помочь, — напрашивается если. Жгучее если, которым Ли мог подставить под сомнения свои убеждения о том, что с Джисоном что-то не так. Минхо этого не говорит. Он молчит, уверенный в своих словах и готовый идти дальше. Хан сам себя загоняет в угол. Парень не знает, что ответить, потому что у незнакомых людей помощь не просят и не принимают. Его этому слишком хорошо научили. — Тебе что-то от меня нужно? Я не понимаю, — Джисон начинает злиться. Минхо округляет глаза, но ждет, пока тот договорит. — Ты помогаешь мне за просто так, извиняешься за то, в чем не виноват. Ты делаешь это от какой-то скуки или потому, что пытаешься казаться хорошим? — Хан делает глубокий вдох, игнорируя выражение лица Ли, которое полностью состоит из удивления. — Можешь не притворяться рядом со мной, что тебе не все равно. Мне не нужна твоя помощь. Если тебе нужно что-то узнать от меня или какая-то помощь, то просто скажи об этом сейчас, и мы закроем тему. Джисон не из тех людей, которые будут верить в глупые сказки о том, что вокруг все люди добрые в душе. Они, скорее, все злые, но просто хорошо это скрывают. Хану хватило последних нескольких лет, чтобы это понять. Никто не общается с тобой просто так. Всем что-то нужно, все пытаются тебя использовать лишь ради собственных целей. Джисон уже велся на такую помощь, и ничем хорошим это не закончилось. Хорошие люди проверяются только временем, совместным опытом, падениями и взлетами. Однако Хан знает, что Минхо не хочет ему ничего плохого. Парень понимает, что все чужие намерения искренние. Но Хан не хочет пускать его в свой мир только потому, что там одна боль. Ли это не нужно. У него своих проблем по горло, Джисон в этом уверен. Все это глупо, все их общение — одна сплошная глупость, потому что Хану не нравится, Хану страшно из-за того, что Минхо читает его насквозь и старается обойти все острые углы. Джисон отталкивает Минхо, не потому что тот делает ему больно. Хан отталкивает его, потому что боится сделать больно сам. — Ты же знаешь, что это не так, — тихо говорит Ли, а Джисону хочется просто оборвать этот разговор и уйти в класс. Он знает, но ему ничего и ни от кого не нужно. Он справится сам. — Я знаю, что Хенджина нет в школе, и я вижу, что что-то произошло. Пожалуйста, Джисон. Ты не должен держать все в себе. Я постараюсь сделать все, что смогу. — Хочешь узнать, что произошло? — Хану кажется все это глупой шуткой. Ему хочется начать нервно смеяться, биться головой о стенку и кричать, потому что Минхо кивает и ждет. Джисону плевать, ему уже настолько становится плевать, что он хоть сейчас пойдет и расскажет о том, что сделал с ним отец всей школе. — Хорошо, ладно. Я сниму маску. Хан и правда это делает. Он стягивает с себя маску одним движением, наблюдая за реакцией Минхо. Тот округляет глаза и чуть не роняет учебники. Джисон тут же надевает ее обратно. Вспышка гнева и негодования резко сменяется отвратительным чувством, которое расползается по всему телу и заставляет задыхаться. Хану кажется, что все его мнимое спокойствие, которое он сегодня сохранял, просто куда-то исчезло. Ему и правда тяжело. Джисон настолько не в порядке, что у него начинают трястись коленки и мутнеть в глазах. Он уже жалеет, что не рассказал обо всем Хенджину. Земля будто бы уходит из-под ног, но Хан успевает среагировать и схватиться за стенку. Он слышит, что Минхо ему что-то говорит, кажется, даже хватает его за плечи. Все словно в тумане. Джисону хочется выбраться, перестать чувствовать все это, но просто не может. Тело стягивает, на коже выступает холодный пот, раны начинают пульсировать так сильно, будто бы их нанесли только что. В жизни у парня совсем немного правил, но самым главным из них является умение быть сдержанным. На эмоциях, на разговорах, на чувствах, даже на собственных переживаниях. Джисону кажется, что так проще. Конечно, он открывается Хенджину, но только ему одному и больше никому. Однако Хан не уверен, что хоть раз плакал в присутствии друга. Чем реже говоришь о своих проблемах другим, тем проще с ними справиться. Джисон шел с этой мыслью долгие года, порой корил себя за сухость и некую черствость, но привык и смирился. Намного легче было просто создать себе образ, ненастоящий, такой, в который Хан иногда верил сам. У этого Джисона всегда все нормально, он не грустит, не сдается, слегка пассивно относится к тому, что происходит вокруг. Хан понимает, что это не он. Как бы парень не старался казаться сильным, он не может справиться со всем. Жизнь будто бы проверяет Джисона на прочность. Он ничуть не удивляется, когда она проделывает в нем дыру. Залатать ее не помогут никакие бинты и мази. — Джисон, ты меня слышишь? — спрашивает Минхо, наверное, не в первый раз. Хан находит в себе силы только слабо кивнуть. Парень выпрямляется, пытаясь привести дыхание в норму, пока Ли отходит от него на несколько шагов. — Я попрошу учительницу, чтобы мы написали контрольную в понедельник, хорошо? Я сейчас вернусь. Хан не успевает ничего ответить, как Минхо скрывается за дверью кабинета, до которого они буквально не дошли пару метров. Мы. Теперь из-за него Ли еще и контрольную пропустит. Хану стыдно перед парнем, на глазах которого все это произошло. Хану стыдно и перед самим собой за то, что просто взял и потерял контроль. Что было бы, если бы Минхо сегодня не пришел? Было бы проще? Джисону хочется ударить себя за такие мысли. Хочется научиться принимать помощь как нормальный человек, а не закапывать себя еще глубже. Ли выходит из кабинета через несколько минут, оглядывая Хана, и затем достает из кармана телефон. — Тебе не нужно было отпрашиваться, — начинает Джисон, потому что его все это сжирает изнутри. Ему тяжело, ему невыносимо хочется что-то сделать, как-то отмотать время назад. — И меня тоже. Я бы как-нибудь написал контрольную. — Как-нибудь? Ты чуть в обморок не упал прямо в коридоре, — Минхо говорит это без надрыва, и Хан понимает, что он прав. Дай бог, он бы сообразил, какой у него вариант и тема работы. — Я могу вызвать тебе такси до дома… Или ты не хочешь домой? — Я не знаю, — Джисон понимает, как отчаянно это звучит. Наверное, со стороны он и правда выглядит слабым побитым щенком, который не знает, куда себя деть. Домой не хочется от слова совсем. Там мама скоро придет, будет донимать со своими разговорами. Там Хан наедине со своими мыслями в замкнутой комнате, из которой не сбежишь. Минхо поджимает губы. — Можем поехать ко мне, если ты не против, — предлагает Ли, а Джисон напрягается. Ему не хочется навязываться, потому что четкое ощущение, что Минхо делает это из-за какой-то жалости. — А твои родители? — уточняет Хан, пытаясь найти причину не ехать к парню. — Я живу один, — говорит Ли, теребя рукав рубашки, нервничая. Джисон тоже мнется. — Я не-, — начинает парень, но его перебивают. — Мы можем поделать математику. Тебе, наверное, что-то все равно непонятно, — проговаривает Минхо, ожидая какой-то реакции от Хана, но видит, что ему не это нужно услышать. Как он это делает, Джисон не может даже и предположить. — Тебе, скорее всего, неловко, ты думаешь, что я тебя жалею, но это не так. Джисон, я тебя понимаю, поэтому предлагаю поехать со мной. Не накручивай себя, пожалуйста. — Ладно, — соглашается Хан, потому что. Он не находит оправдание этому поступку. Джисон не думает, что сможет схватиться за какую-то дельную мысль, объясняющую почему он решает поехать с Минхо. Наверное, идти к Хенджину сейчас было бы правильнее. Но тот начнет расспрашивать, будет переживать, а Хан к этому не готов. Минхо ему кивает, и они идут в сторону лестницы. Их автобус приходит сразу же. Джисон не решается спросить, где Минхо живет. Они, вообще, не говорят, пока едут. Ли только иногда обводит его взглядом, будто бы убеждаясь, что здесь и никуда не исчез. Хан этому, если честно, рад. Ему не хочется этих глупых разговоров, начало которых бы означало, что ничего не произошло. Таких ему еще хватит за будущие года. Джисон лишь смотрит в окно, игнорируя острую боль в спине, пытаясь понять, в какую сторону они едут. Вроде бы, в центр. Хан не удивляется, ведь он знает, что Минхо из обеспеченной семьи. Тем более, он живет один. Джисон совсем немного, но завидует. Он понимает, что ничего не знает о семье Ли, может, самого парня это не очень и радует, поэтому никаких выводов делать не собирается. Внезапно вспоминаются непрочитанные сообщения от Хенджина. Наверное, парочка есть от мамы. Отвечать сейчас совсем не хочется. Джисон надеется, что мама не будет злиться, когда он вернется домой, хотя бы из-за вчерашнего. На улице промозглый холод. Хочется закурить, но горло все еще болит и перед Минхо неудобно. Тот идет рядом, периодически сворачивая во дворах, пока не подходит к одной из типичных новостроек, которых в их городе было довольно много. Джисон не запоминает дорогу, даже номер подъезда, но в этом районе он все же много раз бывал. В городе особо не развернешься, поэтому почти каждый уголок был им изучен еще несколько лет назад. Лестница, лифт, дверь квартиры. Хан настолько не следит за временем, что ему кажется, что всего несколько минут назад они стояли в школьном коридоре. Но нет, Минхо уже аккуратно поворачивает ключ и заходит в квартиру. Джисон редко бывает в гостях разве что только у Хенджина или на каких-то тусовках. Он неловко заходит следом, немного жмурится от яркого света в прихожей и оглядывается. У Минхо самая обычная квартира, в ней пахнет чем-то теплым, приятным, и это что-то обволакивает его с ног до головы за несколько секунд. Хан снимает куртку и отдает ее парню, который убирает вещь в шкаф, стягивает кроссовки и идет за Ли. В квартире вся мебель новая, белая, идеальная чистота и просто красиво. Кухня объединена с гостиной, Джисон замечает открытую дверь, за которой, наверное, комната самого Минхо, и еще одну, где ванная. Он тушуется, когда чувствует на себе взгляд Ли, потому что, наверное, слишком заметно пялится на окружающую его обстановку. — Ты хочешь есть? — спрашивает его Минхо, а Джисон хоть и понимает, что утром позавтракал одним кофе, а в обед в столовой решил пропустить, но мотает головой. Ли недоверчиво щурится. — Ты очень плохо врешь, Хан Джисон, ты знаешь об этом? — Я правда не хочу, — пытается оправдаться парень, но в животе предательски громко урчит. Джисону хочется дать себе по лицу. — Я же говорю, — скрещивает руки на груди Минхо. Только сейчас Хан оглядывает его полностью. Обычная школьная форма, слегка спутанные из-за ветра рыжие волосы, ничего нового. Ли выглядит так, как и обычно. Но есть в нем что-то, до чего вроде и рукой подать, но подойти и прощупать страшно. Минхо протягивает ему телефон с открытым приложением. — Выбери себе что-нибудь. За мой счет, — Ли видит, что Джисон хочет начать отнекиваться, но реагирует быстрее. — Я не принимаю отказов. Давай. Хану приходится взять телефон под довольный взгляд Минхо. Становится еще более стыдно. Ли отпрашивает его с контрольной, приводит к себе домой, еще и кормит за свой счет. Минхо садится на диван, не сводя с него глаз, а Джисон осторожно присаживается рядом и долго и тщательно выбирает самое дешевое блюдо в меню. Какой-то удон с курицей, но Хан не особо придирчивый. Он редко ест вне дома, потому что питаться в ресторанах или даже забегаловках часто ему не по карманам. Джисон отдает телефон Минхо, который начинает в нем быстро что-то печатать. Хан вытягивает руки и кладет ладони на колени, стараясь особо не нервничать. Рядом с Ли это все равно не получается. — Все, заказ привезут через сорок минут, — оповещает его Минхо, блокируя телефон и переводя взгляд на Джисона, который просто кивает. Ли обеспокоенно на него смотрит, будто бы хочет что-то сказать. И говорит. — Ты можешь снять маску. Их вредно носить дольше четырех часов. Хан замирает, потому что он совсем про нее забыл. Первое время дышалось тяжело, но затем он привык. Джисон осторожно тянется к маске и стягивает ее со своего лица, вдыхая свежий воздух, чувствуя, как по телу бегут мурашки. Вспоминается собственное отражение, которое он видел с утра в зеркале и становится мерзко. Неужели Минхо не неприятно смотреть на его разбитое лицо? Тот лишь оглядывает его с некоторым сочувствием, придвигаясь чуть ближе. Джисону кажется, что он не дышит, когда Ли внимательно осматривает его раны и хмурится. — Это же не-? — почему-то спрашивает Минхо, мрачнея, а Хан сразу понимает, о ком он. — Нет, это не Чан, — перебивает Ли Джисон, а тот быстро кивает. — Ты их не обрабатывал? — спрашивает Минхо, наклоняя голову вбок. Хан качает головой. Совсем забыл про это. — Ты не против, если я это сделаю? У меня есть специальные мази. — Нет, — отвечает Джисон, облизывая губы и чувствует привкус запекшейся крови. Наверное, губа все-таки треснула в школе. Ли кивает, встает с дивана и идет на кухню, начиная копаться в каких-то ящиках. Минхо возвращается с несколькими мазями и пузырьком перекиси с ваткой. Он садится чуть ближе, практически в плотную, а Хан напрягается. Джисон рассматривает чужое лицо так близко впервые. Парень слегка смущается из-за этого, игнорирует, как сильно горят щеки, и скрещивает пальцы с замок от непонятного волнения. У Ли мягкие черты лица, милая родинка на носу, длинные ресницы и сосредоточенный взгляд. Красивый. Джисон не удивляется тому, что тот так популярен в школе. Минхо наносит на ватку перекись и аккуратно проводит по ране над бровью, пока Хан стискивает губы из-за неприятной боли. Все движения Ли легкие, едва ощутимые. Джисон вспоминает, как парень делал ему перевязки несколько недель назад. Удивительно, что это повторяется снова. Еще же нужно рассказать про синяки на спине. За них Джисону стыдно больше всего. Мазь охлаждает раны, на которых уже образовалась некрасивая корка. Хану кажется, что там останется шрам. Отвратный шрам, который достался ему из-за отца. Меньше всего именно его Джисону хочется видеть, когда он будет смотреть в зеркало. К сожалению, с этим ничего поделать нельзя. Минхо же не отвлекается, игнорируя внимательный взгляд Хана, который следит за его махинациями, чтобы повторить их потом дома. Запускать раны все же глупо. Ли касается холодными пальцами носа, ощупывая косточку, а Джисон громко шипит от боли. — Прости, — извиняется Минхо, поджимая губы. — Просто проверял, не сломал ли ты его, — Джисон в ответ на это кивает. Ли тяжело вздыхает и берет какую-то другую мазь. Знать, зачем ему столько лекарств, Хану не хочется, хоть и сразу становится понятно, что причиной всему Чан. Джисон моментально раздражается, когда вспоминает Бана, и непроизвольно хмурится. Минхо это замечает. — Все нормально? Не хочешь об этом поговорить? Ли сидит неприлично близко, возможно, мысли Джисона уносят его совершенно не туда на несколько секунд, когда он заглядывается на парня, но тут же себя одергивает. Точно. Поговорить. Хану меньше всего сейчас хочется делать именно это. Объяснять все Минхо, получать от него утешения, которые абсолютно бесполезны. Джисон отрицательно мотает головой, а Ли не начинает с этим спорить. Он лишь обводит Хана нечитаемым взглядом и открывает тюбик с мазью. Минхо делает все размеренно, совершенно никуда не торопится. От него веет таким же теплом, которым пропахла его квартира, а Джисон не понимает. Он в последнее время много чего не понимает, но Ли для него сплошная загадка, к которой так хочется найти ключик. Почему с ним рядом так странно, почему он помогает, почему он сейчас рядом. Хан тяжело дышит, когда пальцы Минхо проходятся по его нижней разбитой губе. По коже пробегаются невидимые мурашки, но Джисон все списывает на холодок от мази. Хочется расправить плечи, пройтись, снять напряжение, потому что рядом с Ли его слишком много. — Готово, — как ни в чем не бывало произносит Минхо, отодвигаясь и закрывая мазь. Хан мешкает, чтобы сказать о том, что это не так, и получает удивленный взгляд Ли, который сменяется грустным и обеспокоенным. — Это не все, да? Джисон кивает и молча снимает толстовку, корчась от нестерпимой боли. Хан осматривает бинты, которые на удивление не сползли за день, и начинает их разрывать, чувствуя, как вместе с ними отрывается корочка, которой успели затянуться некоторые раны. Приходится терпеть. Хана начинает тошнить, когда он чувствует взгляд Минхо на себе. Конечно, Ли его жалко. Джисон просто ненавидит, когда его жалеют. Он медленно разворачивается к Ли спиной и слышит, как тот прерывисто выдыхает. Чужие пальцы невесомо очерчивают самые сильные синяки, Джисон поджимает губы, с облегчением понимая, что он так рад не видеть выражение лица Минхо в этот момент. Чувство слабости, которое так хочется вырвать из себя клешнями и больше никогда его не испытывать. Хану иногда кажется, что оно прилипло к нему навсегда. — Джисон, ты уверен, что не нужно обращаться в полицию? — внезапно спрашивает Ли, а Хану кажется, что он теряет дар речи. Сразу в голове мысли о том, какой скандал будет дома, если он это сделает. Джисону в жизни не хватит смелости написать заявление на собственного отца. — Нет, — отвечает парень, кладя руки себе на колени. — Тебе не нужно переживать из-за этого. Ты и так делаешь слишком много. — Ладно, — недоверчиво произносит Минхо, а Хан внезапно чувствует себя виноватым. Ли не должен был быть втянут во все это. Джисон ощущает себя обязанным сделать что-то хорошее и для Минхо тоже. Только вот от него одни проблемы. — Хочешь поговорим о чем-нибудь? — Я не-, — начинает Хан, потому что он даже не знает, что сказать сейчас. В голову приходит может и глупая, но все-таки мысль. — Можешь рассказать что-то, — Джисон делает паузу. — О себе? — Я думал, ты и без моих рассказов про всех все знаешь. В том числе и про меня, — Минхо прижимает ватку к ранке слишком внезапно, что заставляет Хана от неожиданности сжать подушку на диване. Печет нещадно. Он хмыкает на слова Ли. — Знаю я может и многое, — говорит Джисон, слегка облизывая губы и морщась от неприятного привкуса мази. — Но не все же. — Думаешь, я успею рассказать о себе все за несколько минут? — насмешливо произносит Минхо, продолжая обрабатывать раны. — Попробуй, — бросает ему Джисон, на что Ли фыркает. Говорит он и правда немного, потому что Хан иногда отвлекает Минхо расспросами или начинает рассказывать сам. Зато Джисон узнает достаточно рандомных фактов о Ли. Он любит осень, Рождество, играть на фортепиано, ухаживать за своими цветами, готовить, смотреть фильмы больше, чем читать, математику, вызывая этим целую кучу негодования у Хана, светлые оттенки и зеленый чай, в детстве мечтал стать космонавтом, Джисон, кстати, тоже, а еще хочет завести кошку. Хан даже не замечает за разговором, как Минхо заканчивает с обработкой синяков, а мазь подсыхает. Ли заклеивает несколько ран на спине большими пластырями, Джисон натягивает толстовку, и они продолжают говорить обо всем подряд. Пропадает куда-то та неловкость, с которой Хан пришел к Минхо домой. Если честно, он даже и не думал, что с Ли можно будет хоть о чем-то поговорить, кроме учебы, хотя и понимал, что Минхо интересный. С ним спокойно, он не переходит личные границы, всегда знает, где остановиться и как плавно перевести тему. Например, родителей они не обсуждают вообще. Может, Ли понимает, что у Джисона проблемы именно с семьей, но он в любом случае за это мысленно благодарен парню. Приходит доставщик, Хан удивляется, когда видит, что Минхо заказал то же самое. Тот это замечает, но ничего не говорит, продолжая поедать лапшу палочками. Между едой они еще переговариваются, Ли смеется с очередной глупой шутки Джисона, а тот понимает, что ему именно это и было нужно. Просто поговорить с кем-то по душам, не зацикливать внимание на произошедшем, потому что Хан вполне может сделать это самостоятельно. Джисон даже и не мог представить, что человеком, с которым он может так провести время, будет именно Минхо. Хан не чувствует необходимости становиться с ним друзьями, но просто иногда поболтать и обсудить что-то с ним можно. Ли все еще для него странный. Каждый его ответ предугадать сложно, понять, о чем он думает — еще сложнее, но Джисона это заинтересовывает только сильнее. Интрига в любой фразе, нестандартные манера речи и общения — Хан слишком падок на таких людей. Узнать Минхо хочется с каждой минутой все больше и больше. Хенджин его точно убьет. — Наверное, ты не хочешь заниматься математикой сейчас, да? — спрашивает Ли, собирая бумажные коробки от еды со столика перед диваном. Джисон пожимает плечами. — Можем посмотреть фильм. Ты не против? Ну, или тогда будем нарешивать примеры по алгебре. — Нет, нет, давай фильм лучше посмотрим, — быстро мотает головой Хан, потому что от математики его сейчас точно стошнит. Минхо мягко ему улыбается, а Джисон не может понять, отличается ли эта улыбка чем-то от прошлых. Правда ли парень хочет, чтобы Хан здесь находился или просто вежлив с ним? Джисона эти мысли опускают на землю, он откидывает голову на спинку дивана и морозит взглядом черный экран телевизора. В груди из ниоткуда появляется неприятный осадок. Минхо выбирает фильм на свой вкус, потому что Хану все равно, что смотреть. Он никогда не был придирчивым в таких вещах. Только вот большую часть фильма Джисон проводит в своих мыслях. Он пару раз непроизвольно оглядывает Ли, который не отрывается от телевизора. Хан уже знает, что ему на все это скажет Хенджин. Только вот он совсем не понимает, что ему ответит. Ли Минхо. Что вообще можно о нем сказать? Тем более, Хвану, который с ним лично пересекался всего один раз. Джисону кажется, что ему нечего будет сказать даже после сотен встреч с Минхо. Проанализировать и понять его намерения не получается, Хана это бесит. Хенджин точно начнет говорить невпопад, обидится на то, что Джисон не рассказал ему о том, что они ходят вместе на математику раньше. Но это же была простая математика. Никто не думал, что Хан сможет побывать у Минхо в квартире. Джисону хочется относиться ко всему этому проще, но он просто не может. Тревога, возможно, целая куча переживаний терзают парня. Минхо не дает прямых ответов, увиливает от раскрытия того, что Хану знать просто необходимо. В это время Джисона читают как открытую книгу. Хан не любит, когда играют нечестно. На середине фильма у Джисона начинают слипаться глаза. Он совсем не выспался за прошлую ночь. Кажется, что она пролетела мимо всего за пару минут. Хан пытается сфокусировать взгляд на экране телевизора, привести себя в чувства, но сил просто нет. Джисон и сам не понимает, как проваливается в глубокий сон прямо на диване в квартире Минхо. Просыпается Хан от резкой боли в спине и в горле. Совсем не хочется открывать глаза, но в голове моментально всплывают все события прошедшего дня, и Джисон быстро поднимается, удивленно оглядываясь. Дневной серый цвет слабо освещает гостиную Минхо. Хан лежит на том самом диване, укрытый одеялом. Ли даже принес ему подушку. Моментально Джисон паникует, потому что сегодня учебный день, а он не написал вчера ни маме, ни Хенджину. Почему Минхо его не разбудил и не отправил домой, Хан не знает. Джисон с неохотой берет телефон, наблюдая за количеством пропущенных звонков, и с облегчением вздыхает, когда не видит иконку отца. Хан надеется, что мама простит его и не будет ему рассказывать. Тогда Джисон точно не жилец в следующий раз. Хан, не читая сообщения мамы, потому что понимает, что там только просьбы сказать, где он, и вопросы о том, почему не пришел домой, и пишет, что был у Хенджина, надеясь, что она ему еще не писала и не звонила. За вранье Джисону точно влетит. Хан открывает диалог с Хваном и читает последние сообщения. От: хенджинище Кому: Вы ты не отвечал вчера весь день джисон не игнорируй меня пожалуйста? ты придешь в школу? ДЖИСОН БЛЯТЬ я тебя убью ты хоть живой? какого хуя ты мне говоришь что у тебя все в порядке а потом пропадаешь блять если ты сдох я прибью тебя еще раз ты меня слышишь? мне твоя мама написала ты блять что даже не дома я ей не отвечу если ты отпишешься до конца дня это из-за отца? джисон ГДЕ ТЫ ПОЧЕМУ ТЕБЯ НЕТ В ШКОЛЕ в смысле ты заболел какая в пизду маска позвони мне ладно? я нихуя не понимаю Джисону стыдно за каждое пропущенное сообщение от Хвана. Ему стоило ответить, предупредить друга и рассказать обо всем хотя бы в общих словах. Хан чувствует себя эгоистом. Он снова думает только о себе, о своих проблемах и ни о ком вокруг. Бывают такие отвратительные моменты, когда не хочется никому отвечать, это нормально, но не сейчас. Не вчера, когда Джисон даже маме не сказал, где он. Хан злится на самого себя и еле сдерживается, чтобы не швырнуть телефон в стену. Противно, он даже не знает, что ответить, чтобы себя оправдать, но сделать это нужно.

От кого: Вы Кому: хенджинище

хенджин прости меня пожалуйста все в порядке я в порядке я тебе все объясню ладно? позвони мне после уроков

Джисон ждет несколько минут, но Хенджин сообщения не читает. Наверное, занят. Сейчас же уроки идут. Хан блокирует телефон и поднимается. Все тело ломит, но это не из-за дивана, который достаточно удобный, а из-за ран. Вчера было легче. Наверное, из-за шока. Джисон оглядывается еще раз и понимает, что Минхо ушел. Он оставил Хана одного в своей квартире. Джисон закипает из-за осознания того, что он совсем не понимает логику Ли, но тут же себя останавливает, потому что это все равно ни к чему не приведет. Хан не знает, как ему выйти из квартиры и пойти домой, потому что пересекаться с Минхо не хочется по непонятным ему самому причинам. У Джисона каша в голове из-за Ли, с которой надо разобраться. Хан еще раз окидывает взглядом гостиную и замечает на столике маленькую записку, которую берет в руки.

Ты уснул почти в самом конце фильма, и я не стал тебя будить. Надеюсь, что у тебя не будет проблем из-за того, что ты не пошел в школу:( Прости. Я подумал, что тебе нужно отдохнуть. Ключи лежат в верхнем ящике тумбочки в прихожей. Отдашь в понедельник (кстати, после уроков идем писать контрольную, не забудь). Я оставил тебе одежду на тумбочке, можешь переодеться и тоже вернуть потом. Еще возьми мази, которые лежат на столе. В инструкции написано, что и когда нужно наносить. Возвращать не нужно, у меня таких много. Поправляйся.

Джисон перечитывает записку от Минхо несколько раз, хмурясь и кладя ее обратно на стол. А если Хан его обкрадет? Ли об этом не думал? Нет, Джисон, конечно, этого делать не собирается, но все же. Непонятно, с какой стати Минхо решает ему настолько довериться, но Хан окончательно решает, что весь вчерашний день он примет для себя как простую вежливость со стороны Ли. Джисону не хочется заводить себя в тупик очередными рассуждениями, поэтому сделает вид, что Минхо ну уж очень было его жалко. Хан бы сам такого человека искренне пожалел. Джисон смотрит на сложенную одежду на тумбочке у окна, но не решается ее взять. Поедет в своей. Брать еще и чужие вещи — слишком. Закинув в рюкзак мази, Хан игнорирует настойчивое желание осмотреться в квартире Минхо повнимательнее. Ему это сейчас не нужно. Ключи Ли с милым брелком с кошкой Джисон прячет в отдельный карман рюкзака, пока едет в лифте. Не дай бог он их еще потеряет. Наверное, стоит написать Минхо спасибо, потому что вчера Хан совсем забыл его поблагодарить. Джисон бесится, когда выходит на улицу, едва не пинает мусорный бак, потому что он так обычно себя не ведет. У него все продуманно, он ничего никогда не забывает. Может, это все из-за отца. Вчерашний день и правда был тяжелым, поэтому Хан дает себе поблажку. Он достает из рюкзака мятую пачку сигарет и обезболивающее, закидывается парочкой таблеток и закуривает, тут же морщась от противного дыма, который напоминает ему только об одном. Горло садит от неприятной боли, но курить парень продолжает. Холодный воздух окунает его в суровую реальность, из которой его на несколько часов забрал Минхо. Думать о нем как о каком-то спасителе — глупо, но Хану и правда становится полегче. Джисон грубо сплевывает на грязный асфальт и делает глубокий вдох. Нужно идти домой. Произнося эту фразу про себя, Хан напрягается. Слово «дом» давно перестало быть для него синонимом комфорта и заботы. Осталась пустая оболочка, которая давит на тебя со всех сторон. Почему-то именно там, где ты прячешься от всего вокруг, тебя видно насквозь. Парень понимает, что все выходные ему придется залечивать свежие раны не только на коже, но и изнутри. Пройдут ли они однажды окончательно, неясно. Джисон щурится от яркого солнца, которое сегодня не скрывается за тучами. Оно совсем не греет.