Волчонок

— Я готова дать показания, — твёрдо заявила Аннель, ещё недавно выглядевшая загнанным зверем. Кляйн даже удивился, как резко она оклемалась. Видимо, проверка, устроенная Хунеком, слегка отрезвила преступницу. Теперь она куда больше походила на себя прежнюю. Кляйн вспоминал, как опрашивал выживших, и Аннелизу Фукс, конечно же, он опросил тоже. Совершенно другая была: умное, открытое лицо, аккуратная причёска, одета с иголочки. Видно было, что из хорошей семьи. А сейчас какой стала? Подурнела — не то слово. И как такая женщина может вообще быть хорошей матерью, ведь Элла, судя по рассказам Моники, была очень даже хорошо воспитана и уже начинала учиться читать. Разве может такое хорошее воспитание дать женщина, у которой на лице написано, что она сидела на опиатах? — Значит, готовы сделать признание под протокол? — Готова, — кивнула Аннель, после чего её провели в кабинет и усадили напротив стола Хунека. — Итак, вы подтверждаете, что стреляли в несовершеннолетнего Франца Нойманна? — деловито спросил инспектор. — Я признаю, что купила этот пистолет, — подтвердила Аннель. — Я стреляла в лесу. Я целилась в ворону и не заметила, что мальчик вышел прямо под выстрел. Не люблю просто ворон — противные птицы. На лице Хунека отразилось неприятное удивление. Буквально готовая разразиться признаниями преступница сейчас смеялась ему в глаза. — Да, стреляла в ворону! А что, это запрещено? — Вы меня за дурака-то не держите, — угрожающе произнёс Хунек. — Вас поймали с поличным. — Малец всё перепутал, — дерзко заявила Аннель. — У страха глаза велики, знаете ли. Чёрт возьми, парирует она грамотно! Вроде и не судима, а как от обвинений отбивается! Вот просто любо-дорого посмотреть. — Ну что? Есть ещё вопросы? Я отвечу за то, что сделала. А пока уведите меня в камеру. Я всё сказала. И я требую адвоката. Детективы были в растерянности. Это был дилетантизм, к которому они не привыкли, и противостоять таким вот преступникам было куда сложнее, чем опытным рецидивистам — тех уже изучили вдоль и поперёк, а эта явно пороха не нюхала и защищается совсем уж экзотическими методами. — Увести задержанную, сохраняя самообладание, приказал Кляйн. Аннель с надменным видом заложила руки за спину, и, круто повернувшись, вышла из кабинета в сопровождении унтер-офицера. Как только дверь захлопнулась, Кляйн стал методично постукивать пальцами по крышке стола. В принципе, эти отговорки выглядели не слишком убедительно, но только на первый взгляд. Много ли у них доказательств? Улик — кот наплакал, свидетель только один, да и то он не мог однозначно сказать, что Аннель целилась именно в мальчика, а не в мифическую ворону. Без признаний самой преступницы обвинение просто рухнет. А не дай бог прокурор откажется выдать постановление на арест? Бывало ведь и такое, что доводы адвоката убеждали прокурора сильнее, чем имеющиеся у следователей улики. Доказательства-то… Всё это палка о двух концах. Не зря Дитрих говорил, что полагаться на прямые улики особенно не стоит — их очевидность может сыграть со следствием злую шутку. — Без её признаний дело может рассыпаться, даже не дойдя до суда, — выдал вердикт Кляйн. — Расколем, — уверенно отмахнулся Хунек. — И не такие звёзды гасли. — Нет, Роберт — фройляйн Фукс не того склада, уж поверь. Ты вот помнишь книгу такую — «Преступление и наказание»? Вижу, что помнишь. Вот она, настольная книга сыщика! — комиссар поднял вверх указательный палец. — Знаешь, там довольно точно описано, какими бывают они, преступники. Что там говорилось? Поймай я одного, другого, третьего не вовремя, так я его, пожалуй, и не разговорю больше — закроется в своей скорлупе и навяжет нам игру: «что докажете — всё моё». Да, с Фукс та же история — а хоть бы она и другие преступления совершила, так не признается же! И не потому, что боится получить более серьёзный срок, а потому, что надо бы такие сведения приберечь, так сказать. Для более удобного случая. Например, прощупать: не пойдёт ли следствие на уступки, не удастся ли выторговать для себя какие послабления. Хоть бы у нас и улики были, много мы при таком раскладе не навоюем. Волчицу надо было хватать как можно скорее, а вот с Фукс накладка вышла… Как же её теперь разговорить-то, что чертей ей в печёнку… В кабинете воцарилась мёртвая тишина. Хунек всеми силами пытался не показать волнения, но скулы предательски подрагивали. Прошло два часа. Работа в участке кипела — всюду сновали люди с папками, в кабинетах то и дело трезвонили телефоны. Каждый был занят своим делом. Кляйн же сидел, закусив губу. Он оказался на Прокрустовом ложе — сам факт выхода в лес с оружием ещё не преступление, и, уж тем более, не доказательство вины. Фройляйн Фукс оказалась на редкость изворотливой, и сразу начала гнуть свою линию: я целилась в ворону, а мальчик оказался в поле зрения случайно. А что же Вайс? Он-то — прямой свидетель! На него есть определённые надежды. В этот миг в кабинет кто-то постучал. — Войдите. — Здравствуйте, господин комиссар. Вы, наверное, меня хорошо знаете, так что… — Георг Паретц! Конечно! Я смотрю, вы ощутимо выросли, как юрист. И как адвокат. Да, действительно — дело Волчицы стало своего рода трамплином для некогда желторотого государственного защитника. Тогда он ещё был совсем молод и выглядел даже немного комично — худощавый, плохо причёсанный блондинчик в непропорционально больших очках, которого, казалось, соплёй перешибёшь. А как он заматерел теперь! Солидный мужчина, один вид которого говорит о большом уме и опыте. В его глазах появилась та самая хитреца, свойственная опытным адвокатам. Весной 1909, когда судили Волчицу, он не мог похвастать сколько-нибудь значимыми победами, ведь только недавно стал адвокатом. Теперь же он имел гораздо более внушительный послужной список и мог похвастать далеко не одним выигранным делом. Не раз он вставлял полиции палки в колёса. — Далеко пойдёт, — говорил о нём Дитрих. — Может стать не хуже Марка. Дитрих с уважением относился к адвокатам, считая их строгими экзаменаторами, которые не простят детективу оплошности. — Я не верю в идеальные преступления, но верю в неряшливых сыщиков, — говорил Дитрих. — Идеальность преступления прямо пропорциональна непрофессионализму следователя. Паретц был серьёзным противником. Он мог запросто организовать следствию проблемы, уж в этом-то он преуспел. Потому надо быть готовыми к любым возможным сюрпризам — адвокаты очень изобретательны. — Итак, вы задержали мою подзащитную, — начал адвокат с порога, — и собираетесь обвинить её в покушении на убийство, так? — Да, — спокойно ответил Кляйн, — Её поймали, фактически, с поличным. Она вела слежку за Нойманном и, кстати, целилась ему в голову, а не в какую-то там ворону, как она утверждает. Свидетель Вайсс буквально в последний момент остановил её. А так мы бы имели труп. — У страха глаза велики, и свидетель мог подумать, что она целится именно в Нойманна. Характер местности такой, что сложно что-либо разглядеть за десяток метров. Поэтому то, что мальчик неожиданно попал в её поле зрения, абсолютно объяснимо. — Не слишком ли много случайностей, господин адвокат? — ехидно вставил Хунек. — Это всё не больше, чем ваши сомнения, которые к делу не пришьёшь. Моя подзащитная не имела намерений убить Нойманна, и она сожалеет о случившемся. Вы можете вынести вопрос о незаконном приобретении и хранении оружия со стороны фройляйн Фукс, но безосновательно обвинять её в покушении я не позволю. Кстати, завтра я намерен вынести вопрос о правомерности её задержания. Вам есть, что сказать по этому поводу? — Я думаю, ваша подзащитная всё скажет за нас, — в глазах Кляйна зажглись огоньки. — Завтра узнаем, случайно или нет Нойманн оказался у неё на мушке, и случайно ли она его буквально «пасла» столько времени, и случайно ли узнала, что Нойманн выходные проводит в лесу, и насколько случайно, что фройляйн Фукс, сроду не державшая в руках оружия, вдруг отправилась в лес с заряженным наганом. Кстати, не в первый раз она там — некоторые соседи говорят, что в последнее время она часто практиковалась в стрельбе. — Это ещё ни о чём не говорит, — спокойно ответил адвокат. Вам придётся поднапрячься, чтобы что-то доказать. — Поживём — увидим. Приятно было с вами встретиться, господин адвокат, — в голосе комиссара отчётливо чувствовались азарт, смешанный с раздражением. Кляйн всё время вспоминал, каким щеглом этот адвокат выглядел на процессе по делу Волчицы, и насколько заматерел он теперь. Он с молчаливым злорадством глядел на комиссара и его напарника, словно бы пришёл в кости играть, а не решать судьбу задержанной. — Господин комиссар, вы не хуже меня знаете законы: есть предельный срок задержания, по истечении которого задержанному надо или предъявить обвинение, или отпустить. — У нас достаточно на то оснований, — с вызовом ответил Хунек. Паретц посмотрел на него с долей насмешки и, взяв в руки протокол допроса, сказал: — Я думаю, у окружного прокурора найдутся к вам вопросы, господин инспектор. Ваши методы добычи доказательств и воздействия на задержанных, которым даже не предъявили обвинений, давно вызывают вопросы. В моей практике не раз бывало, когда люди, ошеломлённые арестом, под давлением полицейских оговаривали себя. А стоило им оправиться от шока… Обвинения рушились, как карточный домик. Несколько дел развалилось, даже не дойдя до суда. Так и моя подзащитная пребывала в шоковом состоянии, потому любой судья отнесётся к сделанному ей признанию критически. У вас нет улик против фройляйн Фукс. Она настаивает, что целилась в ворону и не заметила, что мальчик оказался прямо под выстрелом. Она охотно согласится с небольшим штрафом за неосторожное обращение с оружием. — Покушение на несовершеннолетнего ей дороже обойдётся, — с вызовом ответил Хунек, чувствуя, как земля уходит из-под ног. У окружного прокурора давно на него зуб. В прошлый раз он отделался выговором за то, что давил на подозреваемого, чуть ли не принуждая его сделать признание, а теперь есть шанс вылететь с насиженного места. Надо действовать наверняка. — Моя подзащитная сказала своё слово. Ваша задача — опровергнуть её версию. Всё-таки практика сделала своё дело — парировал он грамотно. Кляйн был в этот раз абсолютно спокоен. «Вызов принят», — подумал он. — Мы свою работу знаем, господин адвокат. Вы тоже. Когда Паретц ушёл, Мартин переглянулся с напарником. — Дело дрянь — он на раз-два развалит его. Даже не доведя до суда. У нас есть сутки, чтобы либо предъявить обвинение фройляйн Фукс, либо освободить… — мрачно произнёс Хунек. — Свидетелей, по сути, и нет, доказать что-либо — проблематично. Что же делать… Если бы её удалось взять врасплох… Из неё бы признания текли рекой — успевай записывать. Хитрая зараза! В этот момент в голове комиссара словно что-то щёлкнуло. Ну конечно! Надо взять Аннель измором! Дитрих в этом деле собаку съел. Аннель явно из тех, кто будет до последнего отрицать всё. А когда поймёт, наконец, что она арестантка, что за ней окончательно закрылась дверь камеры, просто закроется в своей скорлупе. И тут уж попробуй докопайся. Зигель была, право слово, не того склада. Её слабые стороны были слишком очевидны и против неё было легко играть. А вот что делать с Фукс? — Ты подсказал мне неплохую мысль, — прищурился Кляйн. — Так что, Роберт, не переживай — я всё сделаю сам.