первообразная

Запах спирта и зеленый свет медленно, но верно забираются в голову, под одежду, нависают на плечах, заставляя задыхаться. Джисон бездумно смотрит на стену перед ним. Больничная суета до него не доходит. Он не спал сутки, не ел почти столько же, поэтому хватает сил только на одно — сидеть и ждать. Хан отчаянно запрещает себе думать. Искусанные пальцы и острая боль в голове говорят об обратном. Он в какой-то прострации где-то с утра этого дня, места для тревоги и переживаний не осталось. Врачи сказали, что Хенджин будет в порядке. Джисон знает, что это не так. Ощущение, что все это — только начало, его не отпускает. Что все, что было до этого — лишь детские игры. Кажется, в этот раз они оба вляпались во что-то серьезное. Оставить рукава белоснежно чистыми не удалось по итогу никому из них двоих. Хан помнит в красках, что испытал, когда Хенвон вбежал в класс и сказал, что Хенджина избили в спортзале. Ужас, недоверие, страх, паника. Осознание, что и с кем произошло за пару секунд, заставило руки Джисона нещадно трястись, а дыхание участиться. Пока учительница попросила всех оставаться на своих местах, Хан незаметно выскальзывает из класса. Будто бы не в своем теле парень добирается до спортзала, где уже столпились остальные школьники. Хван выглядел ужасно. Разбитый нос, губа. Когда Джисон замечает на полу лужу крови, его едва не скрючивает пополам прямо при всех. Он пробирается через учеников, лишь бы убедиться, что Хенджин живой. Физически — да. Морально Хану по пульсу на шее не понять. Джисон шепчет ему что-то нечленораздельное, сжимая ладонь, но Хван точно без сознания. Десятки глаз направлены сейчас на них обоих, но никто не знает, что их ждет. Джисон и сам не может дать точный ответ. Ад? Благое спокойствие? Есть только четкое предчувствие, что Чан не отстанет. А Джисон будет следующим. Когда Хенджина забирают на скорой в городскую больницу, Хан так и остается сидеть на лавочке в школьном дворе, всматриваясь в зарытое под тучами небо. Еще на каникулах сквозь пелену мимолетного счастья и желания забыть Джисон несколько дней не спал нормально из-за тревожных мыслей. Знал, что не мог Феликс промолчать и не доложить Чану, что их видел Хенджин. Просто не мог. Но в их случае предупрежден - не значит вооружен. Глупое совпадение, очередное невезение и любопытство. Хан не представляет, как он это выдержит. Слезы сами накатываются, но Джисон не позволяет себе долго сидеть в таком состоянии. Он находит силы встать со скамейки и пойти в сторону остановки. До больницы Хан добирается в тумане. Там ему показывают, где можно посидеть, и оставляют наедине со своими мыслями на долгие часы. Джисон не знает, во сколько к нему подходил врач, чтобы спросить что-то про Хенджина. Базовая информация про родителей, причину и прочее. Хан с трудом собирает распавшиеся обломки памяти вместе и кое-как отвечает. Врач смотрит на парня внимательно и предлагает войти в палату, чтобы немного посидеть с Хваном, пока медсестры не вернулись. Соглашаясь, Джисон сам не знает, на что себя обрекает, потому что это больно. Хан сидит на маленькой табуретке возле кровати Хенджина, вслушиваясь в размеренное пищание кардиографа, и не решается дотронуться. Поправляться Хван будет долго. Дыхание спирает, пока Джисон рассматривает, раны друга. Он никогда не сможет понять людей, которые считают насилие по отношению к другим чем-то нормальным. Чан, его отец — реакция моментальна. Хана прошибает током, когда он вспоминает, что похожие травмы оставил ему отец. Хочется вскрыть себе череп, вырезать из своей головы все, что напоминает Джисону о нем. В палате становится невыносимо и душно. Он медленно с каменным лицом поднимается с табуретки и выходит в коридор, который и становится его пристанищем на долгие часы. Так Хан досиживает примерно до обеда следующего дня, пару раз проваливаясь в сон на полчаса-час. Его телефон разрывается от звонков матери, на которые Джисон отвечает коротким сообщением, что Хенджин попал в больницу и он сейчас с другом. Ответ мамы Хан читает одними глазами. Она просит вернуться до завтра, потому что приезжает отец. Пальцы едва двигаются, застывая в безмолвии и даже некой скорби, от которой Джисон не может избавиться. Повторять, что все будет хорошо, уже бессмысленно. Пора смириться, что все плохо и что с этим нужно что-то делать. Хан знает, что он бессилен перед обстоятельствами, но готов помогать Хенджину как может, когда тот очнется. Но кто поможет Джисону, которому вновь придется столкнуться с отцом, его необъяснимыми поступками и просто нахождением в одной квартире? Полагаться на самого себя — правильный способ, но с каждым разом он все менее эффективный. Хан теряет себя, роняет частичку собственной души каждый день, понимая, что скоро его не останется совсем. Джисон проваливается в очередную дрему, пока не слышит вокруг себя копошение. Хан с трудом открывает глаза, но не до конца просыпается. Сквозь смуты перед ним появляется хмурое лицо Чанбина, разглядывающего его самым серьезным взглядом на свете. Ничего, кроме злости и агрессии, нахождение Со в больнице не вызывает. Его вина тут тоже есть. Джисон чувствует это каждой клеточкой тела, когда вспоминает, зачем вообще Хенджин тогда пошел на бал, ради встречи с кем. Чанбина хочется приложить головой к отвратительной стене, которая мозолила глаза Хану все это время, чтобы это именно он лежал на больничной койке вместо Хенджина, который ничем это не заслужил. Джисон собирается и поднимается с сидений, подходя ближе к Со, который не шевелится и смотрит в ответ. — Ты-, — шипит Хан, но внезапно между ним и Чанбином появляется чья-то рука, а затем лицо. Джисон игнорирует желание умереть прямо сейчас и в этом коридоре, продолжая смотреть на Со взглядом полным ненависти и презрения. — Джисон, стой, — Хан не удивляется, что Минхо оказывается в больнице вместе с Чанбином, но видеть его сейчас совсем не хочется. К ноющей боли в голове прибавляется еще одна, но только в груди и в десятки раз сильнее. Джисон не сопротивляется, смеряет взглядом Ли, который с беспокойствием оглядывает парня, и отходит назад, вновь усаживаясь на сидения. — Зачем пришли? — может, Джисону сейчас кто-то и что-то нормально объяснит. Он окидывает взглядами обоих парней, стоящих рядом. Нежелание с ними разговаривать Хан не скрывает. — Хенджин очнулся? — спрашивает Чанбин, игнорируя вопрос Хана, тем самым заводя его еще больше. Джисон видит, как Минхо напрягается всем телом, словно предчувствуя реакцию Хана. Тот лишь усмехается. — Ты будешь последним, с кем он поговорит, когда придет в себя, понял? — с неприязнью плюется Джисон, отчеканивая каждое слово. Со смотрит на него в ответ с пустыми глазами. — Думал, будешь водить его за нос все это время и потом все решишь по щелчку пальцев? Если бы не ты, то- — Я знаю, что я виноват. Именно поэтому я здесь, — Чанбин начинает оправдываться, а Хан не может остановиться, чтобы не задавить его окончательно. Ему обидно за друга, за то, в каком он сейчас состоянии. — То есть, чтобы поговорить с Хенджином, тебе нужно было доводить его до полусмерти? Замечательно, — горько усмехается Джисон, мотая головой. Со скалится. — Ты ни черта не знаешь о том, что происходит, — все, что отвечает Со, отводя взгляд. Джисон готов рассмеяться ему в лицо без сожаления. — Конечно, не знаю, потому что меня никто в ваши разборки с Чаном не посвятил, — в этот момент Хан чувствует четкий взгляд Минхо на себе, но отчаянно его игнорирует. — Но я точно знаю, что ты вел себя с Хенджином, как кусок говна все это время. Поэтому вы оба сейчас же уйдете. — Чан перешел все границы в этот раз, — проговаривает Чанбин и смотрит куда-то вглубь коридора. Краем глаза Джисон замечает, что тот сжимает руки в кулаки и скалится. — Он выкрал личное дело Минхо, он шантажировал ваших одноклассников, чтобы выудить информацию о вас обоих, он избил Хенджина, он- — Мне плевать. Мне насрать на ваши разборки, мне похуй на всех, кроме Хенджина, окей? — психует Хан и встает так резко, что у него кружится голова. Врет самому себе же. Но он держится и смеряет Со взглядом, игнорируя Минхо, готового в любой момент встать между ними. — Единственное, что ты сделал — принес Хенджину боль. Я уверен, что он тебя даже слушать не захочет, когда все узнает. — Ты не-, — начинает Чанбин, а Джисон едва сдерживается, чтобы не залепить тому смачную оплеуху. Настолько ему мерзко от Со, от его показушных оправданий, от вмешательства во все это, когда уже поздно. Останавливает его снова Минхо, который все время молча стоял рядом и наблюдал за их перепалкой. Рука Ли ложится Хану на плечо, парень на автомате прикрывает глаза. Пол под ним словно проваливается. — Джисон, давай поговорим, пожалуйста, — Минхо хоть и звучит мягко, но Джисон так хочет убежать от всего этого. От дышащего ему в лицо напряженного Чанбина, от Ли и его разговоров. Хан устал. Он балансирует на грани спокойствия и истерики и медленно кивает. Джисон оставляет позади Чанбина, накидывая рюкзак на лямку и дожидаясь звука чужих шагов, следует по бесконечным коридорам и кусает губы. Первые несколько дней после встречи с Минхо Хану было тяжело. Обида жгла сердце, не давая мыслить спокойно. Она и сейчас давит на грудь и заставляет сжимать зубы, лишь бы по щекам не потекли предательские слезы. Джисону тяжело и сейчас. Ему не хочется говорить с Ли ни о чем. Ему хочется забыть все: до малейшей детали того вечера, до каждой капельки выпитого алкоголя на каникулах, до всех чужих рук, в которых Хан искал несуществующее. От накатившей тяжести Джисон пару раз теряется в коридорах, но не позволяет Минхо догнать себя. Хану страшно смотреть в чужие глаза. Нужно было отказаться, выгнать их обоих из этой больницы, сказать больше никогда не возвращаться сюда и не трогать их с Хенджином. Джисон думает об этом слишком поздно. Он открывает дверь на улицу, придерживая ее для Ли, который моментально выходит во двор больницы вместе с Ханом. В воздухе пахнет сыростью и грязью, которые неприятным осадком оседают во рту. Мерзко. Парень подмечает во дворике маленькую курилку и следует туда, по пути залезая в рюкзак за пачкой. Курить на голодной желудок, после бессонной ночи — глупо. Но у Джисона вся жизнь такая и поступки тоже. Шарканье шагов за спиной заставляет выпрямить ее. Хан почти уверен, что останется на своем и что разговор пройдет нейтрально. С Минхо поговорить просто правильнее. Он более спокойный и рассудительный, чем Чанбин, который не в себе. Так решает для себя Джисон и наконец-то поворачивается лицом к Ли. Самонадеянно. Минхо смотрит на него тем самым взглядом, заставляющим Хана хотеть провалиться под землю. Взглядом, полным переживания, сочувствия, понимания. Джисону не хочется, чтобы Ли показывал ему это. Хан дрожащими руками пытается поджечь зажигалку, но с разочарованием и злостной обидой понимает, что она закончилась. Продолжая крутить колесико зажигалки до боли в большом пальце, Джисон чертыхается и находится на грани от того, чтобы не бросить ее на асфальт со всей силой. Внезапно Минхо начинает копошиться в куртке и достает оттуда зажигалку, чтобы протянуть ее парню. Хан с глубоким непониманием оглядывает предмет, который странным образом оказался у Ли, но все же принимает его. Пока не возвращает, потому что знает, что эта сигарета не последняя. — Что ты хотел? — Джисон держится молодцом. Голос холодный, равнодушный, спокойный. Ему важно оставаться независимым хотя бы недолго. — Джисон, ты должен позволить Чанбину поговорить с Хенджином, когда тот придет в себя, — Минхо начинает сразу, без лирических отступлений, смотрит серьезно. Хан делает затяжку и усмехается. — Они должны решить эту проблему раз и навсегда. Я тоже это не одобряю. Чанбин поступил плохо, поэтому все должно закончиться. — Ты же понимаешь, что Хенджин тут из-за него лежит? — Джисон выдыхает дым и оглядывает серое здание больницы. Ли поджимает губы и кивает. — Феликс увидел Хенджина с Чанбином тогда на балу. Чанбин тоже его увидел в тот момент, когда началась пожарная тревога, и пошел за Феликсом. Чан не знает, что это был Чанбин, и, вероятно, пытался узнать это у Хенджина, но тот-, — объясняет Ли, хмурясь, когда его перебивают. — Не знал. Хенджин даже не знал, что это был Чанбин, — произносит Джисон и понимает, в какой ситуации оказался тогда Хван. Момент, когда ты не можешь сделать ничего. Хан резко переводит взгляд на Минхо. Ему так не хочется держать Ли на расстоянии, не хочется грубить ему, но он не может иначе. Он справится. — Думаешь, я могу после этого дать Чанбину поговорить с Хенджином? Я даже не представляю, в каком состоянии он очнется и что будет дальше. Я ни черта не знаю. Джисон и правда не представляет, как они будут дальше жить, ходить в школу, существовать нормально. Это все кажется невозможным, таким далеким и забытым, что хочется рассмеяться. Они до сих пор дети. И почему все это происходит с ними, Хан не имеет и малейшего понятия. Парень не может свою душу по кусочкам собрать, взять в руки, стать опорой для самого себя же, когда он практически на грани. Что он сможет сделать для Хенджина, когда тот очнется? Ничего. Утверждать, что все будет нормально, глупо. После самоубеждения на протяжении столького времени они оба споткнулись и упали в яму, имя которой реальность. Она скупа, жестока, в ней выживать нужно. Джисон смотрит на Минхо. Как он все это терпит? Откуда у Ли силы стоять здесь перед ним и пытаться что-то доказать? Хан будет этим поражаться всегда. — Чанбин и Хенджин очень похожи. Ты можешь этого не замечать, но так оно и есть, — говорит Минхо и поднимает взгляд куда-то в небо, подставляя лицо холодному ветру. Хан как зачарованный наблюдает за парнем и не понимает, что он имеет в виду. — Это долгая история. Когда-то Чанбин хотел остановить Чана, но у него не получилось. Я знаю, что Хенджин тоже пытался. Может, они-, — Ли осекается и сжимает кулак на пуговицах рубашки, опуская глаза вниз и поджимая губу. — Они обязаны поговорить. Даже если ты откажешь, Чанбин все равно это сделает. Прости, но это так. — Я не понимаю, — удивленно произносит Джисон. Чанбин пытался сделать что? А Хенджин? Хван сам просил держаться от Чана подальше, а сейчас Минхо говорит такое. — Я думал, что у Чанбина есть договор с Чаном, и все нормально. — Договор есть, но никто его давно не соблюдает, — грустно хмыкает Ли. Джисону становится жаль Минхо. — Они оба изменились. И их методы решения проблем тоже. — Ладно, а Хенджин? Почему ты решил, что он хотел остановить Чана? Я не понимаю, — Хан теряется. В своих вопросах, в своих мыслях, в глазах Ли, который будто бы и правда готов дать ему ответы на все вопросы, но ему просто физически не хватит времени на это. — Люди очень похожи на монеты, Джисон. У них есть лицевая сторона, которая показывает в первую очередь, стоимость, то, что ты из себя представляешь. Именно это людям вокруг тебя и интересно. Обратная сторона уже дает увидеть твой символ, частичку твоей души, что-то личное, — Минхо горько улыбается и прикрывает глаза. У Хана сердце пропускает несколько ударов. Он знает, о чем говорит Ли. Он понимает, а от этого ему еще хуже. — Никто не будет искать монету в кошельке по обратной стороне. Так же и с людьми. Никому неинтересно, что на твоей «обратной» стороне. Все смотрят только на лицевую. — Какую сторону показываешь мне ты? — Джисон спрашивает, потому что ему тошно, плохо от того, что происходит вокруг. Он словно в поиске искры среди темноты. Руки дрожат, когда Хан тушит сигарету, а Минхо открывает глаза и смотрит прямо на Джисона. — Зависит от того, какую хочешь увидеть ты сам, — почти шепотом отвечает Ли. Ему удается сделать то, чего Хан боялся. Он разрушает ту слабую, хлипкую стену, которую Джисон в спешке и отчаянии пытался выстроить между ними. Все попытки спастись напрасны. Минхо вновь целует его первым. Наверное, все это полный абсурд, и так не должно быть. Может, если бы Джисон не был настолько разбит, он бы оттолкнул Минхо. Послал бы его куда подальше и больше бы не искал его взгляд в толпе. Но именно сейчас, когда от Хана не осталось практически ничего, он находит силы только поцеловать парня в ответ, схватиться за его рубашку в отчаянии, надеясь, что этот миг продлится как можно дольше. Минхо дарит ему тепло. Спокойствие, которое мурашками пробегается по позвоночнику, когда Ли кладет ладони ему на плечи и мягко целует. Спокойствие, по которому Джисон так сильно истосковался. И Хан словно не замечает, как трескается его сердце, которое еще не успело оправиться от их прошлой встречи, потому что для него в этот раз все иначе. В их поцелуях нет той пошлости, от которой выворачивался желудок, нет той обязанности и жалости, которые Джисон часами пытался смыть в душе. И это заставляет Хана окончательно сдаться. Перед Минхо, перед его мягкими губами, перед пальцами, сжимающими толстовку, перед его запахом, в который хочется завернуться от происходящего вокруг. Джисону бы вспомнить, в каком он состоянии пришел домой тогда, насколько сильно голова была забита одним лишь Ли, но он не может просто взять и обвинить Минхо хоть в чем-то. Не тогда, когда тот оставляет на его губах легкое дыхание и вновь примыкает к ним почти невесомо. Все внутри горит, превращаясь в пепел, обжигая каждый потаенный уголок души, куда Джисон не пускал никого. Становится практически все равно на Чана, на то, что будет дальше, но укол и осознание, что проблемы так просто не решаются, отрезвляют Хана. Дают понять, что нужно остановиться. Собрав остатки гордости в кулак, он слегка остраняется и смотрит на Минхо. Губы жжет, все еще чувствуется чужое тепло, хочет сделать шаг назад, однако знакомая мысль о том, что больше такого шанса не будет, снова приковывает его ноги к асфальту. Ли молчит, оглядывает его серьезно, но без злобы. Скорее с неким переживанием. Джисон не знает, делает ли Минхо лучше или хуже своими действиями. — Зачем пришел? — спрашивает Хан, вновь ощущая себя использованным. Будто его ломают, подбирают и снова ломают. Джисону не хочется верить в это, но противный комок застревает в горле. На улице моментально холодает. — За компанию с Чанбином? Зачем? — Я знал, что ты здесь, поэтому пошел с Чанбином, — отвечает Минхо, избегая прямого ответа на вопрос. Это Хана злит, он на грани, чтобы не вскрыть себе черепную коробку. — Тебе не нужно было приходить, — выдавливает из себя Джисон, хотя знает, что это не так. Что увидеть Ли хоть и было больно, но без его прихода он бы точно свихнулся. Особенно при виде Чанбина. Парень тяжело вздыхает, заставляя Хана вздрогнуть. — Если мы не можем общаться, это не значит, что я за тебя не переживаю, — произносит Минхо, а для Джисона это словно удар головой о стекло. Лучше бы Ли не говорил таких слов. Лучше бы ему было все равно, они же почти не знакомы, почти друг другу никто. — Я правда хочу тебе помочь. Если бы не хотел, то не стоял бы сейчас здесь. Джисону бы тоже хотелось помочь себе, Хенджину. И Минхо тоже. Найти в себе ту силу, которая даст ему толчок. Надежду, ведущую его до самого конца. Но перед ним стоит Ли, уверяющий, что ему не все равно, заставляющий Хана теряться в своих глазах. Джисону бы так хотелось довериться ему, отдать все, что спрятано у него под грудной клеткой, однако он уже знает, что будет, когда Хенджин очнется. Он узнает все про Чанбина, свяжет с этим Минхо, и тогда Хан уж точно не сможет с ним видеться. Соглашаться на то, что не имеет смысла. Джисону так хочется нырнуть во все это с головой, потому что голова готова взорваться в любой момент. Ли смотрит на него блестящими глазами, тяжело облизывает губы. У Минхо растрепались волосы, но Хан сдерживается от желания их поправить. Ему тяжко рядом с Ли, но таким необходимым кажется задержаться. Словно другого выхода, чтобы остаться в живых нет. Джисон едва сдерживает подступающие слезы. Так не хочется плакать перед Минхо. — И что ты предлагаешь? — спрашивает Хан почти полушепотом и выпрямляет спину. — Чан не будет действовать, пока Хенджин не вернется в школу. За это можешь не переживать. Но после… Именно поэтому важно, чтобы Чанбин поговорил с Хенджином. Чан точно что-то, да рассказал ему о своих планах, — произносит Ли, заглядываясь на пасмурное небо. — Чанбин поговорит с тобой в ближайшее время, когда вы оба остынете. У него есть… некое преимущество над Чаном, поэтому важно, чтобы и ты, и Хенджин всегда были с Чанбином на связи. Вдруг что. Но это ты все потом сам с ним обговоришь. — Преимущество? — непонимающе спрашивает Джисон, на что Минхо кивает. — Часть договора, которая все еще соблюдается. Если Чанбин ловит Чана с поличным в школе, тот отпускает пойманных учеников, — отвечает Ли с горькой усмешкой на губах. Хан осознает, что не знает слишком много об этой школе, хотя казалось, что все совсем не так. — Никто не понимает, почему Чан еще соблюдает это правило. Может, его забавляет сам факт быть пойманным. Вечно оставаться безнаказанным надоедает даже таким, как он. — А что с твоим личным делом? — внезапно вспоминает Джисон. Зачем Чан его вообще выкрал, неясно. Ли напрягается. — Пустяки. Чан любит доставлять мне хлопоты. Его восстановят через пару недель. Не переживай из-за этого. Вам с Хенджином досталось куда больше, — поджимает губы Минхо и тянется вперед, но что-то заставляет его вновь отстраниться. У Хана по всему телу проходится неприятный разряд. — Джисон, если будет что-то серьезное, пиши, звони, хорошо? Я знаю, что сказал тогда, но сам знаешь, какие обстоятельства изменились. Прости за тот вечер. — Все в порядке, — мотает головой Хан. Он знает, почему Минхо так сказал. Он бы и сам не приблизился к нему на миллиметр. Все должно было быть хорошо. Ли ему не отвечает. Словно чувствует ложь так хорошо, как делает это всегда. Это откликается сильным ударом по грудной клетке Джисона. Ему просто хочется понять. Зачем все-таки Минхо здесь, зачем говорит, что ему не все равно, зачем продолжает делать больно всем хорошим, что излучает. Узнать правду невозможно. Ли ускользает от него и появляется так же внезапно. Пытается помочь, помогает, но оставляет раны, которые заживают слишком долго. Джисон тянется к Минхо инстинктивно, однако вовремя себя одергивает. Это того не стоит. Хан переводит взгляд в пол, уже готовый натянуть маску равнодушия и попрощаться, но в миг чувствует, как его обволакивают чужие руки. Ли обнимает его аккуратно, прижимает к себе невесомо, кладя подбородок на плечо. Джисон ненавидит Минхо за это, потому что знает, что никогда бы не смог оттолкнуть, ни при каких обстоятельствах. В объятия Ли парень буквально падает, вжимаясь носом в куртку, вдыхая запах рыжеволосого. Хотя бы на пару минут застыть в этом забвении перед ожидающим его адом. Джисон считает, что может себе это позволить. Минхо аккуратно поглаживает парня по спине, молчит, почти не дышит. Хану хочется остаться тут навечно. Они ближе, чем при любом разговоре, чем при поцелуе, чем в постели. Наверное, он слишком поздно осознает, что выхода нет. Слезы предательски и молча стекают по щекам. Джисон слаб сейчас как никогда. Хан погибает. Словно его лишают опоры под ногами окончательно. Цепляться за Минхо кажется Джисону опасным. Доверять кому-то, кроме себя, никогда не будет для парня надеждым выходом. И сколько бы раз он не поплатился за вранье, за недомолвки — этого не хватит, чтобы понять, что одному не легче. Одному всегда сложнее. Слезы пропитывают пальто Ли влагой, за что становится стыдно. Но Минхо так и продолжает стоять, поглаживая младшего по спине. Джисону хочется, чтобы парень оставил после себя хоть что-то перед долгими неделями тишины, потому что сейчас легче. В руках Ли, рядом с ним, что не нормально. Хан боится, что привяжется настолько, что сломается без присутствия Минхо в своей жизни. Джисону кажется, что он не доживет до сегодняшнего вечера, если не вскроет часть тех чувств, которые душат его изнутри, давят на горло и не дают дышать. И он сдается. — Я так больше не могу, — Хан признается шепотом сквозь короткий и тихий всхлип, потому что сил не остается. Хан признается, потому что и сказать такое он никому не может. Только Минхо. Почему-то именно ему, именно сейчас. — Я просто устал. Я знаю, что мне нужно собраться, но я не могу. — Все будет в порядке. Не обязательно завтра, но ты справишься, — говорит Хану Минхо то, что тот слышал очень много раз, то что сам себе повторяет каждый день. Есть ли шанс, что именно Ли удастся оставить эти слова надежды в парне на долгое время? — Самое главное, что ты не один. У тебя есть Хенджин, — Минхо делает паузу, почти короткую, незаметную, но прожигающую Джисону в груди дыру. Не скажет. — Я всегда готов тебе помочь. Не взвешивай все на себя. Это ни к чему хорошему не приведет. — Как ты справляешься со всем этим? — Хану правда интересно. Он вслушивается в размеренное дыхание Минхо, запоминает тепло чужого тела. Ли вздыхает. — До конца школы осталось не так уж и много времени. Просто держи это у себя в голове, — Ли вновь избегает прямого ответа, но Джисон решает, что ему должно быть этого достаточно. Минхо и так уже много для него сделал. Хан отстраняется, вновь делая шаг назад. Жалеет моментально. — Спасибо, — выдыхает Джисон. Он вымотался окончательно. Ли грустно, но все же улыбается, что заставляет Хана таять по мгновению ока. Терпеть это — тяжелее всего. — Пиши, пожалуйста, хорошо? — просит Минхо, на что Хан кивает, хотя в глубине души понимает одну вещь. Первым просить помощь он еще не скоро научится. Они возвращаются в больницу, встречая там Чанбина, сидящего на лавочке в коридоре и трясущего коленкой. Со оглядывает их, встречаясь взглядом с Джисоном. Тот задерживает его на пару секунд и вновь отводит. Хан еще не скоро смирится со всей этой ситуацией. Ему нужно остыть. Сидят они недолго. Может, минут тридцать. Джисон почти засыпает от тугой тишины, пока на плечо не ложится ладонь Минхо, а сам парень не говорит, что уже вызвал ему такси. Спросонья Хан лишь успевает его поблагодарить. В очередной раз, не дав ничего взамен. Вновь укол в груди. Джисон должен сделать для Минхо хотя бы одну вещь: не дать Чану причину тревожить Ли. Хан думает, что это и ему пойдет на пользу. Думает, но далеко не чувствует. Он еще пару раз говорит Минхо «спасибо», когда видит подъезжающее такси. Ли лишь кивает и смотрит на него, будто хочет что-то сказать. Джисон ждет в дверях автомобиля, надеется хоть на что-то, но Минхо лишь с ним прощается. Хан вцепляется в свои коленки, когда едет домой. Мороз забирается из приоткрытого окна и проникает под кожу. Не обязательно завтра, но он справится. Следующим утром Джисон впопыхах сталкивается с отцом в коридоре и замирает. Запах страха забирается в нос и щекочет кожу. Вчера он вернулся домой и сразу лег спать, совсем забыв о его приезде. Наверное, к счастью, отец Хана игнорирует. Даже не смиряет взглядом, как любит, проходит мимо и все. Джисон чувствует, как сердце бьется в бешенной скорости, а все шрамы пульсируют сильнее прежнего. Ему повезло сейчас, но будет ли так все время, что отец здесь? Хан этого не знает. Он не уверен, что и сам его отец об этом ведает. Джисон понимает, что ему нужно только набраться сил и ждать, пока тот уедет. Ничего большего не остается. Он собирается в школу на грани непонятного срыва и с громким вздохом закрывает входную дверь снаружи, покрепче натягивая рюкзак на плечи и рассматривая пол из плитки в подъезде. Эти дни будут тяжелыми. И Хан даже представить себе не может насколько. Вину Чана спихивают на их одноклассника, Хенвона. Джисон слабо помнит, как Хенджин упоминал, что они вместе пошли тогда на бал. Лучше варианта найти было нельзя. Хенвона отстранили до того момента, пока Хван не придет в себя. Слушая все эти заявления учителей, Джисон будто в трансе. Хан цепляется за край парты пальцами и смотрит перед собой в никуда, мимо этой вселенной. Все разговоры сейчас только о Хенджине, о том, как сильно ему досталось и больше ни о чем. Джисон это терпит. Через сжатые кулаки, через перекуры на каждой перемене и бесполезные попытки сменить тему. И постепенно, к концу недели, все уже обсуждают что-то другое. Хан подключается, старается забыться. Вновь притворяется, хотя когда-то пообещал себе так больше не делать. Сейчас Джисону кажется, что иначе он свихнется окончательно. Паранойя Хана действительно заманивает в свои сети. В каждом пятом школьнике ему мерещатся Чан, Феликс, кто-то из их компании. Именно поэтому передвигаться в толпе других ребят, хоть и общаться с ними особо желания нет, безопаснее. Голоса, крики в коридоре словно направлены к Джисону и больше ни к кому другому. Откликаться парень перестает совсем, старается досчитать до десяти, когда появляется желание обернуться без особой причины. Помогает, но тревога от этого не пропадает. Хан не выходит в коридоры во время уроков, домой ездит только на автобусе и с некой мольбой просит любого, кто его может услышать, чтобы Чан его не трогал. Ни его, ни Хенджина. Ни Минхо. С Ли они пересекаются на переменах ежедневно. Парни не разговаривают, не подходят друг к другу. Минхо просто смотрит на Джисона, пока тот не взглянет на него в ответ. Ли словно большего и не надо. Хочется надеяться, что сам парень в порядке. Написать ему Хан не может. Не то, чтобы была особенная причина. Ничего, что могло бы подкосить Джисона еще сильнее. Все самое плохое уже произошло, и ему остается только учиться жить с этим. Одного желания встретиться с Минхо — недостаточно, чтобы тревожить парня. Хан это понимает, душит в себе порывы сорваться, написать, попросить о встрече. Словно Ли ему не откажет. А Джисону так хочется увидеть на подобное сообщение отрицательный ответ, чтобы спуститься с небес на землю. Но Хан ему не пишет, лишь наблюдает за Минхо, сидящим на другом от него конце класса, на курсах математики. Стоит прикрыть глаза дольше обычного, так сердце сжимается от воспоминаний, от осознания того, что чисто теоретически Ли может быть рядом с ним. Не вся теория применима на практике. Джисон кусает ручку так сильно, что она ломается пополам. К концу недели Хан превращается в один тревожный запутанный клубок мыслей. Бледный, сбросивший пару килограмм, хотя куда еще их скидывать. Джисон курит чаще, чем пьет стакан воды, заламывает пальцы каждый раз, когда здоровается с кем-то. Без Хенджина тяжело. Хан приходит к нему только в четверг и сидит там почти до вечера, наблюдая за чужим умиротворенным лицом через окошко палаты. Джисону тоже хочется быть сейчас без сознания. Где-то вне этого мира, там, где его никто не достанет. Когда медсестра предлагает Хану выпить какие-то таблетки от нервов, потому что он плохо выглядит, парень понимает, что нужно пытаться прийти в себя. Сделать шаг вперед, а не назад. Хан не думал, что это будет так сложно. В пятницу, после уроков Джисон не думает ни о чем, кроме желания прийти домой и закрыться в своей комнате. Ему хоть и придется переживать из-за присутствия отца в доме, но внезапно общаться с людьми стало труднее. Тошнота, подходящая к горлу, совсем не присущая таким, как Хан, когда кто-то пытается что-то ему вталдычить. Джисон понимает, что все проблемы, которые у него были до этого — пустяки, ведь ему хватало сил слушать чужие. Хан выходит из класса последний, уставший, не обращающий внимание на абсолютно пустую школу до одного момента. До того, как не слышит позади себя громкие шаги. Джисон моментально напрягается, задерживает дыхание, но не оборачивается. Все тело становится каменным и не дает Хану пошевелиться. В самую последнюю секунду Джисон отмирает и пускается в бег. Он не понимает, что происходит, в полной панике бежит, куда глаза глядят, лишь бы остаться непойманным. Но его преследователь оказывается быстрее и уже через несколько секунд Хана хватают за капюшон толстовки. Парень вырваться не пытается. Он понимает, что за глупость совершил. — Ты с ума сошел? Куда бежишь? — Чанбин звучит раздраженно. Запыхался. Джисон хоть и чувствует некий стыд, но разворачивается с самым надменным лицом в мире. Со хмурится. — Выглядишь еще хуже, чем тогда в больнице. — Зато ты как огурчик, — скалится Хан, вырывая капюшон из чужих пальцев и делая несколько шагов назад. Чанбин выглядит и правда как обычно. По нему не скажешь, что он хоть чуточку переживает за Хенджина. Джисон напрягается при мысли о друга. Его одолевает дурное предчувствие. — Что нужно? — Хенджин очнулся, — говорит Со осторожно, словно прощупывая почву. У Хана с души падает камень, тяжким весом давивший на него последние дни. Он прикрывает глаза и уже знает, зачем Чанбин пришел. — Ты говорил с ним, — не спрашивает, а больше утверждает Джисон. Он оглядывает Со, ожидая хоть какую-то реакцию. Она есть и не несет в себе ничего хорошего. Чанбин кивает. — Тебе лучше не знать, как сильно я хочу открутить тебе голову за то, что ты стал первым, с кем Хенджин поговорил после того, как пришел в себя. — Не переживай. Родители поговорили с ним первыми, — усмехается Со без веселья или грусти. Хана бьет током. — Мне нужно было встретиться с Хенджином как только, так сразу. — Помогло? — Джисон не верит, что все прошло гладко. Со напрягается всем телом. Хан понять намерения Чанбина не сможет даже после объяснений. Для него это человек плохой, эгоистичный, лжец и манипулятор. Из-за него Хенджин сейчас в больнице, из-за него произошло действительно многое. Смотря на Со в коридорах, Джисону всегда было не по себе. Словно он уже издалека понимал, что с Чанбином что-то не так. Слухи и сплетни о нем никогда не были радужными. Там чернота, ужасные подробности, которые подтвердить не может никто. Со действительно скрывает многое. Его маска настолько толстая, что выделяется в толпе. Ее ничем не отодрать и не снять. Наверное, именно поэтому Джисон очень удивился, когда Минхо сказал, что Чанбин и Хенджин похожи. Хан не видит в них ничего общего, кроме проблемы, с которой им пришлось столкнуться. Чан подпортил кровь им всем. — Я узнал все, что мне было нужно, — Чанбин держится молодцом. Если бы Хан не знал всего, он бы не понял или, в крайнем случае, посочувствовал. Сейчас ему хочется только расквасить Со голову об пол. — И рассказал все, что ему стоит знать. Тебе нужно сходить к нему сегодня. — Это все? — Хан бесится. Ему правда хочется обматерить Чанбина, провезти лицом по всему, через что проходил Хенджин все это время, но делать что-то до того, как он поговорит с Хваном, не хочется. — Джисон, тебе стоит быть осторожнее. Хенджин сказал, что у Чана на тебя планы, хотя это неудивительно, — проговаривает Со так, что каждое слово отдается ударом по черепушке Хана. Чанбин выжидает несколько секунд перед тем, как продолжить. Он никак не комментирует Минхо, всего того, что между ними происходит. Только за это и можно его поблагодарить. Но парня так просто не умаслить. — Я хочу предложить тебе свою помощь. — Мне от тебя ничего не нужно, — отчеканивает Джисон, злясь моментально. В груди скапливается ком гнева, несправедливости. Принимать помощь от такого, как он? Со даже не дергается. — Я знаю, что ты хочешь защитить себя, Хенджина, — говорит Чанбин и отводит взгляд вглубь коридора. Он поправляет пиджак, пока делает паузу. — Минхо, — Джисон жмурится, ждет, что тот скажет, какой приговор вынесет. — За Хенджина можешь не переживать. Он больше не пострадает. Но чтобы помочь себе и Минхо, ты должен меня выслушать. Хан молчит минуту точно. Чанбину доверять нельзя, но разве Джисон сможет хоть что-то сделать в одиночку. Ходить по коридорам, шугаться каждого шороха не доведет ни до чего хорошего. Согласиться приходится. Со не просит ничего особенного. Лишь каждый раз, когда Хан будет подозревать, что за ним слежка, что кого-то подослали к нему втереться в доверие и что-то подобное, писать Чанбину на номер, который тот вбивает ему в телефон. Джисон недоверчиво воспринимает эту идею, но Со говорит, что это еще не все. Что он имеет в виду под этим «все», Хан не узнает. Чанбин уверяет, что этого достаточно на данный момент. Чан не действует сразу, он выжидает. — Если бы Чан хотел что-то с тобой сделать, это бы уже произошло, — произносит Со, на что Джисон кивает, пытаясь понять хоть на чуточку стратегию Бана. — Как с Хенджином. Но здесь что-то не так. Поэтому мне нужно время, чтобы прояснить его дальнейшие шаги. Хан останавливает себя после этой фразы. Дойти до сути мотивов Чана — значит загнать себя еще глубже. Джисон осознает, что не готов. Ему проще согласиться со всем, что ему предлагает Чанбин, если это хоть как-то поможет обеспечить безопасность хотя бы Минхо. Хан правда хочет в чем-то быть полезным. Со звучит уверенно, спокойно, что заставляет Джисона нехотя, но все же без вопросов принять любые условия. После того, как Чанбин понимает, что Хан серьезен, он просит только об одном. Делать все это в тайне от Хенджина. — Я не хочу ему врать больше, — сколько раз Джисон проговаривал это в своей голове и сколько раз не соблюдал. Со качает головой. — Поговоришь с ним и поймешь, о чем я, — с досадой произносит Чанбин и прикрывает глаза, морщась словно от резкой боли. Хан начинает волноваться, но не показывает этого. Только кивает, решая обдумать сказанное Со чуть позже. Они прощаются молча, оглядывая друг друга так, будто этого разговора между ними не было. Джисон наблюдает за тем, как фигура Чанбина скрывается в школьном коридоре. Испытывает ли Хан хоть какую-то надежду на спокойствие? Джисон понимает, что нет. Со предложил ему что-то хлипкое, держащееся на удаче и быстрой реакции, но это лучше, чем ничего. Хоть и отношение парня к Чанбину не изменилось, но он сделает это только ради Минхо. Будет ли от этого прок? Джисон словно в мощнейшем урагане держит в открытых ладонях песок. Бесполезный, мешающийся под ногами у людей, появляться в жизни которых он никогда не должен был. Хан стоит в коридоре долго, обдумывая все, что сейчас произошло, пока мимо не пробегает какой-то младшеклассник. Джисон натягивает лямки рюкзака на плечи. Нужно ехать к Хенджину.