Наступил февраль. Минка, просыпаясь по утрам, видела перед собою тёмный прямоугольник окна в обрамлении подхваченных с двух сторон железными кольцами тяжёлых штор и чувствовала ту же самую гнетущую тяжесть. Как будто вообще ничего хорошего в жизни больше не будет. Шторы повесила ещё Яна, ожидая приезд своих родителей. Это последнее, что она сделала в этом доме, Какбольно снова навсегда терять близкого человека. Яна изо всех сил пыталась заменить Минке мать, и надо признать, что это у неё неплохо получалось. А вот Берта… Дёрнувшись, от первого утреннего писка названного брата, Минка спускала в холодные тапки ноги и шла греть молоко. Берта-то точно не проснётся.
В первые дни девочка безмерно удивлялась — как можно так крепко спать. Ребёнок орёт над ухом, а ей хоть бы что! Маркус часто убегал по делам службы спозаранку, а то и вовсе не приходил ночевать.
Молоко грели на спиртовке, так было быстрее. Пока малыш жадно ел, вцепившись в бутылочку, Минка растапливала печь, ставила чайник, снимала с верёвок на печью высохшие за ночь пелёнки и только потом одевалась.
По-хорошему ей уже давно надо было купить новые чулки. Во всех старых было полно заштопанных и незаштопанных дырок. Но докучать такой ерундой Маркусу ей не хотелось, а Берте говорить такие вещи было бесполезно.
— Да-да, — на днях пойдём, купим, — отвечала она и тут же начинала рассказывать, как лихо она отбрила инспектора, который поинтересовался, придерживается ли она в своём преподавании министерских рекомендаций.
Это был ещё один повод для удивления. Сначала девчонка не могла понять, какой интерес взрослой женщине, учительнице, рассказывать такие вещи ей — малолетке. Потом пришло понимание — Берта почти не делает разницы между взрослыми и детьми. Со всеми своими учениками она общается, как со взрослыми, и требует с них, как со взрослых. Может быть, поэтому для многих она является любимой учительницей. И может быть, поэтому Берте абсолютно не интересны младенцы. Они не вызывают у неё никакого умиления, как, например, у сестёр Маркуса. Даже ненавистная Минке Диана при виде маленького племянника расплывалась в сладкой, совершенно не свойственной ей улыбке. Берта же только хмурилась, услышав детский плачь, и оглядывалась беспомощно, когда ребёнка надо было перепеленать.
Удивительно, но маленький Рик всегда радовался, увидев свою новоявленную мачеху и растягивал беззубый рот в самой своей смешной улыбке. Минка считала это огромной несправедливостью. Возится с малым больше всех она, а тянется он к Берте! Каждый вечер, ложась спать, девчонка представляла, что завтра сбежит из дома, примкнёт к бродячей цирковой труппе, станет знаменитой цирковой артисткой, а они все тут пусть обходятся без неё. Но думала она это всё не всерьёз. Она уже по-настоящему любила и Маркуса, и маленького Рика и, может быть, немного, даже Берту, несмотря на все её странности.
Но в это утро терпение Минки лопнуло. Если бы она была старше, если бы у неё был какой-то опыт, если бы память о младенчестве умершего от испанки родного брата была бы у неё жива, Минка бы поняла, что у Рика режутся зубы. Но она не понимала этого. Тем более это не понимала Берта. Женщина, не выспавшись из-за постоянного ночного хныканья младенца, поднялась рано и начала хмуро собираться в гимназию. Минка, которая тоже провела беспокойную ночь, заснула только под утро. Теперь ей не мешали ни крик Рика, ни возня Берты. Казалось, что теперь её не разбудить и из пушки.
Но вдруг она подхватилась от отчаянного возгласа Берты, над кроваткой ребёнка:
— Да что же в конце концов тебе надо! Какого чёрта! Ты издеваешься надо мной, да?!
Минка даже не знала, что Берта умеет орать с такими истеричными интонациями. Вмиг почувствовав себя самой старшей и опытной, она со вздохом поднялась и ответила несколько снисходительно:
— Конечно же, он не издевается! Такие маленькие дети вообще не понимают, что такое издеваться. Он голодный, наверное. Сейчас я встану и его покормлю.
— Да, конечно! — саркастически парировала Берта, вспыхнув, — неужели бы я его не покормила, чтоб он заткнулся? Эта дряная маленькая гусеница высосала полную бутылку и снова орёт!
«Дряная гусеница»? «Заткнулся»? Минка поняла, что Берта дошла до крайности. Раньше она всегда выражалась в присутствии детей корректно, хоть и никогда не сюсюкала с ними. Девочке стало страшно.
— А ты что, сегодня учиться не собираешься? — продолжала бушевать Берта.
В Минку полетели её вещи.
— А ну собирайся быстро! Я больше тут плясать вокруг вас сегодня не могу, у меня сегодня две контрольные в средних классах, а потом дополнительные занятия с отстающими. Дождёшься фрау Брейгельи марш в школу. Фрау Брейгель полуслепая старушка присматривала за Риком, когда никого из домашних не было дома. Толку от неё было немного. По большей части она дремала, прислонясь к тёплой печке, а ребёнок был предоставлен сам себе.
Хлопнув дверью, Берта выскочила за порог, а Минка начала одеваться. «Нет, это больше одевать нельзя» Девочка собрала рваные чулки в ком и кинула поверх дров в печку. Этот поступок был смелым. Так как Минка понимала — выкидывать вещи, даже старые, без спросу нельзя. Но сейчас, после бессонной ночи и пугающего поведения Берты ей было уже всё равно. Она привычно подошла к кроватке и просунула руку под попку младенца. «Так и есть! Она даже не перепеленала его, он весь мокрый!»
Но вместо того, чтоб растелись на столе чистую пелёнку, Минка продолжала одеваться. Натянула толстую шерстяную юбку, которая досталась ей в наследство от Яны, надела короткую почти лысую шубейку — Маркус купил на рынке по случаю, повязала ленты тёплого капора.
Ну вот и фрау Брейгель — как всегда благодушная и румяная с мороза.
— Вам надо его перепеленать, — кивнула Минка на младенца.
— Перепеленать? — слегка удивилась старушка, как будто не понимая значения этого слова.
— Да-да. Вам надо это делать. Ведь вы в этом доме нянька, а совсем не я.
Провозгласив эту сентенцию, Минка хлопнула дверью не хуже Берты и отправилась в центр города, но совсем не в школу. С недосыпа у неё было странное состояние, как будто всё происходящее ей только снится. Без чулок было немного холодно и неприятно, но не очень.В прошлом ей приходилось обходиться и более скромным гардеробом. Неожиданно нахлынули воспоминания о военных днях, об их дружном «клубе», о Бруно, о Клаусе… И вдруг Минка почувствовала такую острую ностальгию по тем суровым, но свободным дням! Да, тогда было холодно и голодно, но у неё не было никаких обязанностей. Она жила, как хотела. Добывание еды было её единственной заботой. И ведь это у неё неплохо получалось. И самостоятельно, и в компании. А что сейчас? Ведь у неё не осталось ниодной свободной минуты! Она вынуждена таскаться каждый день в школу, заниматься там вещами, которые абсолютно её не интересуют, а потом целый день нянчиться с младенцем. И даже ночью ей не всегда удаётся отдохнуть.
А теперь ещё и истерики Берты! Зачем ей это?
Абсолютно спокойно, не оглядываясь и не таясь, Минка вошла в самый большой новый магазин на центральной улице. Магазин открылся недавно. Он напоминал горожанам о довоенных счастливых днях, поэтому здесь никогда не было недостатка в посетителях. Однако в будний день, да ещё с утра, народу было всё же поменьше.
Девочка уверенно шла вдоль сверкающих зеркальных витрин, за которыми порхали нарядные продавщицы. Они предлагали покупателям хрустальные флаконы с духами, патентованные подтяжки, бритвенные лезвия и галстуки в длинных красивых коробках. Ничего этого ей не было нужно.
Минка ненадолго задержалась напротив витрины с куклами, уж очень они были красивыми. У кукол были настоящие завитые в крупные локоны волосы, шёлковые платья и закрывающиеся глаза. «Небось, если бы этим куклам приходилось по ночам вставать к ребёнку, топить печку и варить кашу, они бы не выглядели такими щеголихами», — подумала девочка и горько рассмеялась над собой.
Магазин тянулся дальше. Один отдел плавно переходил в другой, и каждый из них поражал необыкновенно красивыми вещами. Девочка шла так неторопливо и уверенно, что никому не приходило в голову спросить её, что она тут делает со школьной сумкой в учебное время.
Наконец, Минка увидела то, что искала — отдел с чулками. Чулки мужские и женские, чулки детские, толстые и тоненькие, как паутинка, шёлковые и нитяные… сколько их!
Включив всё своё обаяние, Минка смело приблизилась к прилавку и обратилась к продавщице:
— Фройляйн, мой отец (возможно вы знаете его) инспектор Маркус Пец из полиции недавно снова женился. Ну то есть не совсем женился, но нашёл себе пару.
— Это очень отрадно, — улыбнулась продавщица девочке.
— Так вот у его избранницы скоро день рождения, и мой отец хотел бы сделать ей подарок, например несколько пар хороших чулок.
— И он дал тебе деньги, чтоб ты их купила? — спросила продавщица с лёгким удивлением.
— Не совсем, — Минка лучилась улыбкой, — покупать он, конечно, будет сам, он понимаете ли… прислал меня, чтоб я посмотрела, что и почём… Он очень занятой человек и совсем не разбирается в дамских товарах. Я всё посмотрю, расскажу ему, мы в вами предварительно выберем несколько пар и отложим. А он после службы забежит, заберёт их и оплатит.
— Ох, уж эти мужчины… — продавщица закатила глаза к разрисованному купидонами потолку и стала доставать с полок упаковки с чулками.
Минка разглядывала их для вида, спрашивала цены, сравнивала цвета и плотность, но всё это делалось просто для того, чтобы правдоподобно доиграть сцену. В первую же минуту она незаметно отправила пару серых пушистых чулок в карман. Не зря Берта когда-то говорила, что навыки, полученные в детстве, остаются с человеком на всю жизнь. Правда она имела ввиду совсем не навык воровства. Кажется, тогда она убеждала Минку, что ей необходимо учиться мыть посуду.
Глядя в лицо продавщицы честными детскими глазами, Минка сгребла в небольшую кучку на прилавке семь пар чулок и спокойно сказала:
— Отложите вот эти, пожалуйста. Боюсь, что мой отец сможет подойти только перед самым закрытием магазина, ему некогда будет выбирать, но оплатить то, что выбрала я, он успеет.
Гордая собой, Минка спокойно отправилась к выходу, а продавщице даже не пришло в голову, что одна пара чулок пропала.
Оказавшись на улице, девочка подумала, что может быть, стоит зайти в какой-нибудь двор и натянуть новые чулки немедленно, но потом оставила эту идею. В тёплой длинной юбке было не так уж и холодно. И дело было совсем не в чулках. Дело было в том восхитительном чувстве опасности, которое она почти забыла. Она умная! Она сумеет сама добыть себе всё, что ей надо и что ей хочется.
Всё ещё охваченная азартом, Минка очень ловко стащила круглый леденец из банки уличной торговки. Теперь она не будет ждать, пока Маркус обратит на неё внимание, а Берта соизволит ей что-то купить. Теперь у неё будет совсем другая жизнь, интересная, свободная, полная азарта!
В большой новый магазин Минка решила пока не возвращаться. Она понимала, что пропажа чулок рано или поздно будет обнаружена. Свяжут ли эту пропажу с её посещением? Может быть, и нет. Продавщица, после того, как инспектор не пришёл вечером оплатить выбранный ею подарок, скорей всего решила, что у него просто не хватило времени. Скорей всего, она оставила отложенные чулки на завтра. В этом случае, возможно, что кража обнаружится не скоро. Но всё-таки лучше пока в магазине не появляться.
Зато она целую неделю отлично развлекалась в лавочках поменьше. Не то, чтоб ей чего-то так уж сильно не хватало. Её привлекал сам процесс, ощущение риска и свободы. Иногда она тащила копеечные вещи, иногда довольно дорогие. Порой ей вспоминалось наставление Бруно про то, что воровать можно только у врагов. Но это было так давно… Да и кому станет плохо, если она стащит с витрины вот этот чудный шёлковый шарфик? Или возьмёт из вазочки в кофейне несколько конфет? Или припрячет в карман в детском магазине погремушку для Рика?
Из дневника фройляйн Ингрид
7 февраля
Сегодня Берта пришла в гимназию не в себе. Я никогда раньше не видела её в таком состоянии — руки трясутся, лицо белее мела. Самое интересное, что о причине я слышала. Удивительное дело — слухи. Правда поверить в произошедшее было трудно. Всё-таки гражданский муж Берты работает не где-нибудь, а в полиции! И занимается не чем-нибудь, а малолетними правонарушителями. С утра до поздней ночи возится с чужими детьми, а беду в своём доме проглядел.
Оказывается, Минка начала воровать и попалась! Я знаю, что она была во время оккупации в числе тех детей, которые регулярно промышляли воровством. Конечно, никто её сейчас не осудит за прошлое. В конце концов, как иначе могли выжить тогда эти лишённые родителей бедняжки — только воровство и попрошайничество. Но сейчас…
И ведь инспектор дал ей всё, что мог! Поверить не могу: она казалась мне милой и доброй девочкой, пусть и немного ленивой. Но чтобы воровать — такого не припомню. Мы все были рады, что девочка наконец обрела семью. И что вместо погибшей Яны пришла Берта, женщина твёрдо стоящая на ногах, с педагогическим образованием…
Но точно ли можно сказать, что у девочки есть семья? Инспектор Пец всё время на службе, Берта не привечает своих детей (пусть и не родных), всю заботу о маленьком Рике взвалила на плечи Минки, с ней самой общается холодно… Впрочем Берту вообще нельзя назвать очень тёплым, доброжелательным человеком. Понимает ли это девочка? Не воспринимает ли она новую спутницу своего названного отца, как злую мачеху из сказки? И понимает ли сама Берта, что нужно девочке в этом возрасте?
Она наступает на грабли своего отца. Но сама не хочет этого признавать.
