***
Все случилось совсем не так, как представляла Микаса и с долей болезненного неудобства, испытав которое, она уже не задумывалась над тем, кто ее берет и как. Хотелось лишь одного: чтобы это поскорее закончилось. Она лежала в объятиях своего насильника, не в силах пошевелиться. Все тело пронзала ноющая боль, а в горле стоял ком, не позволявший произнести хоть слово. Впрочем, разговаривать с мужчиной она совершенно не хотела. Ей была противна сама мысль о том, что Леви мирно отдыхает, обвив руками детское тело Аккерман и тем самым не давая покинуть его комнату. Пролежав так около получаса, мужчина отстранился и равнодушно спросил: — У тебя ничего не болит? — формальность, не иначе. В ответ Микаса слабо помотала головой. Ривай еще немного побыл рядом с ней, легонько поглаживая по голове и играя с ее волосами — Аккерман молча терпела, дожидаясь, пока он уйдет, — а затем вышел на балкон, зажигая сигару. Девушка бросила взгляд на часы — было около полуночи. Заставив себя подняться с кровати, она быстро натянула разбросанную по полу одежду и направилась к двери. — Уходишь? — отрешенно произнес Ривай, приоткрыв дверь балкона. — На, возьми… — он зашел в комнату и, достав ключ из кармана куртки, отдал ей. Микасу вмиг затошнило от резкого запаха сигары. Хозяин это, к счастью, заметил и завел руку за спину. Аккерман пулей вылетела из его спальни и быстрым шагом направилась в свою ванную. Она упала на колени, как только оказалась внутри: ее рвало так, будто накануне она съела дюжину дохлых щенков и запила все это каким-нибудь забродившим медом. Откашлившись и смыв с себя частички отвратительной блевотины, Микаса обессиленно рухнула на кровать и закрыла глаза, мечтая, чтобы этот ужасный день наконец подошел к концу. Не прошло и десяти минут, как она погрузилась в глубокий сон, прокручивая в голове все события, которые только что произошли.***
Проснувшись рано утром, Микаса чувствовала себя намного лучше. Вытащив из гардероба первое попавшееся платье, она решила спуститься вниз и найти что-нибудь съедобное, потому как двухдневный голод давал о себе знать. К ее удивлению, дверь была не заперта. — Значит, теперь мне можно гулять по дому, — задумчиво сказала она сама себе. — Прекрасно. Из-за вчерашних событий Микаса была не в лучшем расположении духа, да и тело ломило сильнее, чем она предполагала. Пройдя через гостиную, она обратила внимание на то, что день сегодня солнечный и ясный — ей очень захотелось выбраться на улицу. Однако последние крупицы приподнятого настроение вмиг испарились, как только она зашла на кухню. — Доброе утро, — равнодушно произнес Ривай. Аккерман не ответила на его приветствие и молча села за стол, не удостоив его даже взглядом. — Разговаривать тебя не учили? — Нет. — Будь повежливее, — в его голосе отчетливо слышалось раздражение. — С чего бы? Вы-то со мной не очень вежливы, — Микаса сама не заметила, как слова сорвались с ее губ и тут же пожалела о сказанном, потому как получила за это очередную звонкую пощечину. — А ты бы предпочла удовлетворять какого-нибудь похотливого урода из столицы, который о слове "гигиена" никогда не слышал? — как ни в чем не бывало, Ривай налил себе крепкого черного чая и сделал глоток. — Да ты благодарить меня должна, Микаса. — А больше ничего не попросите? — слова сами слетали с губ, даже не успев дойти до мозга. — Манеры, девочка моя, манеры, — проговорил он с притворной вежливостью. Брюнетка упорно молчала, но гнетущая атмосфера в комнате давила, словно вода вокруг. — Давай. Не отпущу, пока не заговоришь нормально. — Нормально, то есть как? — Извинись для начала. И обращайся ко мне так, как полагается, — мужчина выжидающе скрепил руки, не отводя глаз. Это уже слегка пугало. — Простите, — недовольно произнесла Аккерман. Назвать его хозяином язык не поворачивался, но пощечин ей хватило с головой, чтобы понять всю ситуацию. — Хозяин... Слова, пропитанные ненавистью и отвращением. От самой себя противно, не то что от него. — Умничка, Микаса. Собственное имя из уст мужчины показалось ей крайне отвратительным. Она брезгливо отвернулась, рассчитывая, что на этом их беседа подойдет к концу, но Леви продолжил: — Через пару дней ко мне приедут мои друзья, — начал он совершенно другим тоном. — Если не хочешь все время безвылазно просидеть в комнате, тебе стоит вести себя по-другому. — Я и так безвылазно сижу в комнате, — буркнула она себе под нос. — Хозяин, — добавила она, уяснив, что Ривай, как и она, не в лучшем настроении. — Почему же? Дверь открыта, можешь гулять… — он как-то странно посмотрел на нее, будто она задала самый идиотский в мире вопрос. — Ты можешь проводить с нами время, свободно выходить на улицу, но при одном условии. — Каком? — перспектива общения с другими людьми ей понравилась. — Не говори им, отчего ты здесь, — медленно ответил Ривай, взвешивая каждое слово. — Не хами и не вздумай сболтнуть что-то о нас. Я сам им объясню. — Как скажете… — покорно отозвалась Микаса — все равно у нее нет выбора. — Умница, — Леви придвинул к себе тарелку и приступил к еде, какое-то время игнорируя присутствие Микасы. Умирая от голода, она стала накладывать себе всего, но понемножку — кое-что из того, что было на столе, она видела впервые. Особенно ей понравился шоколад — она много раз видела его на витринах, но никогда не пробовала и даже не знала, как это называется. — Вижу, сладкое ты любишь… — рассмеялся он, глядя на то, как Микаса тянется к вазочке с конфетами. Она впервые слышала его смех: он был низкий и бархатистый, напоминающий мурчание кота. — Я раньше никогда не ела… такого, — она указала на разные сорта шоколада, дольками разложенные на тарелке. — Это шоколад, — пояснил Леви. — Всем нравится разный. — Вы… странно себя ведете, — произнесла Микаса вслух то, о чем подумала. — Даете пощечину, а через пять минут смеетесь… — Не обольщайся, моя милая, — девушка вздрогнула от такого обращения. — Ты вчера так быстро убежала… Закончим сегодня вечером? — добавил он, хищно улыбнувшись. Микаса вновь ощутила себя неуютно. Даже просто находиться рядом с ним требовало от нее усилий, а прилагать их она не хотела. Руки задрожали, и эту дрожь никак не получалось унять, что, естественно, не скрылось от Леви. — Боишься меня? — удовлетворенно заметил он. Нравится, что ли? Микаса хотела было что-то ответить, но он жестом приказал ей замолчать. — Говори сразу, если что-то не устраивает. Ну? — Н-ничего… — тихо пролепетала Аккерман. — Опять врешь, — его тон, и без того холодный и безэмоциональный, превратился в раздраженный и озлобленный — Микаса пожалела, что вообще спустилась сюда. Больше они не сказали друг другу ни слова. Вечером все повторилось. На этот раз Ривай не позволил ей уйти, а приказал остаться на ночь с ним. Его весьма огорчало, когда после секса девушки уходили, ведь он хотел бы заснуть с ними, но сказать об этом вслух — вздор. Поэтому он просто прижал ее к себе, не давая вывернуться из своих объятий, и сладко погрузился в сон. Микаса, в свою очередь, горько размышляла о том, что теперь ее жизнь будет именно такой. Того, чьи руки сейчас обвивали ее грудь, она возненавидела больше всего на свете.