Волчонок

Убеждение Франца в том, что семья Берты поможет Дитеру выпутаться, не было беспочвенным или таким уж наивным. На днях Дитрих звонил своему брату Марку, который продолжал служить в Вене адвокатом. Разговор не то, чтобы решал проблему, но хотя бы давал некоторую надежду. — Марк, это я. Слушай, нам нужна помощь… Ну, не нам, конечно, но одному человеку. Он в Зальцбурге живёт, зовут Дитер Ланге. Он сослуживец Каспера, и он арестован. Но мне кажется, что он невиновен. Надо ему помочь, пока его втихаря не упрятали. — Так… Флоре, это не телефонный разговор, — послышалось на другом конце провода, — в этом лучше разобраться на месте. И ещё… У меня сейчас аврал, я при всём желании бы не смог выехать. — Да, понимаю. Но ты ведь не один адвокат на всю Вену? — Ну, как бы да… Постой-ка! Есть идея. Я знаю человека, который мог бы помочь. Для него это станет неплохим экзаменом. Дитрих тихонько усмехнулся. Ну, Марк, не подведи… Он подозревал, что знает, о ком идёт речь:  — Это мой племянник, наверное?  — Да нет, я уже зарёкся поручать Альфреду серьёзные дела. Совсем недавно он очень сильно подвёл меня в суде, когда не донёс нужные доказательства, я тянул время, сколько возможно, но процесс проиграл из-за его неявки. Теперь вот подали кассацию, и неизвестно, чем это дело закончится. Альфреду надо бы ещё повзрослеть.  — Ну что ж, вполне согласен с тобой, однако «мальчик» уже немолод, — вздохнул Дитрих. Но братья и понятия не имели, что трубку параллельного телефона в адвокатской конторе держит ещё один человек. Говоря о том, что знает, кто сможет помочь, Марк имел в виду своего стажёра, только недавно поступившего в контору Петера Мейера. Парень был весьма дельным и амбициозным. Однако Петер сейчас отсутствовал, так как был послан для сбора доказательств в пригородную деревню по другому делу. Марк решил, что ничего не случится, если адвокат приедет через несколько дней. В этом даже были свои плюсы — он позволит следователям собрать побольше следственного материала и сможет осмотреть картину преступления более полно. До суда ещё полно времени. Решение было в сложившихся обстоятельствах, может быть, и правильным, но абсолютно не учитывало характер подследственного Дитера Ланге. Подследственный вёл себя беспокойно, не разбирал ночь и день, а когда сокамерники попытались его утихомирить, чтобы хоть немного поспать, устроил драку. Сам он в сне как будто не нуждался. Лишённый чудодейственного «чая» доктора Фогеля, он вернулся к жесточайшей бессоннице, которая вызывала галлюцинации и припадки, сходные с эпилептическими. Перевод в отдельную камеру положение только ухудшил. Однажды ночью надзиратель застал Ланге за подготовкой к самоубийству. Заключённый рвал простыню на полосы, видимо, собираясь повеситься. После этого Дитера перевели в тюремный изолятор, где почти всё время держали в смирительной рубашке. Поутру Сокол пришёл, как обычно. Сам не зная, зачем, он проштудировал все подшивки и записи покойного доктора. Утверждение подследственного Ланге, что запись на полях книги означает то, что он был пациентом доктора, только и всего, вызывало сомнения. Но всё-таки Сокол то и дело возвращался к этому факту. Ланге и правда был одним из его пациентов. Об этом говорят все — не только он сам, но и соседи, и даже чета Земаннов. Но вот было ли у доктора такое обыкновение — записывать имена пациентов на полях книг? Книги уже бегло были просмотрены, но Сокол решил изучить их более подробно. И действительно, на полях подшивки медицинского журнала он нашёл ещё несколько имён, правда, написаны они были более твёрдым почерком. И что было ещё более интересным, кроме имён, здесь попадались самые обыкновенные слова, например, библиотека, лаборатория… Что бы это значило? Также интересными оказались и истории болезней. Он нашёл карточку Лотты Земанн и совсем недавно заведенную, но уже довольно толстую карту Дитера Ланге. А что, если подследственный не врёт? — Доброе утро, шеф, — поздоровался он с Хайнрихом. — Очень доброе, — тихо произнёс инспектор, что значило, он явно не в духе. — Что-то случилось? — Случилось, — хмуро ответил Хайнрих, — есть две новости: плохая и очень плохая. С какой начать? — С очень плохой, — Сокол повесил пальто на вешалку и сел за стол. — Нас скоро сожрут. Как ты знаешь, чета Земаннов демонстрирует к делу Ланге завидный интерес, возможно, они подключат прессу. — Так, постойте, я что-то не понимаю, — немного удивился Сокол, — журналисты нам частенько вставляли палки в колёса, когда чувствовали, что можно нагреть руки на каком-то из дел. Чего нам в этот раз бояться? В кабинет кто-то постучал, после чего на пороге появился респектабельного вида мужчина, одетый в деловой костюм. Довольно молодой, возрастом около тридцати или чуть больше. Он смотрел на Хайнриха и его напарника сугубо по-деловому. — Добрый день! Вы инспектор Хайнрих? — Да, это мой коллега — Сокол, — инспектор пожал руку гостю, — а вы кто? — Марк Дитрих. Я из венской коллегии адвокатов. Меня интересует задержанный Дитер Ланге. Могу я ознакомиться с его делом? — Пожалуйста, знакомьтесь, — внешне не волнуясь, согласился Хайнрих. Молодой человек ему не понравился, было в нём что-то подозрительное, частенько имевший дело с адвокатами, инспектор ненавидел их всей душой, считая, что они мешают следствию даже больше, чем журналисты. Но в этом молодом человеке как будто было ещё что-то. Какая-то напускная бравада, которую он привык видеть скорей у преступников, чем у адвокатов. — Я слышал, будто ему уже несколько дней ничего предъявить не могут. Это правда? — буднично спросил адвокат, глядя, как инспектор перед его носом листает папку. — Не в последнюю очередь, благодаря самому задержанному. Он сделал признание, но сперва отказался участвовать в следственном эксперименте, а ещё попытался повеситься. Когда ему в этом помешали, у него случился припадок, как говорит врач, вследствие бессонницы. Адвокат, нацепив модные очки в тонкой золотистой оправе, внимательно изучал материалы дела. Надо сказать, посмотреть там было, на что. Даже странно, что в эту папку легли, казалось бы, не имеющие особого значения материалы. Вот опрос Ренаты Мартин, женщины, которую Ланге якобы убил, причём был настолько в этом уверен, что перерыл весь двор в поисках трупа, а когда увидел её живой и невредимой, перепугался буквально до обморока. Всё-таки Флоре явно погорячился насчёт своего зальцбургского коллеги — если бы он хотел поскорее закрыть дело, явно бы не стал копать. — Мы с коллегой опросили соседей и всех, с кем Ланге так или иначе пересекался. Все говорят, что он радикально изменился. Если вы понимаете, о чём я. — Понимаю. Понимаю также, почему ему до сих пор не предъявлено обвинение, — мужчина с усмешкой посмотрел на детектива, — по сути, вы выудили признание у человека, который не до конца отдаёт себе отчёт в том, что говорит, и у которого налицо все признаки парамнезии. Ложные воспоминания, слышали о таком? Кроме того, он так и не вспомнил, как убивал жертву. А должен был бы. Если провалами в памяти не страдает, конечно же. И, наконец, эксперты не дали однозначного ответа: была ли смерть Фогеля насильственной. А значит, есть риск того, что дело в суде просто развалится. Посему я требую немедленно освободить своего подзащитного. — Требовать будете в суде, господин адвокат, — Хайнрих чувствовал себя так, словно его отхлестали по щекам. — Буду. Заодно я заявлю ходатайство о медицинском освидетельствовании Ланге. А пока я бы хотел увидеться со своим подзащитным. — Сейчас это абсолютно невозможно, — инспектор Хайнрих говорил с убийственной ледяной вежливостью, хотя внутри у него всё бушевало от возмущения. Он возненавидел этого молодого хлыща с первого взгляда, — задержанный находится в изоляторе. Завтра, возможно, ему станет лучше, и вы сможете с ним встретиться. А пока я вас не задерживаю. Внезапно адвокат побледнел и бессильно опустился на стул. Сокол посмотрел на него с недоумением, а Хайнрих — с насмешкой:  — Что, переутомление от трудов? — насмешливо спросил он.  — Да нет, просто я недавно перенёс сильную простуду, ещё не до конца восстановился, — слабым голосом сказал посетитель, — нельзя ли попросить у вас воды? Недовольно хмыкнув, Хайнрих повернулся к угловой тумбочке, на которой стоял графин с жёлтой водой, которую не меняли уже недели две.  — «Не собираюсь я ему искать свежую воду, — зло думал инспектор, — пусть идёт в свою гостиницу, или где он там остановился, и там пьёт воду, сколько хочет, пусть хоть лопнет». Он злорадно представлял, как скривится адвокат от вида жёлтой воды. Однако, к его удивлению, адвокат отпил половину стакана, поблагодарил и довольно бодро удалился, пожелав собеседникам всего хорошего. Хайнрих взял папку с делом Ланге, намереваясь запереть её в шкафу, и удивился, какая она стала тоненькая. Когда же он открыл папку, он с удивлением увидел, что большая часть документов исчезла. Как так? Неужели… Хайнрих вскочил и закричал, выпучив глаза:  — Сокол! Вы куда смотрели? Этот негодяй выкрал у нас документы по делу, прямо из-под носа, я поворачивался, чтобы налить ему воды, но вы-то, вы-то?! Его коллега недоумённо развёл руками:  — Но ведь он сидел ко мне спиной, я не видел его руки. Дело принимало нехороший оборот. Хайнрих заметался по кабинету, лихорадочно соображая, что же теперь делать. Внезапно он вспомнил про звонок от начальника участка инсбрукской полиции. Когда телефонистка сообщила Флоре Дитриху о том, что с ним хотят поговорить из Зальцбурга, он несколько удивился. Звонка из полиции он, конечно, не ожидал, а адвокат, посланный братом, насколько он мог рассчитывать, в Зальцбург ещё не явился. По крикам, доносящимся из телефонной трубки, он вначале вообще ничего не мог понять. Потом картинка постепенно сложилась. Оказывается, его брат Марк только что явился в Зальцбургский полицейский участок и выкрал там документы по делу!  — Но это абсолютно невозможно, — горячо запротестовал Дитрих в ответ на всю эту чушь, — мой брат — уважаемый адвокат с безупречной репутацией, к тому же, он просто не успел бы добраться до Зальцбурга, насколько я знаю, он завтра должен выступать в суде в Вене. Он собирался отправить к вам для защиты Дитера Ланге своего человека, но несколько позже.  — Как это — позже?! — визжал в трубке голос Хайнриха, — когда он явился сюда и представился Марком Дитрихом!  — А вы видели его документы? — прозвучал вкрадчивый вопрос. На том конце провода воцарилась мёртвая тишина, прерываемая нервным сопением. Дитрих продолжил:  — Первое, что вы должны были сделать, это проверить его документы. Неужели вам это не пришло в голову? Раздосадованный Хайнрих бросил трубку.  — Ну что, что?! — нависал над ним Сокол, пытаясь понять, чем же закончился разговор.  — Оказывается, — без всякого выражения с каменным лицом проговорил его начальник, — Марк Дитрих находится в Вене, никуда не уезжал и никого к нам не направлял.  — Так кто же это был? Вопрос повис в воздухе без ответа. Альфред Дитрих чувствовал необыкновенный прилив сил. Он находился в чрезвычайно красивом месте, вокруг возвышались поросшие лесом горы, невдалеке красовался средневековый замок в отличном состоянии, погода радовала, приятный ветерок холодил разгорячённое лицо. Спрятанные в нагрудный карман документы грели душу. Уж теперь-то он докажет отцу, что он на что-то всё-таки годен. Ему уже скоро тридцать лет, а отец всё не поручает ему сколь-нибудь значащих дел, гоняет по пустякам, заставляет добывать ничего не значащие доказательства, конечно, при этом всём работа не вызывает никакого удовлетворения. И как следствие — отец считает его бездельником и лоботрясом. Вот и это, интересное, хотя на его взгляд, вполне бесспорное дело, которое можно с таким блеском выиграть, он хотел поручить этому выскочке Питеру Мейеру, к счастью, Питера на месте не оказалось, а вот он по случайности оказался в конторе и сумел подслушать разговор. О том, что, выкрав документы, он нарушил закон, Альфред не беспокоился. С ранних лет он считал, что юрист должен быть смелым и дерзким, а ещё ему нравилась поговорка «Победителей не судят». Что он будет в этом деле победителем, Альфред не сомневался. Он с любопытством поглядывал по сторонам в надежде найти какой-нибудь недорогой, но приличный отель. Однако вскоре Альфреду пришла в голову мысль, что его, пожалуй, будут искать, и искать именно в отелях. Поэтому он свернул к небольшой цветочной лавке и спросил у торговавшей там женщины:  — Не знаете ли вы, где здесь можно переночевать?  — Так в «Золотой Короне»… — ответила женщина, пожимая плечами.  — Понимаете,. — молодой человек сделал неопределённый жест, — я приехал сюда по делу, мне надо посидеть спокойно, изучить бумаги, мне бы не хотелось идти в гостиницу, посторонние люди, знаете ли, суета…  — Да там спокойно сейчас, — женщина всё никак не могла понять, чего от неё хотят, — это раньше, до войны, когда было много туристов… А сейчас там мало народу.  — Нет, — ответил Альфред, — всё-таки я бы предпочёл остановиться в каком-нибудь простом семейном доме. Женщина посмотрела на него с некоторым удивлением, но потом предложила:  — Ну, если хотите, я могу сдать вам комнату. На какой срок вы приехали к нам? Альфред этого и сам не знал, поэтому сказал примерно:  — Ну, дня на три, может быть, на неделю… –Хорошо, — женщина снова пожала плечами, и позвала девчонку-разносчицу:  — Постой здесь, я сейчас отведу этого господина к себе домой и вернусь. Женщина жила совсем рядом с лавкой, по дороге рассказывала:  — До войны мы тоже сдавали комнату. Да тут все сдают комнаты туристам. Люди приезжали кататься на лыжах. Ну, сейчас, конечно, она пустует, но я еженедельно провожу там уборку. Муж мой сейчас на службе. Вернётся, скорее всего, поздно. Дома мой сын, он всё вам покажет. Комната Альфреду понравилась. Находилась она на втором этаже деревянного старинного особнячка и выходила окнами в сад. Сын хозяйки принёс ему кофе, по цвету напоминающий детскую микстуру от кашля, да и по вкусу не сильно от неё отличающийся. Альфред вытащил из кармана бумаги по делу Ланге, разложил их на столе и стал внимательно читать.  — Это просто безобразие, — бормотал он про себя, изучая эти документы, — ни одной, ну ни одной прямой улики! Единственное доказательство вины подследственного — корявая запись на полях книги! Но это же просто возмутительно! Но что застранная привычка у этого Дитера признаваться во всех возможных преступлениях?! Интересно, что бы сказал по этому поводу старик Фрейд. У Альфреда было несколько знакомых, которые, повинуясь моде, посещали лекции и сеансы психоанализа, которые проводил этот прославленный доктор-психиатр.И сам Альфред чрезвычайно интересовался теориями Фрейда. Однако доктор был далеко, а Ланге надо было выручать прямо сейчас. Самым простым способом освободить подзащитного ещё до суда Альфред считал письмо-жалобу в Зальцбургскую прокуратуру. Должны же они знать, что творят их поднадзорные. А настоящий убийца доктора Фогеля, возможно, до сих пор гуляет на свободе. Да и вообще, кто сказал, что этого доктора кто-то убивал? Судя по материалам следствия, доктор был стар и немощен, и вполне мог упасть и удариться сам. А что касается записи на полях книги, возможно, она возникла совершенно по другому поводу, интересно, делалась ли экспертиза давности чернил, наверняка, нет. Во всяком случае, в изъятых им документах её не наблюдается. Решив ковать железо, пока горячо, Альфред набросал письмо в прокуратуру и тщательно его проверил (сейчас бы он не отказался от помощи отца, так как до сих пор не научился правильно составлять официальные запросы и жалобы, но делать было нечего). Альфред переписал письмо набело, спросил у хозяйского сына, где находится почта, и вышел из дому. Домой он вернулся поздно. На почте служила прехорошенькая блондиночка, пухленькая, как сдобная булочка, с щеками, розовыми, как лепесток розы. Посетителей не было, и разговор у них затянулся. Затем Альфред зашёл в пивную, где отдал должное местным напиткам и колбаскам, жаренным на вертеле. Послевоенные цены были ужасающими. Но деньги у Альфреда были, так как буквально накануне отец дал ему очередное жалование. После удачно законченного этого дела Альфред рассчитывал на премию. Открывая, будучи слегка навеселе, дверь дома, постоялец беспокоился, не легли ли уже спать хозяева. В прихожей было темно, однако с кухни доносились голоса, и тёплый оранжевый свет просачивался в щель под дверью. Внезапно дверь распахнулась, и в прихожую заглянула хозяйка:  — А, это вы вернулись? Пойдёмте на кухню, поужинаем с нами! Альфред был не голоден, но потом подумал: почему бы и нет? Лишний раз перекусить не помешает. Он, не торопясь, снял пальто и шляпу, пригладил волосы перед мутным зеркалом, и вступил в ярко освещённую кухню. Керосиновая лампа висела под потолком, поэтому освещала довольно большое помещение равномерно. В конце длинного стола, на хозяйском месте, сидел инспектор Хайнрих.  — Вот это — мой муж, — добродушно представила его хозяйка, накладывая в тарелку для гостя гороховое пюре, — а вы садитесь, садитесь. Муж мой — полицейский, раньше был инструктором по альпинизму. Ну что же вы стоите, господин? Садитесь. Альфред стоял, как громом поражённый. Его состояние можно было сравнить только с состоянием самого хозяина.  — «Что делать?» — проносились мысли в голове у каждого из них.  — «Бежать прямо сейчас, но куда? — думал Альфред, — но зачем бежать? Почему я должен его бояться? Как адвокат подследственного, я имею право ознакомиться со всеми документами, а он мне даже не дал их в руки, просто пролистал перед моим носом! Да, но кто же сказал, что я адвокат подследственного, я ведь явился в полицию под чужим именем, что теперь делать? И договор с Дитером Ланге у меня не заключён!»  — «Схватить его прямо сейчас? — думал инспектор Хайнрих, — но не вышло бы это боком, кто знает, кто это? А вдруг это проверка инкогнито из центральной прокуратуры? Слишком молод, слишком самоуверен, слишком хорошо одет». Хозяйка и её сын недоумённо переглядывались.