Волчонок

Аннель была взвинчена до предела. Уже прошло несколько дней с той поры, когда она в последний раз принимала своё «лекарство». Теперь с каждым часом её состояние становилось всё нервозней. Руки непроизвольно дёргались, на лице сменяли друг друга странные гримасы, которых сама арестантка не замечала. Она не могла сосредоточиться ни на одной мысли как следует, и до конца понимала только, что ей грозит остаться в тюрьме очень надолго. Эта мысль действовала на её слабый, разрушенный многолетним приёмом наркотиков мозг гипнотизирующе. Обещания адвоката, конечно, ласкали ей слух, но ведь ей противостоял не абы кто, а Кляйн! Человек, знавший её семью не понаслышке. И эта Моника… Всё ведь знает о них, всё! Снова замелькали в мозгу отрывочные воспоминания о прошлом.Монику, урождённую Данц, она знала с детства.Отец, помнится, с ГунаромДанцем сдружился, и кто же знал, что это знакомство выйдет ей теперь боком? Юлианна — сестра Моники, была утомительно болтлива, к тому же — сплетница. Из-за неё у Аннели в гимназии было немало проблем. Эта курица разнесла всем, как она, Аннель, ставила кляксы в тетрадь сестры, и над ней потом все смеялись! Это сильно задевало Аннелизу, но тогда ещё они с Юлианной не были явными врагами. Почему-то эти детские кляксы вспоминались ей теперь особенно чётко. А вот что было потом, до 1908 года, она напрочь забыла. Трагедия 1908 года не сплотила, а наоборот — разобщила семьи. Отец крепко пил, а ГунарДанц предпочёл устраниться, сказав, что не знает, где бы можно было подлечить Освальда. Аннель тогда затаила на семью Данц злобу. Злобу неподдельную, разъедающую всё, к чему только прикоснётся. Этот осёл не знает, что такое терять близких! Ничего, он заплатит ещё за всё! И его болтливые дочки — тоже! Казалось, теперь Аннель всячески пыталась подвести Юлианну. Вредила открыто и по-крупному. Мать пыталась её усовестить, а в ответ Аннель кричала: — Не смей защищать эту свинью! А что же изменилось с тех пор? Да ничего! Вот только Юлианна и Моника нынче замужем, у них семьи, а она? Она лишила себя всего… Один-единственный промах… Чёрт дёрнул того мальца вместе с волчонком сунуться в лес… Если бы не он… —Руки убери! — вдруг послышалось из коридора. Аннель вскочила. Каким-то наитием она поняла, что это к ней. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появилась закованная в наручники арестантка. Это была ещё молодая, крепко сбитая блондинка, с чистым, правильным лицом. Выражение этого лица было хмурым и недоброжелательным. Одежда девушки выглядела странно. Аннель не могла в своём теперешнем состоянии определить для себя, в чём эта странность состоит. Мелькнула мысль, что одежда вообще не её, возможно, её забирали из чужого дома, и девица напялила на себя то, что подвернулось под руку.Как только «браслеты» с неё сняли, новая арестантка бросилась нарезать круги по камере, точно заведённая. Она была на взводе, и Аннель ощущала это напряжение. Аннель не отрывала взгляд от своей товарки по несчастью. Она выглядела загнанным зверем, ещё не до конца осознавшим своё положение. Что-то невнятно бормоча, девушка плюхнулась на нары. Их взгляды встретились, и Аннелиза почувствовала, будто уже где-то видела эту незнакомку. Как будто похожа на… Не может быть! Почему она в каждой блондинке видит свою покойную сестру? — Э… Привет… — тихо произнесла Аннель, поняв, что соседка тоже смотрит на неё с неподдельным интересом. Она попробовала унять непроизвольное подёргивание своих конечностей, и ей это даже на какое-то время удалось. — Ну-ну… Ты… Как здесь оказалась? — с трудом подбирая слова, спросила новая заключённая. — Да ни за что! А ты? — Взяли просто, как первую попавшуюся… Да тут кого ни спроси — все невиновные, — с усмешкой ответила девушка. — Ты чем вообще занимаешься по жизни? — Да ничем! Чем живу — тебя не касается, ясно? — резко ответила Аннелиза, хотя и понимала, что рискует. А она и впрямь рисковала — у товарки по несчастью виднелись пятна крови на подоле юбки. И всё же, она не походила на обычную уголовницу — не тот тон, не те жесты, не те манеры. Хотя если она в первый раз тут, то всё понятно. Какая-то мысль ещё мелькнула в её несчастной голове, но удержать её Аннель не смогла. Было только ощущение, что мысль эта очень важная. — Правильно — прокурору будешь рассказывать! — незнакомка подсела к Аннели и хлопнула её по плечу, — я вот сама… Глупо попалась… Думала, сумею скрыться… Какой там! Девушка резко двинула рукой, имитируя удар ножом. Взмах этот явно дилетантский. Ну да, ей ли не попасться? Била, небось, так, что вся кровью испачкалась.Хотя не похоже, что белоручка. — Ты… За убийство сидишь? —поинтересовалась Аннель, непроизвольно почёсываясь. Почесывание это было чисто нервное, но на новенькую произвело неприятное впечатление. — В десятку, — ответила девушка, резво отсаживаясь от новой товарки на другой конец камеры, и скорчив непроизвольно презрительную гримасу. — Я должна была убить эту свинью. Из-за него вся жизнь наперекосяк! Я видела всё это… Он… Он бил маму, меня… А потом просто накинулся на неё… Я едва спаслась… И что ты думаешь?! — по лицу заключённой заструились слёзы. — Эта тварь получила смехотворный срок, а я жила с полоумным дедом! Ты думаешь, он занимался мной?! Да это я за ним ухаживала! А эта тварь отсидела, вышла и опять женилась! Вот где справедливость? Почему я с хлеба на воду перебивалась, пока эта тварь жировала?! А потом я из Швабии в Берлин поехала, искала себя, искала… Нашла… Судимость. — Не самое лучшее место, как по мне, — вставила Аннель, плохо соображая, что говорит и чувствуя, как у неё начинает бешено колотиться сердце. — Да, — закивала соседка, — но что мне было делать дома, в Швабии? Дед умер, наследство проела, образования ноль… Навоз за чьими-то свиньями убирать? Или хвосты быкам крутить? Я не такая. Я люблю приличную жизнь. А на меня же ещё так смотрели… Господи, как будто я прокажённая! «Принесла в подоле», — мелькнуло в голове у Аннели. Она знала, что это такое — всеобщее презрение и косые взгляды. Её мать, фрау Фукс была довольно известной в своих кругах, и надо же такому случиться — дочь, сорвавшаяся в неведомые дали, возвращается с животом, а кольца на пальце нет! Ну как тут не дать волю языку? — В детстве тоже было: как кто нашкодит, так Биргит виновата! Какой с неё спрос? Родилась у пьяницы, заниматься ею некому. Чего от неё ждать? Только всяких гадостей. Кстати, меня Биргит зовут, — неожиданно представилась соседка. — А меня — Аннелиза, — машинально ответила Аннель. История новой товарки была ей знакомой, но вслушаться в неё женщина не могла, не до того было. Биргит очень нервничала. Но всё-таки она была довольна собой. Ей казалось, что Аннель заглотила наживку и воспринимает её рассказ вполне естественно. Наблюдая за собой как бы со стороны, девушка даже восхищалась своим неожиданно проявившимся артистическим талантом. Особенно в тот момент, когда из её глаз потекли самые настоящие слёзы. Если бы раньше кто-то сказал ей, что она на такое способна, Биргит бы только рассмеялась. Перед отправкой в камеру Дитрих подолгу инструктировал её, рассказывая все тонкости психологии людей, которые выросли из неблагополучных детей. Всё, что он успел узнать от дочери, которая несколько лет жизни проработала в приюте, где ей нередко попадались распоясавшиеся от вседозволенности дети. Этими несчастными просто никто не занимался, были и такие, которых любое напоминание и пережитых травмах вгоняло в панику, вроде того мальчика Руди, что перепугался до смерти запаха перегара. В свою очередь, фройляйн Фукс навидалась всяких людей. Были там и жулики, с которыми Томаш частенько пил, хваставшиеся каждым удачным делом, были шулера, проститутки, а были и откровенные бандиты. Но сейчас она была не в состоянии анализировать личность своей товарки. Девушка говорила и говорила, Аннелиза обхватив сябя руками, пыталась унять неожиданно появившуюся дрожь, хотя в камере было совсем не холодно. Когда рассказ Биргит пошёл уже по второму кругу, она почти равнодушно бросила: — Для бродяги ты весьма начитана. — А кто мне учиться запретит? — хмыкнула Биргит. — Сельскую школу заканчивала… Да, заканчивала. В Берлине ещё когда села, занялась тоже чтением.представляешь? Там столько книг в этой библиотеке! Всякому обучалась. Сидела ещё со мной одна дура — застрелила мать в пылу ссоры! Якобы думала, что ружьё не заряжено, а там были патроны на косулю! Хотя какая разница? Есть что ли на тараканов? У меня сосед тоже припугнул как-то другого. Потом оправдывался, что это мелкая дробь на птичку, которая человеку ничего не сделает… Иголкой он его что ли заряжал? Какая вообще разница? — Разница есть, — неожиданно приободрилась Аннель. «Клюёт», — радостно подумала Биргит. Вообще-то, она по-другому хотела разговорить фройляйн Фукс, но она так вяло реагировала на её попытки, а тут вдруг сама подкинула ей такую тему для беседы. В оружии толк знает, значит. Не получится прикинуться дурочкой и заявить, что впервые в жизни револьвер взяла в руки. — Да? — Да, — кивнула Аннель, и опять затряслась, — есть патроны разных калибров. На косулю, на кабана, на медведя. На уток если охотишься, то попробуй только пальни по ним патроном на медведя — мокрого места от них не останется. А если дробью в кабана стрелять, только раздразнишь его. Голос собеседницы становился всё тише и совсем сошёл на нет. Аннель замолчала, глядя в пол. — Ты знаешь это? Откуда? — прервала её молчание Биргит. — У меня отец был охотником. Ещё я долгое время жила с одним солдатом. Уж он-то всё знал об оружии, даже меня стрелять научил, — флегматично ответила Аннель. — Ничего себе! И как, получалось? — Ещё бы! —немного оживилась Аннелью, — однажды я даже винную пробку одним выстрелом сбила с бутылки. «Да парень, в которого она вчера стреляла, в рубашке родился», — ужаснулась про себя Биргит. — Ну даёшь! А я-то всё думала, ты у нас белоручка, — с нотками экзальтации воскликнула Биргит, — может и с конём совладаешь? — Ну… Это уже сложнее. А Томаш — да что он? Думал, небось, что в армии ему будет вино рекой, карты, бордели… Мотался по ним постоянно. Я думала, всё — рано или поздно словит заразу, боялась уже с ним спать. А война началась, он приволок домой какие-то чудо-средства. Говорил, от них не чувствуешь страха… Ну и гадость… — А… Так это потому они поголовно там с катушек слетают? — присвистнула Биргит. Надо сказать, она не особо-то и играла — ей и правда было интересно, почему столько молодых людей после войны начали пить, а кто-то и вовсе сошёл с ума. Да даже Каспер — и тот запил! Кто знает, вернулся бы ли он к жизни вообще. Эта война покалечила много судеб, нонаверное, спасла эту женщину и её ребёнка от страшной участи. Кто знает, что было бы с ними потом. — А чего ты сюда вернулась вообще? Плохо было с этим солдатиком? — Да пропал он, и всё, — начала раздражаться Аннель.Её внезапная апатия сменилась таким же внезапным возбуждением: — А кому я там, с ребёнком на руках, нужна буду?! — Как будто дома нужна будешь, — съязвила Биргит. — Да пошла ты! — вспылила Аннель, — Элла — это всё, что у меня есть! Да я… Да за неё… Да я тебе глотку перегрызу, поняла? — женщина ухватила Биргит за шиворот, но та резким движением оттолкнулаеё. — Да с тобой такое? Что ни спросишь — только и слышишь, что «я-я-я-я-я-я-я»… Думала бы о дочке, не попала бы сюда! Да ты посмотри — не в тряпьё одета, а всё туда же! Кто тебе виноват-то? Тебя, как ни спроси, так то у тебя мать, то ещё кто… Она заставляла тебя спать с первым встречным? Или она у тебя бандерша? — кричала Биргит во всё горло, чтобы обидные слова дошли до собеседницы. Аннель буквально впечатала свою соседку по камере в стену: — Я убью тебя, поняла? — Руки коротки! — рассмеялась ей в лицо Биргит, в то время, как всю её душу охватил ужас: ведь такая действительно прямо тут убить может. Только что дёргалась, как обезьяна, потом была как умирающая, а теперь откуда только силы взялись! Несмотря на свой страх, девушка мужественно продолжила играть свою роль: — Ты точно свою дочку любишь? Ей ведь теперь прохода давать не будут. Из-за тебя. Она тебя непременно отблагодарит. Я своего папашу вот, отблагодарила! Биргит резко оттолкнула от себя Аннель, и, сделав круг по камере, подошла к ней вплотную, словно заставляя её отступить к нарам. — Я не думала о мести. Пока не увидела его. На вокзале. Случайно. Села в поезд, нашла его купе, ну потом я его по горлу и полосанула. Легче стало? Не поверишь, как! Жаль только схватили меня… Ну ничего, будем вместе в петле болтаться. Ты ведь тоже за убийство сидишь? Кажется, Биргит наступила фройляйн Фукс на больную мозоль. Аннель сделала несколько шагов назад. Впервые она выглядела по-настоящему растерянной. Ей виделась Элла. Заплаканная, беззащитная, бегущая, куда глаза глядят. И всё это под улюлюкание толпы и камни ей вслед.