Волчонок

Когда Франц открыл глаза, он долго не мог понять, где находится. Было совсем темно, но не слишком холодно. Недалеко, примерно в нескольких шагах от него, раздавались какие-то стоны и бормотание. Мальчик повернул голову и увидел слабый огонёк свечи. Свечка стояла в стеклянной аптечной бутылке на ящике. Рядом сидела девочка лет десяти и что-то шила, низко склоняясь к своей работе. Франц понял, что лежит на чём-то мягком. Он пощупал рукой и почувствовал под пальцами свалявшуюся вату старого матраца. Звуки, которые разбудили его, доносились справа. Мальчик приподнялся на локте и увидел чуть дальше контур такой же импровизированной постели, на которой лежал ребёнок, примерно его возраста, явно в лихорадке. В темноте Франц не мог различить, мальчик это или девочка. Девочка, сидевшая за шитьём, подняла голову и обратилась к Францу: — Ты проснулся? Больше не будешь спать? Бруно велел тебя накормить. Сейчас все на работе, день ведь… День? Франц потёр глаза. Нет, темнота не исчезла. И тут мальчик вспомнил всё — и минуту своего крайнего отчаяния, когда он был уже готов шагнуть в пропасть, и чудесное спасение в лице дурачка Клауса, и загадочный спуск по каменной лестнице в подвал кладбищенской часовни. — Что это за место? — спросил он. — Это теперь наше место, — буднично ответила девочка, — Клаус стащил у отца ключи, и теперь мы можем жить в этом подвале. Там, где мы жили раньше, уже стало очень холодно. Это Бруно придумал. Он у нас главный. Его все слушаются, и ты слушайся. Девочка собрала в жестяную миску несколько холодных печёных картофелин, кусок хлеба, кем-то надкусанный с одной стороны, квашеный зелёный помидор, полосатую, слегка пыльную конфету на палочке и подала всё это богатство Францу. — Где вы берёте еду? — спросил мальчик, жадно накидываясь на угощение. — Когда как, — уклончиво ответила девочка, — вот Клаус вчера много чего из дома принёс, ну и все мы работаем. Кто не болеет, конечно. Сейчас у нас многие заболевают. Некоторые уже умерли… Тебе Бруно всё расскажет, когда вернётся. Но для этого за тебя должны проголосовать. — Как это? — спросил Франц с набитым ртом. — А вот видишь? — девочка поднесла к его носу корзинку, в которой лежали какие-то мелкие камешки — чёрные и белые, — кто захочет, чтобы ты с нами остался, будет кидать белый камень, а кто не захочет — чёрный. Это Бруно придумал. Он работал на настоящей работе в мужском клубе! Он знает, как голосовать. Мы так всегда принимаем новеньких. Только я тебе скажу: почти никто не хочет оставлять тебя. Нас и так стало сильно много. А ты зачем нам нужен? У тебя родителей нет? — Нет, — вздохнул Франц. — Ну вот, ты не можешь, как Клаус, из дома приносить разные вещи. Он хоть и дурной совсем, но у него отец есть и мачеха. Они его любят и всё ему дают. И еду, и деньги. А иногда он сам берёт. Что Бруно ему скажет, он всё берёт — и еду, и спички, и одежду… А отец у него смотритель кладбища. Он тут за всё отвечает. Поэтому Клаус у нас самый важный человек после Бруно. Хоть и глупый совсем. Этот подвал очень старый. Тут давным-давно люди прятались. Ещё когда была война с Бонапартом. Ключ был у отца Клауса, а теперь этот ключ у нас. Отец Клауса, наверняка даже не спохватится. Ему-то зачем колокольню открывать? Франц не знал ни кто такой Бонапарт, ни что это была за война, во время которой здесь прятались люди, его гораздо больше интересовало предстоящее голосование. Он попытался расспросить подробнее. Но девочка только загадочно улыбалась. Видимо, секрет доставлял ей огромное удовольствие, как и сама будущая процедура. Они поговорили ещё некоторое время. Франц рассказал девочке кое-что о своей жизни в Триесте, о своей маме Фриде, отце, погибшем на фронте и маленьком братике, почему-то не упоминая, что Фрида не была его родной матерью, и вырос он в приюте. Франц и сам не мог объяснить, почему он это скрыл. Девочка, которую знали Эльза, всему верила. Она и сама потеряла родителей совсем недавно. Они умерли в местной больнице от испанки. А ферму их продали за долги. Эльзу хотели отдать дяде — человеку злому и жестокому, но она сбежала и подалась в город. Поэтому история Франца не вызывала у девочки никаких сомнений. Такие истории могли рассказать почти все участники этого странного сообщества. Постепенно в подвале собирались остальные дети. Одежда и волосы у них были мокрые, что говорило о том, что на улице идёт холодный дождь. Франц с содроганием подумал о том, что если за него все присутствующие бросят слишком мало белых камешков, то ему придётся выходить под этот ледяной дождь и идти неизвестно куда. Растопили камин, зажгли ещё несколько свечей. Благо Клаус принёс их целую связку. Сразу стало тепло и уютно. Пекли картошку и даже жарили сосиски на палочках. Сосисок Францу не предлагали, но он и не претендовал на них. В его сторону поглядывали с любопытством, но никто из детей не пытался с ним заговорить. Франц пытался определить, кто из присутствующих будет бросать белый камень, а кто чёрный. Ну, вот этот худой высокий мальчишка, кажется его зовут Тиль, точно будет против. Он вчера по этому поводу вполне определённо высказался. А вот Эльза точно будет за него. Они же так хорошо поговорили… Малышам, наверное, всё равно. Они сделают так, как скажут старшие. А как будут бросать камни? Почему-то Франц предполагал, что бросать их будут вдаль, кто дальше. И какие камни дальше улетят — чёрные или белые, так и решат. Все ждали Бруно. Пока его не было, дети собирались группками, спорили, играли в ножички, хвастались своей добычей. В качестве добычи выступали иногда не только еда и табак, но и довольно приличные деньги. Франца это немало удивляло. Кому пришло в голову в такое сложное время подавать так много попрошайкам? Наконец, пришёл Бруно. При его появлении в подвале как будто стало светлее. А может быть, и правда стало светлее, так как зажгли пару лишних свечей. Малыши кинулись к Бруно и облепили его со всех сторон. Эльза подала ему ужин в той же жестяной миске, с которой кормила Франца, но у Бруно еда была гораздо более богатой. Бруно быстро ел, одновременно выслушивая рассказы своих товарищей, улыбаясь направо и налево. Было видно, что он наслаждается своей ролью вожака, и эта роль ему подходит, как никому другому. — Ну что ж, — весело сказал Бруно после ужина, — сегодня у нас голосование по поводу… Он обратился к Францу: — Откуда ты, говоришь, пришёл? — Из Триеста, — ответил Франц. — Тогда решено — ты будешь у нас итальянец. Итак, голосуем по поводу принятия в наш клуб итальянца! Садитесь, садитесь же все быстрее. Ребята расселись полукругом вокруг камина, а Луиза взяла корзинку с камешками. Бруно откуда-то достал длинный синий драповый рукав на атласной подкладке от какого-то пальто. Франц смотрел на происходящее во все глаза. Бруно встал перед собравшимися на середину помещения и произнёс короткую речь, которая могла бы сделать честь любому достойному руководителю. Он обращался к благоразумию и человеколюбию своих товарищей, говорил о тяжёлом времени и долге помогать ближнему. — Я никогда не обманывал вас, — говорил Бруно с горящими глазами, — у нас действительно мало запасов продовольствия. Мы не можем расширять наш клуб до бесконечности. Но мы должны входить в положение таких же оставшихся без помощи взрослых, детей, которыми были мы сами, до того, как объединились и стали выживать сообща. Голосуя, учтите всё, что я сказал! Жаль только, что оценить его красноречие могли немногие. Большинство малышей дремали, кое-кто ковырял в носу, Клаус бессмысленно улыбался. Тиль смотрел со скептической ухмылкой на Бруно и почти с ненавистью на Франца. Лица других старших детей оставались непроницаемыми. И тут Бруно взял свой синий рукав и пошёл вдоль ряда сидящих детей. Рядом с ним шла Эльза с корзиной с камешками. Франц подошёл поближе и увидел, что рукав снизу зашит и представляет собой длинный мешок. Каждый из собравшихся брал из корзинки камешек так, чтобы не было заметно, какого он цвета, и опускал в рукав, а Бруно с Эльзой шли дальше до тех пор, пока камешки не опустили все, кроме Франца и лежащих в стороне трёх больных. Потом Бруно присел на корточки, и высыпал все камешки себе под ноги, а рукав сунул в сторону. Франц не поверил своим глазам: почти все камешки были белые! Он вспомнил, что говорила Эльза — почти никто не хотел, чтобы Франц у них остался. Но как же так? Неужели на ребят так подействовала речь Бруно? Вокруг раздались удивлённые и недовольные выкрики, но их тут же заглушил громкий и звонкий голос Бруно: — Я немного удивлён голосованием, но ничего не поделаешь — Итальянец остаётся с нами. — Я голосовал против, вот мой чёрный камень, я помню его! — закричал веснушчатый парнишка в большом взрослом пиджаке, который висел на нём почти до колен, и я уверен, что Тиль тоже голосовал против! — Что??? — возмущённо воскликнул Бруно, — ты хочешь раскрыть тайну голосования? Основной принцип нашего клуба… — Да плевать я хотел на твои принципы! — вступил Тиль, — с твоими принципами мы зимой голодными сидеть будем! Набрал вот этих, — он пренебрежительно кивнул в сторону группки малышей, — а что они могут? Только копейки у старух выпрашивают. В облике Бруно внезапно проявилось лёгкое высокомерие. Он вскинул подбородок и произнёс сквозь зубы: — В нашем клубе все имеют равные права. И каждый выполняет посильную работу. Но что это?.. Франц был уверен, что перебил Бруно сам себя нарочно, демонстративно прислушавшись к тишине. — Что с Виктором? Мальчик, который лежал больной и с момента появления в подвале Франца вздыхал, стонал и что-то бормотал в горячке, замолчал. Все бросились к постели этого Виктора, а Франц остался на месте, так как ему хотелось кое-что проверить. Он подошёл к тому месту, куда Бруно бросил рукав для голосования и приподнял его. Рукав оказался неожиданно тяжёлым. Мальчик заглянул в него и увидел, что он полон камешков, большинство из которых были чёрными. Как же так? И тут Франц подтвердил мысль, которая мелькнула у него ещё во время голосования — часть подкладки рукава была отпорота. Это образовывало точно такую же вторую ёмкость, куда можно было накидать столько камней, сколько и в первую. То есть Бруно проделал во время голосования нехитрый фокус, высыпав камни именно из этого кармана, и оставив те, которые бросили ребята, в рукаве. Бруно зачем-то хотел, чтобы Франц остался. Но зачем? — Он умер! Он не дышит! — раздались возгласы со стороны постели несчастного Виктора. Франц подошёл поближе и взглянул на умершего мальчика поверх голов толпящихся вокруг малышей. Покойник был маленький, худой, а его лицо было почти совершенно чёрным. — Отойдите! Отойдите все подальше! — деловито командовал Бруно, — ну-ка, в сторону все! Сейчас мы с Рыжим и Итальянцем его вынесем. Давай, Итальянец, берись, ты теперь один из нас. Перед лицом смерти никто из ребят не стал спорить, что Франц теперь один из них. Тащить покойника наверх, под ледяной дождь никому не хотелось. Бруно завернул умершего в какое-то дырявое покрывало, они с мальчиком, которого называли Рыжим, взялись за головной конец импровизированного савана, а Франц за ножной. Умерший мальчик был очень лёгким. Франц понимал это. Но ему, истощённому и самому больному, тащить тело вверх по лестнице было очень тяжело. Когда они вышли на кладбище, он не удержал свой конец, покрывало размоталось, и тело упало на землю. В таинственном блеске дождевых капель Францу показалось, что покойник улыбается. Если бы он здесь был один, он бы уже бежал без оглядки, но Бруно спокойно, хоть и немного разочарованно, произнёс: — Эх, ты, слабак. Ладно, давай я возьму здесь, а ты, Карл, — обратился он к Рыжему, — держи спереди. Бруно снова завернул покойника в покрывало, и они медленно двинулись к выходу с кладбища. — Что, опять положим на ту же могилу? — спросил рыжий Карл. — Нет, мне не понравилось, что в прошлый раз сюда несколько дней никто не приходил. Зачем же нашему Виктору лежать так долго, как лежала Бригитта? Мы его сейчас определим вот сюда! Бруно остановился у богатой могилы с множеством венков и хризантем в горшочках, на которой ещё не было памятника.