Волчонок

На душе было такое ужасное опустошение, что Франц не замечал времени. Шли часы, а он всё так же сидел над телом собаки без мыслей и ощущений. Всё это в нём как будто умерло. Потом, ясная и чёткая, пришла мысль: «Все, кто меня любит, кто ко мне хорошо относится, умирают. Все, кто мне нравится, не хотят меня знать. Я должен жить всегда один». И только после этого он лёг на грязные тряпки рядом с мёртвой собакой и заплакал. На город спустился вечер. Было тепло и очень пасмурно, поэтому темнота пришла раньше, чем это обычно бывает в это время года. Франц ничего не ел и не пил в этот день, но не чувствовал ни жажды ни голода. Рассудком он понимал, что Медведя надо похоронить, но не представлял, как это сделать. Собака была очень большая и тяжёлая. Он вспомнил, как в первую ночь своего пребывания в «клубе» принимал участие в «похоронах» маленького Виктора. Тело Виктора было лёгким, но и его они тащили втроём. Хорошо бы было похоронить Медведя на кладбище, рядом с могилой Герды, но это, к сожалению, невозможно: кладбище было так далеко… Обессиленно вздохнув, мальчик вытер рукавом слёзы и попытался приподнять тело собаки, чтобы хотя бы вытащить его в палисадник. Из этого ничего не получалось. Медведь, всегда такой тёплый и мягкий, вдруг стал холодным и невероятно тяжёлым. Франц пробовал тащить его волоком, цепляясь за края тряпок, на которых он лежал. Но гнилые тряпки рвались. Совсем измучавшись от бесплодных усилий, Франц присел отдохнуть. Вдруг он вспомнил, что в глубине дома, в одной из комнат, он видел практически целое, прочное на вид женское пальто. Правда, у пальто вполне могла быть хозяйка, но вдруг её сейчас нет на месте? Конечно, заходит она наверняка не через пролом в стене, а с другой стороны, может быть, через чёрный ход. Но сегодня он не слышал из глубины дома никаких звуков. Франц решил рискнуть. Он медленно, на цыпочках, периодически зажигая спички и прикрывая их ладонью, отправился в нужную ему комнату. Как он и предполагал, комната была безлюдной. Но пальто на кровати не было. Зато там лежало скомканное одеяло неопределённого цвета. Мальчик забрал одеяло и вернулся в свой чулан. С огромным трудом ему удалось перетащить тело собаки на одеяло, и взявшись за его край, вытащить в пролом. Работу затрудняли обломки кирпичей, которые валялись на полу и кучи разнообразного мусора, на который он раньше не обращал внимания. Тут Франц опять сел отдохнуть. Он шевелил пальцами в последний раз шерсть Медведя. Шерсть была такая же, как и раньше — жесткая, очень густая. Можно было представить, что пёс не умер, а просто спит. Франц и не заметил, как по его лицу опять потекли слёзы. Пора было думать, чем выкопать могилу. Лопаты у Франца, конечно, не было, а земля здесь была твёрдая, каменистая, покрытая кирпичными обломками. Немного посидев, Франц попытался копать землю найденным тут же железным прутом. Кажется, когда-то это была кочерга. Затея была глупая. Кочерга явно не годилась для его дела. Франц методично стал обследовать мусор под ногами, стараясь найти что-то более подходящее. Испробованы были обломки кирпичей, старая погнутая миска, различные палки. Всё это было не то. Пальцы мальчика уже покрылись волдырями и ссадинами, а дело не двигалось. Начинал свои поиски Франц в палисаднике, потом медленно отступал в дом. И только там, возле комнаты, где он взял одеяло, мальчику под руку попался на полу маленький ножик в кожаном чехле. Скорей всего, и он не годился для того, чтобы копать им землю. Но Франц ему обрадовался. Нож ему всегда был нужен. О ноже он думал много раз в своих странствиях. Выйдя опять во двор, он стал упорно и медленно копать землю ножом, и ему даже показалось, что в этот раз всё получится. Нож был острый, с достаточно широким лезвием, ямка всё больше увеличивалась. Но когда он остановился передохнуть и окинул свою работу взглядом со стороны, он понял — для того, чтобы выкопать могилу такой большой собаке таким маленьким ножом, ему понадобится несколько дней. Франц снова заплакал от бессилия. Он не смотрел по сторонам. Поэтому, услышав над своей головой чей-то голос, вздрогнул.  — Ты что здесь делаешь? Тебя обидел кто-то? Франц поднял глаза и в тусклом свете позднего вечера увидел чрезвычайно худого, можно сказать, даже измождённого человека довольно высокого роста, который склонялся над ним с неподдельным интересом. Человек не казался опасным, поэтому Франц хмуро ответил ему:  — У меня умерла собака, я хочу её похоронить. Незнакомец окинул взглядом завёрнутого в одеяло Медведя и спросил мальчика:  — Давай я тебе помогу вырыть могилу. Где лопата? Несмотря на трагичность ситуации, Франц усмехнулся:  — Если бы у меня была лопата, мне бы не нужна была помощь.  — Понятно… — протянул человек, и они помолчали. Незнакомец вытащил из кармана трубку, закурил, но тут же оставил это дело, так как очень сильно закашлялся.  — Знаешь, — сказал он, — ты меня подожди, я, кажется, кое-что придумал. Он скрылся за разрушенным забором, а Франц, оглушённый своим горем, тут же забыл о нём. Наступила настоящая ночь. Внутри дома послышалась какая-то возня, шорохи и шаги, но Франц не обращал на них внимания. Потом незнакомец появился снова. У него в руках была самая настоящая лопата.  — Ну-ка, давай! — незнакомец поплевал на ладони и попробовал вонзить лопату в землю. Не тут-то было. Каменистая земля не поддавалась. Франц усмехнулся и забрал лопату у своего «помощника». Этот мужчина был, пожалуй, даже слабее его самого, видимо, недавно он перенёс тяжёлую болезнь. Франц начал копать в том месте, где расковырял землю ножом. Постепенно дело пошло. Сменяя друг друга, часа примерно через два они всё-таки выкопали могилу. Посидев над ней, бережно опустили в неё Медведя и стали закапывать. Звуки в глубине дома зазвучали вновь.  — Что это там? — спросил незнакомец.  — Не знаю, — пожал плечами Франц, — здесь такое бывает по ночам.  — А откуда ты знаешь, что здесь бывает по ночам? Что ты здесь по ночам делаешь? — спросил его помощник, и тут Франц заметил, какой у него внимательный цепкий взгляд. Франц понял, что сказал лишнее, но тут же вспомнил Оскара.  — Мы с ребятами тут иногда играем, — ответил он.  — По ночам? — недоверчиво спросил незнакомец.  — Конечно, не по ночам, — ответил Франц, — иногда просто задерживаемся до позднего вечера.  — Ну-ну, — пробормотал неопределённо мужчина и снова взялся за лопату. Когда работа была закончена, Францу захотелось, чтобы его помощник тут же ушёл. И он ушёл, как будто услышал мысли мальчика, махнув рукой на прощанье. Как будто растворился в воздухе.  — «Странный человек», — устало подумал Франц. Он так устал, что не мог стоять на ногах. Он доплёлся до своего чуланчика и тут же провалился в сон. Ему неожиданно приснился его названный отец. Они с Вильгельмом шли вдоль ручья, сбегающего к морю в Триесте, в тёплый солнечный день. Вильгельм, беспечно посвистывая, поглядывал на Франца и всё время обещал:  — Пойдём, пойдём скорее, я тебе что-то покажу. Они вышли на невысокий обрыв над морем, и тут Вильгельм, как будто из воздуха, достал какую-то плетёную корзинку, совсем маленькую, и сказал:  — Ты посмотри! Там Медведь! Франц хотел сказать, что Медведь большой, и никак не может поместиться в такую маленькую корзинку. Но названый отец так радостно подмигивал в предвкушении своего сюрприза, что Франц ничего не сказал. Он почти взял корзинку в руки, и… Внезапно его резко толкнули. Франц открыл глаза, и увидел, что его держит за грудки какое-то ужасное существо. Кажется, это была женщина, впрочем, с равной долей вероятности можно было сказать, что это и мужчина. Лицо было грубое, невероятно грязное, с висящими по обеим сторонам сальными прядями длинных волос и невероятно блестящими безумным блеском глазами. Её костлявые пальцы с длинными и изогнутыми, как у животного, ногтями вцепились в одежду Франца, а рот растягивала безобразная улыбка. При этом Франц увидел, что у этого страшилища во рту осталось только три гнилых зуба.  — Теперь ты пришёл сюда! — говорила она, смеясь безумным смехом, — она тебя прислала вместо себя! Такой маленький! Такой невинный, а невинный ли? Женщина помолчала, и Францу внезапно показалось, что она сейчас будет его душить. Но она изо всех сил оттолкнула его, и мальчик ударился головой о стену.  — Я убью тебя! — закричало страшное существо, — ты такой же выродок, каким был он! Это ты погубил мою жизнь!  — Но я не знаю Вас… — пробормотал Франц, просто, чтобы как-то её отвлечь, — это не я погубил Вашу жизнь, вы перепутали, нет-нет, совсем не я! Ненавистное слово «выродок» ударило его по ушам, и он уже не понимал, где он находится — наяву или в кошмарном сне. Женщина не обратила на его робкие слова никакого внимания. Она вдруг опустила голову и стала бормотать как будто бы самой себе, уставясь в пол:  — А я говорила ей! Я говорила, что его надо задушить подушкой! Там не было мороза! Там никогда не бывает морозов! Там солнце, и кипарисы! Ужас, охвативший Франца при слове «кипарисы», дошёл до крайности. Он понял, что жуткое существо говорит о Триесте. Кто это? Откуда она его знает? Кто должен был задушить его подушкой? Не сознавая, что делает, Франц медленно, медленно двигался вдоль стены. Страшная женщина этого не замечала. Когда же до пролома осталось не больше двух шагов, Франц вскочил и опрометью бросился на улицу. Разгорался рассвет. Франц не видел этого. Он бежал, не чуя под собой ног, не понимая, что происходит. Пришёл в себя он в каком-то незнакомом месте. Перед ним катила серые воды холодная река. Франц облокотился о парапет набережной и долго не мог отдышаться. Дыхание страшной женщины чудилось позади, но когда мальчик оборачивался, он не видел никого. Вскоре в перспективе улицы показался итальянский патруль, и Франц понял, что лучше не стоять здесь, привлекая внимание. Он медленно пошёл вдоль реки, периодически оглядываясь. «Это она ночевала там, на этом одеяле», — понял он, — «я забрал её одеяло, и она разозлилась… Но откуда она знает меня? Кто должен был задушить меня подушкой?» Загадочная тайна его рождения снова встала перед ним.

Из дневника Роберта Хунека

Кажется, я вчера нашёл того, кто испугал Ингрид Лауэр в разрушенном доме Зигелей. Это малолетний бродяжка. Он там пытался самостоятельно похоронить огромную собаку и копал могилу перочинным ножом. Это было бы забавно, но я представляю, как испугалась бедная женщина, наткнувшись на такое явление в первом часу ночи. Тем более, если учесть причину, по которой она оказалась в этом месте, а причина может быть только одна — женщина не дотерпела до дома. Я не хотел мальчишку пугать, поэтому оставил его в покое. Тем более, он оплакивал смерть своего любимца. Как показали события, поступил я неправильно. Видимо, проклятая испанка отразилась не только на моём физическом состоянии, но и на умственных способностях. Утром я тут же дал поручение Маркусу разобраться с малолетним бродяжкой. Но когда мой коллега посетил злосчастный дом, мальца и след простыл. Это очень некстати, так как, возможно, этот парень был причастен к появлению детских трупов на кладбище. Во всяком случае, я на это надеялся. Ну что ж, опять надо начинать всё сначала. О загадочных мертвецах узнали газетчики. А это очень плохо. Итальянцев эта тема не интересует. Но местные видят в этом чуть ли не политическую провокацию и намёк на злоупотребления бывшего бургомистра. Ведь любому придёт в голову, что мёртвый ребёнок на могиле сынка бургомистра среди цветов выглядит подозрительно. И как будто говорит, что дети бедняков умирали, в то время, как семейство бургомистра справляло пышные праздники. Бывшая бургомистрша так перепугалась, что устроила неизвестному мальчику похороны, пышные настолько, насколько это возможно при оккупационной власти. Судьба инспектора Дитриха нас всех очень тревожит. Ведёт он себя в заключении вызывающе. Да и что можно ожидать от упёртого пангерманиста? Но мы надеемся на лучшее. Недавно стали просачиваться сведения о том, что оккупационный режим намного смягчается. Идут переговоры в верхах. Кто знает, чем они закончатся.