Волчонок

Каспер явно поторопился, сказав, что был твёрдо уверен насчёт своего сослуживца. В их последнюю встречу Ланге говорил, что не знает, куда теперь деться и крайне слабо представляет, что его ждёт дома. Так уж получилось, что дурные предчувствия его никогда не подводили. Тогда, в Витторио-Венето, они сидели вместе в окопе, и когда Каспер обмолвился, что давно нет писем от Сандры, Дитер вдруг ляпнул: — Эта зараза многих забрала уже. — Что ты сказал? — резко вскинулся до того спокойный Каспер. — Что? — Дитер растерялся, и не знал, что сказать Дитриху. Для него сама мысль о том, что его невесту забрала «гостья», была бы невыносимой. «Гостья», а именно так отец называл испанку, косила всех — и солдат, и гражданских. Солдат заставляли нюхать хлор, и Ланге только под угрозой взыскания соглашался. Однажды у него закружилась голова, а потом долго першило в горле. — Ну и дрянь! — ругался он. — Чтоб вы его до посинения надышались! Нас тут каждый день смерть караулит, а им вдруг какая-то зараза мешает! — Посмотрим, как ты запоёшь, когда и тебя скосит, — усмехнулся тогда Дитрих. — Не скосит. Мне родители что говорили? Страх смерти усилит её неизбежность. Так вот, мне что пуля, что грипп — всё одно. На всё ж, кажется, воля господня, так, — он с усмешкой покосился на Лиферса, славившегося своей набожностью. И когда в тюоремной камере стены дрожали от стонов больных заключённых, когда часовые в панике избавлялись от трупов, а другие дрожали в ожидании неизбежного, Ланге оставался вызывающе спокоен. Он спокойно переносил все тяготы тюремного заключения на пару со своим хвостатым другом. Бывший штабфельдфебель в этот раз оставался спокоен, как удав. Нельзя сказать, что для Дитера Ланге освобождение из тюрьмы стало большой радостью. Да, он наконец-то выбрался из-за решётки, он наконец-то перестал слышать так раздражающую его итальянскую речь, и наконец-то почувствовал себя свободным. Когда массивные ворота закрылись за ним, он почувствовал, что сейчас, не веря своему счастью, грохнется в обморок. Он чувствовал себя, словно птица, выпущенная, наконец, на свободу. Его радость не слишком омрачало даже полное отсутствие денег. Он мыкался по Инсбруку, ища подработку, и, к счастью, она быстро нашлась — ресторатору требовались рабочие руки, чтобы навести порядок в его кафетерии, пришедшем в запустение во время оккупации. Заработанных денег хватило на билет, но что было дальше? Дальше была неизвестность. Он не знал, живы ли его родители, живы ли его брат и сестра. Их разбросало по разным концам Австрии, но они всё-таки появлялись время от времени в Зальцбурге. Ехать пришлось долго, пересадками. Но всё же, Дитер добрался до родного города. Он шёл домой, мечтая о горячем обеде, которым его готовы накормить истосковавшиеся за столько лет родители. Он хотел посудачиться с соседями ни о чём, а может, навестить Земаннов. Генерал оказался его земляком, здесь же жила его жена. Кстати, а жив ли сам Земанн? Его потеряли в суматохе, а ведь генерал был тяжело ранен. Наспех наложенный шов, да ещё среди октябрьской грязи, мог стать причиной заражения крови. Кто знает, чем это обернётся. Для Дитера Зальцбург остался ровно таким же, как и несколько лет назад, когда ещё совсем зелёный юноша отправлялся в армию. Он уверенно шёл к нужной улице, и, завидев вдалеке свой дом, в нерешительности остановился. Никаких признаков жизни. Стёкла разбиты, в заборе пролом, который никто как будто и не пытался заделать. Дверь не заперта, внутри — полная разруха. Очевидно, дом обнесли мародёры. — Сукины дети! — причитал Ланге, снуя по пустым комнатам. — Вот всё, всё, что можно выгребли! Вот же твари… — Опа! — сзади послышался знакомый прокуренный голос Томаса, соседа семьи Ланге. — Всё думал: куда же наш солдатик подевался? А вот он — жив и здоров! — Что случилось с родителями? — спросил Дитер, умом понимая, что их уже нет в живых, но, видимо, желая убедиться в этом сам. — Испанка, дружище, испанка. Забрала она их… А ты-то где пропадал? — Считай меня военнопленным, — невесело усмехнулся бывший унтер-офицер. — Лучше бы меня тогда убили — не был бы сейчас бездомным… — Да ладно, хорош — где наша не пропадала! От врагов не бегал, так от себя теперь побежишь? Стыдно, брат, стыдно… Мы тут кое-что из ваших вещей взяли на сохранение. Ну, мародёры, сам знаешь. Развелось их… Блох на суке меньше! — Меньше, меньше, — закивал Дитер. — Обнесли нас, твари! Попадись они мне… Давно я уже ни на ком не тренировался! Знаешь, было дело в Карпатах, русские на нас ринулись в рукопашную. Ух и схватка была! Меня там самого чуть не ушатали! Ничего почти уже не помню. Ну, главное, что отлёживался потом недолго… Ладно, пойду пока, проведаю остальных. Дитер был не в силах оставаться здесь, в обворованном и сыром доме. Он решил развеяться пока, пройдясь по соседям. А за это время некоторые успели смениться — через квартал жила семья Штробль. Дитеру сразу стало ясно, кто там всем заправляет. Само собой, Юлия ему не понравилась, и хотя она держалась с ним подчёркнуто-вежливо, Дитер чувствовал, что не хотел бы встретиться с ней вновь. А она на прощание посмотрела на него, как солдат на вошь. Не иначе, думала: «Что за деревенщина? Манер никаких». Ланге был голоден, но он гнал прочь мысли о еде. Он замерзал, но продолжал петлять по улицам Зальцбурга, пока не оказался у одного из невысоких особняков. У калитки на скамейке сидел, скрючившись, человек. Его лица было не разглядеть из-за капюшона. Руки он спрятал в рукава, сам был недвижим, и похоже было, будто он задремал прямо так, на морозе. — Кхм, — Дитер прокашлялся, — простите, а вы не знаете, где живут Земанны? — спросил он, скорее, для того, чтобы что-то спросить. В последнее время, перед войной, Отто Земанн практически не жил с женой — ей надоело переезжать из города в город, особенно после того, как она получила наследство в Зальцбурге. Тогда ещё полковник, от этого не особенно страдал — напротив, чувствовал себя свободным от всех обязательств и семейного бремени. Нередко он ходил в трактиры под красными фонарями, частенько его видели в компании вызывающе одетых и накрашенных девиц. Ланге познакомился с ним только на войне, когда их полк вошёл в состав дивизии, доверенной Земанну. С генералом они почти не общались, и для Дитера стало новостью, что они, оказывается, земляки! Вот, как тесен мир. — А? — мужчина приподнял голову. — Я тут задремал просто… Кого ищете? — Земаннов, — отчего-то смутился Ланге. — Ну-ка смирно! — вдруг рявкнул мужчина. — Имя и звание! — Дитер Ланге, штабфельдфебель, четырнадцатый армейский корпус! — отчеканил Ланге, вытянувшись по привычке в струнку. — Вот так новость! А тебя так-то и похоронить успели! Мужчина встал настолько быстро, насколько ему позволяла деревянная нога. Всё-таки не прошло для него Витторио-Венето бесследно. — Господин генерал, вы живы! — на радостях Ланге даже обнял своего бывшего командира. — Ну ничего себе! Как же вы выбрались? — А так и выбрался — кто признает в обросшем, грязном и худом мужичке генерала? Да никто! Добирался долго, ногу вот только отморозил, пришлось резать. Но, хвала богам, живой. И ты тоже. Ну, какие планы? В строй вернуться не планируешь? — А ну его, — отмахнулся Ланге. — Уволюсь в запас. Мне тут дом ещё чистить и чистить… А работать-то где? И жрать нечего… — А… понимаю — трудно к мирной жизни-то привыкнуть. Долго же ты пропадал. — Сидел в тюрьме, — сухо ответил Ланге. — Хотел арсенал спалить, чтоб итальянцы не взяли. — Ну, главное, не убили. А ведь могли бы. — могли. И лучше бы меня грохнули. Ждать-то меня, по сути, и некому. — Нет, так дело не пойдёт. Я вон, с деревянной ногой теперь, и ничего — живу дальше. А ты смотри — молодой, здоровый… Жить тебе ещё и жить. — Если от недоедания не загнусь, — прошипел Ланге, со злости пнув камень. — Итальянцы ушли из Инсбрука. Подавились, твари! Южный Тироль отобрали, Приморье отобрали, хотели, небось, всю Австрию на закуску получить? Хрен вам! — разухарился Ланге. — Будет время, побежите вы от нас, как при Капоретто! За этой раздражительностью крылись гнев и горечь. В тюрьме время как будто остановилось, и сейчас, когда волна всеобщего австрийского горя схлынула, Дитер чувствовал себя так, как, наверное, каждый австриец в конце восемнадцатого. Мало того, и родителей нет, и от брата с сестрой никаких вестей, а работы у него — и подавно. — Слушай, парень, зайди к нам, подкрепись. А то на тебя смотреть страшно, — буднично сказал Земанн, открывая калитку. — Давай, пошли, заодно про наших расскажешь.