Волчонок

Едва дверь за нею закрылась, тут же в коридоре раздались новые шаги, и в кабинет бодро вошёл полицейский с пакетом снеди в руках. Он уже успел сбегать в ближайшую лавку, принёс несколько пирожков с капустой и полкило ветчины. У Франца при виде еды загорелись глаза. Заметив это, Маркус велел коллеге принести для всех кофе. Вместо патрульного с большим кофейником, полным желудёвого кофе, в кабинет вошёл Хунек.  — Ах, какой запах, — усмехнулся Маркус, — пахнет это «кофе» почти так же, как и настоящее, а вот по вкусу — настоящее… дерьмо. Но Франц так не считал. Мальчик вцепился в свою кружку и начал жадно откусывать одновременно от пирога и огромного ломтя ветчины, который ему отрезал Маркус, при этом шумно прихлёбывая. Он прекрасно понимал, что ведёт себя некрасиво, и мама Фрида явно бы сейчас посмотрела на него неодобрительно, но ничего с собой не мог поделать. После того, как еда была полностью съедена, а кофе — выпит, Маркус продолжил допрос.  — Как ты видишь, в полиции не так уж и плохо. Мы здесь просто выполняем свою работу и стараемся сделать её как можно лучше. Так что, пожалуйста, помоги нам и расскажи, как всё было на самом деле. Сытый и слегка расслабившийся Франц кивнул головой и начал уже совсем другим тоном:  — Так я же и рассказываю. С утра мне хозяйка дала корзину. В ней лежали деньги. Она мне доверяла, потому что я никогда не беру ничего чужого. Я ведь у неё уже давно, всё делал, во всём помогал. И за продуктами шёл не первый раз. Маркус насторожился: наступал кульминационный момент. Внешне почти не волнуясь, Франц рассказывал, как он пошёл на рынок.  — Ну вот, пошёл ты на рынок. Может, заметил кого?  — Каспера! — воскликнул Франц, — он был такой радостный, сказал, что итальянцы ушли. А отца выпустили…  — Его фамилия, случаем, не Дитрих? — вмешался Хунек, до того просто стоявший в дверях.  — Н-не помню. Но отец… Он был его командиром…  — А выглядел он как? Ну, Каспер?  — Ну… Тёмный такой, здоровый… Только какой-то бледный стал. «Ну точно Дитрих», — подумал Маркус. Он знал только одного Каспера, попадавшего под подобное описание. Вряд ли одиннадцатилетний мальчик мог бы дать точный словесный потрет человека.  — Трезвый был? Франц замотал головой и смущённо пробормотал, что от Каспера сильно тянуло. Маркус смачно плюнул — придётся отложить допрос назавтра. А он нутром чуял, что мальчик не лжёт — его действительно обокрали. Об этом говорили и надорванный рукав его куртки, и грязь на руках, лице и одежде Франца, и здоровенная шишка на его голове. Сам себе он нанести такие повреждения не смог бы.  — Ну, что дальше было?  — А дальше… — Франц начал задыхаться от гнева, — этот мерзавец Тиль появился! Обокрал меня! Пульс мальчика зашкаливал, Маркус видел в его глазах неподдельный гнев. Хунек на минуту скрылся, а потом принёс папку и развернул её перед лицом Франца.  — Это он! Он! Он и Клауса тогда ранил! И… И собаку мою отравил! Тварь! Ненавижу! Роберт и Маркус переглянулись. Хунек покачал головой: да, это он — Тиль Хауфф, малолетний щипач, которого под шумок выпустили на волю.  — Ну что ж, — Маркус кивнул Францу, — я тебе верю, но пока ты должен побыть у нас, потому что когда мы приведём Тиля, ты должен будешь подтвердить при нём свою историю, иначе как мы можем доказать, что деньги украл именно он.  — Да, конечно! — Франц горячо закивал, — я это смогу! Он должен получить по заслугам, это будет справедливо?.. Постановка фразы показалась Маркусу необычной для одиннадцатилетнего бродяжки, и он посмотрел на Франца с всевозрастающим интересом.  — Ты учился в школе? — спросил он.  — Нет… — с сожалением ответил Франц, но тут же добавил:  — Но мой отец научил меня читать, а здесь я ходил на уроки к фрау Лауэр.  — Ингрид Лауэр? — заинтересованно переспросил Хунек.  — Да, — кивнул Франц, — она мама моего друга Оскара. Франц тут же заметил, что упоминание учительницы произвело на присутствующих благоприятное впечатление. Её явно здесь знали с положительной стороны, и то, что она давала ему уроки, служило своего рода гарантией его порядочности.  — А давно ты встречал фрау Лауэр? — спросил Маркус.  — Нет, совсем недавно, — ответил Франц, — я заходил к Оскару в прошлое воскресенье и видел её. К сожалению, она сейчас не может давать мне уроки, потому что работает в доме каких-то богачей и учит их детей, но она сказала, что скоро в городе снова откроют школу, и я пойду в третий класс вместе с Оскаром, так как летом она меня хорошо подготовила. При последних словах Франца Маркус ещё раз проверил его пульс и убедился, что мальчик говорит чистую правду. В этом вопросе ему скрывать было абсолютно нечего, и ничто его не волновало. Все как-то забыли, что в коридоре на стуле до сих пор дожидается возмущённая торговка пирожками, не потерявшая надежды получить обратно свои деньги. Когда она увидела, что Маркус выводит из кабинета Франца, при этом весьма дружески с ним беседуя, тётка даже почти задохнулась от ярости.  — Надеюсь, вы ведёте этого малолетнего преступника в тюрьму? — закричала она, — вам удалось выведать, куда он спрятал мои деньги?  — Фрау, известно ли вам, что преступником человека можно назвать только после приговора суда? В результате допроса нам удалось узнать, что этот мальчик является только свидетелем преступления, ваши деньги украл совсем другой человек — тот, который его ограбил. Мы, конечно, сделаем всё возможное, чтобы разыскать этого грабителя и постараемся вернуть вам ваши денежные средства.  — Да он же врёт вам! — продолжала возмущаться торговка, — он, небось, дружкам своим деньги отдал! И они их сейчас тратят! Вы прижмите его, он и скажет!  — Мы сами знаем, как нам вести расследование, — ровно и терпеливо проговорил Маркус. Торговка презрительно плюнула себе под ноги:  — Тьфу, а ещё «полицией» называются!  — А вот плевать в помещении полицейского участка запрещено. Выйдите, пожалуйста. Маркус взял торговку под локоток и мягко, но настойчиво, увлёк её по направлению к входной двери, чему Франц был несказанно рад. Про себя он недоумевал, как же так, он прожил с ней несколько месяцев, ни разу не подвёл, она держала его впроголодь, он помогал ей во всём, и таскал тяжёлые корзины, куда она прикажет, и покупал продукты, и месил тесто, и вставал в четыре утра посмотреть, подошло ли тесто, и вдруг, после этого всего, она объявляет его вором! Мальчик ещё не знал, что так называемые «добрые люди» очень охотно верят во всё плохое, и почти никогда не верят ни во что хорошее. Маркус привёл Франца в небольшую комнатку в конце коридора. Здесь стоял старый потрескавшийся диван с клеёнчатой обивкой и не менее старый письменный стол, изрезанный перочинными ножами. Окно было забрано решёткой.  — Это комната отдыха для сотрудников, — сказал Маркус, — здесь ты будешь ночевать. Здесь никто тебя не обидит.  — А когда вы найдёте Тиля? — спросил Франц. Он справедливо полагал, что если даже его и не привели в тюрьму, то всё-таки, полной свободы действий у него нет, ведь на входе дежурит патрульный, а на окне решётка.  — Не волнуйся, мы быстро его вычислим, — улыбнулся Маркус. Он не хотел говорить Францу, что для того, чтобы мальчика определить в приют, убедившись в его полной невиновности, нужен не столько Тиль, сколько Каспер. Каспер частично может подтвердить алиби Франца, но разговаривать с Каспером можно только в случае, если он будет трезвым. О склонности Каспера в последние месяцы к горячительным напиткам в полиции знали, и очень сочувствовали его отцу, инспектору Дитриху.