первообразная

Свою комнату Джисон ненавидит. Пыль вбивается в нос, где-то посыпалась штукатурка, вечный сквозняк с балкона — причина не в этом. Нет в этом доме для Хана места, где бы он чувствовал себя безопасно, пока он вслушивается в шаги за дверью. Джисон пытается слиться с пледом на своей кровати, стать частью этой комнаты, скрыться с чужих глаз, которые будто бы за ним наблюдают из-за невидимых щелей на стенах. Трещины настолько глубоки, что иногда, проводя руками по обоям, Хану и правда кажется, что он их чувствует. Просочиться бы в них, узнать, что его так пугает, хоть парень и не из тех, кто готов посмотреть в глаза собственному страху. Джисон делает глубокий вдох и одергивает ладонь от стены, будто обжигаясь. Голоса родителей в другой комнате, которые не замолкают еще с ужина, становятся громче. Хан тяжело дышит и тянется за наушниками. Экран телефона слегка ослепляет. Ни одного сообщения от Хенджина, хотя Джисон писал ему несколько раз. Хан после выписки был у друга всего один раз. Нормального разговора не получилось. Джисон выдавал всевозможные утешения и планы, которые продумывал, пока Хван лежал в больнице, но ничего они так и не решили. Хан понимает. Мысли Хенджина заняты другим. Образ Чанбина в голове хочется проткнуть острой иглой словно воздушный шар. С Со Джисон больше не говорил. Пару раз они пересекались в коридорах и обменивались быстрыми взглядами. Каждый раз Хан боялся двух вещей: Хвана, который как-то разнюхает об их договоре, и собственного упрямства, которое не позволит ему попросить помощи у Чанбина. Джисон и так уже знает, что за ним слежка в школе и вне. Дырка в затылке из-за жгучих взглядов напоминает ему о том, что он не в безопасности. Несколько знакомых парней из шайки Чана шастали пару дней назад прямо у его дома. Хану повезло проскочить незамеченным. Или же у этих людей просто другая задача. Пару раз он порывался написать Минхо. Просто спросить, как у него дела. Джисон же не знает ничего и спросить не у кого. А если он полезет к кому-то из отличников, его тут же засекут. Хан чувствует себя таким эгоистом, каждый раз заходя в их диалог. Ни одним своим действием он Ли не поможет, а лишним сообщением только сделает хуже. Джисону хочется, чтобы все было по-другому. Чтобы он мог не пройти мимо Минхо в коридоре, опустив глаза, а хотя бы поздороваться, задать какой-то глупый вопрос. Просто поговорить. Хан сжимает зубы, делая музыку громче. Меньше всего ему хотелось привязаться к Ли, но его призрак мельком шатается по квартире, оставляя свой запах, легкие касания, то, что Джисон не в силах забыть. Странно признаваться, что ему от этого спокойнее. Глупо. Хан сдерживается от желания удушить подушку. Он отбрасывает в сторону телефон и смотрит в потолок. Ничего дельного из его бесконечных размышлений не выйдет. Дверь в комнату открывается в один миг, заставляя Джисона подскочить на собственной кровати. Он выдергивает наушники из ушей, когда замечает маму, стоящую в проеме. Словно у нее нет сил больше что-то объяснять. Вдалеке слышится отцовское Шлюха!, и с грохотом закрывается входная дверь. В комнату моментально просачивается запах скандалов и другой гадости, от которой Хан так отчаянно пытается все время спрятаться. Когда мама подходит ближе, Джисон замечает у нее под глазом синяк. Сердце падает в пятки, потому что Хан знает, что отец всегда бьет в полную силу. Он не может пошевелиться и наблюдает за тем, как мама садится на край его кровати и смотрит взглядом полным усталости. Джисон боится и ждет того, что она скажет. Хан согласен сбежать на другой конец света от всего этого. Он верит, что они справятся. Только вот парень знает, что его мама так никогда не поступит. — Прости, что тебе пришлось все это слушать, — вздыхает она и массирует себе виски. Джисон не реагирует. Это давно перестало быть извинением. Скорее, стало чем-то вместо приветствия. Ему хочется гадко рассмеяться от собственных мыслей, но он продолжает смотреть на маму. — Не буду врать. Ты уже взрослый. Твой отец задолжал очень много денег. Он перерывает все, что можно, пока ты в школе. Это невыносимо. — Ты отдала ему свои деньги? — спрашивает Хан, хмурясь. Мама закрывает глаза и вздыхает. — А что я должна была сделать? — спрашивает она шепотом и смотрит в окно. Словно не ждет ответа. Словно решения проблемы нет. — Например, развестись с ним и уехать подальше, — злится Джисон. Он ненавидит видеть свою мать в таком состоянии. Он не может слышать эти слова. — Джисон, — строго произносит мама и хмуро смотрит на своего сына. Хан давно перестал на это реагировать. — Я не понимаю, зачем это терпеть, зачем оставаться с таким ублюдком, когда можно взять и уехать, — старается максимально спокойно сказать парень, но голос начинает дрожать. — И куда ты хочешь уехать? У тебя всегда все так просто. Нельзя же просто взять и сбежать- — Но брат же ушел. Джисон знает, что мама ненавидит говорить про Минхека. Словно она забыла, что он тоже ее сын. Сначала Хан думал, что она завидует, что парень уехал отсюда, а она не может, но все оказалось сложнее. Джисону начинает казаться, что она не смогла удержать Минхека в этом котле, где отец варит всю семью, поэтому хочет забыть собственного сына, считает его предателем. Хан ловит тот самый взгляд матери, который означает, что разговор окончен. Джисону даже становится стыдно, что после ссоры с отцом он сам выводит ее на конфликт, но о сказанном он не жалеет. По классике мама должна уйти, но она продолжает сидеть и смотреть на Хана. Джисону это не нравится. — Что не так? — Хан начинает злиться. Ему больше не хочется продолжать диалог. Молчание напрягает. — Ему очень нужны деньги. Если он не найдет нужную сумму, то к нам каждый день будут приходить те, кому он задолжал. Я переживаю за тебя, — мама давит на жалость. Джисону становится душно. Еще пару минут в таком состоянии, и ему станет плохо. Он не хочет верить в то, что она говорит. — Может, у тебя есть какие-то сбережения? Я верну тебе, когда все это закончится. — Ты же знаешь, что этому нет конца? — произносит Джисон, наблюдая за тем, как меняются эмоции на лице матери. Он не может отказать. Тогда достанется маме, а затем и ему самому. — Выйди. Я принесу то, что у меня есть. Она молча кивает и выходит. Хан дожидается, пока шаги исчезнут на кухне, и лезет в один из ящиков, у которого есть двойное дно. Он достает небольшую стопку накопленных с праздников денег и возвращает назад лишь несколько жалких мятых купюр. Ему становится мерзко от себя, от этих денег, от матери, которой он сейчас их понесет. Он пересиливает себя, выходит из комнаты, бросает деньги на кухонный стол и возвращается в комнату, не желая слышать ни единого слова в свой адрес. Он ложится в кровать, натягивая одеяло на нос, и чувствует, как ему начинает щипать нос и глаза от слез. До отъезда отца остается несколько дней. Пусть катится со своими деньгами куда подальше. Джисону его совсем не жаль. Ему жаль лишь маму, сидящую сейчас на кухне и, наверняка, плачущую, и немного себя самого. В ушах свистит сквозняк. У Хана насчет всего этого очень плохое предчувствие. В какие-то дни школа кажется Джисону чужой. Словно в ее коридорах не остается отпечатков прошлого, такого приятного и родного запаха больше нет. Он становится призраком, чужаком, ступившим на земли врага. Сегодня именно такой день. Хан плывет по коридору после урока, заглядывает в глаза учеников, но не находит там знакомого огонька. Джисон привык к тому, что он знает всех и обо всем. Сейчас же все иначе. Он давно не следит за последними новостями, слухи стали бессмысленным гулом на фоне собственного шепота, который раздается криком в ушах. Предупреждает об опасности, что дышит ему в спину. Хан сдерживается от желания натянуть на голову капюшон толстовки. Это будет слишком странно. Он уверен, что многие уже решили, что он свихнулся после того, что произошло с Хенджином. Любой бы чокнулся. Джисон даже на мгновение задумывается, что и правда слетел с катушек. Что мог бы в один момент накинуться на проходящего мимо него школьника и врезать ему со всей дури. Или что готов заорать во все горло прямо посреди коридора. Он стряхивает эти скользкие мысли, цепляющиеся за его волосы и медленно пробирающиеся ему в голову. Бездумные походы вдоль стен школы ему вредят. Он чувствует на себе жгучий взгляд. Человека Чана Хан замечает сразу. Это несложно. Они почти все одинаковые. С широкими плечами, кусают свои губы, ведь приказ нужно выполнить. Парень стоит возле окна, но его Джисон преодолевает почти незаметно. Страшно ли ему? Очень. Лучше бы его окунули в унитаз или провели лицом по паркету. Все лучше, чем шастать туда-сюда весь школьный день. Проще было бы примкнуть к какой-то компании и поболтать ни о чем. Опять же, сегодня совсем не тот день. Такие будни и правда выводят Хана из равновесия. Еще и Хвана рядом нет. Он писал утром, сказал, что вернется на следующей неделе. Джисон на всякий случай в сотый раз проверяет телефон. Сегодня только вторник. Ожидание действует на него мучительно. На уроке английского ему пишет Минхо. Внезапно, сваливается как снег на голову. Хан стал замечать, что так почти всегда. Ну или ему самому просто не хватает смелости и совести писать первым. Ли говорит приходить в кабинет биологии на третьем этаже. Точнее, в лабораторную. Джисон жует губу и пишет как есть. Что за ним слежка и это не лучшая идея. Минхо пишет, что знает. И что ему все равно нужно прийти. Хан блокирует телефон. Наверняка, Ли зовет его встретиться не просто так, а от этого становится душно. Джисон жалеет, что не сел около окна, из которого дует морозный ветер. Уже практически декабрь. Чем ближе, тем хуже. Хан старается слиться со стеной, пока идет на третий этаж. Минхо сказал заходить прямо в дверь лабораторной. Не будет ли это слишком странно? Парни Чана сто процентов знают, какие сейчас уроки у Ли. Надрессированные словно грозные псы готовы на все, лишь бы быть полезными своему хозяину. Когда он почти доходит до нужного крыла, каждый шаг ему кажется неправильным. Слишком заметным и быстрым. Джисон готов сорваться в бег, ощущая смотрящие в спину сотни глаз. Почти дошел. Он сильно дергает за ручку двери, будто боясь, что она не поддастся, и заходит в лабораторную, делая выдох и глубокий вдох. В безопасности. От всего этого хотя бы на жалкие, оставшиеся от перемены, минуты. Минхо смотрит на него внимательно. Удивляется, что дошел живым? Пытается понять, не привел ли Хан хвост? Джисон почти усмехается своим мыслям, опуская руки в карманы толстовки и пытаясь согреть вечно холодные пальцы. Ли почти такой же, как и при встрече в больнице. Может, менее усталый или просто смог хорошо это скрыть. Хану так не хочется здесь находиться, не хочется доставлять еще больше проблем, но он это делает. Не важно, что Минхо сам его позвал. От парня веет разговором, который Джисону начинать не хочется. Хан подходит ближе, облокачиваясь на парту. Ли закрывает дверь на ключ и встает рядом. Страшно сделать лишний вздох и спугнуть парня, словно тот еще один призрак разума. Джисон прикрывает глаза и старается унять тревогу внутри. — Ты говоришь за тобой слежка, — начинает Минхо, разминая пальцы. Нервничает? Хан медленно кивает. — Почему не сказал Чанбину? — Вы будто сами этого не знаете, — Джисон не знает, почему отвечает Ли именно так. Может, потому что ему стыдно. Или просто не осталось сил на поддержание нормального разговора. Ли смотрит на него странно, что заставляет парня остепениться. — Они следят за мной в школе, иногда по пути домой и даже около дома. Ничего не делают. Просто смотрят. Не знаю, зачем Чану это. Если хочет напугать, то у него получилось. — Почему не сказал Чанбину? — повторяет свой вопрос Минхо. Хан чувствует себя маленьким ребенком, которого отчитывают за какой-то проступок. — Потому что в этом нет смысла. Со не станет каждую минуту ходить рядом со мной, чтобы воспользоваться вашим договором или как вы это называете, — злится Джисон от беспомощности и усталости. Ему так не хочется грубить Ли, но он не может сдержаться. — И я не понимаю, зачем ты позвал меня, хотя знаешь, что это рискованно. — Позвони Чанбину и опиши ему внешность парней, которых замечаешь чаще всего. Особенно тех, кто караулит около дома. Это должно помочь. Некоторые из них могут пойти на контакт, если с ними поговорить, — серьезно говорит Минхо и смотрит Хану прямо в глаза. У второго колет сердце. Он знает, почему Со будет этим заниматься, но это все так нереально. Играют с Джисоном, но правила ему неизвестны. Это заводит его в тупик. — Они ищут тебя? Точнее, следят, чтобы мы не виделись? — Хан пытается спросить хоть что-то разумное. Минхо опускает глаза в пол. — Да. И это тоже, — Ли горько усмехается и качает головой. — Им важно держать тебя в постоянном напряжении, довести, чтобы ты сделал неверный шаг. Они подозревают что ты знаешь, что это Чанбин был с Хенджином на балу. Хотят, чтобы ты сознался. Это очевидно. Для Минхо это, конечно, очевидно. Но не для Джисона, шатающегося от этих постоянных взглядов. Ему тошно знать, что от него хотят того, чего он сказать не может. Хотя бы, ради Ли. Что он пережил из-за Чана? Насколько сильно доставали Минхо? Хан чувствует, что то, что с ним самим происходит сейчас — цветочки. А Чанбин? Джисону не верится, что это может закончиться после окончания школы. Кажется, что если ты переходишь дорогу Бану, он никогда не уходит из твоей жизни. До самой могилы будет расставлять около твоего дома псов и ожидать их победного лая. По спине Хана пробегается холодок. С такими мыслями он доедет только до городской психушки. — Зачем позвал? — спрашивает Джисон. Не может перестать задавать этот вопрос. Он верит Минхо, но ему хочется больше. Слов, взглядов, хоть чего-то, чтобы не упасть на дно. — Хотел поговорить, — задерживает на несколько секунд дыхание Ли. У Хана стук сердца заглушает собственные мысли. — Знаю, это не самое лучшее время, но еще увидеться. А ты — нет? — Хотел, — выпаливает Джисон сразу же, потому что хотел, хотел, хотелхотелхотел. Так отчаянно, что болели кости, но позволить себе такой роскоши он не мог. Делать первый шаг страшно, потому что Хан боится, что разрушит, порвет эту тонкую нить их связи. Однако он делает, целует Минхо сам, заставляет того сесть на парту, потому что ему так хочется сойти с ума на несколько минут. Джисону нужно растаять от поцелуев Ли, оставить после себя только жалкую лужицу прямо в лабораторной, и Минхо ему это дает. Он целует Хана мягко, тягуче медленно, но обжигает сильнее всего на свете. Джисон задыхается от жара, от возможности положить руки Ли на талию, обвести ее пальцами и сжать школьный пиджак. Он отгоняет от себя мысли, что все всегда заканчивается так, без обещаний и глупых признаний, которые Хану так хочется порой сделать. После тяжелых слов легкие поцелуи в губы, в шею, в самое сердце, которое обнажить на такой короткий период времени кажется не таким уж и страшным. Джисон целует грубее, потому что ему мало, на что Минхо тихо мычит и перебирает пальцами капюшон толстовки. Слишком жарко, отчего шум школы на заднем плане уходит на второй план, а перед глазами не остается ничего и никого, кроме Ли. Джисону хочется позволить себе чуть больше, но у них остается несколько жалких минут. Хан вдыхает этот воздух, этот запах Минхо, оживляя свой образ, почти потухший за дни разлуки. Он делает неверный шаг, но совсем не тот, о котором говорил ему Ли. Наверное, этот еще более опасный и необдуманный. Голова кружится от тяжелого дыхания Минхо прямо ему в ухо, от него самого, сидящего перед Джисоном на этой парте, дающего ему больше, чем сам того желает. Хану хотелось бы видеться чаще, хотя бы просто говорить хоть о чем-то, кроме Чана. Словно в тот день, когда Ли обрабатывал ему раны после ссоры с отцом. Даже тогда все было проще. Минхо своими сладкими и необходимыми поцелуями дает понять, что так быть не может. Что придется ждать, придется прятаться, чтобы увидеться хотя бы ненадолго. Джисон говорит себе, что готов смириться, но он знает, что ему будет тяжело. Он целует Ли, будто завтра у него остановится сердце, навсегда собьется дыхание, а это их последняя встреча за всю жизнь. В данных обстоятельствах Хану кажется это вполне возможным. Поэтому он не выпускает из внимания каждое малейшее движение Минхо, то, как он тяжело втягивает воздух и смотрит в глаза будто ему нечего скрывать. Джисон понимает, что это не так. Если Ли удается прочитать его, то для Хана парень написан на другом языке, который выучить он никогда не сможет. Так быть не должно. Слишком многое в жизни Джисона неправильное. — Сейчас будет звонок, — выдыхает Минхо, обрывая эйфорию, в которой Хан почти утонул. Ли мягко обнимает его и кладет подбородок на плечо. Джисон прижимается в ответ и зажмуривает глаза. — Выйдешь одновременно с ним. Я запру за тобой дверь. — Я позвоню Чанбину сегодня, — говорит Хан и утыкается носом в чужую рубашку. Минхо мягко водит пальцами по его спине. — Если хочешь, можешь прийти ко мне на выходных, — внезапно предлагает Ли, от чего у Джисона мурашки по всему телу. Словно ему не верится, что так вообще можно. — Не так, как в прошлый раз. Я- — Я думаю, я смогу. Напиши мне, — перебивает его Хан. Ему не хочется вновь слышать извинения Минхо. Не сейчас. — Конечно, — почти шепотом отвечает Ли. Со звонком Джисон выходит в коридор, сливаясь со школьной толпой. Даже если амбалы Чана стоят где-то рядом, среди торопящихся на уроки учеников его разглядеть почти невозможно. До класса Хан идет с неописуемым чувством, таким невесомым, заставляющим щипать себя за руку несколько раз, чтобы убедиться, что это не сон. Ему хочется сохранить это состояние хотя бы на пару дней. Этого ему будет достаточно. Отец уезжает завтра на месяц, что сбрасывает тяжкий груз с плеч Джисона. Хан знает, что это не решит все его проблемы, но точно даст ему толчок, какую-то мотивацию. Если все не может быть хорошо всегда, то пусть это продлится недолго. Парню хватит лишь пару светлых моментов, чтобы тревога перестала сжирать его с бешеной скоростью. Чанбину Джисон и правда звонит в этот же день. Несмотря на волнение, ему удается кое-как описать всех парней, которых он видел. Хоть в его голове они смешались во что-то одно, темное и склизкое, какие-то черты и правда отличались. Со молчит, не перебивает, ничего не спрашивает даже после. Только говорит, что у него есть несколько идей. В их подробности Хана никто не посвящает, что не удивительно. На большее он и не рассчитывал. Джисону хочется слепо верить, что Чанбин знает, что делает. И он верит, от чего ему становится легче. Со еще раз напоминает, что стоит больше доверять ему. Хану с этого почти что смешно, но он лишь сухо соглашается. Даже немного стыдно, что Минхо просит Джисона звонить Чанбину. Просто для Хана Со не является кем-то, кому бы он мог вручить в руки свое спасение. Для него он пока ничего не сделал. Все их разговоры звучат страшно и непонятно, но по сути перехода к действиям Джисон не заметил. Однако это лучше, чем ничего. Может, Чанбин и правда может больше, чем Хан думает. — Как Хенджин? — спрашивает Со, когда Джисон уже хочет попрощаться. Вопрос вполне ожидаемый. Только отвечать совсем не хочется. Хан все еще чувствует себя предателем, когда разговаривает с Чанбином, зная, как тот поступил с Хваном. — Почти поправился. О тебе не говорит, — Джисон выдает больше, чем нужно, но ему просто хочется быстрее закончить разговор. Со молчит. Это вынуждает Хана продолжить. — Не подходи к Хенджину первый. Ему нужно время. — Я тебя понял, — сухо отвечает Чанбин. Джисон выдыхает, радуясь, что тот больше ничего не спросил. Разговаривать с Со о Хване для него непосильно. — На связи. Джисон сбрасывает трубку и откидывается спиной на кровать. Ему многое непонятно. Какое отношение у Чанбина к Хенджину? Зачем все эти вопросы, зачем он вообще все это начал? Хан массирует виски, стараясь отогнать догадки, не имеющие никакого подтверждения. Нужен ли им вообще такой союзник? Не станет ли все только хуже, если Чан узнает об этом? Не хочется говорить, что выбора нет. Выбор есть всегда. Только какой-то сделать легче, чем другой. В следующий раз Джисон соберется и попросит больше ответов от Чанбина. Если ему и правда дорог Хенджин, он не отвертится. Хан в этом уверен. Семья Хенджина всегда нравилась Джисону. Есть в ней то, что хочется ставить в пример многим, даже завидовать. В доме Хванов царит спокойствие и умиротворение, ее члены всегда переживают друг за друга и заботятся. Когда Хан был младше, он даже представлял, что однажды родители Хенджина усыновят его, а сам он сбежит от кошмара в своем доме. Эти глупые мечты всегда тешили Джисона, пока не начали приносить боль. Даже жалко как-то себя самого. Хан вертит стакан в руках, наблюдая за тем, как мама Хенджина пытается скормить сыну очередные таблетки, которые выписали в больнице. Он даже улыбается, пытаясь избежать своей участи, но потом сдается и выпивает таблетки, морщась. Джисон переводит взгляд на фотографии на стене, даже находя там себя. Подростка, такого наивного и глупого. Встретиться бы с ним сейчас и дать пару советов. Может, жизнь была бы проще. От громкого стука двери Хан едва не роняет стакан на пол, но вовремя реагирует. Мама Хвана ушла, теперь Хенджин не улыбается. Парень смотрит на Джисона серьезно и вылезает из-под одеяла. — Ты в норме? — спрашивает Хван, который еще не оправился после драки с Чаном. Хан видит, что друг еще слаб. Он пожимает плечами. — В целом, да, — отвечает Джисон, вновь начиная вертеть стакан в руках, но Хенджин тут же его перехватывает и ставит на тумбочку. Спасательный круг для мыслей, разрывающих голову Хана, изъят. Будет сложнее. — Если не считать того, что Чан организовал за мной слежку по всей школе. Не удивляйся, если почувствуешь, как тебе прожигают спину несколько пар глаз. Могут ходить вчетвером, но ничего не делают. — Ты знаешь, чего они хотят? — вопрос, на который отвечать не хочется. Точного ответа нет. Или просто Джисон не может сказать прямо. — Напугать, загнать в угол, довести до нервного срыва и прочее, — пожимает плечами Хан. Хенджин хмурится. — Кто знает, что у них на уме. — Джисон, скажи мне честно, — начинает парень и делает паузу. Хан молится всем богам, чтобы не услышать то, что обсуждать совсем не хочется, но не затронуть эту тему просто не выйдет. — Ты видишься с Минхо? — Вижу в коридорах иногда. На курсах по математике, — перечисляет Джисон, лишь бы скорее уже отвязаться. Только вот Хенджин раздражается от такого ответа моментально. — Окей. Ладно. Я не так поставил вопрос, — Хван сдерживает себя от грубостей. Джисон старается быть максимально спокойным, но волнение его все равно выдает. Если бы он мог, зажмурил бы глаза перед тем, что скажет Хенджин. Слишком большая роскошь. — Что у тебя с Минхо? Хан с самого начала понимал, к чему ведет этот разговор. Может, поэтому ему было так некомфортно, и отношения Хенджина с семьей здесь ни при чем. Хочется выйти из этого разговора кем угодно, только не осужденным Хваном. Под его взглядом не получается придумать нормальную отговорку. Сам Хенджин безумно бледный, безумно худой, безумно усталый. Наверное, в данный момент от лжи и недоговорок. В какой-то момент они оба стали врать друг другу, что-то умалчивать, на что-то не обращать внимания. Джисон словно между двумя стенами, которые могут схлопнуться в любой момент. Он знает, что в таком случае от него ничего не останется. Сказать правду, но остаться непонятым или соврать и вновь бегать от любого колкого вопроса. Хан даже сам не знает, что у них с Минхо. Это не похоже на что-то серьезное, Джисону не повезло иметь такие отношения, но и на бессмысленное желание тоже. По крайней мере, Хану хочется на это надеяться. Он заламывает себе пальцы, старается хоть что-то придумать. Хенджин все равно не поймет. Его неприязнь к Чанбину выросла вместе с желанием отгородить Джисона от Минхо. И нельзя сказать, что он делает что-то неправильное. Хан поступил бы так же. Смешно. Джисону и правда хочется рассмеяться. Он молчит уже минут пять, но Хенджин его не торопит. Честный ответ не требует времени на подготовку. Хан уже потерял возможность сказать неправду без подозрений. В голове целый ураган, желание сломать что-нибудь посещает его впервые за долгое время. И лучше бы Хван что-то сказал ему, хоть что-то, ведь тишина только давит на Джисона, вдавливает его в землю, дробя кости. Огонек надежды появляется, когда Хенджин выпрямляет спину и смотрит на друга глазами полными жалости. — Твое молчание сказало больше, чем ты сам. Ты понимаешь это, Джисон? — разочарованно произносит Хван, поджимая губы. Он понимает. Отлично понимает. На секунду парню кажется, что Хенджин сейчас просто выгонит его из квартиры и скажет, чтобы тот шел на все четыре стороны. Но друг этого не делает. — Я сто раз говорил тебе держаться от Минхо подальше, но ты меня не слушал. И во что это вылилось? Он опасен. Во всех смыслах, которые только могут быть. Ты даже не можешь мне сказать о том, что между вами. Что он такого тебе предложил, что ты игнорируешь угрозы Чана? Тоже хочешь проваляться в больнице? — Хван говорит и говорит, даже не делая перерыва, повышая голос с каждым предложением. И самое страшное, что он прав. Абсолютно во всем. — Будем по очереди в школе дежурить? Один в больнице, другой шарахается от амбалов Чана. Шикарно. Нечего сказать. — Хватит, пожалуйста, — во рту сухо, Джисон уже на грани. Ему просто нечего сказать. Нет смысла объяснять, что с Минхо ему легче. Что он дает ему хоть какую-то надежду, что все это закончится. — Я знаю, что я проебался. Мы все делаем ошибки и- — И исправляем их, — заканчивает за него Хенджин. Хан хотел сказать совершенно другое. — Ты собираешься это делать? — Да, — отвечает Джисон, проглатывая комок в горле. Спор ни к чему не приведет. Хан не сможет спокойно спать, зная, что поссорился с Хенджином из-за этого. Друг удивлен, не ожидая такого ответа. — Ты прав. Я не хочу подставлять тебя из-за своих чувств. — Джисон, — Хван обеспокоен, он делает паузу, словно боясь спросить. — Насколько сильно тебе нравится Минхо? — Не настолько сильно, чтобы я не смог перестать с ним общаться, — Хан врет. У него дрожат руки и единственное, что спасает его — объятия Хенджина, в которые друг его тут же заключает. Джисон знает, что друг хочет для них обоих одного — спокойствия. Чтобы все это скорее закончилось, вернулось на круги своя и делает для этого многое. Пусть он и не всегда принимает правильные решения, но Хан поступил намного хуже. Джисон плачет безмолвно. Он не всхлипывает, не хватается за Хенджина, как за спасательный круг, только слезы быстрыми струйками скатываются у него по щекам. Хан решает, что это от усталости. Это не может быть из-за Минхо. Джисон не такой. В нем намного больше сил, чем он думает. Только вот почему ему так больно, почему перед глазами ничего, кроме темноты, а сердце почти раскалывается на две части. Хана не может так сильно подкосить какой-то парень, с которым они едва видятся, который приходит и уходит, оставляя после себя лишь сладкий аромат и дыру в груди. Он не такой. Джисон повторяет это про себя, пока разум не мутнеет и голова не начинает болеть. Он справится. Просто будет игнорировать Ли, если нужно будет, то пошлет его, скажет, что все это ничего не значило. Хан знает эти слова. Он часто их говорил. Только вот ощущение, что он не сможет их произнести, смотря Минхо в глаза, не отпускает. — Прости, что был таким грубым. Я не думал, что все так серьезно. Мне правда очень жаль, — шепчет Хенджин, не отпуская, делится своим теплом, своей поддержкой. Джисон не знает, что делал бы, если бы этого человека не было рядом с ним. — Все будет хорошо. — Если бы я тогда не-, — хрипло начинает Хан, но его перебивают. — Прекрати. Ничего не хочу слышать. Ты не виноват в том, что случилось. Ты понял? — Хван хватает Джисона за плечи и отодвигает его, чтобы посмотреть в глаза. Хан ненавидит плакать при нем. Хенджин сжимает плечи парня сильнее, чтобы тот пришел в себя. — Мы сделаем все, что в наших силах. Пообещай мне, что не сдашься. — Обещаю, — твердо отвечает Хан. Он вытирает влагу с лица и почти верит, что сможет это сделать. Джисон постарается. Остаток вечера парни проводят за игрой в приставку и едой, которую мама Хенджина приготовила «специально для своего сына и его дорогого друга». Почти все это время Хан проводит в своей голове, пытаясь настроить себя на дальнейшие действия. Хван возвращается в школу в понедельник. Это должно помочь. Вдвоем всегда проще, чем одному. Джисон понял это еще несколько лет назад, когда их дружба только зарождалась. С другом было проще переживать плохие результаты контрольной, ссоры с родителями, любые разочарования, которые с ним случались. Хан поджимает губы, когда наблюдает за Хенджином, тыкающим вилкой в мамин пирог. Почему именно сейчас Хван решил завести разговор о Минхо? Что подтолкнуло его на это, учитывая что тот находится дома и ничего об этом не упоминал в прошлые их встречи после больницы? Джисону кажется, что тут все не так просто. Только вот другу он ничего не говорит. Сути это не изменит. Он кладет себе в рот большой кусок пирога. Хану предстоит сложный путь.