Брошенные в Яму

      Итак, Рик наконец-то раскусил Морти. Он наконец-то получил то, что причиталось по праву, и остался более чем доволен. Бурный секс — как лучшая отдушина, а мальчишка, хоть и был неопытным и стеснительным, оказался явно не прочь, чтобы ему хорошенько вставили… Правда вылезла наружу, и стесняться уже было нечего. Будто сама судьба предназначила Морти роль соски, пусть он и до сих пор краснел до ушей, услышав очередную похабную шутку в свой адрес, пусть он и натягивал ворот формы повыше, пытаясь скрыть следы бурного веселья — плевать, как-то раз Рик специально оставил засос на видном месте, у кадыка, будто магический охранный знак от всяких упырей, который уж никак не спрячешь…       Занесенный в Яму неизвестно какими ветрами судьбы, Морти сильно отличался от местной фауны. Отличался настолько, что Рик в силу собственного любопытства просто не мог не попытаться забрать себе эту штучку, чтобы потом трястись над ней, угрожающе клацая на всех вокруг зубами, как обезумевший без ебли дракон… А вообще, если говорить прямо, Морти был просто вечно ноющим куском говна, и не больше. Глупым плаксивым ребенком, не способным ответить ударом на удар, занозой в заднице, которую даже нельзя оставить на минуту, чтобы та не вляпалась в неприятности — завел же пса на свою голову! У Рика не было никакой иррациональной привязанности. Просто он, как самый крутой парень в Яме, должен был владеть лучшей сучкой из возможных, только и всего, но… Но его все равно иногда беспокоило очень противное чувство. Когда он замечал, каким отрешенным становится взгляд Морти, направленный в небеса; когда стопка отвергнутых апелляций росла с каждым новым подвозом почты; в конце концов, когда он, не в силах заснуть ночью, долго рассматривал свежий розовый шрам на руке пацана… Черт возьми, если он повторит этот финт еще раз, мне даже некому будет присунуть! Зачем Рику все эти проблемы и тревоги? Он ведь просто хотел трахаться сколько захочется и когда захочется, но внутреннее чутье подсказывало, что не все так просто.       Иногда он держал себя в руках и не приставал, хотя это и было трудно. Хорошенько принимал на грудь и, как блядский сказочник на утреннике для детсадовцев, начинал травить байки о своих путешествиях по космосу, заставляя мелкого слушать себя с открытым ртом, и на какое-то время они действительно видели только космос… На какое-то время они забывали, что несвободны. Истории из жизни были очень удобным поводом для того, чтобы незаметно приобнять Морти или улечься головой ему на коленки. Иногда пиздюк тоже расщедривался на какую-то басню, и, делая вид, что ему интересно, Рик надеялся, что это хоть как-то поможет удержать чью-то некрепко приделанную крышу на месте. А что еще тут можно было сделать? Ему лично что воля, что неволя — все одно, но Морти другое дело. Слабак, только бы по утрам в школу ходить да есть мамины оладушки с сиропом, чмо позорное… — К-кино? Морти смотрел, как все освобожденные от работы досрочно зэки радостно бегут в амбар, хлопая глазами, и старику пришлось тащить его под локоть: — Б-быстрее, пес, лучшие места ведь займут! В этом дешевом аналоге кинозала народу было, как сельдей в бочке, но он все равно ловко пробился вперед благодаря работе локтями и зверскому оскалу, заставляющему всех недовольных шарахаться в стороны, и занял места в первом ряду. Их тюрьму, вроде как, содержало продвинутое государство с космолетами и прочим дерьмом, а фильмы для заключенных показывали, как при царе Горохе, на старом трясущемся проекторе — впрочем, никто не жаловался. Особенно Морти, который, похоже, воспринял все слишком серьезно. — О, Саманта, у меня больше нет глазочков!.. — Как это нет?! — подпрыгнул парень на месте. — Не может быть! — Прости, но мы больше не можем быть вместе… — Нееет! Вот ведь чувствительная маленькая сученька — в каком-то смысле Рика даже рассмешило и расстрогало то, как Морти едва не расплакался ближе к концу. Даже не обращая внимания на то, что кто-то накрыл его руку, лежащую на подлокотнике, своей… — Опять апелляции? А вот то, как малец каждый вечер снова и снова садился писать свои бесконечные письма, уже внушало беспокойство. — Тебе еще не надоело? — Н-нет, — отмахнулся Морти, скрипя ручкой по бумаге. — Я буду биться головой об стену, пока не получу свободу! Пожалел бы лучше свою голову. Там и без того мозгов немного… — Н-ну, и чего ты добьешься этими писульками? — Рик зевнул. — Как будто тебе они помогут… — Э-это лучше, чем просто сидеть и ничего не делать! — гневно сверкнув на него глазами, парень только ускорился. — Я хочу ходить в кино, когда захочется, а не когда начальство разрешит! Х-хочу есть м-мороженое, и-и учиться, а не разбивать каждый день эти гребаные камни, х-хочу… Быть свободным — пролетело в голове Рика, и ироническая усмешка тут же слетела с его губ. Ну конечно, эта, как ее там, воля. Тупое соблюдение общественных правил, законопослушность, совесть, мораль — а еще подростковые приколы. Сон на уроках, мечты о сиськах одноклассниц, вечеринки и прочая мура… И во всем этом точно нет места Яме и ее понятиям. Это было естественно. И, наверное, даже правильно, ведь Морти оставался существом из совсем другого теста, но, глядя, как он исписывает бумагу узорами чернил, Рик задался всего одним вопросом… Если завтра вдруг апелляцию одобрят и его освободят, вспомнит ли он обо мне хоть разок?