Волчонок

Конечно, Яна, как все девочки, иногда думала в детстве о собственной свадьбе, представляла её. В её фантазиях появлялись образы, навеянные детскими книжками: прекрасный принц — её жених, нарядные, весёлые гости и она сама — красавица в сверкающем белоснежном платье. И вот теперь она понимает, что всё будет совсем не так. Женщины, с которыми она работала в архиве, отнеслись к идее устраивать свадьбу в пост со сдержанным неодобрением. «Конечно, — перемигивались они, — невеста-то подпорчена. Живот скоро начнёт на нос лезть, вот и торопятся». Разумеется, о главной причине спешки — желании поскорей узаконить удочерение Минки — Яна никому не говорила. Зачем говорить, если почти все знакомые относились к тому, что Минка живёт у них с Маркусом, резко отрицательно. — Зачем тебе эта побирушка? — недоумевали подруги, — смотри, ещё обворует вас! А у тебя ведь скоро будет свой ребёнок! Поначалу Яна увлечённо опровергала всеобщее мнение, рассказывала о том, какой Минка чудесный ребёнок, но потом махнула рукой: какой смысл убеждать в чём-то людей, которые не хотят, чтобы их убедили. После того, как Маркус показал ей фотокарточку Эстер, Яна потеряла покой. Она впервые по-настоящему почувствовала, насколько ей стала дорога эта малышка. А что, если найдутся вдруг ещё какие-то родственники, и девочку придётся отдать? Страшные картины разлуки вставали у Яны перед глазами. Ей даже снилось, как Минку уводит с собой какая-то высокая женщина под вуалью, а девочка протягивает к Яне руки и умоляет не отдавать её. Маркус тоже понимал, что вопрос с удочерением нужно решать срочно. Хотя бы ради спокойствия Яны, которой в её положении лишние волнения были совсем ни к чему. Но дело упиралось в отсутствие у девчонки хоть каких-нибудь документов. Маркус ещё раз посетил дом, в котором снимали квартиру родители Минки, но там его ждала уже совершенно другая картина, нежели та, которая встретила его в первый раз. В Инсбрук приехали наследники старой хозяйки. Они, вселившись в дом, выбросили все старые вещи. Инспектор почти и не надеялся отыскать в этом разорённом жилище какие-нибудь бумаги, удостоверяющие личность Вильгельмины, ведь и в первый раз он всё осмотрел достаточно внимательно. Теперь даже призрачная надежда растаяла окончательно. Документы надо было справлять заново. Но заниматься этим у Маркуса совершенно не было времени. Несмотря на то, что с открытием городского приюта беспризорников на улицах города стало намного меньше, почти каждый день в полицию приходили горожане, жалуясь на подростков, совершающих дерзкие, бессовестные ограбления на улицах. Заявители, обычно, рассказывали о шайке малолетних преступников, но по некоторым признакам Маркус понял, что речь идёт об одном человеке, у которого, возможно, есть парочка сообщников, а может быть, и нет. Яна, повздыхав о том, что ни сверкающего платья, ни большого количества радостных гостей на её свадьбе не будет, занялась сама подготовкой и свадьбы, и удочерения. В конце концов, она и сама сейчас мало напоминала прекрасную принцессу. Лицо покрывали тёмные неровные пятна, живот уже заметно выпирал, а походка стала медленной, враскачку. «Ну и что, — думала она, — сейчас время такое. Самое главное, что мы любим друг друга» Ни в одной церкви венчать их в пост не согласились. Поэтому Яна и Маркус решили просто зарегистрироваться в ратуше и в тот же день получить свидетельство о том, что Минка отныне их дочь. После регистрации планировали скромно посидеть в квартире Маркуса. Он обещал привести гостей — своих сослуживцев. Некоторые должны были прийти с жёнами, так что совсем уж без гостей не обойдётся. Яна до сих пор не знала, смогут ли приехать на свадьбу её родители и родители Маркуса. Её мать в эту зиму сильно болела, и отец, скорей всего, не отважится оставить её одну. А родители Маркуса — люди, по мнению Яны, довольно консервативные, кажется, не одобряли поведение сына — их общую жизнь в его квартире, удочерение девочки и их поспешный брак. В ответ на робкое письмо Яны с оповещением о скорой свадьбе, пришла открытка с изображением Венской ратуши и сухим, коротким пожеланием счастья. Видно было, что родители жениха вовсе не жаждут знакомиться с невестой. После этого Яна проплакала тайком несколько ночей, стараясь не разбудить Маркуса, но дела всё-таки шли своим чередом. Пришло очень тёплое письмо от сестры Маркуса Марион, которая собиралась быть на свадьбе обязательно. Новая Минкина метрика была, наконец, готова, молоденькая портниха, которую Яне посоветовала сама фрау Марта Дитрих, сшила хорошенькое просторное платьице, в котором подросший живот был почти не виден, дата бракосочетания была назначена. Несмотря на важность этого дня, Маркус с утра убежал на службу, так как ночью, наконец, взяли одного из подростков, нападавших на людей на улицах. Яна даже была рада, что жениха какое-то время не будет дома, она хотела навести красоту без него. Втайне от Маркуса она верила в некоторые старые народные приметы, главнейшей из которых был запрет на то, чтоб жених видел до начала обряда невесту в готовом свадебном платье. С помощью молоденькой портнихи и двух таких же соседок она красиво уложила волосы, надела своё свадебное платье и маленькую белую шляпку с узорной вуалью. В зеркале отразилась незнакомая женщина, очень красивая, ну пусть и не принцесса, но… Раздался звонок в дверь. — Это, наверное, Марион, — крикнула Яна, — она обещала приехать утром. — Я! Я открою! — звонко закричала Минка и бросилась в коридор, расталкивая женщин. Девчонка с шести утра была на ногах. Она возбуждённо бегала по квартире, поправляя немудрящие украшения, приподнимая крышки кастрюль с угощением и любуясь в зеркало своим новым розовым платьем с широким поясом. Но за дверью стояли вовсе не сестра Маркуса, а Франц Нойманн в сопровождении какой-то женщины. — Фрау Перхта… — выдохнула Минка, отшатнувшись назад. — Никакая это не фрау Перхта, — смущённо произнёс Франц. Мальчику было неудобно перед этой женщиной за свою подругу, но, если честно сказать, одета незнакомка была и правда, странно — множество пёстрых юбок, надетых одна на другую, несколько накинутых на плечи платков и полное отсутствие верхней одежды. Это, наверное, и заставило Минку принять её за мифический персонаж австрийских сказок — злобную старуху, которая наказывает за лень нерадивых женщин. — Мальчик, ты зачем цыганку привёл? — с недоумением спросила одна из соседок. Франц недоумённо оглядел женщину и возразил:  — Но я не приводил её! Она сама спросила меня у входа в подъезд, где здесь свадьба! Она говорит, что ей надо к невесте, я думал, что её пригласили!  — Кто там? Это Марион? — крикнула из комнаты Яна. Соседка недовольно прошла к ней и сообщила, что в квартиру хочет попасть какая-то цыганка.  — Цыганка! Цыганка! — радостно запрыгала молоденькая портниха, хлопая в ладоши, — пусть пройдёт, она нам погадает! Соседка неодобрительно махнула рукой:  — Ещё чего, будет тут носить грязь. Яна неуверенно произнесла:  — Да, да… Но потом всё-таки решилась:  — Пусть пройдёт! Интересно же! А цыганка, не дожидаясь приглашения, уже входила в двери. Вид у неё был весьма решительный. Пёстрые юбки развевались, а цветастые шали сползали с плеч. Начались гадания. Цыганка брала женщин по очереди за руки, всматриваясь в тонкие линии на их бледных ладонях. Минка, соскучившись, потащила Франца на кухню, показывать угощения.  — Вот, смотри! — говорила она, — суп из бараньих потрохов, картофельный салат, венгерское рагу, два вида яблочного штруделя, я сама для него резала яблоки. Посмотри, у меня даже мозоль от ножа! Несмотря на скромность свадебного угощения, обусловленную тяжёлым временем, Франц был впечатлён. Кухня заполнилась женщинами. Невеста пожелала остаться с цыганкой наедине, чтобы услышать персональное гадание про её будущую семейную жизнь. Одна из соседок тут же нашла для детей работу, вручив каждому по стопке тарелок, которые надо было протереть. За разговорами они не заметили, как вернулся Маркус. На вытянутых руках он держал какой-то свёрток, завёрнутый в обёрточную бумагу, а когда бумагу сняли, под ней оказался горшок с цветущей геранью. По зимнему времени букета цветов достать не удалось.  — Яна пойдёт к алтарю с горшком? — захихикала Минка.  — Яна вообще не пойдёт к алтарю, — с лёгким неодобрением поправила её одна из соседок, она просто сходит в мэрию. Кстати, нам уже пора собираться.  — Марион приехала? — спросил Маркус.  — Нет, — ответил Франц, ставя наверх стопки последнюю тарелку, — только пришла какая-то цыганка, вся в платках… Маркус расхохотался.  — О, узнаю свою сестру, она всегда любила мистификации…  — Цыганка — это Марион? — открыла рот Минка.  — Да, это её любимый образ, — с удовольствием рассмеялся Маркус, — помню, как однажды она выступала в таком виде на именинах нашей матери.  — То-то я смотрю, она какую-то чепуху мне говорит, — улыбнулась портниха, — сказала, что у меня будет три жениха, а у меня ещё ни одного никогда не было!  — А мне богатство посулила…  — А мне — троих детей… — делились наперебой соседки. И тут опять зазвенел звонок. Маркус быстро прошёл к двери и распахнул её. На пороге стояла запыхавшаяся Марион с большим саквояжем.  — Еле успела, — выдохнула она, распутывая платок, — так, где наша невеста?  — Но кто же там в комнате с Яной? — недоумённо спросил Маркус, рванувшись к закрытой двери. Когда дверь распахнулась, все увидели цыганку, которая резво собирала разложенные прямо на полу потрёпанные карты. Яна сидела у зеркала, бледная, как полотно, и смотрела в противоположную стену.  — Милая, что с тобой?! — кинулся к ней Маркус, — что она тебе сказала? Она тебя обидела? Яна отрицательно покачала головой, продолжая сидеть с таким же отрешённым выражением лица.  — Откуда вообще взялась эта цыганка? — в сердцах воскликнула Марион, бросаясь к невесте, — неужели вы не видите, она её расстроила! Видимо, Яна не смогла ей достаточно заплатить, и гадалка наговорила ей какой-то чепухи. Маркус, да задержи же ты её, ты полицейский, или кто? Но цыганка уже вышла за дверь квартиры.  — Откуда она вообще взялась? — негодовал жених.  — А её привёл вот этот мальчик, — указала на Франца портниха с невинным детским недоумением.  — Франц? — удивился Маркус, — где ты взял цыганку? Франц устало вздохнул. Вот опять, как всегда, виноват он.  — Я не приводил её, она пришла сама. Я не знаю, откуда она узнала о свадьбе. Его почти не слушали. Яну затормошили, заторопили, Маркус убежал в другую комнату одеваться, и вскоре появился во взятом напрокат фраке с искусственной бутоньеркой в петлице.  — Ну же, милочка, возьми себя в руки! — обнимала Яну Марион, — это всего лишь бродячая цыганка, надо было гнать её отсюда, да и всё! Зачем ты стала её слушать? Что она тебе сказала? Бледная и растерянная Яна только качала головой. Маркус продолжал бушевать:  — Как жаль, что мои сослуживцы встретят нас только у мэрии! Как бы я хотел отправить эту цыганку в участок! Наверняка за ней числятся нехорошие делишки! Наконец, Яну успокоили, поправили на ней вуаль, накинули на плечи шубку. Приехал нанятый Маркусом заранее экипаж. В него влезли Маркус, Яна, Марион и Минка. Все остальные остались дома, расставлять столы для торжества. Сидя в тесном экипаже, Маркус грел в своих руках холодную ладонь своей невесты.  — Что она тебе сказала? Расскажи мне! — просил он её вполголоса. Яна вновь и вновь отрицательно качала головой.  — Но я же уже, можно сказать, твой муж, и ты должна быть со мной откровенна! — настаивал Маркус.  — Она сказала, что у меня родится сын, — без всякого выражения ответила молодая женщина.  — Так это же замечательно! — с преувеличенным воодушевлением ответил Маркус, — так в чём же дело?  — А ещё она сказала, — продолжала Яна, — что мой сын вырастет без меня.  — Ерунда какая-то, — ворчливо заметила Марион, — я знаю, что вы с Маркусом ни за что не допустите того, чтобы ваш сын жил вдали от вас, и не отправите его в какой-нибудь интернат. — Это не поэтому, — заплакала, наконец, Яна.  — А почему? — хором спросили Маркус, его сестра и Минка в нетерпении. — Она сказала, что я умру сразу же после рождения сына… — вздохнула Яна.