Волчонок

Франц инстинктивно старался избегать мрачных мыслей, и когда уже показалось здание вокзала, он оглянулся, рассчитывая услышать топот четырёх лап и лай собаки. Бесполезно. — Что с тобой, Франц? — сочувственно спросила Берта, — понимаю — сложно с братом расставаться. Но надо. — Да нет, не в том дело… Договорить ему не удалось. В какой-то момент он едва устоял на ногах — чьи-то длинные мощные лапы обхватили его за плечи. — Мориц! — радостно воскликнул Франц, трепля пса за ушами, — Ах ты, хитрюга! Берта, увидев перед собой проблему в виде огромной собаки, вздохнула. Конечно, она знала о Морице всё со слов Франца. Она даже высказывала сожаление, что псу так не повезло, и поддакивала мальчику, когда он говорил, что было бы хорошо забрать Морица с собой. Но по-настоящему она не думала, что собака всё-таки поедет с ними. И куда потом девать этого пса? Ведь Франц живёт в приюте, а взять его к себе домой она не может себе позволить. В этом случае уход за собакой ляжет на плечи матери, так как они с Каспером целый день на работе. Да и держать собаку в доме неудобно; ему двор нужен. С Францем всегда образуются сами собой какие-то проблемы. Уж такой это человек. Но пёс был уже здесь, и Франц с абсолютно счастливой улыбкой чесал его за ушами и приговаривал: — Хороший пёс, умный пёс. Улыбка мальчика решила дело. Берта просто не смогла бы увидеть, если бы она сменилась гримасой обиды и разочарования. С сожалением Берта достала из-за обшлага рукава два билета первого класса и, бросив Францу через плечо: «Стой здесь, с вещами», стала проталкиваться к кассе. Франц, кажется, её даже не услышал, занятый собакой. Своей собакой! Теперь он точно знал, что Мориц его. Берта сдала билеты в первый класс, справедливо рассудив, что туда собаку вряд ли пустят, тем более, что у них не было для Морица ни поводка, ни намордника. А пёс был большой, и у людей, которые с ним раньше не сталкивались, мог вызвать опасения. Другое дело вагон третьего класса. Здесь было полно животных. Пожилой крестьянин вёз в корзине поросёнка, который периодически тонко взвизгивал, у какой-то старушки в такой же большой корзине ехали гусята, а на первом же полустанке в вагон затащили козу. Кондуктор ничего не имел против гусят и поросёнка, а за козу её хозяин при посадке быстро сунул ему в карман пару яиц. На Берту, Франца и их спутника попутчики сначала смотрели с недоумением. Берта никак не была похожа на типичную пассажирку третьего класса. Да и мальчик выглядел скорее сыном городского мастерового, чем крестьянским парнишкой, которому как раз и место в вагоне третьего класса. Собака поначалу вела себя беспокойно. Мориц никогда раньше не ездил в поездах. Он вообще почти никогда не покидал своего двора. Только иногда старый доктор брал его с собой, когда ходил в лавку и на почту. Сейчас всё пугало и раздражало пса. Шерсть у него на загривке то и дело вставала торчком, а из горла вырывалось тихое рычание. Кондуктор, проверив их билеты, нахмурился. Но хрустящая купюра, вложенная в его руку, быстро разгладила его лицо. Франц очень сочувствовал Морицу. Он как будто кожей чувствовал его страх. Каково это — потеряв единственного друга и хозяина, оказаться в тесном помещении, которое вздрагивает и трясётся, среди множества чужих людей и животных, среди враждебных звуков и запахов. Франц почти всю дорогу просидел на корточках рядом с собакой, обнимая Морица за шею и нашёптывая ему в ухо ласковые слова. Люди входили и выходили, Берта успела несколько раз вздремнуть, а Франц сидел всё так же, тесно прижавшись к собаке. К концу пути Мориц немного успокоился. Он даже лёг, положив голову на лапы. Франц встал, потянулся и, наконец, уселся на скамью рядом с Бертой. Когда до Инсбрука осталось не более получаса пути, произошло замечательное событие, доказавшее, что Мориц не просто какая-то собака, которую некуда девать, а вполне себе полезный пёс. Один из спящих пассажиров проснулся, поправил на себе одежду, полез в карман и тут же вскочил, как ужаленный. Это был невысокий, плотный мужчина с немного кривым брюшком и добродушным лицом, на котором смешно торчали белобрысые усики. — Украли! — потерянно бормотал толстяк, близоруко оглядываясь по сторонам. — Что у вас пропало? — солидно спросил его сосед — пожилой монах в обтрёпанной рясе. Кружка для пожертвований болталась у него ниже колен. — Деньги украли! — уже громче и возмущённее провозгласил толстяк, продолжая ощупывать свои карманы. — И много было денег? — поинтересовалась старушка с гусятами. — Какая разница! Важно, что они были, а теперь нет! Вот в этом кармане лежали, в платок завернуты и булавкой пришпилены! В вагоне поднялся гомон. Громче всех выступал какой-то худой парень, лет семнадцати, с ящиком инструментов на коленях: — Вот приедем, надо вам сразу в полицию идти! — доказывал он. — Да как же я уйду, — сокрушался обворованный, — если я уйду, то все из вагона разойдутся, и денежки мои — тю-тю… Пришёл кондуктор. Он выслушал историю и провозгласил, что по прибытии на станцию, вагон будет закрыт, а пассажиры задержаны до прибытия представителей полиции. Пассажиры зашумели ещё больше. Никому не хотелось задерживаться в вагоне. Некоторых должны были встречать родственники, другие ехали на рынок или на работу. Францу вся эта ситуация очень не нравилась. Он за всю свою жизнь привык к тому, что незаслуженные обвинения достаются ему первому. Сколько раз его понапрасну обвиняли во всяческих кражах, с самых малых лет! А ведь он никогда не брал чужого. И хотя сейчас никто и не думал обвинять тихого, приличного мальчика, который ехал с хорошо одетой, красивой девушкой, Францу казалось, что вот-вот это произойдёт. Он даже начал про себя продумывать, что скажет полицейским в свою защиту, представил, как будет выворачивать все карманы. В одном из карманов у него лежало пару раз надкусанное яблоко, которое он вчера начал есть, но потом в суете отъезда сунул в карман, решив оставить на потом. Он представлял, как полицейский брезгливоподнимает этот полуогрызокза хвостик, и как краснеют от стыда уши Берты. Морицу шум, поднявшийся в вагоне, тоже не понравился. Во-первых, он вообще не любил, когда люди кричали, во-вторых, ему уже давно надо было выйти, а в-третьих, он почувствовал напряжение Франца. Поэтому пёс снова встал и тихо зарычал. — Смотри-ка, — заинтересовался один из пассажиров, — на кого это он? Может быть, вора чует. — Почует он, как же, — безнадёжно вздохнул потерпевший, вылезая из-под скамейки, где пытался найти свою пропажу. Залез туда он скорей для проформы, так как хорошо помнил, что до того, как уснул, прикрепил платок, в который были завёрнуты деньги, к карману изнутри. Булавка сама расстегнуться не могла. И каким же должен быть умелым и ловким вор, для того, чтобы незаметно вытащить пристёгнутые булавкой деньги из кармана в присутствии всех пассажиров! Да, большинство из них спали, но ведь не все. Берта тоже видела, что Францу не по себе. Она понимала, что этот мальчик, которого даже она сама называла «ходячая катастрофа», опасается обвинения в краже, хотя она даже отдалённо не могла себе представить, что он на самом деле чувствует. Скорее для того, чтобы отвлечь Франца, чем действительно веря в успех, она предложила: — А что, Франц, может быть, Мориц и правда сейчас рычит на вора и сможет нам на него указать? — Да, да, всё равно ведь ещё едем, пусть собака понюхает, может быть, и найдёт, — раздались голоса со всех сторон. Франц не имел ни малейшего понятия о том, приходилось ли раньше Морицу искать какие-либо предметы. Он вообще сомневался, что пёс будет его слушаться в такой нервной для него обстановке. Но на них смотрело множество глаз, и отказываться было бы странно. К тому же мальчик опасался, что это может быть расценено, как косвенное доказательство вины его самого. Поэтому он встал, приподнял Морица за ошейник и подтянул к толстяку. — Нюхай, Мориц, нюхай! Собака перестала рычать и посмотрела на Франца с недоумением. «Ну вот, он даже не понимает, что я от него хочу», — грустно подумал Франц. Но тут пёс вытянул морду и засунул нос в карман потерпевшего. — Колбасу ищет, — хохотнул монах. Однако Мориц не искал колбасу. Он попятился назад всеми четырьмя лапами, потом резко обернулся и с громким отрывистым лаем бросился на грудь худого парнишки — того, который советовал после прибытия на станцию сразу идти в полицию. — Уберите собаку! — взгвизгнул парень, и ему тут же ответил запертый в корзине поросёнок. — Так это ты украл! — закричал толстяк, — то-то я с вечера, когда платок с деньгами пристёгивал, видел, что ты делаешь вид, что спишь, а сам сквозь ресницы на меня поглядываешь! — Неправда! — кричал парень, запрыгивая от Морица на скамейку, — я спал! Я не видел, что вы там пристёгивали, вы не имеете права напускать на меня свою собаку! Может быть, она бешеная! — Собака вовсе и не моя, — наседал на него пострадавший, — а только собака — умное животное, она сразу учуяла, кто деньги стащил! Собака понимает, кто тут вор. Она ещё в Зальцбурге на тебя рычала. Франц хотел сказать, что Мориц рычал совсем по другой причине, но Берта притянула его за хлястик пальто и заставила сесть. Заставить Морица отступить от бедолаги у них не получилось. От страха перед огромным псом, который не переставал на него негодующе лаять, парень ещё до полной остановки поезда признался в краже и, размазывая слёзы по щекам, выложил на лавку платок с украденными деньгами. И тут же люди успокоились. Берта подумала, как отличаются пассажиры первого и третьего класса. В вагоне первого класса пострадавший сейчас наверняка потребовал бы у кондуктора верёвку, чтобы связать вора и передать его полиции. Да и деньги бы лежали не в замызганном платке, а в солидном кошельке или дорогом бумажнике. Да и сумма наверняка была бы побольше… А здесь… Едва парень признался в краже и отдал украденное, отношение к нему сразу изменилось. — Ну-ну, не реви, не маленький, думать надо было, — похлопал неудачливого вора по плечу монах. — Парнишка, видать, голодный, вот и не сдержался, — предположила старушка с гусятами и протянула вору облупленное варёное яйцо. — Ну, что, в полицию заявлять будете? — хмуро спросил у толстяка кондуктор. Ему тоже не хотелось задерживаться в вагоне. — Да что тут заявлять, — сказал толстяк, — застёгивая обратно свою булавку, — некогда мне тут с ним торчать, у меня дела. Отдал деньги и ладно. Спасибо собачке вашей, — поклонился он Берте. — Да, собака знатная, собака молодец, — раздалось со всех сторон. Пассажиры готовы были ещё высказывать похвалы Морицу, но поезд уже подходил к перрону. — Я и не знал, что Мориц — настоящая ищейка, — радовался Франц, проталкиваясь вслед за Бертой сквозь вокзальную толчею.Мориц, приседая и прижимая уши, следовал за ним. — Да, наверное, ему приходилось что-то разыскивать раньше. Но вообще все собаки обладают очень сильным чутьём, — сказала Берта, — знаешь ли ты, что нюх собаки в сорок восемь раз превосходит нюх человека? Это я тебе говорю со всей ответственностью, как учитель естествознания. Нет, Франц этого не знал. И это его радовало. А больше всего его радовало то, что в этот раз никто не стал обвинять его, Франца, в краже. Может быть, время несправедливых обвинений уже прошло? Может быть, в его судьбе наступила, наконец, светлая полоса, и он станет теперь жить спокойно, как все остальные люди? — Так, что мы теперь будем делать с этим замечательным сыщиком? — отвлёк его от размышлений голос Берты, — как ты думаешь, тебе разрешат держать его в приюте — во дворе или в сарае каком-нибудь? Потому что мне не совсем удобно забрать его себе. Я, конечно, смогла бы на пару дней, но… — Конечно, разрешат! Я уговорю фрау Вернер! Я знаю, она очень добрая! — у Франца было замечательное настроение, поэтому он был убеждён, что сможет уговорить кого угодно на что угодно. Всё так хорошо складывалось: он нашёл Вилли, подружился с ним, познакомился с Дитером и с настоящим генералом, узнал много интересного о своём приёмном отце, научился у Дитера приёмам самообороны, а главное, у него снова появилась своя собака, и эта собака оказалась выдающейся и прямо в дороге нашла вора! Конечно, жизнь состояла не из одних радостей. Ланге до сих пор оставался в тюрьме. Но Франц был уверен, что Берта и её семья не оставят его в беде и смогут доказать его невиновность. А что было бы с Ланге, если бы Франц с Бертой не приехали в Зальцбург? Никто бы и не узнал о его неприятностях. Так бы и остался в тюрьме ни за что. Значит, Дитеру очень повезло, что Франц приехал в этот момент к своему сводному брату. Может быть, теперь он из мальчика, приносящего несчастья, превратился в мальчика, который приносит только помощь, удачу и добрые вести? Как бы это было хорошо!