Волчонок

Класс быстро наполнялся учениками. Франц прошёл на своё место за последней партой, поставил чернильницу, вытащил перо. Почему-то ему казалось, что это всё сегодня на первом уроке не понадобится. Когда в классе были уже почти все мальчики, МихиВайсс вскочил на парту и громко спросил: — Все помнят, что надо делать? — Я не помню и не знаю, — твёрдо сказал Франц. — И я не знаю, — раздался с передних рядов звонкий голос Оскара. — А кто не знает, пусть помалкивает и не мешает, — снисходительно бросил Михи, — без вас всё решим. Франц хотел возразить, но в это время в коридоре раздался стук каблуков Берты. — Тихо! Она идёт! — крикнул Вайсс и спрыгнул на пол. Берта внимательно обвела глазами учеников. Они стояли за партами ровно, и вид имели вполне невинный. — Садитесь, — спокойно сказала учительница, — как я вас и предупреждала, сегодня у нас контрольная. — Простите, фройляйн Дитрих, — поднял руку Нильс, — мы сегодня не можем писать контрольную. Лично я всю ночь не спал, переживал за фрау Шлотгауэр. — И я! Я даже думать не мог ни о чём, кроме того, что случилось! Какая контрольная! — И я тоже! Я тоже не могу писать сегодня, — раздались голоса других мальчиков. — У меня после того, что с нею вчера случилось, сна не было ни в одном глазу! И теперь болит голова. — А контрольные нам в середине года никогда раньше не давали! — Мы учимся в народной школе, а не в гимназии! — Вы не можете так с нами поступить после вчерашнего такого ужасного события, — ученики изощрялись, кто как мог. — Ну что ж, — Берта вполне миролюбиво улыбнулась, и Францу показалось, что она хочет сдаться, — по сути, за то, что вы устроили вчера и за то, что сегодня вы пытаетесь опять сорвать урок, вы заслуживаете хорошей порки. Тон Берты был настолько необычным, вкрадчиво ласковым, что некоторые мальчики всерьёз испугались того, что учительница сейчас откуда-то достанет розги и начнёт их пороть. Вообще инсбрукские учителя обычно не прибегали к такому «варварскому» воздействию на учеников, но Берта вполне имела на это право. — Нас не бьют в школе, — заметил кто-то с задних рядов. — Да-да, мои родители будут против, ведь я до войны учился в гимназии, — поддержал его другой. Заметив тревожные переглядывания учеников, молодая учительница расхохоталась: — Можете не беспокоиться, я не стану сейчас звать сюда сторожа и просить его принести в класс скамью для порки, зачем мне лишние выяснения отношений с родителями некоторых из вас. Я просто выставлю отсюда тех, кто настолько переживает за фрау Шлотгауэр, что сейчас не в состоянии писать контрольную. И сделаю это самым простым способом. Всё с той же улыбкой Берта подошла к парте Нильса и взяла в руки его ранец. Мальчик с изумлением наблюдал за её действиями. Он никак не мог взять в толк, что собирается делать учительница с его вещами. Берта же, не торопясь, прошагала к окну, открыла его и вытряхнула все вещи из ранца на улицу со второго этажа. Пустой ранец она отправила следом за его содержимым. Класс замер. Такого никогда не делал ни один учитель. Берта сделала широкий приглашающий жест, обращаясь к хозяину ранца: — Ты можешь идти. Хочешь в двери, хочешь в окно, так быстрее будет, я тебя не задерживаю. Возможно, ты захочешь пойти проведать фрау Шлотгауэр, которая вашими стараниями вчера оказалась в больнице. На глаза мальчика навернулись слёзы. Его новые вещи, которые родители купили ему совсем недавно — тонкое стальное перо, цветные промокашки, учебники, за которые отец отдал немалые деньги, фарфоровая непроливайка, которая наверняка теперь разбилась — всё это валялось в грязном, подтаявшем снегу под окном. Не говоря ни слова, Нильс выскочил из класса, надеясь спасти хоть часть своего имущества. — Как вы можете заметить, — с любезной улыбкой продолжила Берта, вышагивая по ряду парт, я и пальцем не тронула этого ученика. Его родители могут быть спокойны. А что касается вещей… Вряд ли они поверят, что их испортила учительница. Скорее всего, нерадивый ученик сам катался с горы на своём ранце и упал вместе с ним в грязь. А нерадивый ученик очень неумело хочет отвести от себя наказание. Именно так подумают достопочтенные родители этого школьника. Итак… Кто ещё тут переживает? Кажется, ты? А, нет, ты! Мальчишки шарахались от неё, прижимая ранцы к животам. — Неужели больше никого нет? — произнесла учительница с преувеличенным удивлением. — Не-е-е-ет, — раздался чей-то робкий голос. — Вот и отлично! — твёрдо и весело заключила Берта, — и да, оценку «отлично» за контрольную, как и за всю тему, сегодня не получит никто. Я снижаю один балл всему классу за попытку срыва урока. Не знаю, что сделает герр Шуберт, когда после болезни вернётся в класс, его урок вчера вы тоже сорвали. Думаю, что он сделает точно так же, как и я. Я намерена поделиться с ним опытом. — Это нечестно! — зашумел класс, — это не мы! Мы не хотели! Это он! Многие стали указывать в сторону Вайсса, который заметно струхнул, помня, что скамья для телесных наказаний, хоть и не используется, но всё-таки до сих пор находится в кладовке. — Мне это неинтересно, — беззаботно и раздельно, как глухим, — заметила Берта, — итак, контрольная… Франц написал контрольную без особого труда. Как оказалось, вопросы для него были совсем несложные. «Может быть, даже было бы «отлично», если бы не эти идиоты, — с тоской подумал он, сдавая тетрадь. Нильс вернулся в класс только после того, как оттуда ушла Берта. Он теперь явно её боялся. А уроки шли своим чередом. Франц не мог не заметить, как резко сник Михи. Раньше он ходил павлином, а теперь испуганно озирался по сторонам. Одноклассники, недавно признававшие его лидером, либо боявшиеся его, теперь смотрели волком на недавнего заводилу. Похоже, «король» был окончательно низложен. После контрольной кто-то из ребят кинул в него скомканный лист бумаги, прошипев: — Придурок! Из-за тебя всё! — Отстань! — Михи хотел было рвануть в бой, но на его пути тут же встало сразу трое мальчиков. — Подраться хочешь, да? Мы тебя уложим! — Попробуйте! — Вайсс рванул в самую гущу врагов. Завязалась потасовка. И хотя Вайсс имел вполне приличные шансы на победу, Нильс, тот самый, что недавно ловил каждое его слово, подкрался сзади и ловко сбил его с ног, сделав подсечку. Михи упал, и тотчас град ударов посыпался на него. — Уважим его, ребята! — с улюлюканьем кричали мальчишки, отхаживая Вайсса с каким-то особым азартом. Михи, собрав волю в кулак, сумел приподняться и вырваться из рук обидчиков. Те с боевым кличем понеслись за ним. — Отделаем его! — Будет знать, как подставлять товарищей! — Врежьте ему! Франц даже растерялся. Конечно, Михи заслуживал такого к себе отношения. Он и сам часто дрался с ним, но когда толпой на одного, да ещё и до крови? Это уже слишком! Они явно не намерены останавливаться. Мальчик вскочил и побежал за одноклассниками. Михи, тем временем, спасаясь от других, выскочил на улицу. Тут-то его и схватили. — Что, думал, вечно королём тут ходить будешь? — крепыш по имени Себастьян заломил руку Вайссу так, что он не смог пошевелиться, — ишь, выискался павлин… Будешь знать, как невесть что из себя корчить! Михи смог только ойкнуть, получив чувствительный удар под дых. Ноги его подкосились, и он упал. Вайсс теперь представлял из себя жалкое зрелище: помятый весь, в крови, в синяках. — А ну, прекрати! Я тебя сейчас самого отделаю! Франц отвесил Себастьяну чувствительную оплеуху и оттолкнул его, загородив лежащего на снегу Михи. — Слушай, итальянец, не лезь, а? Это наши разборки! Наши с Вайссом! Не твоё дело! — Храбрецы, да? Толпой на одного! Забыли, как ходили у него по струнке? Ну, так я вам напомню! Умом он понимал, что против толпы не выстоит. Тут нужна хитрость. Мозг лихорадочно подбрасывал одну идею за другой, и Франца осенило. Он быстро собрал подтаявший, грязный снег, слепил снежок и прицелился прямо в окно учительской. — Только попробуй! — мальчики попятились, видя мрачную решимость на лице Франца. Он без разговоров кинул снежок, но попал в стену. И тут же стал лепить следующий. Толпа сразу бросилась врассыпную, опасаясь, что Франц привлечёт внимание. Когда одноклассники ушли, Франц подошёл к Михи, всё ещё валявшемуся колодой на земле. Всё его тело болело, он не мог отдышаться. — Ну, давай. Они ушли. Пойдём. Он протянул руку, но Вайсс демонстративно не заметил её. Кое-как поднявшись, он сделал несколько шагов вперёд. — Ну, как, может, домой уже? — Отстань! Больно надо… Фискал… Выдал нас… Думаешь, никто не видел, как ты с Цыганкой перед уроками разговаривал? А мне из-за тебя досталось! — шипел Михи. Внутри Франца всё закипело. В разговоре с Бертой перед уроком он ни слова не сказал конкретно про Вайса. Да, он предупредил её о том, что урок может быть сорван, но Михи, как зачинщика, не называл. — Ну и пошёл ты! — Франц от души врезал Вайссу, да так, что он не удержался на ногах. Его злило всё: и одноклассники, так подло поступившие вчера с учительницей немецкого, а сегодня сорвавшие зло на Михи, и он сам, так несправедливо обвинивший его. Что ж, пусть походит в шкуре тех, над кем раньше издевался. Заслужил. Бить и задирать его теперь будут каждый день. Если, конечно, никто из учителей не вмешается. Сидя в учительской, Берта одну за другой просматривала тетради с контрольной. Перед нею вставал вопрос: «Зачем эти ребята так упорно пытались сорвать урок? Ведь контрольная написана вполне прилично» С одной стороны её, как молодого учителя, это радовало. Значит, она не зря ходит в класс, крупицы знаний всё-таки остаются в головах этих лоботрясов. С другой стороны ей было обидно — почему ей не удалось наладить контакт со всеми учениками, как, например, с Францем Нойманном. Вспомнив сегодняшний утренний разговор с этим мальчиком, который с некоторых пор, стал ей совсем не безразличен, молодая учительница нахмурилась. Зная об обострённом чувстве справедливости у Франца, она никак не ожидала, что вчера он смолчит во время травли её пожилой коллеги. Разумеется, в этом классе есть заводила, которому было не так важно избавить всех от внеплановой контрольной, сколько показать своё главенство. И это явно не несчастный Нильс Миллер. Берта вспомнила выражение лица Нильса, после того, как его вещи улетели в окно, и звонко расхохоталась. Благо, кроме неё в учительской уже не было никого. Да, уж доброй учительницей её точно не назовёшь. Глянув в потемневшее окно, Берта поняла, что и ей уже давно пора идти домой. Она собрала в стопку тетрадки со злополучной контрольной, чтобы ещё раз просмотреть их дома и определить, какие понятия надо ещё раз пройти с учениками в классе, потушила лампу и вышла на улицу. Погода была отвратительной — с неба сыпался не то снег, не то дождь. Ноги скользили на обледеневшем тротуаре. Улица была абсолютно пуста, только напротив школы у забора маячила какая-то тёмная фигура. Вглядевшись, Берта узнала Франца. Мальчик, видимо, ждал её с момента окончания уроков и в приют обедать не ходил. Она с досадой поняла, что сделать вид, что его не замечает, не получится. Сейчас она с удовольствием обошлась бы и без разговора с Францем Нойманном. Больше всего девушка хотела оказаться дома, перед тарелкой горячего супа с бараниной. Но тут каблук подвернулся, и Берта наверняка бы крепко упала на скользкий тротуар, если бы мальчик не подхватил её под руку. Тетради выпали у неё из рук и разлетелись по улице. Франц резво бросился их собирать. — Спасибо. Ты мне что-то хотел сказать, — спросила его Берта, стараясь, чтоб голос её звучал как можно ровнее, и приняла у него тетради. — Мне хочется, чтобы вы правильно поняли меня, — ответил Франц, шмыгая носом, — я не участвовал в заговоре и не разыгрывал фрау Шлотгауэр. Я даже не знал, что кто-то хочет это сделать. — Хорошо, — ответила Берта, — я поняла. Ты не виноват. Хотя было бы неплохо, если бы при расспросах директора, ты подтвердил слова фрау Шлотгауэр, а не молчал, как будто тебя там не было, ведь так? Франц горячо запротестовал: — Я сначала просто растерялся, нас расспрашивали по очереди, с первых парт, а потом я не молчал, нет! Просто тогда уже все очень шумели, и меня никто не услышал… Мальчик покаянно повесил голову, и Берте стало его жаль. Она видела, что раскаяние это не показное. А ещё она понимала, что для этого мальчика очень важно её собственное отношение к нему. Вполне возможно, что скоро у него не так уж много останется друзей в Инсбруке, и её поддержка будет просто необходимой. — Ну, ничего. В следующий раз ты будешь умнее. Ведь так? — спросила она. — Да, конечно! — Франц быстро закивал. — А теперь иди в приют, пока тебя не наказали за опоздание. И ещё: контрольная у тебя написана неплохо. Берта развернулась и быстро пошла в противоположную сторону. Францу хотелось её проводить, и он даже был уверен, что должен её проводить, так как у неё скользкая обувь, а тротуар обледеневший, но он понимал, что учительница на это не согласится. Беспечно скользя на подошвах своих растоптанных ботинок, Франц приблизился к углу улицы. Здесь ему надо было повернуть налево. И вдруг он буквально споткнулся обо что-то тёмное, какой-то куль, лежащий прямо на дороге. С разбегу Франц чуть не упал, и уже хотел обежать неожиданное препятствие, но заметил, что «куль» слабо пошевелился. Мальчик наклонился и вздрогнул: перед ним на тротуаре лежал, скорчившись на боку, давний знакомый — Тиль Хауфф. Лицо воришки было мертвенно белым, глаза расширены, бескровные губы слабо шевелились. — Тиль, Тиль, что с тобой?! Франц напрочь забыл, при каких обстоятельствах виделся в последний раз с этим мальчишкой. Он в испуге тряс его, стараясь привести в чувства. Но Тиль только слабо хрипел, пытаясь что-то сказать. Франц приблизил лицо к его губам и услышал едва слышный шёпот: — Это она… Женщина… Страшная женщина… Больше получить что-то внятное от Тиля Францу не удалось. Он перевернул фигуру воришки на спину и вдруг увидел торчащий у него из живота огромный мясницкий нож. — Помогите!!! Сюда!!! Здесь умирает человек! — закричал Франц изо всех сил. Но улица оставалась такой же пустынной. Более того, Франц заметил, как в ближайшем доме задёрнулась занавеска, и погас свет. Жители явно не хотели вмешиваться в подозрительную историю. Чуть не плача, Франц продолжал звать на помощь. Ему казалось, что Тиль ещё жив, но трогать его, тащить в больницу, он боялся. Он хотел вытащить из тела Тиля нож, но едва шевельнул его, заметил, что кровь потекла сильнее. Поэтому нож Франц оставил на месте и стал кричать ещё громче и отчаянней. Его руки и колени, на которых он стоял в пропитанной кровью снежной каше, были все в крови, по лицу текли слёзы, которые он машинально вытирал, пачкая кровью Тиля свои щёки; ничего этого он не замечал. Через некоторое время, которое показалось Францу вечностью, он увидел, как с той стороны улицы, откуда он пришёл, к нему бегут какие-то фигуры. Через минуту в одной из них он узнал Берту. — Вы вернулись! Как хорошо! — воскликнул Франц, бросаясь навстречу учительнице, — там мальчик, Тиль, у него нож в животе, скорее, он может умереть, он сначала говорил и двигался, а теперь просто лежит… Берта нагнулась над Тилем, приложила пальцы к его тонкой шее и только горестно вздохнула. Вместе с Бертой подбежали одна женщина и двое мужчин, один из которых — огромный толстяк, показался Францу смутно знакомым. Присев на корточки перед Тилем, этот человек объявил: — Всё. Отбегался. Уж я-то вижу. Затем он с подозрением посмотрел на окровавленного Франца и спросил сквозь зубы: — А не ты ли убил его? Я знаю тебя, ты приютский шалопай. Слово не держишь. Может, и на такое способен. В полицию тебя надо. — Я? — задохнулся Франц от неожиданности. Он, наконец, узнал этого человека. Это был мясник, отец заморыша Фрица, которого отчислили из школы за неуспеваемость. Да, он обещал позаниматься с его сыном, но ведь отчисление само по себе свело эту договорённость на «нет»… Но тут же вмешалась Берта. В отличие от большинства горожан, ей, дочке начальника отделения, слова: «В полицию тебя надо» вовсе не казались страшными. Для неё полицейский участок был местом, где во всём действительно разберутся и всё поставят на свои места. — Пожалуйста, — твёрдо и спокойно обратилась она к женщине, — вызовите полицию. Постовой должен находиться на соседнем перекрёстке, а если его там нет, значит, он зашёл в погреться в угловой дом, поспешите, пожалуйста. — А вы кто такая, дамочка, что здесь распоряжаетесь? — агрессивно спросил один из мужчин. Берта так же спокойно и по-деловому ответила: — Я Берта Дитрих, дочь инспектора Дитриха, в настоящий момент учительница этого мальчика. После этих слов все присутствующие почтительно замолчали. Об инспекторе Дитрихе в городе знали все. Берта положила руку Францу на плечо и продолжила, обращаясь к мяснику: — Я бы поостереглась обвинять кого бы то ни было без доказательств, тем более этого мальчика. Он совсем недавно находился рядом со мной, мы расстались буквально пару минут назад, так что он никоим образом не может быть причастным к этому преступлению. И, пожалуйста, отойдите от тела, вы можете затоптать следы преступника.