первообразная

Солнечный свет слабо проникает на кухню через зашторенные окна. Хенджин ежится от нахлынувшего на него холода. И нет, это не из-за морозного января. Он наблюдает за тем, как мама Джисона делает им чай. Давно он не был у Хана. Парень садится на табуретку, пряча руки в карманы толстовки. Женщина выглядит безумно усталой. Почти неживой. У Хвана сердце каждый раз пропускает удар, когда он думает о том, что произошло. Как Джисон просто прислал ему сообщение о том, что его брат и отец скончались среди новогодней ночи. После этого Хан пропал на несколько дней и только потом позвонил с просьбой прийти к нему. И вот Хенджин здесь, не знает, какие слова ему подобрать, чтобы описать свои чувства. Он уже сказал Джисону все, что только мог, в их телефонном разговоре. Дрожь пробирает все тело. Хвану безумно жаль, ведь на друга навалилось слишком много дерьма за последние недели. Он даже не представляет, что творится у Хана внутри. Джисон так и не рассказал, почему тогда оказался на улице в слезах и звонил ему в истерике. Хенджину кажется, что он никогда и не узнает об этом, но Хана и тот случай достаточно подкосил. А теперь это. Хван трет глаза, тяжело вздыхая. Он сделает все, что в его силах. — Чай готов, — оповещает парня мама Джисона. Она подготовила поднос, чтобы Хенджин отнес его в комнату Хана. А кто поддержит ее? Хван поджимает губы и встает. — Спасибо, — благодарит женщину Хенджин, беря в руки поднос, и смотрит на нее. — Если вам нужна будет какая-то помощь, то обращайтесь ко мне. — Помоги Джисону, — она снимает фартук и массирует виски. Хван задерживает дыхание. — Я уже не знаю, что делать. Может, у тебя получится. Кивая, Хенджин идет в сторону комнаты друга. Что он бы чувствовал на месте Джисона? Что могло бы ему помочь? Хван не может найти ответов на эти вопросы. Он бы окончательно потерялся. Наверное, именно поэтому Хенджин должен поймать Хана, ведь больше некому. Перед комнатой он замирает и понимает, что руки заняты. Хван аккуратно стучит по двери ногой, ожидая какого-то ответа. Почти минуту за стенкой абсолютная тишина. Он начинает переживать, пока не слышит, как дверь открывается. Хенджин впивается в поднос, когда видит Джисона. Больно, слишком больно смотреть на друга в таком состоянии. Щеки стали еще более впалыми, в глазах нет ничего, а лицо бледнее пасмурного неба. Хан ничего не говорит, только возвращается обратно в комнату и садится на кровать. Делая глубокий вдох, Хенджин проходит и закрывает за собой дверь спиной. Поднос оказывается на столе, ведь, скорее всего, к чаю они так не притронутся. Воздух густеет. У Хвана потеют руки. — Спасибо, что пришел, — хрипло проговаривает Джисон, пока парень садится на стул напротив него, потому что у Хана не застелена кровать. — Я слишком много тревожу тебя. — Не говори так, — просит Хенджин, ловя на себе нечитаемый взгляд Джисона. Слишком много всего, но в то же время ничего. У Хвана словно дежавю. Ему каждый раз становится душно, когда люди на него так смотрят. Он собирается. — Как ты себя чувствуешь? — Вчера были похороны, — ровно отвечает Хан, сплетая пальцы в замок. Он смотрит в пол, неподвижный. — Я до сих не могу поверить в это. В то, что их больше нет. Все будто во сне. — Мне очень жаль. Я буду рядом, мы справимся, — проговаривает Хенджин дрожащим голосом. Ему не хочется звучать так клишированно, произносить слова, которые никому и никогда не помогают, но это все, что он может сделать сейчас. — Знаешь, что самое странное? Я ненавидел отца. Я никогда не хотел видеть его, я боялся приходить домой, когда он приезжал. Мне хотелось сбежать от него на другой край земли. Теперь прятаться не от кого, но я чувствую себя таким виноватым. Мне так плохо из-за этого, — Джисон произносит это спокойно, его голос не срывается. Хенджин слушает это, пытаясь понять, что ему ответить, но не может. — А брат… Мы практически не общались. Разве что в детстве, но тогда он казался мне особенным. Тем, на кого я должен равняться, когда стану старше. Потом он стал мне никем. Только я не могу избавиться от ощущения, что все могло быть иначе. Будто бы они оба погибли из-за меня. Это самое ужасное. — Джисон, ты- — спешит ответить Хван, но его перебивают. — В тот день мы ужинали всей семьей на кухне, и я ничего не ел. Это разозлило отца, из-за чего брат ушел. И тогда они-, — Хан осекается словно его полоснули ножом. Хенджин впивается ногтями в ладони, потому что он понимает, к чему клонит парень. — Если бы я просто съел хоть что-то, то они бы не поссорились, не ушли бы и не попали в аварию. Я думаю об этом целыми днями и ночами, я не могу перестать, понимаешь? — Джисон смотрит на Хвана. — Я всегда все порчу. Я привлекал лишнее внимание Чана к нам из-за того, что виделся с Минхо, я доставлял тебе проблемы. Из-за меня погибли мои отец и брат. Я не понимаю, что со мной не так. В этот момент, когда голос Хана все-таки срывается, Хенджин одним движением перебирается на кровать парня и прижимает его к себе, крепко обволакивая руками. Никогда, ни в чем Хван не винил друга. Да, ему хотелось, чтобы все было, как лучше, он злился, он обижался, но мысль о том, что Джисон все портит, ни разу не промелькнула в его голове. Хенджин хочет вырвать себе язык за все, что говорил другу в тяжелые для него моменты, за все те возможности попытаться понять его, которые он упустил. Хан обнимает его в ответ, утыкаясь носом в плечо. Сердце парня стучит безумно быстро, Хван чувствует это всем телом, желая забрать хоть капельку боли из его груди. Сделать так, чтобы другу стало лучше. — Ты не виноват. Ни в чем. Все, что произошло — случайность. Не смей винить себя в том, чего не делал, — проговаривает Хенджин на ухо парню, понимая, что Джисон готов заплакать, но не делает этого. Бесшумно в нем разрушается все, и это просто невозможно не заметить. — Ты никогда не доставлял мне проблем. Никто из-за тебя не погибал. Иногда жизнь может быть несправедлива, но мы в этом не виноваты. Так просто происходит. — Но почему со мной? С нами? Я не понимаю, — через силу говорит Хан, на что парень еще сильнее прижимает друга. — Я не знаю, но обещаю, что это не навсегда. Все будет хорошо, — поглаживает по спине Джисона Хван, мысленно клянется, что сделает все, что будет в его силах, чтобы парень был в порядке. — В тот день, когда я звонил тебе после школы, — начинает Хан, а его голос дрожит. Хенджин замирает, боясь спугнуть друга. — Я виделся с Минхо. Это долгая история, но мы разошлись. Окончательно. На этот раз точно. Прости меня, пожалуйста, я не хотел пугать тебя, но мне было так плохо. Я не знал, что делать. — Все хорошо, — говорит Хван, понимая, как все складывается на свои места. Вот и причина, по которой Джисон не сказал ему, в чем дело. Хенджин чувствует себя отвратительно. — Я понимаю. Прости за все мои слова о Минхо. Я не знал, что он тебе настолько важен. — Все в порядке. Ты и правда не знал, — только и говорит Хан, а парень готов взорваться от чувства несправедливости. Ему хочется забрать все свои слова назад. Хван и не мог подумать, что его друг может настолько сильно привязаться к кому-то. Может, даже и полюбить. Хенджин и сам не понимает, почему все это происходит именно с ними. — Но я справлюсь. Со всем. Не переживай сильно. — Конечно, ты справишься, — Хван отодвигает друга за плечи, сжимая их, и смотрит ему в глаза. — Я буду с тобой. На то и нужны друзья, правда? — Спасибо, — шепотом отвечает Джисон, и в его взгляде читается признательность. Нет, это Хенджин должен его благодарить за то, что тот ему доверился, дал попытаться помочь. Они сидят в тишине еще несколько минут. Хван предлагает посмотреть какой-то фильм или поделать что-то, чтобы отвлечься, но Джисон отказывается. Говорит, что не хочет просто пытаться забыть о произошедшем, и что Хенджин может идти домой. Хван несколько раз спрашивает, уверен ли парень в этом, на что получает четкое согласие. Взяв обещание созваниваться каждый день, Хенджин и правда уходит, доверяет Хану. Наверное, ему давно нужно было этому научиться. Не только требовать что-то от Джисона, но и самому реагировать на его просьбы. С мерзким чувством в груди Хвану прощается с мамой друга и уходит. На улице его встречает сильная метель. Хенджин укутывается в шарф и наблюдает за ворохом снежинок, танцующих в темном небе. Он всегда любил снег, но сейчас не испытывает никакой радости от по-настоящему наступившей зимы. Словно все происходит не так, как должно быть. Хвану хочется оглянуться назад и понять, сколько вещей он сделал неправильно, но боится запутаться при счете. Все равно это уже не имеет никакого смысла. Хенджину не под силу вернуться в самое начало, как бы он не пытался. Впервые ему на самом деле хочется повернуть время вспять. Каникулы проходят незаметно. Родители вновь уезжают, оставляя сына одного. Хван даже немного отвык от этого. До конца школы остается чуть больше четырех месяцев. Не верится. Время летит мимо, хотя Хенджин его постоянно и торопит. Хочет, чтобы быстрее все нормализовалось, быстрее уйти из школы и чтобы Джисону скорее стало лучше. Однако Хван все равно чувствует, как что-то упускает. Наверное, свои последние месяцы подросткового возраста, которые превратились в сущий кошмар. Хенджин не мог и подумать, что последний год школы будет таким. Сколько всего ужасного он не воображал, но это никак не могло прийти ему в голову. Первое, что делает Хван, когда родители уезжают ранним утром в первый школьный день — это достает пачку сигарет, спрятанную в ящике с носками, и выходит на балкон. Курить он практически бросил, однако что-то все равно не дает ему перестать, раз за разом возвращая к этой вредной привычке. Джисон пойдет в школу только через неделю. Наверное, именно из-за этого Хенджин переживает больше всего. Он не может вообразить, что ему готовит последний семестр. Делать первый шаг одному всегда страшно. Накручивает себя Хван не зря. Сразу после начала урока учительница оповещает причину, по которой Джисона не будет на занятиях. Сказав это классу, она сделала так, что об этом узнает вся школа. Хенджин старается не смотреть ни на одного человека, который после этих фраз повернул в его сторону свою голову. Конечно, они попытаются сразу все разузнать у Хвана. Он же дружит с Джисоном. Как отреагирует на это Хан, парень даже и не знает. Сказать придется. О таком не забудут за время отсутствия Джисона. Его появление в школе только через неделю наоборот поспособствует тому, чтобы об этом говорили еще очень долго. Хану нужно быть готовым. Со звонком Хенджин спешит убежать из класса, потому что уже чувствует, как на него посыпятся сотни вопросов, если он задержится хоть на минуту. Хван сливается с толпой, наматывает круг по этажу, спускается на другой и идет в самый конец коридора, лишь бы не попасться кому-то из знакомых. Ему нервозно. Неужели придется бегать так несколько дней? Хенджин достает телефон, чтобы написать Джисону, но останавливается. Лучше он скажет парню, когда они будут созваниваться. Предугадать реакцию Хана трудно, поэтому лучше не рисковать. Хенджин откидывается на подоконник и наблюдает за учениками, которые от силы в шестом классе. Он помнит себя в этом возрасте. Слишком замкнутый, забитый, но вполне уверенный в своих намерениях и идеалах. Сейчас же Хван не уверен ни в чем. Ни в том, что он будет делать завтра, ни в том, что ждет его к концу учебного дня. Парень перекручивает четки на запястье, считая каждую из них. Кажется, он дошел до пятого круга. Спокойнее не стало. Ему посоветовала их носить мама, но они не особо помогают в последнее время. Хенджин поднимает рукав, готовый снять их, пока не понимает, что рядом с ним кто-то стоит. Хван поднимает голову и хмурится. — Ты не занят? — Чанбин выглядит уставшим. Даже слишком. Хенджин порой удивляется способности парня находить его в любом уголке школы. Это даже немного пугает. Только вот у Хвана совсем нет настроения слушать его. — Нам нужно поговорить. — Ты вспомнил об этом спустя месяц? — интересуется Хенджин, потому что ему неприятно. Мог бы написать хоть что-то, перекинуться парой слов на перемене в прошлом году, но Со этого не сделал. Хван снова ждет его, как собачка, которой пообещали дать кость. Это бесит. — Было сложное время. Думаю, тебе тоже было не до этого, — говорит Чанбин, полностью ошибаясь. Не до этого Хвану прямо сейчас, когда он на грани нервного срыва в первый день школы. А вот перед времени было завались. — Я слышал, что случилось с Джисоном. Передай мои соболезнования. И от Минхо тоже. — Ты знал, о том, что произошло между ними в последние дни прошлой четверти? — спрашивает Хенджин, потому что он думал об этом. Наверное, слишком много. И еще больше о том, что Хан не смог ему рассказать обо всем сразу. — Я знаю, что Джисон пошел отдавать Минхо домашнее задание в читальный зал, а до этого там были парни из банды Чана. Они…заперли Минхо в кладовке и связали его. Джисон вытащил Минхо оттуда. Они поговорили, но я не вдавался в подробности, — поджимает губы Со, пока Хван прокручивает сказанное в голове. Ему становится только хуже от того, что над Ли так издеваются, пока Хенджин думал и говорил про него не самые хорошие вещи. — Им легко вдвоем, но расставаться еще тяжелее. Как вообще Джисон? — Плохо, но уже лучше. Наверное. Я не знаю. Он говорит, что в порядке, но я просто не могу ему поверить, — Хван массирует виски, потому что ему не хочется говорить об этом с Чанбином, но он это делает и сам не понимает, почему. Может, просто потому, что некому. — Я хочу помочь, но не знаю как. Стараюсь делать все, что в моих силах, но этого будто бы недостаточно. — Я уверен, что Джисону помогает твоя поддержка. Такое не может взять и пройти сразу, но ты с ним, а это самое главное, — говорит Со, когда Хенджин переводит на него взгляд. Парню неловко слышать такое, тем более от Чанбина. Он откашливается и выпрямляет спину.  — Ты хотел поговорить, — напоминает Хван, желая поскорее сменить атмосферу. Чанбин молчит несколько секунд, вызывая у Хенджина потребность узнать, о чем же он сейчас подумал. — Мы можем встретиться завтра на рельсах? Часов в семь, — спрашивает Со, а у Хвана глаза на лоб лезут от места, которое тот предлагает. Он колеблется несколько секунд, от чего Чанбин продолжает. — Извини, что пришлось так затянуть, но я объясню почему. Придешь? Хенджин думает. Есть ли сейчас какой-то смысл от этого разговора? Ему хватает и других проблем. Лучше порешать пробные задания к экзаменам, подтянуть парочку предметов, сходить к Джисону, а не все это. От Со веет проблемами сильнее, чем от Чана, потому что Хван совсем не знает этого человека и даже долю его намерений. Помогает, ведет себя вежливо, хотя до этого поступал грубо и обманывал его столько времени. Все кричит Хенджину о том, что нужно держаться от Чанбина подальше. Парень уже защитил его перед Феликсом тогда в больнице. Для успокоения совести Хвану должно было этого хватить. Держать в себе все любопытство и горечь от недосказанности оказывается труднее. Хенджину просто нужно настроить себя на то, что это последний их разговор. Со объяснится перед ним, Хван отреагирует на сказанное и их пути разойдутся окончательно. — Приду, — все-таки соглашается Хенджин. Выражение лица Чанбина так и не меняется. Серьезное, плоское, порой пугающее до мурашек. Хван хмурится. — Мне нужно на урок. — Конечно, — кивает Со, проверяя время на телефоне. Хенджин краем глаза замечает торчащие из-под его рубашки эластичные бинты на запястье. Чанбин это замечает, но руку опускает, как ни в чем не бывало. — До встречи. Первым уходит Со, хотя именно Хван сказал о том, что ему пора идти. Хенджин смотрит ему вслед, пока фигура парня не скрывается за углом. Он делает глубокий вдох, тряхнув головой. Ему не нужно думать об этом. Хвану вообще не стоило разглядывать Чанбина. Забыть кажется правильнее. Пальцы вновь тянутся к четкам, перебирают бусинки до тех пор, пока не звенит звонок. Лучше опоздать, чем прийти в класс в таком состоянии, нервном и гадком. Хенджин выпускает воздух с большей долей беспокойства, и идет на урок. Впереди его ждет долгий и трудный день. Хвану просто нужно его пережить. Внезапно на Хенджина обрушивается столько дел, что он сам теряет счет времени. Школа все же утомляет, особенно, когда приходишь в нее в не самом лучшем состоянии. Парень стоит посреди своей комнаты и понимает, что уже через пару часов ему нужно быть на рельсах. Метель за окном успокоилась, хотя снег не переставал идти целый день. Хван достает из шкафа свитер, потому что мерзнуть совсем не хочется. Что-то ему подсказывает, что разговор будет долгим. Хенджин натыкается на рюкзак, с которым он обычно ходил на рельсы. Хван не притрагивается к нему, потому что понимает, что начнет разглядывать все те записи Чанбина, наткнется еще на что-то нежелательное. Проще взять другой. На автомате он думает, что еще с собой взять, и только потом к нему приходит осознание, что Хенджин не должен ничего приносить, как раньше. Порой он даже забывает, что теперь все иначе, что парень в маске — это Чанбин. Эти два образа совершенно не вяжутся друг с другом. Хван поджимает губы, выпрямляя спину. Нет смысла думать об этом. Что есть, то есть. С этим ничего не поделать. Все же Хенджин решает вернуть Со некоторые его вещи. Он откапывает скетчбук Чанбина, который тогда нашел Джисон, и ту самую коробку, которую парень отдал ему в больнице. Хвану плохо от одного ее вида. В голову сразу приходит все то, что Хенджин говорил парню в маске, но никогда бы не смог сказать Чанбину. И то его глупое преследование, и то, как Хван искренне верил в то, что они сразу станут лучшими друзьями, когда парень снимет маску. Хенджин тяжело втягивает воздух сквозь сжатые зубы, сдерживаясь от того, чтобы не схватиться за голову. Ему не хочется об этом думать, но мысли, все воспоминания сами всплывают перед глазами. Обидно из-за своей доверчивости и глупых надежд. В этом Со совсем не виноват. Дело только в самом Хване. Никто не заставлял его общаться с парнем в маске, открывать ему свою душу, выливать все переживания на незнакомого человека. Хенджин же даже разревелся из-за того, что Чанбин не хотел снимать перед ним маску. От стыда и неловкости за произошедшее остается только провалиться сквозь землю. Хвану стоило позаботиться об этом раньше, а не тогда, когда все уже разрешилось. Практически. На самом деле, Хенджин до сих пор не понимает смысл этого спектакля. Он надеется, что сегодня все станет ясным. Улица встречает Хвана паром изо рта. Парень прячет руки в карманы, идя такой знакомой дорогой. Интересно, изменилось ли что-то на рельсах? Наверное, все увязло в снегу и там совсем нельзя пройти. Хенджин понимает, почему Чанбин выбрал это место для встречи, но можно было поговорить в любом другом месте города. А может Хван просто не хочет идти на рельсы. Ведь произошедшее там все равно что-то значит. Все, что он рассказывал там Со, не было пустыми словами, а в ответ он никогда не получал осуждения. Только поддержку, в которой так сильно нуждался. Хенджин жмурится от яркого света фонаря, прокручивая все свои переживания, стараясь избавиться от них, но у него не получается. Дело заключается только в одной вещи. Хван не знает, как ему относиться к Чанбину. За все это время он так и не определился. Хенджин мечется от образа противного сына директрисы, который связан жутким прошлым с Чаном и ведет себя так, будто самый умный, но ничего из себя не представляет, до человека, который помогал, помогает сейчас и, вроде, вежлив к нему. Хвану нужно просто понять, что Со от него хочет. Тогда он определится. Подойдя к лесу, Хенджин замечает знакомую тропинку. Странно, что она практически не засыпана снегом. Неужели Чанбин продолжает сюда ходить? Хван хорошо помнит граффити, которые тот рисовал, но разве этим занимаются зимой? Возможно, еще какие-то ребята нашли это место. Хенджин включает фонарик на телефоне, несмотря на окоченевшие моментально пальцы, и заходит в лес медленным шагом. Ему нервно и тревожно, но он продолжает свой путь. Если уж почти дошел, то сворачивать назад — глупо. Под ногами хрустит снег, заснеженные ветки преграждают путь. С ними Хван справляется кое-как, наконец выходя к рельсам. Он удивляется, когда видит, что поляна расчищена, наверное, лопатой. Со еще нет. Бочка, где Хенджин с Джисоном часто разжигали костер, закрыта большим куском фанеры. Диван же застелен пленкой, на которой лежит небольшой слой снега. Хван хочет пройтись и оглядеть вагоны, но останавливает себя. Ему незачем смотреть, что рисовал тут Чанбин. Тем более, там огромные сугробы снега. Он выдыхает, пройдя по периметру поляны, оглядывая такие знакомые уголки. Очевидно, что кто-то ухаживает за этим местом. Странно осознавать, что Со до сих пор приходит сюда. Хван бы никогда не вернулся, если бы Чанбин его не позвал. Спустя минут пять Хенджин слышит хруст снега со стороны города. Он немного напрягается, потому что все же страшно находиться в лесу, освещая местность одним лишь телефонным фонариком. Тем более, в такой холод и поздним зимним вечером. Когда из леса выходит темная фигура, Хван неосознанно пятится назад и светит на нее. Чанбин смотрит на него, щурясь, и идет в сторону одного из вагончиков. Пока мозг Хенджина пытается осознать, что он тут и правда вместе с Со, а не с кем-то другим, парень достает из вагончика фонарик, который вешает на угол, и еще какой-то большой пакет. Поляна моментально освещается ярким светом, поэтому Хван убирает телефон, пряча руки в карманах и пытаясь согреться. Чанбин шуршит пакетами, а затем подходит к бочке и спихивает с нее фанеру. После этого парень засыпает туда что-то черное. Должно быть, это угли. Обильно полив все это розжигом, Со достает из кармана спички, поджигает одну и бросает в бочку. Огонь вспыхивает моментально, но почти гаснет через пару минут. Угли, скорее всего, влажные. Чанбин достает из пакета стопку газет и бросает их в бочку. Хенджину на автомате хочется ему помочь, но он себя останавливает, потому что не должен, и молча наблюдает за огнем, подходя чуть ближе. — Я думал, ты не придешь, — честно говорит Со через несколько минут, когда огонь становится стабильным. Хван впадает в небольшой ступор, потому что не знает, что ответить. Чанбин переводит на него взгляд. — Не холодно? — Нормально, — отвечает Хенджин, хотя в глубине души благодарен Со за то, что тот разжег костер. Иначе бы он совсем замерз. Парень откашливается. — О чем хотел поговорить? — Ты первый попросил об этой встрече еще в прошлом году, поэтому спрашивай, что хотел узнать все это время, — Чанбин подкидывает в бочку еще несколько бумажек. Хван делает глубокий вдох, наблюдая за искрами огня. — Зачем было все это? Зачем прятать свое лицо под маской, не говорить мне, кто ты, такое количество времени? Я же говорил с тобой о тебе самом же, ты не считаешь, что это неправильно? — делает какие-то попытки Хенджин, понимая, как ему неприятна вся эта ситуация. Он сидит и допытывает Со о том, что тот сам сделал. — Если начать с самого начала, то я не знал, что это именно вы с Джисоном обосновались в этом месте. Видел, что в лес шли какие-то парни и решил проследить за ними, а потом пробраться самому. Я стал приходить сюда побыть наедине с собой. Потом как-то раз, еще летом, увидел вас двоих здесь и старался приходить, когда тут никого не было. Но мы все же пересеклись, — последняя фраза чувствуется горькой на языке Хвана. Он смотрит на Чанбина, который греет руки над бочкой. — Когда ты заметил меня, я решил уйти. Я знал тебя, Хенджин, но мне не хотелось, чтобы ты понял, кто я. Для меня это было безопасным местом, вне школы. Однако ты все же заговорил со мной. Я пытался тебя игнорировать, но у меня не вышло. Я решил, что могу позволить себе общение с тобой, если не стану раскрывать свою личность. Я и правда не думал, что все станет таким сложным. — Ты хочешь сказать, что это я во всем виноват? — почему-то спрашивает Хван, ловя на себе хмурый взгляд Со, и тут же осекается. — Просто это звучит именно так. — Я не об этом, но ты был настойчивым, согласись? — Хенджину не остается ничего, как кивнуть. Это правда, о которой он сильно сожалеет. Чанбин вздыхает. — Однако именно я стал интересоваться тем, что с тобой происходит, выслушивать тебя, давать какие-то советы. Наверное, тогда это и стало нечестным по отношению к тебе. И в этом моя вина. Я правда хотел много раз просто взять и не прийти. Окончательно все оборвать, потому что я понимал, какой будет твоя реакция, и я не ошибся, ведь так? — Я не-, — Хван старается собрать мысли в кучу, потому что это слишком сложно. Выбрать виноватого, сделать какие-то выводы, хоть и прошло столько времени. — Я не знаю. Просто то, как ты раскрыл свою личность… Я не могу сказать, какой была бы моя реакция, если бы ты сделал это прямо тут, а не в больнице тогда. — Ты изначально был настроен ко мне негативно до нашей встречи на рельсах, и я это понимал. Это меня, конечно, не оправдывает, потому что я и правда вел себя в школе так, чтобы спровоцировать тебя. Мне казалось, что тебе будет проще меня ненавидеть, когда я открою свою личность, чем метаться в каких-то раздумиях, — пожимает плечами Со, а Хенджин кажется понимает, что он имеет в виду. Только вот у Чанбина все равно не получилось избавить Хвана от этих метаний. Они продолжаются до сих пор. — Но я все равно тянул с этим, потому что мне нравилось проводить с тобой время здесь. И мне казалось, что тебе помогают разговоры со мной. А еще, потому что все происходящее за пределами этого места — слишком сложное. Мы бы не смогли общаться там. Не думаю, что это нужно объяснять. Хенджин не знает, нужно ли оправдывать Чанбина этими словами. Ему странно слышать все это от Со. Словно он все придумал, но на деле ведь это не так. Хван чувствует искренность в словах Чанбина и, как бы ему того не хотелось, мысленно соглашается со сказанным. Ему правда помогали эти разговоры. Хенджину становилось лучше после всех их многочисленных встреч. И, наверное, это неправильно для кого-то, но Хван признает, что благодарен Со до сих пор. Костер перед ними трещит, как и голова Хенджина от количества слов, что ему хочется сказать, но они все равно будут звучать не так, как ему этого хочется. — Я понимаю, о чем ты, но признаваться так, как ты сделал это в больнице, просто неправильно. Возможно, я сам напридумывал себе чего-то о тебе, не зная, кто ты на самом деле, однако мне правда было обидно. Наверное-, — Хван медлит, но решается сказать то, что говорить не хотел. — Наверное, тебе и правда стоило в один момент просто перестать сюда приходить. Все стало слишком сложным. — Прости. Мне жаль, что так вышло, — отвечает Чанбин, а Хенджин почему-то чувствует себя виноватым. Разве он должен? Ведь Со от этого не пострадал так, как он. Хван даже умолчал о том, что это именно Чанбин был с ним на балу тогда, получив после этого от Чана. Если бы Со признался во всем сразу, возможно Хенджину бы вообще не пришлось идти туда. Но это произошло и до сих пор тревожит Хвана в бессонные ночи. Только это все равно не позволят ему в глубине души обвинять во всем Чанбина. Почему-то он просто не может. — Давай просто закроем эту тему и не будем ее больше поднимать, — предлагает Хенджин, хотя вопросов у него еще много. И он уверен, что Со есть, что ему рассказать. Однако Хван не уверен, что ему хочется углубляться во все это. Мотивы Чанбина он примерно понял. Просто они не были друзьями и они ими не станут, чтобы вспоминать какие-то отдельные моменты их встреч. Хенджину от них либо стыдно, либо слишком больно и неприятно. Ему хватит полученной информации еще надолго. — Ты тоже хотел о чем-то поговорить, если я не ошибаюсь. — Не знаю, будет ли это уместно сейчас, — говорит Со, на что парень неосознанно хмурится. Нет, он больше не хочет всех этих «потом» и «на следующей неделе». — Скажи сейчас, — твердо произносит Хван, заставляя Чанбина посмотреть на себя. И тот смотрит, внимательно, будто бы пытаясь отыскать что-то в Хенджине. Хвану от этого не по себе. В глазах Со он не видит ничего, кроме отражения красного пламени. — Не знаю, будет ли у нас еще возможность поговорить в будущем. — Общаясь с тобой, я думал о многом, — начинает Чанбин, всматриваясь в высокий и темный лес, который их окружает. Хенджин слушает внимательно. — Знаешь, ты много говорил о том, что хочешь все исправить. Ситуацию с Чаном, то, что происходит с тобой и Джисоном. Хоть ты и говорил мне лично, что мне на все плевать, это не так. Совсем не так, — чуть тише повторяет Со. Хван помнит это слишком хорошо. Тогда он не знал всех этих сложностей, сам не сталкивался с ними лицом к лицу. Хенджину не стоило тогда этого говорить. — Но последние события, особенно то, что произошло с тобой тогда в спортзале, заставили меня обдумать это еще много раз. Скоро конец учебного года, но Чан обязательно оставит после себя приспешников. Я думаю, ты понимаешь, что это значит. — Что это никогда не закончится? — предполагает Хван, на что получает кивок. — Ты знаешь, что происходит с Минхо, может, слышал, что Чан делает с другими учениками. Ты сам прошел через это, — говорит Чанбин, а Хенджин совсем не осознает, к чему он все это ведет. — Его нужно остановить раз и навсегда. Чтобы никто не пошел по его стопам, чтобы он не смог больше ломать чужие жизни так просто, как делает это сейчас. — И что ты хочешь от меня? — спрашивает Хван, потому что он не ожидал услышать такого от Со. Вообще ни от кого. — Хенджин, я знаю, что тебе небезразлично то, что происходит. Я помню, что тебе и самому хотелось прекратить этот беспредел, — Чанбин останавливается, словно дает время Хвану, чтобы осознать сказанное. Но даже этой минуты ему мало для того, чтобы подготовиться к следующим словам. — Поэтому я подумал, что ты, возможно, захочешь мне в этом помочь. Мелкие хлопья снега медленно падают с неба прямо на лицо Хенджина. Ему кажется, что на несколько минут он разучивается дышать. То, что предлагает ему Со, не дает Хвану пошевелиться. Ведь это именно то, чего он так долго хотел. Расправиться с Чаном, с его делами, с его бандой. Сколько раз Хенджин испытывал в себе порывы начать бороться с этим, но он не знал как. И сейчас человек, который, вероятно, имеет какой-то план, знания, связи и желание делать это вместе с ним, предлагает Хвану помочь с этим. Возможно, если бы Чанбин сказал об этом пару месяцев назад, Хенджин бы сразу согласился, не брав во внимание свое отношение к Со. Сейчас же все иначе. Хван понимает, что ему не хочется проходить через все, что с ним произошло, снова. Испытывать боль, страх за себя и дорогих ему людей всегда было непосильной ношей для Хенджина. Он больше не может действовать так же безрассудно и ставить на кон все, что у него есть. У Хвана сейчас другие проблемы. Ему нужно заботиться о Джисоне, пытаться наконец-то влиться в учебу, уйти подальше от этого хаоса. Хенджину кажется, что он сейчас упускает из своих рук что-то важное, то, к чему стремился всю свою недолгую жизнь. Попытаться исправить то, что сеет несправедливость и разруху. Сохранить свое неравнодушие, которое он так в себе всегда ценил. — Прости, но я не могу. Если я соглашусь, то Джисон не останется в стороне. Ему сейчас не просто, мне тоже, у нас другие проблемы. Нам достаточно того, что произошло. Вновь возвращаться к тому, с чего мы начали, сейчас слишком трудно, — Хенджин понимает, что отказывает не Чанбину, а самому себе. Он отшатывается назад, когда Со внезапно сжимает кулаки и смотрит вниз. — Ты даже не поинтересовался, что я имею в виду под тем, чтобы остановить Чана. Почему ты так просто отказываешься от этой идеи? Все пошло наперекосяк из-за него, от вас так просто не отстанут, поверь мне, — Чанбин чуть заметно повышает тон. Хван смотрит на него, не моргая. — Неужели тебе не хочется окончательно с этим разобраться? Не думать о том, что будет, если ты снова сделаешь что-то не так? Помочь таким же людям, как ты? — последние строчки добивают Хенджина. Они становятся той каплей, которая держала все его мысли в себе. — Почему я вообще должен тебе помогать? И этим людям? Они все для меня никто, ты для меня никто. Зачем мне ввязываться в еще большее дерьмо, когда я и так по уши в нем? — когда Хван понимает, что он практически кричит на Со, становится слишком поздно. Он уже не в состоянии себя остановить. — Я хочу жить нормальной жизнью. Забыть про все, что было, сконцентрироваться на том, что важно мне. Я плевать хотел на всех, кто попадается под ноги Чану. Я не собираюсь лезть под них сам. Если бы ты хотел все исправить, то сделал бы все раньше. Я не хочу выслушивать бредни о том, что я вдохновил тебя на такой отчаянный и замечательный подвиг. А даже если это и так, то занимайся этим без меня. Я ничем тебе не обязан. У меня и так проблем по горло. После сказанного Хенджин тяжело дышит. От напора эмоций у парня дрожит все тело. Ему не хочется выслушивать речи Чанбина о том, что ему нужно делать. Ему вообще ничего не хочется. Это больше не его забота, Чан их уже столько времени не трогал. Хван не хочет, чтобы это все снова началось, и он не может понять, почему Со его не слушает. Чанбин отвечает не сразу. Проходит несколько минут душащей тишины, пока Хенджин не успокаивается. И только тогда он слышит ответ. — Ты ничего мне не должен, Хенджин. Это твое решение. Я тебя услышал, — Хвану так было необходимо услышать хоть какую-то эмоцию в словах Чанбина, но там лишь пустота. И снова то безликое лицо, та маска, которая пострашнее той, что была в коробке. Хенджин больше не может здесь находится. — Надеюсь, ты узнал все, что хотел. Мне больше нечего сказать. Можешь идти домой. Я еще останусь. — Возьми, — сухо говорит Хван, доставая из рюкзака ту самую коробку и блокнот. Чанбин забирает их без слов, зачем-то прижимая к себе. Хенджин стискивает зубы, хочет сказать еще что-то, но не решается ни на что бо́льшее. — Удачи тебе во всех твоих делах. Может, у тебя и правда получится что-то изменить. Хван уходит, не дожидаясь ответа. Не то, чтобы ему хотелось услышать еще что-то от Со. Внутри его раздирает чувство, что он все сделал не так. Хенджин почти бегом выходит из леса, цепляясь за каждую ветку, наступая в сугробы, от чего у него полностью промокают ботинки. Зубы стучат от холода, а думать становится просто невозможно. Он останавливается прямо на проезжей части, чтобы перевести дух, и зачем-то оглядывается. Хван хочет вернуться, но не может. Он ничем не поможет Чанбину, он сделает только хуже себе самому. Хенджин тяжело дышит, опуская глаза в асфальт. Он же поступил правильно, подумал о своих близких, как и говорил ему Чанбин несколько месяцев назад. Иногда, чтобы защитить дорогих для тебя людей, нужно чем-то пожертвовать. Эта потеря сделает тебя сильнее в будущем, но не лишит тебя себя самого. Ты не равнодушный человек, Хенджин, и никогда им не станешь. Не думай так. Все не так. Совсем не так. Хван не стал сильнее, он даже не смог остаться тем, кем был. Все сказанные им слова чувствуются предательством самого себя. Хенджин пожертвовал не просто чем-то. Он оставил позади все свои идеалы, каждую светлую мысль парень променял на собственные желания держаться от этого подальше. Это не должно звучать плохим, но Хенджин ничего не может с собой поделать. Ему безумно хочется закричать прямо посреди улицы, игнорируя проходящих мимо людей, забыв про весь мир, потому что его — полный мнимых надежд и неоправданной уверенности в себе — рушится прямо сейчас. Его сердце колотится, как ненормальное. Ощущение, что Хвана может вывернуть наизнанку в любой момент, не покидает. И в этот миг Хенджину кажется, что он сходит с ума, что у него больше ничего не осталось. Ничего, что давало ему сил двигаться дальше и верить в лучшее. Что-то в груди парня с громким звуком трескается. У Хвана подкашиваются ноги, но он не позволяет себе упасть. Вместо этого он пускается в бег. Хенджин не смотрит, куда его несет, ему сейчас плевать на это. Нужно выпустить пар, вдолбить в себе голову, что сделанный им выбор — правильный. Был ли он у него когда-то? Не сам ли он стоял на грани того, чтобы выступить против Чана, но что-то снова и снова тянуло его назад. Хвану теперь кажется, что это был он сам. Словно Хенджин никогда не метался между решениям, а всегда знал, что выберет отступить в самый ответственный момент. Ему не хочется в это верить. Хван же правда хотел все изменить, ему никогда не было все равно. Только в конце-концов он действительно сделал шаг назад. Отказался от всего раз и навсегда. Но это не может быть так, ведь не может? Хенджин сжимает кулаки, старается выплеснуть все эти мысли в каждое свое движение, но они только сгущаются в огромный ком. Когда силы кончаются, Хван останавливается и сгибается пополам, пытаясь отдышаться. Он обнимает себя руками и зажмуривает глаза. Это бесполезно. Хенджин опускается на колени прямо на грязный асфальт и опирается на него ладонями. Если ему нужно сломать себя ради того, чтобы все было нормально, он это сделает. Станет врать людям вокруг, будет тем, кем не является. Это же не так сложно. Он должен справиться. Буря внутри Хвана медленно успокаивается, словно совсем не имела смысла. Однако ее бесшумные вихри продолжают терзать Хенджина изнутри, будто бы напоминая, что борьба с самим собой — самая сложная из всех, которые могли с ним произойти. И ему придется выйти из нее победителем. Во что бы то ни стало. Дойдя до квартиры и закрыв за собой дверь, Хван опирается на нее и медленно сползает вниз. В его голове пустота, от которой звенит в ушах, но у него не осталось сил реагировать на это. Будто все эмоции, горящие в парне полчаса назад, покинули его. Хенджин достает телефон, чтобы написать о произошедшем Джисону, но отбрасывает телефон в сторону и хватается за голову. Он снова решает умолчать о случившемся, делает то, чего обещал никогда не совершать. Хван поднимает голову и смотрит в белоснежный потолок. Это больше не имеет смысла. Все закончилось. Хенджин повторяет эти слова вслух, пока кроме них не остается ничего, только абсолютный конец и кромешная тьма. В этот момент Хвану кажется, что он теряет себя. Но так будет лучше, ведь правда?