Волчонок

Серая февральская слякоть полностью заполнила улицы города. Маркус, обманутый с утра почти весенним теплом, вышел утром из дому в лёгком плаще поверх форменного мундира и теперь отчаянно мёрз. А идти надо было далеко — над городом в горах, нашли труп незнакомца и туда направляли сейчас всех свободных сотрудников полиции. Возвращаясь после осмотра места происшествия, Маркус с недоумением несколько раз ловил на себе сочувствующие взгляды некоторых сослуживцев. Взгляды эти ему категорически не нравились. Совсем недавно так смотрели на него после похорон Яны. «Да ну, кажется», — решил инспектор и прибавил шагу. Надо было вернуться в участок, чтобы передать протокол осмотра трупа и места происшествия и — домой. И так он почти каждый день опаздывает со службы, возвращаясь иногда за полночь. Несколько раз случалось так, что оставался ночевать в кабинете. Просто не было смысла на пару часов возвращаться домой и будить перед рассветом Берту и детей. Маркуса до сих пор удивляло поведение Берты. Понимает ли она с кем решила связать свою судьбу? Догадывается ли, что такая жизнь, скорей всего, ждёт её и дальше? Хотя… Наверняка она привыкла к такому образу жизни своего отца, так что поздние возвращения хозяина дома, может быть, и кажутся ей чем-то вполне нормальным. Она ведь, и сама часто задерживается после уроков. А иногда просиживает до полуночи над тетрадями. «А всё-таки, что она во мне нашла?» — в который раз подумал Маркус, поглубже надвигая на лоб форменную фуражку. Ответа на вопрос, как и раньше у него не было. Не слишком молодой и не слишком перспективный вдовец с двумя детьми, один из которых совсем кроха, с беспокойной службой, живущий в казённой квартире… Почему Берта решила связать свою судьбу именно с ним? Если бы у Маркуса был ответ, он бы смог почувствовать себя намного спокойнее и уверенней в этой жизни. Приближаясь к дому, Маркус увидел жёлтые квадраты освещённых окон и понял, что дома и Берта, и Минка. Обычно, если Берта ещё не приходила, Минка зажигала свет только в одной комнате, где сидела, покачивая люльку с малышом. Тёплое чувство, охватившее его при виде освещённых окон, неожиданно сменилось тревогой. В квартире явно ссорились. Когда хозяин дома шагнул за порог его встретило странное зрелище. В первый момент Маркус даже подумал, что их обокрали. Много раз ему приходилось видеть разорённые квартиры, где недавно побывали воры. И выглядели они примерно так, как сейчас выглядела его собственная квартира. Но присмотревшись, Маркус заметил, что разбросаны только Минкины вещи. — Тебе чего-то не хватает?! — кричала Берта визгливым, совершенно не свойственным ей ранее голосом. И очередная Минкина сорочка полетела прямо в лицо девчонке. — Тебе надо было вот этого?! Ты без него не могла прожить?! — в Минку полетел пёстрый шёлковый шарфик, которого Маркус раньше никогда в своём доме не видел. — Так. Что здесь происходит? — спросил он как можно громче и спокойней. — Что происходит?! — продолжала визжать Берта, подкидывая вещи ногами, — а ты у неё спроси! Берта энергично кивнула в сторону сжавшейся в комочек Минки. — Пока что я хотел бы всё-таки спросить у тебя, — настойчиво повторил Маркус, — что здесь происходит? Почему такой разгром? — Воровка она! Вот что происходит! — крикнула ему в лицо Берта и тут же замолчала, как будто сама испугавшись сказанного. «Так вот оно что, — подумал Маркус, вспомнив сочувствующие взгляды коллег, — они уже знали…» — Рассказывай, — вздохнул он, устало опускаясь на стоящую посередине кухни табуретку, — что и где она утащила. — Да если бы один раз что-то утащила! — немного сбавила тон Берта, — она таскает наверняка несколько месяцев! Вот, вот и вот. Берта с отвращением поднимала с пола и снова отбрасывала какие-то вещи. — Неправда, — неожиданно глухо и твёрдо сказала Минка. — Ты не воровала ничего? — живо обернулся к ней Маркус. Напрасная надежда на один миг осветила его лицо. — Воровала, — убито вздохнула Минка, — но не несколько месяцев, как она говорит. — А сколько? — Ну… С прошлого четверга. — Но почему? Зачем? Кто тебя подбил на это? — недоумевал Маркус. Он никак не мог поверить, что его названная дочка, которую он так полюбил, которую так любила покойная Яна, которая так нравилась всем его знакомым, вдруг оказалась банальной малолетней воровкой. «А что ты хотел? — горько подумал он, — кем она была после смерти родителей? Чем занималась? Да, но ведь с момента прихода в его дом Минка ни разу не взяла ничего чужого! Или взяла?» Инспектор пристально посмотрел в глаза девчонки. Минка отвела взгляд, ещё больше сжалась в своём углу и пробормотала: — Просто мне были нужны чулки. — Чулки?! — рявкнул Маркус, поднимаясь с табуретки, и оборачиваясь к Берте, — ты что не могла купить ей чулки? Неужели это должен делать я? Когда? Я прихожу со службы едва живой, неужели я должен разбирать ваши женские глупости? Копаться в ваших чулках? Берта тоже вытянулась во весь рост и встала напротив мужа, (Минка внезапно заметила, что ростом они почти одинаковые), и закричала: — А разве я возвращаюсь домой не едва живая? Разве я не работаю?! При этом я должна обихаживать твоего сына и воспитывать эту малолетнюю воровку. Берта снова энергично кивнула в Минкину сторону, но девчонка поняла, что основной гнев Берты направлен сейчас не на неё, а на её приёмного отца. — Тебя никто не заставляет жить со мной, — печально сказал Маркус. Интересно, что у всех троих в этот момент промелькнула одна и та же мысль: «Ну вот и всё» «Ну вот и всё, — подумал Маркус, — вот и ответ на вопрос. Почему она со мной. По недоразумению. Так, каприз. Это не могло продолжаться долго» «Ну вот и всё, — подумала Берта, — я ему не нужна. А нужна была только для того, чтоб ухаживать за его детьми. О какой любви может идти речь, ведь он совсем недавно похоронил женщину, которую действительно любил. А я так, нянька. Нянька не справилась, вот он меня и выгоняет» «Ну вот и всё, — подумала Минка, — сейчас Берта хлопнет дверью и уйдёт от Маркуса, а он с горя сдаст нас с Риком в приют. Хотя Рика может быть, и не сдаст, а уж меня точно» — Стойте! — закричала она. Со времён жизни в «клубе» она знала, что, если тебя спалили, лучшая тактика — каяться. — Понимаете, — говорила Минка самым покаянным голосом, глядя в пол, — это получилось случайно. Я виновата, да, но я совсем не собиралась опять начинать воровать. Просто тогда я не выспалась, Рик очень плакал в ту ночь, я была, как во сне. Я собиралась в школу и увидела, что чулки совсем порвались. Я зашивала их, правда. Много раз зашивала… Маркус увидел, как умоляюще Минка на этих словах поглядела на Берту и совсем расстроился. При всей своей опытности в общении с малолетними воришками инспектор не догадывался, что всё происходящее является просто хорошо сыгранной мизансценой. — Ну вот… — продолжала Минка, — я шла, шла, и увидела новый красивый магазин. Я зашла в него погреться, потому что без чулок очень замёрзла. А там на прилавке продавщица раскладывала много пар чулок. И я как-то машинально сунула одни в карман. Продавщица ничего не заметила, ничего не сказала, и я пошла дальше. Просто машинально. Понимаете? Не надо ссориться. Пожалуйста, не надо! — Машинально?! — вскинулась Берта, — а это что? Тоже машинально? — она подхватила с пола несколько цветных тряпок и стала трясти ими перед носом девчонки, — сегодня меня выхватили с уроков, потому что в школу пришёл приказчик из магазина готовой одежды. Она там утром украла перчатки. Я тут же пошла к ней в класс, перчатки нашлись в её школьной сумке, их отдали, но совсем огласки избежать не удалось. Как на меня теперь будут смотреть коллеги?! А вечером возвращаюсь я домой и что же вижу? В её вещах полно краденного! Это всё машинально?! — Ну да, — шмыгнула Минка носом, — я просто не высыпаюсь. Рик в последнее время так кричит по ночам… Мне с недосыпа просто почудилось, когда я шла мимо витрины, что я снова одна, что у меня нет родителей и некому обо мне позаботиться. И я взяла несколько вещей. Чтоб продать и купить еду… — Вот паршивка! Да она же манипулирует нами! — воскликнула поражённая коварством приёмной дочери Берта. — Видишь ли… Я знаю одно. Дети, даже те, у которых в прошлом были нелады с законом, никогда не начинают снова воровать после долгого перерыва, если в их приёмных семьях всё в порядке и, если к ним хорошо относятся. Это я тебе как профессионал говорю. — Замечательно! — саркастически засмеялась Берта, — так я ещё и, как оказалось, плохо к ней отношусь! Тебя — то вообще почти дома не бывает! — Я не перекладываю вину на тебя, но видимо, ей действительно у нас плохо. У Минки земля ушла из-под ног. — Нет-нет, — залепетала она, — мне у вас очень, очень хорошо! Но её никто не слушал. Два взрослых человека стояли напротив и смотрели друг другу в глаза почти с ненавистью. И возмущение их было тем больше, чем больше каждый из них чувствовал свою вину и перед детьми, и перед друг другом. — Видимо, нам и правда, как говорит моя мать, рано создавать семью, — неожиданно спокойно сказала Берта. Она всунула руки в пальто, накинула на голову платок и вышла из квартиры, не попрощавшись. — Она же вернётся? — робко спросила Минка у Маркуса. — Не знаю, — сухо ответил он, — а вот вещи, которые ты утащила из магазина, вернутся туда завтра же. — Но дело в том, что… — В чём?! — взревел Маркус и потряс Минку за плечи, — в чём всё-таки дело? — Не всё можно вернуть, — вздохнула девчонка, — чулки уже порвались на пятке. Я их заштопала, то со штопкой их обратно не возьмут. А погремушку Рик немного погрыз. У него выросли новые зубы. Ты их видел? Целых два новых зуба! Маркус поразился, как с этими словами изменилось выражения лица Минки. «Да, она настоящая актриса, — подумал он, — и даже не знаешь, радоваться этому или бояться этого» — За то, что нельзя вернуть, отдадим деньгами, — ответил он, и ещё ты, конечно, извинишься. — Конечно! Конечно, я извинюсь! — Минка поняла, по крайней мере немедленно в приют её отправлять никто не собирается, — если ты дашь мне денег, я пойду и всё отдам прямо сейчас. Ей крайне тяжело было открывать перед Маркусом масштаб и обстоятельства своих похождений, множество самой разнообразной лжи, к которой она прибегала на этой неделе. — А кто тебе сказал, что я просто так дам тебе денег? — спросил Маркус почти весело. — Но у меня же нет… Как же я смогу вернуть… — Но воровала ведь ты, а не я. Значит и деньги должна заработать ты. — Заработать? — Минка смотрела на приёмного отца с искреннем непониманием. Все способы заработка, к которым ей приходилось прибегать раньше, были незаконными и явно бы не были им одобрены. — На этой неделе мы откажемся от няньки, — жёстко сказал Маркус. Ты будешь целый день смотреть за братом, в школу ходить не будешь. В конце недели я заплачу тебе столько, сколько обычно плачу няньке. И при этом попробуй только съехать по учёбе. Будешь проходить материал самостоятельно по учебникам. А когда ты получишь деньги, мы с тобой пойдём в магазин, где ты украла вещи, всё отдадим и извинимся. Поняв, что легко отделалась, Минка попробовала возразить: — Но ведь воровала я, а не ты. Значит и извиняться должна пойти я одна. — Нет, — вздохнул Маркус, — извиняться должны мы оба. Ты за то, что украла, а я за то, что плохо тебя воспитал, если ты до сих пор не понимаешь, что воровство является уголовным преступлением. И это ты, дочь полицейского! У Минки лились слёзы. От облегчения, от стыда, а ещё от того, что Маркус назвал её дочерью. Не то, чтоб этого не случалось раньше. Просто сейчас это для неё было особенно ценным. Получается, что даже, если она совершит что-то плохое, она не перестанет быть дочерью для него, и он никогда не отдаст её в приют. Как человек действия, она сразу же начала продумывать план, как помирить Маркуса с Бертой. Но план не пригодился. Через два дня, вернувшись с прогулки с Риком, Минка увидела на вешалке знакомое чёрное пальто Берты и её платок. Как ни в чём не бывало, Берта стояла на кухне и жарила картошку. — Ты чего в школу не ходишь? — спросила Берта, оборачиваясь к Минке через плечо. — А я на этой неделе работаю няней у своего отца. И он мне даже заплатит деньги, — гордо ответила Минка и улыбнулась.