Волчонок

Эмма разносила заказы в этот день с необыкновенным чувством умиротворения, как коконом, покрывшим её душу. Давным-давно она не чувствовала себя настолько защищенной и спокойной. Даже вчерашняя болезнь сына не портила её состояние духа. Она абсолютно была уверена, что с Феликсом всё будет хорошо, он скоро поправится. Подумаешь, простуда! Все дети иногда болеют. Хорошо, что её двойняшки достаточно закалённые ребята и болели всего несколько раз в жизни. Дети сейчас не одни. С ними их отец, он и присмотрит, и лекарство даст вовремя. При слове «отец» Эмма улыбнулась. Ещё сутки назад она была готова убить этого человека и вот… Сейчас у неё на сердце так тепло, как не было уже много-много лет. Если бы она была кошкой, она бы сейчас громко замурлыкала бы. Несмотря на то, что её сегодняшняя эйфория была связана с возвращением любимого когда-то мужчины, она была рада побыть наедине с самой собой, со своими мыслями, осознать перемену и то, что она могла принести в жизнь её и детей. Немного беспокоило женщину только отсутствие дров на этот день. Ещё вчера болезнь Феликса показалась бы ей огромной неприятностью — ведь дети сегодня не смогут идти за хворостом, а в доме должно быть тепло, там находится больной ребёнок. Но сегодня это казалось такой ерундой. Она просто купит на базаре пару вязанок хвороста, когда получит деньги за выстиранное бельё. Конечно, раньше это было бы для неё непозволительной роскошью, но теперь, когда Эрик вернулся к ним, она может себе это позволить. Может быть, теперь детям и вовсе не придётся ходить самим за хворостом. А может быть, они со следующего года смогут пойти в школу. А может быть, даже в гимназию… Эмма представила своих ребят в красивой школьной форме с новенькими ранцами за плечами. Картинка была такой приятной, что Эмма даже зажмурилась. «Он пришёл ко мне, — думала она, представляя лицо Эрика, — он вернулся ради меня. Только ради меня, он ведь не знал о наших детях». Маленький червяк сомнения копошился в глубине души: если Эрик вернулся в город ради неё, то почему же он не сделал это раньше? Где он был столько лет? Работал над своей книгой? Воевал? Помогал своей многочисленной семье, о которой он так любит говорить? Но ведь война уже давно закончилась… Война, испанка… Но неужели он не мог даже написать? Но может быть, он писал? Да! Наверняка, он писал! Они же переехали. Вот письма и пропадали. Надо будет спросить его, и он точно скажет, что писал ей и не один раз. Он её любит! Чем дальше шла женщина, чем легче становилась её корзина и тяжелее кошелёк, тем с большим теплом она думала о своём госте. Люди, которые давно её знали, смотрели на Эму с недоумением. Что это с нею? Отвечает невпопад и без конца улыбается. Деньги даже не пересчитала, от новых заказов отказывается… Уж не получила ли она деньги от какого-то нового благотворительного фонда, которые, как грибы, вырастали после войны? — Всё ли у вас хорошо, душенька? — спросила Эмму давняя клиентка — жена начальника почты. — Всё замечательно! — ответила Эмма, сияя рассеянной улыбкой. — А как ваши детишки? — Феликс немного приболел, но он скоро поправится, а так у нас всё в порядке, спасибо, — таким же отсутствующим тоном ответила женщина и снова улыбнулась. «У неё ребёнок болен, а она в облаках витает», — неодобрительно подумала клиентка, запирая за Эммой толстую, тяжёлую дверь. Выглянуло солнце. Эмме показалось, что сама природа радуется переменам в её жизни. Обойдя всех клиенток, она продолжала шагать по своему обычному маршруту, и только пройдя несколько лишних улиц, осознала, что корзина пуста. Она раздала всё выстиранное бельё. Только сейчас Эмма остановилась и решила пересчитать заработанные деньги. Их оказалось не так уж и мало. Она поняла, что кроме хвороста сможет купить ещё и некоторые продукты. Женщина вспомнила, что в свой прошлый приезд Эрик с большим удовольствием ел селёдку. Она и сама её любила, но не покупала уже очень много лет, так как дети рыбу не любили, а покупать что-то для себя с её стороны было бы расточительством. Эмма решительно зашагала к рынку. «А ведь я вполне счастлива — у меня чудесные дети, я здорова, и ко мне вернулся любимый человек», — думала она с некоторым радостным недоумением. Это она-то, та, которая столько времени жила на пределе сил, которая ежедневно опасалась за здоровье своих детей, у которых не было ни нормальной еды, ни нормальной одежды, и вот она-то — счастлива?! Женщина снова улыбнулась, как будто кто-то сказал ей очень хороший секрет. Да! И она может быть счастливой. Разве она не заслужила это? В первые годы после потери страховки она пыталась зарабатывать шитьём. Но так как шить она умела не очень хорошо, а конкуренция среди портних в городе была огромной, Эмме отдавали только самые простые заказы — подрубить постельное бельё, перелицевать старое пальто, подшить подол у детского платья… Стоила такая работа сущие копейки, которых едва хватало на хлеб. Ей пришлось заняться стиркой, хотя она отдавала себе отчёт, что такая работа для неё слишком тяжела физически и морально. Следующим этапом было только мытьё полов в чужих домах. Если бы она продолжила этим заниматься ещё несколько лет, вполне возможно, дело бы закончилось чахоткой. И вот всё это позади. Ей есть на кого опереться, у кого попросить помощи. Эрик ни за что не оставит своих детей, ведь он так ценит семейные узы. Женщине не приходило в голову, что ещё больше, чем семью, писатель ценит свою литературную славу. Народу на рынке в этот морозный день было немного. Торговцы, которые всегда собирались утром, сейчас уже расходились. Эмма быстро окинула взглядом бедные торговые ряды и увидела несколько бочек с солёной селёдкой. То, что надо. Она резво подбежала к торговке и выбрала самую большую и жирную рыбу, представляя, как Эрик будет удивлён и обрадован. Остальные продукты она купила почти не глядя, а затем у входа на рынок взяла две вязанки хвороста. Сегодня у них будет тепло. У них теперь всегда будет тепло! Нести одновременно полную продуктами корзину и хворост было очень неудобно. Эмма несколько раз останавливалась на улице передохнуть. Она представляла себе, о чём разговаривает Эрик с детьми, что он им рассказывает. Может быть, они читают книжку по очереди? Наверняка все трое уже хотят есть. Надо идти быстрее. По мере приближения к дому у Эммы как будто увеличивались силы. Она резко дернула на себя входную дверь и почти вбежала в кухню. В доме было очень тихо. Женщина сбросила у очага хворост, поставила корзину на стол и прошла в комнату. Феликс спал, громко сопя носом. С лёгким неудовольствием, женщина заметила, что он укрыт только одним одеялом, хотя в комнате было уже очень холодно. Больше дома никого не было. Эмма поняла, что Эрик решил повести дочку гулять, пока мальчик спит. Конечно, не очень хорошо, что он оставил больного Феликса одного, но, возможно, он просто боялся его разбудить. Наверняка они гуляют где-то рядом. Она представила, как они чинно вышагивают вдоль улицы — Эрик и Эрика, отец и дочь. Эмма снова улыбнулась и занялась чисткой золы. Печка уже была растоплена, картошка варилась, чайник закипел, но Эрик с девочкой не возвращались. Темнело. «Мне надо будет ему многое рассказать о том, как надо обращаться с детьми, — думала Эмма об Эрике, — у него ведь никогда не было своих детей, он не знает, что нельзя так долго таскать по холоду голодного ребёнка» — Мама, — раздался из комнаты слабый голосок Феликса. — Проснулся! — мать бросилась к ребёнку, — пробуя его лоб. Температура была небольшая, но мальчик не мог дышать носом и глухо покашливал. — Как тепло… — блаженно улыбнулся мальчик, — Эрика уже принесла хворост? — Это я принесла хворост, — улыбнулась Эмма, — ты хочешь есть? Мальчик задумался, потом отрицательно помотал головой. Есть ему не хотелось. — А дядя Эрик ещё не вернулся? — спросил он. — Ну, если твоя сестрёнка ещё не вернулась, то и он не вернулся, — погладила сына по голове Эмма. — Но ведь они не вместе ушли, — рассудительно заметил Феликс, — кто-нибудь из них мог бы и вернуться, ведь уже совсем ночь. — Как «не вместе ушли»? — ахнула Эмма. — Дядя Эрик ушёл с журналистом. К нему пришёл журналист, когда мы играли в карты. Сказал, что надо рассказать для газеты про его книжки. Он очень торопился, беспокоился, что мы одни остаёмся, но мы ответили, что часто остаёмся одни. И он ушёл. Сказал, что постарается быстро вернуться. А Эрика за хворостом потом пошла. Разве она ещё не вернулась? У Эммы пол поплыл под ногами. Они ушли не вместе! А она-то раскисла! «Он ценит семейные узы». А он ничего не ценит, кроме своих проклятых книг! Эрика ушла одна! — Как ты мог её отпустить одну? — напустилась она на Феликса. — Но ведь было очень холодно, а мы не знали, что ты принесёшь сегодня хворост сама, — немного обиженно и вполне резонно ответил мальчик. Быстро накинув платок и пальто, женщина выбежала из дома. Стояла непроглядная темень. Мела позёмка. Рванувшись обратно в дом, женщина бросила сыну: — Следи за печкой! Я пойду её искать. И этому… — Эмма замялась, стараясь не сказать грубое слово в адрес Эрика, — этому дяде скажи, если он объявится, чтоб тоже шёл её искать. Без неё он мне тут не нужен. Женщина бежала в сторону центра города, где располагалась редакция единственной в Инсбруке газеты «Голос Тироля». Если Эрик ушёл с журналистом, может быть, они до сих пор сидят в редакции? Зимой темнеет рано, возможно, газетчики ещё на месте? Она выскажет Эрику всё, что о нём думает, и подключит его к поискам. Вдвоём они найдут девочку быстрее. С ужасом женщина осознала, что не знает, где именно её дети собирали каждый день хворост. Да, недалеко, в лесу за городом. Но леса здесь везде. Почему девочка до сих пор не вернулась? Может быть, на неё напал дикий зверь, или, что ещё хуже, убийца или насильник? За своё утреннее умиротворение она заплатила таким кошмаром, что теперь происходящее казалось ей жутким сном. Задыхаясь, Эмма практически ввалилась в помещение редакции. Здесь было ещё открыто. За столом, уютно освещённом керосиновой лампой, сидел худой бородач, перебирая какие-то листочки бумаги. — Эрик… Фенчи… Здесь? — выдохнула Эмма, сгибаясь пополам. Человек недоумённо приподнял брови, снял круглые, без оправы очки и, протирая их, ответил: — Мы посылали сегодня нашего сотрудника для интервью с писателем Эриком Фенчи, но они не приходили сюда. Видите ли, у нас такая практика, чтоб человек чувствовал себя непринуждённо, мы редко приглашаем героев наших материалов в редакцию. Да вы садитесь! А что случилось у вас? Эмма упала на ближайший стул и произнесла почти безнадёжно: — У меня пропала дочь. Редактор газеты «Голос Тироля», а это был именно он, надел свои очки, и лицо его стало более строгим. «Понятно, — подумал он, — девчонки падки на знаменитостей. Не так уж часто в нашем городе бывают писатели. Вот дочка этой особы и побежала крутить хвостом перед Эриком Фенчи». Вслух он произнёс протяжно: — Ну, ещё ведь не очень поздно… Девушке интересны новые знакомства. Нагуляется — придёт домой. Насколько я слышал, этот писатель не обладает скандальной репутацией. — Какая репутация? Какой девушке? — закричала Эмма, вскакивая со стула, — моя дочь ребёнок, ещё даже в школу не ходит! — Что? — редактор и сам вскочил, удивлённый известием, — вы хотите сказать, что писатель Эрик Фенчи похитил вашу малолетнюю дочь? В воздухе запахло сенсацией. Редактор крайне жалел, что все его сотрудники, числом трое, уже разошлись по домам. — Да не похитил… — бессильно вздохнула Эмма. — Но тогда какое он имеет к этому отношение? Эмме было уже всё равно. Она думала только о том, что её маленькая девочка пропала неизвестно куда, и она даже не представляет, где она сейчас может находиться. Ни чувства Эрика, ни людские сплетни для неё не имели значения. — Он имеет к этому отношение, — горячо ответила она, — потому что он её отец! — Да? — заинтересовано спросил редактор. Сенсация всё ещё маячила на горизонте. Это вам не просто интервью с писателем, который в своё время решил написать книгу о местной трагедии, это пикантные подробности личной жизни самого писателя, на которые так падки обыватели. Редактор решительно встал, потянулся за своим полушубком и прикрутил фитиль лампы. — Пойдёмте, я кажется, догадываюсь, где они могут быть. А вы мне по дороге расскажите подробности. Потом можно зайти в больницу. Может быть, девочка получила травму и сейчас находится там.