You can dance in a hurricane

      Первое, что чувствует Чонгук, когда просыпается в девять утра от будильника, — это тяжесть чужого тела на себе.              Чонгук ворчит и вслепую тянется к телефону, чтобы выключить его, и тут тяжесть на его груди смещается.              — Выключи, — стонет чужой голос. Чонгук моргает и опускает голову, встречаясь с копной тёмных волос, которые лезут ему в глаза. Тэхён лежит прямо на нём, прижимаясь к его телу, как коала, лицом уткнувшись ему в шею.              А вчера так старался держать дистанцию.              Подавляя смешок, Чонгук отключает будильник и обнимает Тэхёна.              Несколько минут они лежат в тишине, оба слишком сонные, чтобы говорить.              В конце концов Тэхён поднимает голову и устраивает подбородок на груди Чонгука.              Он выглядит таким мягким по утрам: волосы всклокочены, карие глаза блестят.              — Доброе утро, — бормочет Тэхён.              Чонгук зевает, поправляя свои волосы.              — Доброе утро. Неужели моё тело удобнее, чем твой матрас?              Не в силах спорить, Тэхён лишь кивает и крепче прижимается к нему.              Ещё один приятный бонус просыпаться рядом с Тэхёном: его язвительность просыпается позже. На самом деле, по утрам он ведёт себя довольно мило, пока его острый язычок не вступает в бой.              Тэхён оставляет поцелуй у него на ключице.              — Давай, нам пора выезжать.              Но Тэхён качает головой, осыпая поцелуями его грудь, плечи и шею.              — Устал, — жалуется он. — Хочу поспать ещё несколько часов.              — Малыш, нам предстоит шестичасовая поездка на машине. Ты можешь поспать, пока мы в пути, но для начала нам стоит подняться с постели.              Тэхён моргает.              — Малыш, — повторяет он.              — Ты зацикливаешься на самых странных вещах, — сообщает ему Чонгук. — Я называю тебя так уже несколько лет.              — Чувствуется иначе, — пробормотал он, медленно скатываясь с груди Чонгука.              — Ты хотел бы этого?              Сморщив нос, Тэхён садится.              — Не знаю. Я подумаю об этом, пока буду принимать душ.              — Дай мне знать, что ты решил. Я надену рубашку и отнесу наши вещи в машину.              Тэхён только кивает и скрывается за углом.       

***

             Полчаса спустя они уже были в пути. Чонгуку очень быстро удалось убедить Тэхёна поехать на его машине, аргументируя это тем, что его Genesis удобнее. Тэхён не спорил, лишь хотел побыстрее снова вернуться ко сну, однако, сидя в салоне, не почувствовал и грамма сонливости.              — Знаешь, я ведь не сказал отцу, кто приедет со мной, — решает поделиться Тэхён. — Будет для него сюрприз.              Чонгук обречённо стонет.              — Он убьёт меня.              — Он не убьёт тебя, не драматизируй.              — Он меня теперь ненавидит.              — Ну, если только чуть-чуть.              Чонгук перестраивается на другую полосу.              — Если я куплю цветок в горшке, он сможет сказать за меня: «Пожалуйста, простите меня за то, что я был абсолютным мудаком по отношению к Вашему сыну, и позвольте мне снова стать частью Вашей семьи?»              Тэхён хихикает.              — Для начала сойдёт. Он чертовски обожает рождественские кактусы, так что тебе очень повезло с инфоповодом. И он… не ненавидит тебя.              — Почему-то я тебе не верю.              — Нет, правда, я, эм, мы иногда разговариваем о тебе.              Вдруг пейзаж за окном становится очень интересным видом для Тэхёна. Он старательно избегает смотреть на Чонгука, явно смущаясь.              — О? — Чонгук кидает на него взгляд. — И о чём же вы говорите?              — Обо всём понемногу. Я упомянул, что мы снова друзья. Он сказал, что теперь моё счастье в твоих руках или что-то типа этого…              — Стой, что?              Тэхён ёрзает на своём месте.              — Сказал же, что мы разговариваем. В общем, он не будет удивлён твоему появлению.              — Как ты думаешь, он будет проверять нас, как делал это раньше?              Ухмылка расплывается на губах Тэхёна.              — Ой, теперь будет даже хуже, учитывая, что он определенно знает, что мы трахаемся. В последнее время я говорю с ним только о тех парнях, с которыми спал. Он будет проверять нас каждые две минуты, интересуясь не нужна ли нам водичка или еда.              Чонгук не может сдержать смех. Под конец их дружбы отец Тэхёна, должно быть, понял, что между ними гораздо больше, чем дружеские отношения, потому что, когда Тэхён и Чонгук были в одной комнате, его папа постоянно заглядывал к ним, чтобы убедиться, что всё прилично. Они даже не могли сидеть вместе на кровати, чтобы отец не настаивал на том, чтобы присоединиться к ним для нескольких раундов игр, в которые они играли. Тогда это раздражало, но сейчас, вспоминая об этом, Чонгук находит это даже забавным. Очевидно, что он очень заботился о Тэхёне и хотел убедиться, что тот делает правильный выбор.              — Эй, Чонгук?              Каждый раз, когда Тэхён говорит это, его охватывает беспокойство.              — Да?              — Прости меня. Знаешь, за то, как я вёл себя прошлой ночью.              — Всё в порядке. Я научился не принимать близко к сердцу этих твоих тараканов, — признаётся он. — Я знаю, что ты не любишь говорить о себе или о том, через что тебе приходится проходить, поэтому с этого момента я буду ждать, когда ты сам будешь готов говорить со мной, хорошо?              Тэхён скребёт ногтем по ремню безопасности.              — Я, эм, хочу попытаться. Быть более открытым с тобой. И с людьми в моей жизни. Я думаю… что я проебался и не знаю, как это исправить.              Чонгук догадывается, что имеет в виду Тэхён.              — Где именно проебался?              — С Чимином и Хосоком. По большей части с Чимином, но и к Хосоку я относился как мудак. На прошлой неделе мы поссорились. Очень сильно, да еще и в сообщениях. И теперь, когда я вспоминаю об этом, это просто глупо. Мы просто хотели проводить больше времени вместе, но вели себя как мелочные сучки, потому что слишком гордые. Мы продолжали пассивно отшивать друг друга, например, Чимин игнорировал мои сообщения с предложением пообедать вместе с ним и Хосоком, а потом это превратилось в какое-то дурацкое соревнование, кто кого переигнорит, но суть в том, что мы хотим видеть друг друга. Я злился на них за то, что они слишком много времени проводят с Юнги, потому что мне было так одиноко, понимаешь? До того, как мы с тобой начали общаться, мне казалось, что каждый раз, когда я предлагал встретиться, они отказывались, потому что были с Юнги, и я просто устал от этого. Но потом я и ты стали проводить больше времени вместе, и они вдруг резко захотели моего внимания, но я разозлился и сказал, что занят, и всё дошло до того, что мы обиделись друг на друга из-за каких-то глупостей, и я просто… я хочу вернуть своих друзей. Но после того, что я им наговорил, я сомневаюсь, что я им нужен. Чимин ясно дал понять, что я ему больше не нужен. Хосок, наверное, бы принял оливковую ветвь, но с Чимином всё кончено. А ещё Юнги рассказал ему о нас с тобой, и Чимин назвал меня лжецом, что, наверное, справедливо, но я собирался рассказать ему при личной встрече, но он игнорировал меня, поэтому получилось, что получилось.              Чонгук задумывается.              — Вы разговаривали с тех пор?              — Нет.              — Я думаю, тебе стоит позвонить Чимину и сказать, что сейчас ты не в городе, но, когда вернёшься, ты бы хотел поговорить и всё уладить. Скажи ему то же, что и мне: что ты скучаешь по нему и сожалеешь о том, что наговорил. Объясни, почему отгородился от него, почему не рассказал ему о том, что происходит, и попроси поделиться его переживаниями. Справедливо?              Тэхён стучит пальцами по стеклу.              — Да. Справедливо. Ты очень хорош в этом, знаешь?              — Только с проблемами других людей. Свои решить не могу.              Смеясь, Тэ отвечает:              — Разве так не всегда?              — Да, наверное.              Чонгук не может сдержаться и снова кидает взгляд на Тэхёна. Свет утреннего солнца красиво освещает лицо Тэ, подчёркивая нежную линию скул и бархат его кожи.              — Ты красивый.              Тэхён смотрит на него слегка удивлённо.              — И? Ты тоже.              Чонгук смотрит на себя в зеркало заднего вида и видит только большие глаза, огромный нос и такие же, если не больше, зубы.              — Нет, я так не думаю.              — Мхм. Очень красивый.              — Прекрати.              — Красивые глаза, красивые волосы, красивый нос, красивые щёки, красивые губы…              — Тэхён, пожалуйста!              — Хён покраснел?              Чонгук упрямо смотрит на дорогу, но чувствует, как горит от смущения лицо.              — Нет.              — Да ладно тебе! Раньше я всегда называл тебя красивым. Ты был моим красивым хёном. Я держал тебя за руку, чтобы забрать часть твоей красоты.              — Стой, поэтому ты постоянно хотел держаться за руки?              — За исключением остальных причин.              Гук снова отводит взгляд от дороги.              — Остальные причины?              Тэхён закатывает глаза.              — Чонгук, я в тебя влюблён годами был, конечно, я хотел держать тебя за руку.              Чувствуя самодовольство, Гук интересуется:              — Что ещё ты делал, потому что был влюблён?              — Ну, для начала наши рандомные поцелуи. И каждую пятницу я собирал тебе ланчи не потому, что я святой и добрый. И когда ты обнимал меня, то я всегда цеплялся за тебя до последнего, пока ты сам меня не снимал со своего тела. Когда сдавал вместо тебя книги в библиотеку. Я использовал любую возможность, чтобы ты катал меня на спине.              Чонгук может лишь спросить:              — Я думал, ты делал всё это, потому что мы с тобой друзья?              — Ах, да, как и наши «братские поцелуи», сопровождаемые «братской дрочкой» и…              — Всё. Я понял. Понял! Чёрт, думая об этом сейчас, я понимаю, что ты жирно так намекал.              Тэхён стреляет в него глазами:              — А сейчас будто что-то изменилось? И прежде, чем ты ответишь, позволь мне сказать, что твои руки выглядит чертовски сексуально, когда ты ведёшь машину или когда держишь в них баскетбольный мяч, и я бы очень хотел, чтобы ты задушил меня ими.              Румянец становится гуще.              — Да, всё ещё очень жирно намекаешь, — а потом:              — Стой, ты хочешь, чтобы я задушил тебя?              Тэхён подмигивает и отвечает:              — Нет ничего сексуальнее асфиксии, детка.              Это не отвечает на поставленный вопрос.              Они продолжают свой путь, останавливаются около полудня в какой-то забегаловке, чтобы перекусить, и вспоминают различные моменты из прошлого. Школу, родных, каникулы, дни рождения, старых друзей… Правда, всё закончилось после шестнадцатого дня рождения Тэхёна. Чонгук старается как можно меньше говорить о маме Тэхёна, хотя ему неловко не вспоминать о ней, когда она играла огромную роль и в жизни Чонгука тоже.              — Помнишь, как я застрял на дереве, и мои джинсы порвались прямо посередине? Мне было лет восемь? Ты смеялся до упаду, — вдруг говорит Тэхён, когда до Пусана остаётся около двух часов.              — Я как раз думал об этом на днях. Я вспоминал, как готовился к первому сезону в баскетболе и практически сошёл с ума из-за стресса и нервов. Конечно, были и другие проблемы, но…              Тэхён кивает, с любопытством наблюдая за ним.              — Я помню тот день. Худший приступ паники из всех, которые я у тебя видел. И мне сложно поверить, что это было только из-за баскетбола.              Он качает головой.              — Потому что это было не из-за баскетбола. Мои родители поссорились в тот день, перед тем как я поехал к тебе. Я не помню подробностей, но думаю, что речь шла об измене отца. Они сказали, чтобы я убирался из дома, я сел на автобус и…              — Мы с мамой подобрали тебя на остановке, — заканчивает Тэхён, в его глазах грустная тоска. — Ты выглядел неважно, но не сказал, в чём дело, поэтому, когда мы вернулись домой, я просто наблюдал, как ты тренируешься. Я сидел на краю травы и смотрел, как ты занимаешься.              — Обычно ты играл со мной, — вспоминает он. — Но в тот день ты не играл.              — Потому что ты так агрессивно это делал, я думал, что ты меня завалишь, если я попытаюсь блокировать твой бросок, — со смехом признаётся он. — Казалось, ты пытаешься справиться с чем-то во время игры. Ты и сейчас так делаешь: идёшь в зал или на площадку, чтобы справиться с эмоциями и чувствами.              Чонгук задумывается.              — Хм. Наверное, да. Когда я двигаюсь или занимаюсь спортом, то это помогает мне разложить всё по полочкам в голове. Хотя на прошлой неделе, когда мы не разговаривали, такого не произошло. Я не знаю, почему. Мне кажется, я привык к тому, что ты был рядом во время игр и всего остального, поэтому, когда тебя нет, это не кажется мне таким терапевтическим.              — Это… очень мило, на самом деле.              Он пожимает плечами.              — Это просто правда. Мне не хватало тебя там.              Вздохнув, Тэхён признаётся:              — Я тоже хотел быть там. Поверь, если бы я был чуть смелее, то я бы пришёл. Но я просто… злюсь, наверное. Не на Хван. Не совсем. Она просто делала свою работу. Но она дала мне шанс очистить своё имя, а я не воспользовался им, потому что мне было очень стыдно. Я не хотел рассказывать ей о своих проблемах, потому что знал, что, что бы я ни сказал, она увидит меня в другом свете, станет смотреть иначе. И все в команде тоже. Моя репутация в грязи. Вместо флиртующей кокетки я теперь шлюха и наркоман. Неважно. Как будто я не слышал все эти оскорбления до этого. Я просто не хотел отвечать на вопросы, понимаешь? Я не хотел внимания. И я точно не хотел, чтобы команда запятнала свою репутацию из-за моих ошибок. Не тогда, когда они так близки к соревнованиям.              Не задумываясь, Чонгук протягивает руку и берёт Тэхёна за руку, переплетая их пальцы над консолью переключения передач.              Тэхён смотрит на их переплетенные пальцы, ждёт, пока Чонгук продолжит.              — Я разговаривал с Лисой на прошлой неделе…              — О, отлично, — Тэхён не пытается скрыть сарказм в голосе.              — Могу я закончить?              — …Да, извини.              — В общем, после того, как я признался ей в своей ориентации, она спросила меня о тебе…              — Подождите, ты признался ей?              Потрясённые глаза Тэхёна смотрят на него.              — Да, я сделал каминг. И она очень спокойно отнеслась к этому. Была очень мила и поддержала меня. Ну что, теперь дашь мне закончить рассказ?              — То есть, да, я просто… — он сжимает руку Чонгука в своей. — …горжусь тобой.              Чонгук улыбается.              — Спасибо. Я пытаюсь привыкнуть к этому. Как я уже говорил, она спросила о тебе, и мы заговорили о ситуации в танцевальной команде, и, судя по всему, дела там идут не очень хорошо. У Чимина не всё гладко с капитанством, у них нет программы для зимних соревнований, а на тренировках сплошной бардак. Они скучают по тебе, вот к чему я клоню.              — Много ли от этого толку. Что они скучают, — фыркает Тэхён.              Больше он ничего не говорит по этому поводу, и Чонгук оставляет эту тему.              Во время кратковременной заминки он позволяет Тэхёну сесть за руль на час, после чего понимает, что не особо хочет получить штраф, поэтому вскоре меняются обратно.              Не то чтобы Тэхён был плохим водителем.              Он просто… любит скорость. Очень.              — Я же не виноват, что твоя шикарная машина разгоняется до 120 за две секунды, — ноет Тэхён, как только возвращается на пассажирское сиденье. — Да ладно, любой нормальный человек будет немного щедрее с бензином.              — Малыш.              — …Ладно, ладно, может быть, 120 на скоростной трассе с максимальной скоростью семьдесят — это немного чересчур. Но было весело.              — Когда-нибудь мы из-за тебя погибнем.              — Но я сделаю это стильно. Серьёзно, Чонгук, ты игнорируешь золотые правила жизни.              — И какие же?              — Веселись! Будь геем! Совершай преступления!              Тэхён говорит это с таким веселым энтузиазмом.              Страх за их будущее охватывает Чонгука.              — Да, мы умрём в двадцать четыре года, не так ли?              Тэхён наклоняет голову.              — Ты только что подал мне идею.              — Ничего себе, мне стоит волноваться?              — Тебе когда-нибудь делали минет, пока ты за рулём?              — Я, — Чонгук бросает на него недоверчивый взгляд. — Нет, Тэхён. И мы не будем этого делать… А у тебя?              На его лице появляется слишком довольная ухмылка.              — Может быть. Раз или два. Давай, Чонгуки, будет весело!              Чонгук устремляет свой взгляд на дорогу.              — Тэхён, ты не будешь остасывать мне, пока я веду машину.              На его бедро ложится рука.              — Нет, Тэхён.              Пальцы скользят по внутренней стороне его джинсов, пробираясь вверх и вниз по шву.              — Пожалуйста, хён?               В бархатном голосе Тэхёна появляется придыхание, и Чонгуку не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он дует губы.               — У нас не будет возможности заняться этим в течение нескольких дней. А я так давно не прикасался к хёну.              Чон пытается собрать остатки своей решимости.              — Нет.              — Ты уже несколько часов за рулем, — упорствует Тэхён, насмехаясь над жалкими попытками Чонгука сохранить самообладание. — Я просто хочу помочь тебе расслабиться и насладиться последним часом за рулём. Это меньшее, что я могу сделать после того, как ты предложил подвезти меня на своей шикарной машине.              Его уверенность в принятом решении и твёрдом «нет» начинает рушиться.              — Я… это небезопасно.              Пальцы на его бедре перемещаются на переднюю часть джинсов.              — Тэхён… — предупреждает он, как раз перед тем, как ладонь Тэхёна накрывает его член сквозь джинсы.              — Чёрт, — хрипит он, сжимая руль.              Давление на его промежность не ослабевает, Тэхён начинает ласкать его, поглаживает, дразнит, царапает ноготками по ткани. Он чувствует, как член становится твёрже от такого внимания.              — Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты уверен, что не хочешь этого? Я имею в виду… — в одну секунду Тэ расстёгивает ширинку. — Я могу просто подрочить тебе.              Пальцы Тэхёна тянутся к поясу боксеров, а затем проникают под бельё.              — Нет, — сквозь стиснутые зубы повторяет Чонгук, хотя бёдрами подаётся навстречу ладони Тэхёна, ища контакт.              — Ты уверен? — Тэхёну удаётся приспустить с него нижнее белье достаточно, чтобы получить доступ к вставшему члену. Он слегка бьётся о живот Чонгука, оставляя капельку смазки на футболке. Чон краснеет и молится, чтобы никто из других водителей не заглянул к ним в машину подсматривать за происходящим.              — Небольшая дрочка никому не помешает.              Он говорит это, обхватывая рукой член у основание, делая медленные, ленивые поглаживания.              И это всё, что требуется Чонгуку.              — Блять, нет, если ты собираешься это сделать, то используй свой рот.              Слышится металлический щелчок ремня безопасности, и вдруг Тэхён облокачивается на консоль, закидывая ноги на сиденье, чтобы обеспечить себе больше доступа в движениях.              — Если меня за это оштрафуют…              — Будет, что рассказать детям, — обрывает его Тэхён, с жеманной улыбкой глядя на него с уровня его коленей. — А теперь заткнись и веди машину.              Не обращая внимания на дразнящее дыхание, обжигающее его обнаженную головку, Чонгук заставляет себя смотреть на дорогу.              Однако Тэхён, похоже, не торопится: большим пальцем он растирает смазку на уретре, осыпает член влажными поцелуями вдоль всей длины. Он облизывает его языком от основания до кончика, а затем обхватывает покрасневшими губами головку и, пососав её, тут же отстраняется.              — Ты мучаешь меня, да?              — Немного, — признаётся Тэхён, медленно дроча ему. Чонгуку приходится остановить себя от того, чтобы не начать толкаться ему в руку. — Я просто вспомнил, как в последний раз пытался сделать тебе минет, и как ты заставил меня встать на колени просто так.              Он это помнит. На его губах появляется улыбка.              — Это было весело.              Зубы проходятся по набухшей венке, ощущение одновременно горячие и пугающие. Он начинает обдумывать свой ответ.              — Правда? — Язык Тэхёна проходится по головке, обводя ее. — Скажи мне, за что именно я был наказан?              — Я отчётливо помню, что говорил тебе, чтобы ты сам разобрался в этом.              Тэхён резко опускается своим ртом на его член.              — Чёрт. — Чонгук крепче вцепляется в руль. Он хочет большего. Он хочет почувствовать, тугое горло Тэхёна, сжимающее его член; его красивые губы, мокрые и опухшие, вокруг него.       — Я… Я говорил тебе, помнишь? Когда ты поцеловал меня в тот день. Я сказал, что ты стал слишком болтливым и что я тебя за это накажу. А потом ты наговорил мне гадостей прямо перед тем, как упасть на колени, и я решил, что пришло время, чтобы ты узнал, как выглядит настоящее наказание. Не то чтобы ты считал это наказанием. Я заметил, что унижение — твоя любимая забава.              Покачивая головой, Тэхён еще раз вбирает его член почти до основания, прежде чем снова отстраниться.              — Ты так хорошо меня знаешь, — мурлыкает он. — Но всё равно, это был хреновый ход.              — Если хочешь, то в следующий раз я вылижу тебя так, что ты будешь плакать, — отчаянно торгуется Чонгук (хотя не так уж и отчаянно, ведь он уже давно хочет, чтобы Тэхён сел ему на лицо). — Пожалуйста? Прости.              Тэхён делает вид, что раздумывает, и ещё раз оставляет поцелуй на кончике.              — Хорошо. Но только потому, что я горжусь тем, что делаю полуприличный минет, и я не собираюсь нарушать свой собственный рейтинг только для того, чтобы преподать тебе урок.              — Именно поэтому ты не доминант, — не удерживается Чонгук и хмыкает.              Не стоило ему так говорить, когда его член находится во власти Тэхёна.              Ладонь смыкается вокруг него, держит крепко у основания — явное предупреждение.              — Да неужели, золотой мальчик? Потому что если ты хочешь играть по-моему, то я могу до самого конца поездки не давать тебе кончить, пока ты сам не станешь умолять меня об этом. Ты будешь выглядеть так мило, со слезами на твоих больших красивых глазах, и твоим бедным толстым членом, который будет сочиться смазкой в течение часа и дрожать в попытках кончить. М? Хорошо звучит, детка?              При любых других обстоятельствах это… звучало бы охуенно. Но он был бы гораздо более открыт к экспериментам, если бы не пытался одновременно с этим вести машину.              — Ладно, ладно, я понял. Ты можешь доминировать. И я бы позволил тебе сделать это в любое другое время, но сейчас я передвигаюсь по пятиполосному шоссе с членом, высунутым из штанов, и если ты позаботишься о нём, я буду тебе очень благодарен.              — Ты мне позволишь. Мило, — усмехается Тэхён, убирая волосы с лица и опускаясь ртом на член Чонгука.              Чонгук издаёт протяжный выдох, когда Тэхён обхватывает его губами. Его рот влажный и горячий. Пытаясь сохранить хоть какое-то подобие самообладания, он перестраивается с одной полосы на другую, не опуская взгляд вниз.              Но когда Тэхён начинает сосать увереннее, распластывая язык и вбирая его всё глубже, Чонгук рассуждает, что, наверное, сможет вести машину одной рукой. Полосы широкие, и им нужно ехать прямо ещё около десяти километров по почти пустой дороге.              Не успевая себя отговорить, он сжимает в кулаке тёмные, беспорядочные волосы Тэхёна, надавливая на его макушку.              — Чёрт, — шипит он, когда Тэхён обхватывает его бедро и сглатывает. Слегка потянув его за волосы, он приподнимает голову Кима, чтобы вогнать член ему в рот, не опуская ногу с газа. — Твою мать, я забыл, как хорош твой рот.              Тэхён хмыкает, жадно прижимаясь к нему языком. Чонгук понимает и ослабляет хватку, позволяя Тэхёну соскользнуть с него. Он ещё раз целует головку, а затем облизывает его, проводит языком по щёлке на уретре и снова вбирает член в рот. Слюны Тэхёна достаточно, чтобы он мог глубоко заглотить его, покачивая головой и принимая его член до самого основания.              Чонгук уже говорил это раньше и повторит снова: никто не сосёт член так, как Тэхён. Он относится к этому как к награде, а не как к услуге, всегда первым проявляет инициативу, практически умоляет об этом. А когда его рот оказывается рядом с членом Чонгуком, он каждый раз выкладывается по полной. Он любит грязно и резко, но при этом изящно. Он умеет пользоваться языком и зубами, знает чувствительные места на члене Чонгука, не даёт ему сосредоточиться на дороге, зная, что Чон хочет лишь одного — прижать к себе Тэхёна и трахать его рот, пока не кончит.              Но Тэхён заставляет его ждать. Каждый раз, когда Чонгук неосознанно толкается бёдрами, Тэхён шлепает его по бедру и соскальзывает с него, забавляясь с ним, проводя ртом по его члену, дразня языком под уздечкой, пока Чонгук не умоляет его прекратить эту пытку и закончить начатое.              На участке дороги образовывается маленькая пробка, и они на минуту останавливаются, и Чонгук, воспользовавшись случаем, наконец-то опускает взгляд.              И, чёрт возьми!              Тэхён поднимает голову, встречаясь взглядом с Чонгуком, широко раскрытые карие глаза смотрят на него сквозь ресницы, а кончик его члена упирается в приоткрытые розовые губы, блестящие от слюны. Небольшая ухмылка украшает его лицо, и, не разрывая зрительного контакта, Тэхён заглатывает его по самое основание, с удовлетворением наблюдая за тем, как Чонгук откидывает, задыхаясь, голову в тот момент, когда его член касается задней стенки горла Кима.              Возбуждение захлёстывает его, и он подаётся бедрами навстречу движениям Тэхёна.              В этот раз Тэхён позволяет ему использовать свой рот по его усмотрению. Тэхён продолжает сосать, пока Чонгук толкается в него, запустив руку в волосы, чтобы удержать его голову на месте.              Всё вокруг было одновременно горячим и наэлектризованным, и страх, что кто-то из водителей соседних машин может посмотреть и увидеть происходящее, ещё больше возбуждает его.              Он чувствует подступающий оргазм, но, желая удостовериться, касается щеки Тэхёна.              — Проглотишь?               Его голос звучит грубовато и неуверенно даже для него самого.              Тэхён кивает, продолжая сосать.              Чонгук покрепче хватает Тэхёна за волосы и начинает трахать его рот, не снимая ноги с тормоза. Ремень безопасности не даёт ему простора для движений, но он старается изо всех сил, а Тэхён помогает ему, сглатывая вокруг него, стимулируя Гука.              Это происходит резко и быстро. Чонгук кончает в рот Тэхёна, замедляя темп, объезжая свой оргазм.              Он вздыхает, останавливаясь. Но когда Тэхён отстраняется, Чонгук замечает, что тот не сглотнул. Эта мысль обжигает его.              — Покажи мне, — приказывает он, голос всё ещё неровный.              Тэхён открывает рот, с гордостью демонстрируя на языке сперму Чонгука.              — Блять, ты так хорошо поработал, малыш. Спасибо. Проглотишь для меня?              Он облизывает губы и выполняет просьбу.              Чонгук не может сдержаться. Он наклоняется и хватает Тэхёна за воротник свитера, неистово целуя его. Тэхён проводит зубами по языку Чонгука, а затем отвечает на поцелуй.              Машина позади них сигналит.              Чонгук подпрыгивает на своём сидении, разрывая поцелуй.              Тэхён лишь смеётся.              — Я же говорил, что будет весело, — комментирует он, когда Чонгук начинает ехать. Проворными пальцами Тэхён протягивает руку и помогает Гуку надеть боксеры и джинсы, парочку раз хлопает ладонью по паху Чона, а затем садится на место и пристёгивается.              — Ты… невероятный, Ким Тэхён, — только и может сказать Чонгук в ответ, голос всё ещё слегка шаткий.              — Я немного разочарован, что мы не получили штраф. Какой смысл устраивать хорошее шоу, если его никто не увидит?              Чонгук качает головой, на его щеках прочно застревает румянец.              Однако он кидает взгляд на Тэхёна и видит, что в его джинсах чего-то не хватает.              — Обычно ты очень сильно возбуждаешься, когда сосёшь мой член.              Тэхён пожимает плечами.              — Не хотел разбираться со своим стояком в дороге.              — Как…?              — Я — стриптизёр, Чонгук. Я очень хорошо умею себя контролировать. Так что каким бы сексуальным ни был твой голос, когда ты трахаешь мой рот, я не собирался возбуждаться и ехать с оттопыренными джинсами.              Чонгук обдумывает эту мысль.              — Знаешь, это что-то вроде суперспособности.              — Это точно не суперспособность.              — Типа того! Подумай об этом. Я не знаю никого, кто мог бы просто подавить стояк.              Тэхён прикрывает рот рукой, подавляя смех.              — Ты забавный. И очаровательный. И мы остановимся на следующей заправке, чтобы купить воды и мятную жвачку, потому что я не буду целовать отца в щёку, когда у меня изо рта пахнет твоим членом. Вы, конечно, были близки раньше, но не настолько же…              Чонгук может только представить, какие разговоры затеял бы с ним отец Тэхёна, если бы узнал, какой оборот приняли их отношения.              — А он знает? Что мы с тобой…?              И тут он замолкает.              Он не знает, кто они друг другу.              Тэхён смотрит на него, прикусив губу.              — Что мы, что?..              — Я, — Чонгук делает глубокий вдох. — Кем ты хочешь, чтобы мы были? — мягко спрашивает он. — Потому что я чувствую, что мы должны что-то решить, прежде чем я вторгнусь в вашу семью без причины.              — Ты действительно хочешь поговорить об этом прямо сейчас?» спрашивает Тэхён, переключая всё своё внимание исключительно на окно. — Ты едешь, потому что я этого хочу, и ты этого хочешь. Это не так уж и сложно.              — Ты не хочешь говорить об этом?              — Нет… не сейчас. Пожалуйста. Я просто хочу приехать туда, устроиться и попытаться немного прийти в себя после прошлой недели, прежде чем мы с головой окунёмся во все дела, хорошо?              Несмотря на то, что Чонгук знает, что им не стоит откладывать этот разговор, он кивает.              — Хорошо. Как хочешь.              Тэхён вздыхает.              — Спасибо. А если серьёзно, пожалуйста, притормози на следующей заправке.              Чонгук хихикает.              — Хорошо, принцесса.              Однако, как только они приезжают за заправку, Чонгук понимает, что удержать Тэхёна при себе, не обозначив статус их отношений, будет сложно, учитывая особо любопытные взгляды от кассира.              — Твой парень? — кассир, которому не больше восемнадцати и который явно не перерос стадию панка, кивает на Тэхёна, который напевает какую-то мелодию и покачивает бёдрами, рассматривая варианты жвачек на полках.              — Нет.              Чонгук протягивает карточку, чтобы оплатить бензин и две бутылки воды. Кассир принимает карту, его пальцы обвешаны кольцами, на ногтях чёрный лак.              — Хорошо. Он милый.              — Поверь мне, я знаю. Но ты с ним не справишься.              — Хён, я хочу перечную мяту, свежую мяту или зимнюю свежесть? — спрашивает Тэхён. Чонгук знает, что Тэ делает это не специально, но он не может не пялиться на задницу Тэхёна, которую он так удачно выставляет напоказ, перебирая упаковки. — Кто, блять, вообще выпускает столько мятных жвачек? Такая мята вообще существует…              — Всё волшебство в сахаре. Перечная мята — самая сладкая, свежая мята — самая несладкая.              — Но на всех упаковках написано, что в них нет сахара.              — Чудеса химикатов, милый.              Тэхён даже не оглядывается, когда огрызается:              — Я тебе не милашка. Что за хрень такая «Сладко-Мятная»?              — Думаю, я с ним справлюсь, — комментирует кассир, нагибаясь над прилавком, чтобы улучшить себе обзор. За ухом у него татуировка в виде цветущей розы.              — Нет, ты действительно не справишься, — рычит Чонгук.              Кассир лишь выгибает брови и спрашивает:              — Мне подождать его, прежде чем оплатить покупки?              — Очевидно.              — Пожалуй, я выберу зимнюю свежесть, она звучит как идеальный вариант.              Тэхён подходит, бросает жвачку на стойку и достаёт бумажник из кармана.              — Тэхён, это пачка жвачки, позволь мне расплатиться.              — Нет, нет, я сам.              — Это ты решил отсосать мне в машине, меньшее, что я могу сделать, это купить тебе жвачку.       Тэхён поднимает голову. И тут он, кажется, что-то понимает, переводит взгляд с кассира на Чонгука и обратно. Он обнимает Чонгука за плечи и мурлыкает:              — Мм, хорошо, если ты так хочешь, хён. Спасибо.              Но Тэхёну, конечно, больше нравится наблюдать за страданиями Чонгука, поэтому он добавляет, обращаясь к кассиру:              — А татуировка у тебя классная.              Кассир ухмыляется, ладонью накрывая рисунок.              — Спасибо, красотка.              Тэхён отстраняется от Чонгука и перегибается через прилавок, чтобы рассмотреть её поближе.              — Детализация невероятная. Можно потрогать?              — Конечно.              Он протягивает руку и проводит по челюсти парня, заправляет за ухо прядь красных волос, а затем обводит пальцем каждый лепесток. И Чонгуку ничего не остаётся делать, как смотреть на это, прикусывая щеку до крови.              — У меня тоже есть татуировка, — сообщает ему Тэхён, внезапно становясь очень разговорчивым. — Прямо… — он берёт руку кассира и проводит ею по своей груди до места, расположенного прямо под грудной клеткой. — Здесь.              — О? И что это? — кассир проводит большим пальцем по свитеру Тэхёна.              Тэхён хихикает — воздушный, соблазнительный смех.              — Хорошие мальчики никогда не показывают и не рассказывают.              Что-то внутри Чонгука обрывается. Благоразумие катится к чертям собачьим, оставляя место только жгучей ревности.              — Ладно, хватит. — Чонгук хватает Тэхёна за свитер и притягивает к себе. — Ты закончил с моей картой или был слишком занят флиртом?              Кассир проводит картой по терминалу и указывает на экран:              — Распишись, чувак.              Он держит свитер Тэхёна в кулаке, пока расписывается и забирает товары с прилавка.              — Хорошего дня! — говорит Ким, когда Чонгук выталкивает его из магазина и ведёт к машине.              — Серьёзно?! — спрашивает Чонгук, когда они остаются одни, и открывает бачок для бензина. Тэхён прислоняется к машине. — Это обязательно нужно было делать?              — Обязательно делать, что?              — Тэхён.              — Ох, ты злишься? — Тэхён облизывает губы, затем закусывает нижнюю губу и выпускает её из зубов, когда она наливается кровью. — Мило.              Чувствуя раздражение, Чонгук поворачивается к нему спиной и наливает бензин.              — Брось, Чонгуки, я же просто игрался.              Тэхён обнимает его со спины и устраивает подбородок у него на плече.              — Прости, мне не стоило флиртовать с ним. Но он был таким наивным, знаешь?              Чонгук не двигается в его объятиях.              — Хён, — стонет Тэ. — Мне правда жаль. Я больше так не буду. Мне просто нравится твой голос, когда ты злишься. Разве это плохо?              — Немного.              — Это один из моих кинков.              — Я не знал, что твой кинк — это моя злость на парней, с которыми ты флиртуешь.              — Здесь больше играет именно твоя злость, чем флирт с другими парнями, но, да. Это то же самое, что ты сказал мне вчера вечером. Помнишь? Ты сказал, что я сексуален, когда ревную. Так вот. Твой голос становится глубоким, ты хватаешь меня и становишься таким собственником. Мне это нравится.              Чонгук качает головой, возвращая шланг на место и закрывая бачок.              Но Тэхён не отпускает его, прижимаясь к его шее, как котёнок.              — Прости меня! Скажи, что я прощён.              Он слишком слаб.              Вздыхая, он взъерошивает волосы Тэхёна.              — Ты прощён. Я всё ещё злюсь из-за этого, но теперь я буду злиться не на тебя, а на него.              — Вот и отлично! — радостно отвечает Тэхён, забираясь на пассажирское сиденье. — Нам осталось двадцать минут, или около того, как говорят мне Google карты.              Он открывает для Чонгука бутылку с водой, и тот с благодарностью принимает её.              — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я сел за руль?              — Абсолютно уверен.              — Просто проверяю, — говорит Тэхён, подмигивая и засовывая в рот две подушечки жвачки.              Через пятнадцать минут воспоминания накрывают с головой. До Пусана они ещё не доехали, однако уже на окраине города им есть, что вспомнить.              — Мы играли вон на той площадке, — вспоминает Чонгук, указывая жестом на изношенную баскетбольную площадку на краю пригородного парка. Он почти чувствует на своей коже лучи летнего солнца, которые согревали его и Тэхёна, пока они играли в баскетбол.              — А там мы постоянно покупали мороженое, — Тэхён указывает на магазинчик в двух кварталах от парка, выцветший розовый навес которого был точно таким же, как и пять лет назад. — Уверен, нуна всё ещё помнит тебя.              — Не тебя?              — Наверное, нет. Не знаю. Мы оба сильно изменились.              — Да. Думаю, да.              Он ведёт машину ещё несколько минут, но когда они подъезжают к въезду в город, замедляет ход.              — Ты видишь это? — спрашивает он Тэхёна.              — Конечно, вижу, — вздыхает тот. — Чёрт, как же я скучал по этому месту.              Чонгук почти полностью останавливается — машин за ними всё равно нет — и медленно едет по улице.              Сверкающие витрины привлекают внимание к самому высокому зданию в округе, с боков которого располагались магазин товаров для дома и известное кафе. В самом центре строения находится танцевальная студия.              — Я танцевал здесь больше десяти лет, — размышляет Тэхён.              — Я помню. Я провёл больше дней, чем можно сосчитать, сидя на этом бордюре в ожидании тебя, чтобы проводить тебя на автобусную остановку.              Глаза Тэхёна полны тепла, когда он смотрит на Чонгука.              — Да, так и было. Ты сидел на улице и играл на своём Game Boy, а зимой ты либо занимал столик в кафе, либо заходил в зал и смотрел. Я всегда нервничал, когда ты приходил на тренировки, и не мог хорошо танцевать. Другие ребята тоже дразнили меня за это. «Маленький Тэхёни нервничает рядом со своим хёном». Девочки не переставали обсуждать тебя и твоё очарование.              Чонгук краснеет и ласково улыбается воспоминаниям.              — Я помню, как ты хотел перейти с джаза на современный танец и как волновался перед обсуждением этого решения с мамой. И помню, как ты также волновался, когда решил переключиться на балет.              — Твой отец устроил целую истерику из-за этого, — напоминает ему Тэхён. — Однажды, когда шёл снег, у папы застряла машина на дороге, и твоему отцу пришлось заехать за нами. Он спросил меня, с какого урока я только что пришёл, я сказал, что с балета, и он сказал мне: «Всё ещё? В четырнадцать лет ты всё ещё занимаешься этим? Я говорил твоему отцу, что ты перерастёшь всё это гейское дерьмо и попробуешь заняться настоящим спортом, но, похоже, я ошибался. Могу только представить, как он с этим справляется». И я проплакал два часа после этого, потому что думал, что он прав, и мой папа хотел, чтобы я занимался «настоящим спортом», но был слишком добр, чтобы сказать мне об этом.              Чонгук сильнее сжимает руль в руке.              — Он мудак, и мне жаль, что он заставил тебя пройти через всё это.              — Всё в порядке. Ты всегда за меня заступался.              — Не всегда.              — Да, всегда, — настаивает Тэхён. — Ты всегда говорил ему, чтобы он отстал от меня, и ругал его, когда он пытался меня оскорбить.              — Но я мог бы сделать больше, — наконец говорит Чонгук, чувствуя, как у него сжимается грудь от разочарования прошлого.              — Например? Ты всё ещё его сын, Чонгук. И трудно противостоять такому родителю, но ты делал это для меня почти каждый день. Ты сделал для меня больше, чем я когда-либо мог попросить.              Тэхён протягивает руку и сжимает ладонь Чонгука в своей.              — Спасибо.              Чонгук опускает руку с руля и переплетает с ним пальцы.              — Пожалуйста. Есть ещё какие-нибудь воспоминания, о которых ты хотел бы рассказать, прежде чем мы поедем дальше?              Тэхён задумывается, впитывая в себя вид своей старой студии.              — Да. Наш поцелуй. Прямо в том переулке между студией и бутиком. Помнишь?              Воспоминание тут же всплывает в его голове яркой вспышкой.              В тот день тоже было холодно. Ноябрь, если он правильно помнит. На Тэхёне был серый шарф, завязанный почти до носа, а на голове — маленькая красная шапочка с помпоном. Они ждали начала его тренировки — между окончанием уроков и занятиями Тэхёна был перерыв в полчаса, поэтому они прятались между зданиями от холодных порывов ветра. Тэхён тогда умудрился влезть в большое зимнее пальто Чонгука, застегнув молнию вместе с собой. Тэ настаивал на том, что это помогает лучше сохранить тепло. Он выглядел таким милым, копна его каштановых волос торчала из-под шапки, кончики ушей и носа покраснели от холода. Чонгук не сдержался и наклонился к нему, чтобы поцеловать, когда проезжающие мимо машины закрыли обзор на аллею.              Пятнадцать-шестнадцать лет были для них волшебными. Всё казалось идеальным, словно они стали главными героями сопливого ромкома из 2000-х.              За исключением всего остального, что произошло после, когда их пути разошлись. В каком-то смысле они стали друг для друга спасением, просто тогда они этого ещё не осознавали.              — Да, — подаёт Чонгук голос. — Я помню. Ты тогда был просто прелесть, знаешь. Такой милый. Он пытается ткнуть Тэхёна в нос. — Интересно, что случилось? — дразнит он.              Тэхён фыркает и отмахивается от его руки.              — Алкоголь, наркотики и стриптиз несколько сгладили мою миловидность.              Чонгук на секунду чувствует горечь из-за невинности Тэхёна, но отбрасывает эти мысли прочь.              — Нет, ты по-прежнему очарователен. Просто теперь ты еще и вредный. Это очень путает: обычно мне требуется минута, чтобы понять, оскорбляешь ты меня или нет.              Тэхён закатывает глаза, но руки Чонгука не отпускает.              — Думаю, можем ехать. Я готов оказаться дома.              Чонгук улыбается ему, но затем вновь возвращает своё внимание на дорогу.              — Тогда давай отвезём тебя домой, принцесса.              — Я сломаю тебе запястье, если ты и дальше будешь так меня называть.              — Со сломанным запястьем мне будет трудно трахать тебя пальцами.              — Другая рука будет рабочей, значит.              Чонгук смеётся и едет дальше по улице.              — Ты такой заботливый.              — Поверь мне, я знаю. Эй, смотри, наши инициалы всё ещё на знаке «Стоп»!              Тэхён показывает на красный знак, который они испортили пять лет назад, когда гуляли всю ночь, — КТХ+ЧЧГ, выцарапанные на краске пластиковым ножом.              — Жаль, что мы не нарисовали сердечко вокруг имён, — комментирует Чонгук.              — Может быть, нам стоит вернуться в один из вечеров и закончить работу, — предлагает Тэхён. — Хотя я не уверен, что это будет так же атмосферно, когда мы подъедем на твоём грёбаном Genesis G90 2019 года.              — Можем поехать на автобусе. Вспомним наши подростковые деньки.              — Если честно, я не так уж сильно по ним скучаю. Мне год назад было девятнадцать.              — Это дело принципа, — давит Чонгук. — Представь себе, если бы Леонардо Ди Каприо оставил «Моанинг (стонущая) Лису» незаконченной.              Тэхён заходится в приступе смеха и выдёргиваеь свою руку из руки Чонгука, чтобы прижать её ко рту.              — Что? Что смешного?              — Детка… — Тэхён не может дышать. — Ты же студент факультета искусств.              — Я студент факультета кинематографа и режиссуры.              Успокоившись, Тэхён объясняет:              — Окей, и Леонардо Ди Каприо — актёр, который играет в кино. Он не писал никаких ужасающих картин под названием «Моанинг Лиса». Как и Леонардо да Винчи, который написал картину «Мона Лиза».              Вспыхивая румянцем из-за своей ошибки, Чонгук говорит:              — Итальянские имена очень сложные.              Но Тэхён сосредоточивает внимание не на этом.              — Ты много думал о стонах Лисы в последнее время?              (Прим.переводчик — здесь произошла игра слов. Чонгук в оригинале говорит «Moaning Lisa», что означает «Стонущая Лиса». Картина да Винчи на английском называется «Mona Lisa». Отсюда и упоминание Тэхёном Лисы. Никак иначе эту игру слов перевести нельзя, поэтому с объяснением).              Чувствуя опасность, Чонгук поспешно отвечает:              — Нет. Ни разу. Я думаю только о твоих стонах, спасибо тебе большое.              — Мм, это правильный ответ. Ты прошёл тест, золотой мальчик.              — Слава богу.              По дороге они продолжают указывать на достопримечательности, связанные с их конкретными воспоминаниями, словно соревнуясь, кто больше помнит. В конце концов, дома редеют, а пейзаж становится шире. Отец Тэхёна живёт не в черте города, а на его окраинах в хорошем районе.              Все выглядит знакомо: и дороги, и деревья, и вывески на улицах. Чонгук сворачивает на полузаасфальтированную дорожку, которая навсегда запечатлелась в его памяти. Небольшое поле, по весне усеянное одуванчиками, серебристый внедорожник, который никогда не помещался в крошечный гараж, потускневший кирпичный фундамент фермерского дома и большие открытые окна… всё это напоминает ему о детстве.              Прежде чем он успевает припарковаться, Тэхён вылетает из машины и кричит:              — Танни! Танни! Мой малыш!              Недоумевая, Чонгук глушит машину и открывает багажник, доставая сумки и подарок для отца Тэхёна.              Как раз в тот момент, когда Тэхён собирается открыть дверь, она распахивается, и из нее выходит ещё один участник воспоминаний Чонгука.              Ким Сонки, хотя в голове Чонгука он был просто отцом Тэхёна (его имя он узнал только в четырнадцать лет), стоит чуть более сгорблено, чем раньше, с покатыми широкими плечами, но в глазах его сияет всё тот же острый веселый блеск.              — Тэхён-а! — зовет его отец, раскрывая руки для объятий. Но Тэхён проноссится мимо него, выдавая:              — Подожди-ка, старичок. Танни!              Чонгук заставляет себя идти к двери, хотя в животе всё скручивает из-за нервов.              Отец Тэхёна продолжает наблюдать за происходящим внутри, но оборачивает, когда Чонгук достигает основания крыльца.              Чон тут же ставит сумки на пол и кланяется, низко и почтительно. Пожалуй, с большим уважением, чем он кланялся собственному отцу в последние годы.              — Чон Чонгук, — произносит Сонки, ничуть не удивившись.              Он ждёт ответа, не отрывая взгляд от тротуара.              — Я предполагал, что это можешь быть ты. Ведь кого еще Тэхён-а мог привести домой?              И он всё ещё ждёт.              — Я видел тебя по телевизору. Хорошая игра против «Йонсей». Ты хорошо сыграл.              — Спасибо, сэр.              — Ты действительно смелый, раз приехал сюда.              Чонгук кратко кивает, но не поднимает взгляд.              — Но об этом мы поговорим позже.              Рука хлопает его по плечу.              — Подними нос, парень. И добро пожаловать домой.              Чонгук следует его указанию и чувствует облегчение, когда видит что отец Тэхёна смотрит на него с теплотой. И с любопытством. Но не с ненавистью. И это его вполне устраивало.              — Танни! — слышит он визг Тэхёна, и резкое тявканье заставляет обоих обратить внимание на дверь, за которой внезапно появляется Тэхён с извивающимся клубком черно-коричневой шерсти на руках. — Хён, познакомься с Танни!              Тэхён подносит щенка к нему, и Чонгук вступает в недолгий поединок взглядов с померанским шпицем с очень выразительными бровями.              Собака лижет ему нос.              Чонгук, смеясь, протягивает руку и гладит щенка по голове.              — Танни?              — Ёнтан, — уточняет Тэхён. — Мой драгоценный малыш. Папа, ты его вообще кормишь? Он такой худой.              Его отец фыркает.              — Это потому, что когда ты видел его в последний раз, он весил на восемь килограмм больше. Мы с Ёнтаном тренируемся по утрам, ты же знаешь. Он теряет весь этот детский жирок и уже на пути к тому, чтобы стать Померанским чемпионом в тяжёлом весе.              — Получается, он — Чонгуки!              — Эй, не говори так! — восклицает Чонгук в свою защиту. — Ты можешь в это поверить?» — спрашивает он Ёнтана, который в ответ только моргает.              — Подержи его, пожалуйста.              Тэхён передал ему Ёнтана, и Чонгук сооружает из своих рук удобную колыбель для этого, как он уже понял, очень избалованного щенка.              Как только руки Тэхёна освобождаются, он прижимается к отцу, который с радостью обнимает его в ответ.              — На минуту я подумал, что ты приехал только ради Ёнтана.              — Извини, — смущенно говорит Тэхён. — Я так по тебе скучал.              Он забирает Ёнтана из рук Чонгука, явно скучая по нему больше всего.              — Я тоже по тебе скучал, конечно. Давайте поговорим внутри. Я уже приготовил ужин.              Во время их разговора Чонгук собирает сумки, но как только Тэхён замечает его, бросается на помощь, пытаясь стянуть сумки с его рук.              — Давай я понесу что-нибудь.              Он отмахивается от него, забирая вещи из его рук.              — Я справлюсь, принц… — краснея, он прочищает горло в попытке скрыть смущение. — Я сам понесу. Встретимся на кухне.              Когда Чонгук спешит зайти в дом, он не встречается взглядом с отцом Тэхёна. Не может.              Он окунается в ностальгию.              Все выглядит так как раньше.              Входная дверь открывается прямо в большую прихожую, высокие окна позволяют солнечному свету освещать помещение. Через ступеньку от входа располагается гостиная, к которой через раздвижную стеклянную дверь примыкает терраса. Справа — столовая с длинным березовым столом, за ней — просторная кухня, отделанная серой плиткой. Слева — длинный коридор, в котором находятся хозяйская спальня, комната Тэхёна, кабинет, кладовка и ванная комната.              Ничего не изменилось.              За исключением одного существенного момента.              Мамы Тэхёна теперь здесь нет. Нет ни её короткой стрижки, ни пышных блузок, ни джинсов с широкими штанинами, ни фирменной тутовой помады и сережек из морского стекла. Ни слабой дымки от лаванды и шалфея. Нет больше и песен, звучавших с террасы, где стояло пианино, за которым мама Тэхёна сидела часами и играла концерт за концертом, особенно летом, когда наблюдала за тем, как они бесятся во дворе.              Сейчас классическая музыка звучит по радио, ноктюрны пробиваются сквозь помехи, как приятное жужжание пчел в особенно ветреные весенние дни.              Чонгуку не приходится долго раздумывать над причинами прослушивания радио. Это было сделано для того, чтобы она оставалась рядом, таким образом отдавая дань уважения её духу и сохраняя какую-то часть её присутствия.              Пустоту, которую она оставила после себя, заполнить нелегко.              Отгоняя от себя грустные мысли, он оставляет подарки на обеденном столе и несёт их сумки в комнату Тэхёна.              А вот здесь есть о чём рассказать.              С тех пор как Чонгук был здесь в последний раз, пять лет назад, все изменилось, но в каждой детали чувствуется Тэхён. Развевающиеся серые портьеры с лавандовыми шторами под ними, мягкий круглый белый ковер, на котором стоит его двуспальная кровать, застеленная серым пледом, немного сдвинутым набок. На белых полках по-прежнему стоят фильмы и книги, но большинство статуэток убрано. Также он наконец-то снял светящиеся звездочки, которые они прикрепили к потолку однажды ночью, когда им было по восемь лет. Самым большим изменением стал серый цвет… всего. Когда Чонгук в последний раз был в этой комнате, покрывало на кровати было ужасного кораллово-белого цвета с цветочным узором, а шторы соответствовали этому взрыву цветов.              Но мрачность комнаты заставляет его скучать по этой уродливой коралловой штуковине. В комнате будто больше нет того Тэхёна.              А может, он просто оплакивает потерю Тэхёна-подростка, не похожим на того, кого он знает сейчас.              Они оба стали другими.              И комната Тэхёна, по его мнению, отражает это.              — Ты здесь инвентаризацию проводишь, что ли? — раздаётся сзади голос Тэхёна.              Чонгук качает головой и кладёт сумки на кровать.              — Просто… ты сделал ремонт.              — Ну, мне уже двадцать. Спальня шестнадцатилетнего подростка не может быть вечной.              — Наверное, ты прав.              Он поворачивается к нему, с удивлением замечая, что Тэхён внимательно наблюдает за ним.              — Странно быть здесь с тобой, — признаётся Тэхён, но делает шаг ближе к нему.              — В хорошем или плохом смысле?              Тэхён оборачивает руки вокруг шеи Чонгука и целует его, обдумывая вопрос.              — В хорошем, — решает он.              Чонгук хихикает, обнимая его за талию.              — Я рад. Возвращаться сюда… странно, но в то же время приятно.              — Отлично, — отвечает Тэхён и снова целует его.              Шаги, раздающиеся по коридору, вызывают у них хорошо укоренившуюся реакцию — они разбегаются в стороны.              — Всё в порядке, мальчики? — спрашивает отец Тэхёна, выглядывая из-за двери.              — Нормально, папа.              — Я вижу, ты принёс сюда свои сумки, — замечает отец. — И почему ты думаешь, что будешь спать в одной комнате с моим сыном, молодой человек?              Чонгук спешит ответить:              — Я с радостью посплю на диване, сэр, я просто…              Тэхён в успокаивающем жесте кладёт ладонь на грудь Чонгука.              — Хватит его дразнить, — упрекает он отца.              Прислонившись к дверному косяку, Сынки интересуется:              — С чего ты взял, что я его дразню? У мальчиков его возраста не бывает добрых намерений, и я, как твой родитель, обязан…              — Мы спим в одной постели с семи лет! Он на семь месяцев старше меня.              Его отец смеётся.              — Расслабься, Тэхён-а, я шучу. А что касается тебя, — он пристально смотрит на Чонгука. — Я ожидаю от тебя только джентльменского поведения.              — Да, сэр, — отвечает он, уважительно наклоняя голову.              Кивая в знак одобрения, он говорит:              — Тогда ладно. Я приготовил чапчхэ.              При упоминании любимого блюда на лице Тэхёна появляется широкая ухмылка, и он практически тащит Чонгука к столу.              Заметив, что обеденный стол пуст, Чонгук предлагает свою помощь в надежде заработать дополнительные очки одобрения от отца Тэхёна.              — Можно я помогу накрыть на стол?                     Он получает кивок, приняв это за «зеленый свет», достаёт посуду из шкафчика. Рядом с ним возникает Тэхён с салфетками в руках и помогает донести тарелки.              Они накрывают на стол, раскладывают еду по тарелкам и садятся на свои места — отец Тэхёна во главе стола. Чонгук всегда считал Сонки добропорядочным и душевным человеком. Он был известен тем, что никогда не относился к жизни слишком серьезно.              Но именно сейчас он начинает видеть в нём новую сторону — Сынки следит и оценивает каждый его шаг, как ястреб.              Во время еды они немного разговаривают, в основном о занятиях и мероприятиях, которыми занимается отец Тэхёна, чтобы не скучать во время учебного года.              — Как дела на учёбе? — обращается он к Тэхёну, перекладывая часть говядины из своей миски в миску сына.              Тэхён с благодарностью принимает блюдо, хотя по тому, как он сжимает руки под столом, Чонгук понимает, что он нервничает из-за этого вопроса.              — Хорошо. Я стал лучшим в своем классе по джазу и педагогике.              — Напомни мне, что такое педагогика?              Тэхён тепло хихикает.              — Чонгуки сказал то же самое. Это преподавание танцев. В основном, ты изучаешь все академические основы танца, а в конце курса проводишь пару, где применяешь эти основы на практике.              — Я не удивлён, что ты набрал много баллов. Ты любишь указывать другим людям, что им делать.              Чонгук давит смешок, опасаясь, что Тэхён примет меры, если он встанет на сторону отца.              — Нет, мне просто… нравится следить за тем, чтобы всё было сделано правильно, — обиженно оправдывается Тэхён.              Отец снисходительно улыбается.              — Ну да. Я говорил Чонгуку, что смотрел игру в пятницу.              Тэхён напрягается.              — Я был немного удивлен, когда не увидел тебя во время выступления танцевальной команды.              На лице отца чистое любопытство, но Чонгук чувствует, как температура в комнате резко падает, пока Тэхён пытается придумать ответ.              Хоть ему не хочется лгать, он не может спокойно смотреть на то, как Тэхён страдает в попытках что-то сказать.              — На прошлой неделе он подвернул лодыжку, — начинает Чонгук. — Тренер Хван вынуждена была оставить его на скамейке запасных. Он очень сопротивлялся, но в конце концов она просто не позволила ему танцевать, боясь усугубить травму. А потом началась сессия, мы все были измотаны, и он воспользовался возможностью немного вздремнуть, прежде чем идти на работу. Хван была не против. Она практически умоляла его не приходить и отдохнуть.              Под столом Тэхён берёт его за руку и благодарно сжимает.              Удача сопутствует им; отец купился на эту легенду.              — Мне жаль, что тебе пришлось пропустить игру, но, похоже, это было к лучшему. Я просто скучал по тебе, вот и все. Как твоя лодыжка сейчас?              — О, всё в порядке, — заверяет его Тэхён. — Просто небольшое растяжение. Наш физиотерапевт позаботился об этом.              — Хорошо, отлично.              Чонгук понимает, что Тэхён хочет сказать что-то ещё, и после минутного молчания наконец спрашивает:              — Как у тебя дела?              — У меня? — отец откидывается на спинку стула. — Я в порядке. Знаешь, просто живу изо дня в день. Наконец-то сел и научился раскладывать пасьянс.              Тэхён кивает, прикусив губу.              — Как твоя спина?              — Всё хорошо, Тэхён. Скоба отлично выполняет свою работу.              — А ноги?              — Всё еще немного трясутся. Если нужно, я пользуюсь тростью, но стараюсь использовать её пореже.              — Есть новости о ремиссии?              Его отец качает головой.              — Пока не совсем. Очередное обследование назначено на следующий вторник.              Тэхён сглатывает; Чонгук знает, что он думает о стоимости этой процедуры.              — Ты получил мой последний чек?       Отец вздыхает, положив салфетку на стол.              — Да, Тэхён-а. Я получил его. Спасибо.              — А больница?              — От них ни слова жалобы, так что, полагаю, они тоже всё получили. Тэхён, серьезно, ты уверен, что не переутомляешься? Я знаю, что это нелегко — укладываться в платёжные сроки и и в то же время учиться…              — Папа, — перебивает Тэхён, на его лице появляется небольшая улыбка. Ненастоящая улыбка. — Не волнуйся об этом. Я в порядке.              Он не был в порядке. Ничего не в порядке. Но Чонгук каждый день наблюдает, как он натягивает фальшивую улыбку и делает вид, что всё хорошо.              — Ты ведь расскажешь мне, да?              — Конечно.              Он знает, что врать своей семье нелегко. Но Тэхён делает это так просто. Хотя Чонгук понимает, что он лжёт ради благой цели.              — Итак, Чонгук, — неожиданное обращение выводит его из задумчивости. — Что ты изучаешь? Бизнес? Политику? Право?              — Нет, сэр. К большому неудовольствию моего отца, я учусь на факультете кинематографа и режиссуры.              Отец Тэхёна усмехается.              — Уверен, Чон Чоннам, должно быть, в восторге.              — Не совсем, — признаётся он. — На самом деле, он в ярости. Но я не собирался отказываться от своей страсти только для того, чтобы сделать его счастливым, и пока нам удается находить компромисс.              Вряд ли это можно назвать компромиссом, но это единственное слово, которое приходит на ум.              — А твоя мачеха?              Чонгук удивлённо вскидывает брови.              — Вы с ней знакомы? — интересуется он.              Отец Тэхёна качает головой.              — Нет, но происходящее в вашей семье — не тайна, спрятанная за семью печатями. Она кажется приятной женщиной. Изучала право в Кембридже?              — Да, сэр. Она замечательная. И мой брат такой же милый.              — Верно, я забыл, что у неё есть сын от твоего отца. — В его глазах появляется что-то близкое к сочувствию, но отчего-то более обнадеживающее. Взгляд, которому Чонгук привык доверять ещё в детстве. — Должно быть, тебе трудно было это принять.              Чонгук кивает, чувствуя сдавленность в горле.              — Но сейчас всё хорошо.              — А что думает твой отец о… — он жестом указывает на Чонгука и Тэхёна. — …вас.              Они переглядываются, и оба спешат уточнить. Чонгук, сказав: «О нет, мы не…», как раз в тот момент, когда Тэхён произносит: «Нет, папа, мы не вместе».              На лице Сынки изумление.              — О. Ха. Виноват. Наверное, я поторопился с выводами.       И затем скептицизм сменился удивлением.              — Так, значит, Чонгук, ты часто целуешься с парнями, с которыми не собираешься встречаться?              — Папа! — восклицает Тэхён.              Чонгук краснеет. Значит, он всё-таки их видел.              — Нет, сэр.              — Значит, ты намерен встречаться с моим сыном?              — Серьезно, пожалуйста, прекрати издеваться над ним, — просит Тэхён.              Чонгук старается выдержать взгляд Сынки и отвечает:              — В конце концов, сэр, я надеюсь на это, но этот вопрос мы должны обсудить вдвоем.              Тэхён откидывает салфетку на стол и вздыхает:              — Боже мой, не поощряй его.              Но отец Тэхёна одобрительно кивает ему и в один глоток допивает свой чай.              — Можешь присоединиться к уборке со стола, Чонгук.              — Спасибо.               Радуясь, что ему есть чем заняться, он тут же поднимается на ноги, собирает пустую посуду и направляется на кухню.              — Честно говоря, ты просто смешон, — слышит он, как Тэхён делает своему отцу замечание, прежде чем присоединяется к Чонгуку.              — Прости за это, — извиняется Тэхён, когда встаёт рядом с Чонгуком, чтобы помыть посуду.              — Не стоит, я не против, — заверяет его Чонгук, вытирая насухо тарелки и миски, вымытые Тэхёном, и ставит их в сушилку.              — Не надо строить из себя крутого.              — Нет, правда, я не против. На его месте я, наверное, поступил бы точно так же. Оно того стоит.              Тэхён смотрит на него.              — Почему?              Чонгук отвечает ему взглядом, ошеломленный искренней растерянностью в его карих глазах.              — Потому что я годами добивался одобрения твоего отца? Я сделаю все, чтобы заслужить его.              Вернувшись к раковине, Тэхён интересуется:              — Почему ты так сильно хочешь его одобрения?              — Ну, знаешь, обычно, когда ты заинтересован в том, чтобы связать с кем-то свою жизнь, ты хочешь получить одобрение родителей, прежде чем активно добиваться этого человека.              — Следуешь традициям, — фыркает Тэхён, хотя Чонгук замечает, как по его скулам разливается розовый цвет. — Я бы предложил сделать то же самое, но боюсь, что твой отец может убить меня на месте.              Хмурясь, он кладёт руку на спину Тэхёна, наклоняясь вперёд, чтобы достать сковороду.       — Хотелось бы думать, что он не убьет тебя на самом деле. Может быть, пригрозит, но реальное убийство будет выглядеть очень плохо в его послужном списке. Вряд ли его утвердят на следующий срок.              — Может быть, нам стоит это сделать, — неожиданно предлагает Тэхён. — Я имею в виду, если ты когда-нибудь сделаешь каминг аут. Ты прав — что плохого он может сделать? Ты уже взрослый. Я взрослый. Он взрослый. Он же должен повзрослеть в какой-то момент, верно?              — Когда я пытаюсь представить, как мы ужинаем за одним столом, у меня начинается мигрень, — сообщает ему Чонгук. — Давай делать по одному шагу за раз, хорошо?              — Верно. Конечно.              Наступает молчание, а затем Тэхён добавляет:              — Готов поспорить, что смогу одолеть его в поединке.              Чонгук только улыбается и взъерошивает его волосы.              — Ты милый.              — Ты думаешь, я не смогу? — спрашивает Тэхён, явно обидевшись. — Я же на девяносто процентов состою из мышц.              — Правда?              Чонгук прижимает Тэхёна к себе и щекочет его живот.              — Эй, прекрати! — пытается он выдавить из себя между хихиканьем.              Чонгук наклоняется вперёд и шепчет ему на ухо:              — Я бы отшлепал тебя по заднице, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, но мне кажется, что твой отец не очень этому обрадуется. Тем не менее, мою точку зрения ты знаешь.       Тэхён отталкивает его, продолжая смеяться.              — Ладно, ладно. Восемьдесят процентов.              — Так-то лучше.              — Тэхён! — зовёт его отец из столовой. — Этот рождественский кактус прекрасен. Спасибо!              — Это от Чонгуки, а не от меня! — отзывается Тэхён. — Я подарил тебе свою любовь и привязанность, а это, на мой взгляд, стоит гораздо больше.              — Хм, некоторые листья коричневеют по краям, — вдруг говорит Сынки. — Надо бы подрезать.              Понимая, что отец Тэхёна просто прикалывается над ним, Чонгук всё равно предлагает:              — Я с радостью позабочусь о нём, сэр.              Он слышит, как мужчина хихикает, и считает это победой.              — Не беспокойся об этом, Чонгук. Спасибо.              Тэхён показывает ему большой палец вверх.              — Пойдем, поищем моего малыша.              Не дожидаясь ответа, он подхватывает Чонгука под локоть, выводит из кухни и зовёт:              — Танни?              Они слышат лай, доносящийся с террасы.              Тэхён тащит его за собой, а потом отпускает его, чтобы подхватить Ёнтана на руки, как только тот вылезает из-под пианино.       — Привет, Тан-а, — поглаживая его по макушке, говорит Тэхён. — Вы не успели познакомиться, это Чонгук.              Почесав Ёнтана за ушами, Чонгук издаёт легкий смешок.              — Приятно познакомиться.              Чонгук смотрит на Тэхёна, на лице которого, пожалуй, самое мягкое выражение, которое он когда-либо видел, и спрашивает:              — Когда он появился в вашей семье?              — Два года назад, когда моего отца выписали из больницы. Ему нужен был компаньон, чтобы не сойти с ума, а я давно хотел завести собаку, так что…              — Я помню, как шантажировал отца, чтобы он подарил тебе собаку буквально на каждый праздник, — он гладит Ёнтана под подбородком, шепча ему:              — Если тебе нужно, чтобы я тебя спас, просто дай мне знак. Моргни один раз, если…              — Эй, хватит убеждать его, что он в плену! — Тэхён дуется. — Он очень счастлив.              Чонгук наблюдает за тем, как взгляд Тэхёна путешествует по террасе. Он рассматривает растения в горшках, диван с выцветшими цветами, большие окна с видом на ночное небо, пианино. И тут его взгляд замирает.              — Не мог бы ты его подержать? — рассеянно спрашивает Тэхён, отдавая собаку.              — Конечно, — Чонгук, убедившись, что Ёнтану удобно, утыкается носом ему в шерсть.              Ёнтан лижет его в щёку.              — Мне кажется, я ему нравлюсь.              Но Тэхён не обращает на них внимания. Он осторожно снимает крышку с пианино и снимает защитную плёнку с клавиш.              Словно в трансе, он садится на скамью и нажимает на клавиши, перебирая ноты, которые он вроде бы знал, но словно боялся к ним прикоснуться.              И всё же Чонгук с восторгом наблюдает, как Тэхён закрывает глаза и преодолевает свой страх.              Его пальцы порхают по клавишам, выдавая знакомую мелодию, которая ассоциируется у Чонгука с душными летними вечерами, когда они гуляли во дворе, придумывая свои собственные маленькие миры или просто лежа на траве и обсуждая тонкости жизни, пока солнце садилось в оттенках кремового мороженого, прилипшего к их пальцам, или клубничного мороженого, которое никогда не покидало верхнюю губу Тэхёна, пока Чонгук не решался снять его большим пальцем, а затем и своими губами.              Именно эту песню играла мама Тэхёна, — великолепная колыбельная для каждого идеального лета, которое они провели вместе. И когда она переставала играть, они знали, что до ужина оставалось совсем немного времени.              Он не слышал её уже пять лет.              Теперь её играет Тэхён. Чонгук так и не выучил название этой песни, но он знает её лучше, чем собственный адрес. Эта мелодия дарила больший домашний уют, чем обстановка в его собственном доме.              Он смотрит, как Тэхён погружается в песню, пальцы двигаются сами собой, а глаза остаются закрытыми. Не все ноты звучат идеально — он никогда не стремился к совершенству. Но он не прекращает играть. Пальцы уверенно пробираются через нотные комбинации, позволяя Тэхёну прикоснуться к сильному воспоминанию о его матери.              По его плечу стучат, и это пугает до полусмерти.              Отец Тэхёна стоит позади него, жестом приглашая следовать за ним. Чонгук оглядывается на Тэ, но решает, что это время, проведенное наедине с собой, может стать для него исцеляющим. Он осторожно спускает Ёнтана на пол и следует за Сынки к выходу. Отец Тэхёна тихо закрывает за ними дверь на террасу и проводит его в столовую.              Он садится за стол, и Чонгук спешит последовать его примеру.              И тут Чон впервые видит слабый блеск в его глазах.              Должно быть, Сынки понимает, что Чонгук это заметил, потому что он улыбается и смотрит в сторону Тэхёна.              — Она бы гордилась тем, каким он стал, — тихо говорит отец. — Я знаю, что он так не думает. Он думает, что она разочаровалась бы в нём только потому, что он не говорит всё, что думает, как она. Но он не понимает, что она была такой же сдержанной, если не более, потому что он знал её, будучи ребёнком. Я знал её. Лучше, чем кто-либо другой, как мне кажется. И она была сложной матерью, но еще более сложной женщиной. И я думаю, что дети узнают нас по-настоящему, только когда сами становятся взрослыми, понимаешь? Мне кажется, мы с Тэхёном только начинаем понимать друг друга. Я не глупый. Я знаю, что он что-то скрывает от меня. Но я хочу, чтобы он чувствовал себя комфортно, разговаривая со мной, поэтому я буду ждать, когда он будет готов к этому разговору.              Чонгук не знает, что ответить, поэтому просто кивает.              Сынки смеряет его поучительным взглядом.              — Полагаю, ты знаешь, почему сидишь сейчас на этом стуле? Почему, несмотря на то, что я доверяю Тэхёну, мне немного тяжело видеть тебя в своем доме?              — Потому что я разбил сердце вашему сыну, — отвечает он ровно, хотя его сердце тоже было разорвано на куски.              — Потому что ты разбил сердце моего сына, — подтверждает отец, расслабившись в своём кресле. — И, возможно, это был просто вопрос времени. Я услышал новости о твоей семье только несколько месяцев спустя, когда мы были… — Он отпускает взгляд на стол и глубоко вздыхает, прежде чем продолжить. — …мы были заняты. Но я помню, как всё было между вами. В отличие от большинства родителей, мне посчастливилось наблюдать, как мой сын влюблялся. А потом я смотрел, как он теряет все искры радости, которые раньше освещали его жизнь. Он потерял мать, он потерял лучшего друга… и всё, что я мог делать, — это наблюдать.              Чонгук кивает. Никакие слова не могут передать того, что он чувствует сейчас.              — Я хочу сказать вот что, — продолжает он. — Я должен знать. Ты серьёзно хочешь быть с ним? Вернуться в его жизнь навсегда?              — Больше всего на свете, — мгновенно реагирует Чонгук. — И я ничем не могу оправдать то, что произошло между нами пять лет назад. Я очень счастлив, что он вернулся в мою жизнь, и я сделаю для него всё, что угодно, — клянётся он, каждое слово идёт от сердца. Теперь приходит очередь Сынки кивать.              — Ты любишь его?              Чонгук оглядывается на закрытые стеклянные двери, отделяющие гостиную от террасы, сквозь которые доносится мелодия. Он не видит Тэхёна, но ему это и не нужно.              — Да, люблю.              — Знает ли он об этом?              Он качает головой.              — Не говорил. Я хотел подождать.              — Подождать чего? — спрашивает он, с любопытством наклонившись вперёд.              — Подождать, пока я буду уверен, что люблю того, кем он является сейчас, а не его образ из прошлого. И теперь я уверен.              — Меня поражает твоя зрелость, — признаётся отец. — Вы очень выросли. Вы оба повзрослели. Иногда мне кажется, что он повзрослел слишком быстро.              — Не вы один так думаете, — соглашается Чонгук, вспоминая всё, что пришлось пережить Тэхёну за последние несколько месяцев.              Отец Тэхёна одобрительно хмыкает.              — Я рад, что мы поговорили. Что бы ты ни планировал делать дальше, если это не причинит ему вреда, я тебя поддерживаю. И я думаю, что ты должен сказать ему о своих чувствах как можно скорее. Он часто волнуется. Переживает, что он недостаточно хорош. Это будет грызть его, — и очень деликатно добавляет:              — Заднее крыльцо очищено от снега. А у меня на столе стоит бутылка вина. Неоткрытая.              Удивленный его ответом, Чонгук поднимается на ноги и кланяется.              — Большое спасибо, сэр. Обещаю, что не подведу вас.              Он усмехается.              — Я тебе верю. Ты хороший парень, Чонгук. Ты всегда был таким.              Отвесив ему ещё один учтивый поклон, Чонгук выходит из столовой и тихонько проскальзывает на террасу, где Тэхён по-прежнему сидит за роялем с идеально прямой спиной, с изяществом перебирая ноты своими длинными пальцами.              — Ты прекрасно звучишь, — шепчет он. Тэхён прекращает играть и поднимает на него взгляд.              — Спасибо… Я не играл уже много лет, но, как оказалось, пальцы всё помнят.              Он замечает, что на его глазах проступают слёзы. И вдруг Чонгук понимает: молчание — это то, что разлучило их тогда. Так что если он должен быть первым, кто его нарушит, он это сделает.              — Я вспомнил, когда слушал… эту песню всегда играла твоя мама.              К счастью, Тэхён улыбается ему, рассеянно постукивая по клавише.              — Да, играла. Берсез Шопена, — Тэхён соскальзывает со скамьи, приподнимает свой черный свитер, чтобы Чонгук смог увидеть чернильные линии, обведенные вокруг его грудной клетки. — У меня есть первые двенадцать тактов.              Чонгук проводит большим пальцем по татуировке.              — Теперь в этом есть смысл. Прекрасный способ почтить её память, — он осторожно опускает свитер Тэхёна. — Не хочешь посидеть на крыльце?              Тэхён не задаёт вопросов.              — Да, — вздыхает он. — С удовольствием. И Чонгук чувствует нежный поцелуй в щеку, после чего Тэхён проходит мимо него, а Ёнтан следует за ним по пятам.              Сделав глубокий вдох, Чонгук возвращается на кухню и с удивлением отмечает, что отец Тэхёна исчез из столовой. На столе стоит бутылка красного вина и два бокала.              Он наполняет оба бокала, осторожно подхватывает их и выходит на крыльцо, где под нависающим тентом стоят два мягких кресла, защищенные от непогоды навесом. Поставив бокалы на маленький стеклянный столик, он садится. Перед ним расстилается лужайка — плоская равнина, поросшая высокими травами, которые свистят на ветру и в лунном свете напоминают кисточки, которые тянутся к спутнику за цветом.              Дверь открывается, и Тэхён на мгновение оказывается в ореоле света, проникающего изнутри дома.              — Я захватил и тебе, — тихо произносит он, передавая Чонгуку куртку.              — Спасибо. Хотя на улице не так уж холодно, — говорит Чонгук, но надевает её на себя.              — Бывали зимы и похуже, — соглашается Тэхён, устраиваясь на соседнем сиденье. Он смотрит на свой бокал и спрашивает:              — Серьёзно? Ты не принёс бутылку?              Смеясь, он отвечает:              — Я подумал, что нам лучше пить бокал за бокалом, чем сразу всю бутылку.              — О чём вы говорили? — интересуется Тэхён. Чонгук решает быть честным.              — О тебе. И о нас, наверное.              — О нас?              На улице хоть и темно, Чонгук видит, как выгибаются брови Тэхёна в удивлении.              — О нас, — мягко подтверждает он.              Тэхён делает глоток вина.              — Я не знал, что есть «мы», — наконец говорит он.              — А хочешь, чтобы «мы» были?              Между ними воцаряется тяжёлая пауза, во время которой только ветер осмеливается говорить.              А потом:              — Я не знаю, Чонгук, — Тэхён вздыхает. — Я просто… я жду, что ты передумаешь, понимаешь? И ты можешь сколько угодно говорить мне, что этого не произойдет, но правда в том, что ты делал это уже тысячу раз. Чёрт, ты много лет говорил мне, что ты натурал, что ты думаешь обо мне только как о младшем брате, и что большая часть того дерьма, которое происходило между нами, не имела для тебя того значения, которое имело для меня. А потом, как только ты признался мне в своей ориентации, ты оказывается хотел меня всё то время. А потом, полтора года спустя, ты бросил меня. И я просто… я не хочу, чтобы история повторилась. Я не хочу, чтобы ты притворялся, будто влюблён в меня… — Тэхён ставит бокал и скрещивает руки, крепко обнимая себя. — Я не хочу, чтобы ты делал вид, что я тебе нужен, а потом передумал и снова отбросил меня в сторону. Ты знаешь, чего я хочу. Мне не нужно тебе этого говорить. Но это не значит, что и я не являюсь проблемой. У нас много проблем. Ты всё ещё в шкафу, и я буду страдать из-за этого, потому что я хочу иметь возможность быть с тобой где-то за пределами наших личных маленьких пространств, понимаешь? Просто я такой человек. Я обидчивый, властный, мне нужна постоянная ласка, а ты замкнут, отстранён и постоянно ставишь между нами преграды. И я понимаю, почему ты это делаешь. Понимаю. Но я не могу этого принять, Чонгук. Не после того, что случилось раньше. И дело не только в тебе. Мой образ жизни не совсем подходит для постоянных отношений, но я бы справился с этим, если бы считал, что это того стоит. Что мы того стоим. Так что, может быть, тебе стоит подумать обо всём парочку дней. Понять, чем ты готов пожертвовать, а чем нет. Тогда нам будет с чем работать.              У них и сейчас есть над чем работать. Тэхён знает это, поэтому его ответ — это очередная попытка затянуть разговор.              — Тэхён, я думал об этом целую неделю. Постоянно. О том, какие отношения были между нами раньше и какими они стали сейчас, и я понял, что сейчас мне нравится больше. Мне нравится, что мы лучше понимаем друг друга, что у нас появился шанс повзрослеть и переоценить свою жизнь и то, чего мы хотим от неё. Я думал и о других вещах. Я думал о том, как мне сделать каминг-аут перед своей семьёй. Я не беспокоюсь об университете. Я беспокоюсь о них. Но я понял, что хочу быть счастливым. Я хочу жить без вранья. И ты всегда заставлял меня мечтать об этом. Ты никогда не сидел в шкафу, и я завидовал тебе. Я завидовал тебе, потому что твои родители поддерживали тебя. Это заставляло меня ненавидеть свою собственную семью. Я хотел иметь то же, что и ты. Но сейчас… Я оглядываюсь назад и просто восхищаюсь тобой, честное слово. Твоей силой и тем, через что ты прошёл, чтобы стать тем, кем ты являешься сейчас, чтобы оказаться здесь. Я имею в виду, я видел это. На какие жертвы ты шёл. И я ничего не делал, чтобы помочь. Я был слаб тогда, но ты всегда был сильным. И я тоже хочу быть сильным. И я думаю, что смогу это сделать, если ты будешь рядом со мной. Если ты будешь рядом, то, что бы ни случилось, что бы они ни сказали или ни сделали, ты всё равно прикроешь меня. Я хочу быть с тобой, Тэхён. И дело не в жертвах. Речь идет о компромиссе. Я хочу встретить тебя на полпути. Ты не должен отказываться от всего, чтобы сделать меня счастливым. Ты уже и без меня жертвуешь многим, и я не хочу заставлять тебя жертвовать чем-то ещё ради меня.              Он рискует взглянуть на Тэхёна и видит, что тот уже смотрит на него, нахмурив брови, в его тёмных глазах много противоречий.              — Тогда скажи, чего ты хочешь, — произносит Тэхён едва слышно.              — Я хочу тебя, — легко отвечает он.              — Когда это удобно. Когда ты хочешь быстро перепихнуться…              — Нет, Тэхён. Я хочу всего тебя. Мне нужны твои поздние ночи, ранние утренние пробежки за горячим какао и дремота во время утренней лекции. Мне нужны твои истерики, сарказм и фатализм. Мне нужны твои философские беседы в четыре утра и твоё очаровательное сонное бормотание в шесть. Я хочу видеть, как загораются твои глаза, когда ты рассказываешь о своих любимых вещах, и как оживает твоя душа, когда ты танцуешь. Мне нужны воспоминания, которые я создавал с тобой на протяжении последних четырнадцати лет, и те, которые мы будем создавать в будущем. Я хочу тебя и всё, что с тобой связано.              Тэхён смотрит на него, по его щеке сползает одинокая слезинка.              — Я тебя ненавижу, — шепчет Тэхён, и в одно мгновение оказывается на коленях Чонгука.              Чонгук поддерживает его руками, ощущая жар, исходящий от его тела, и чувствуя биение его сердца.              В глазах Тэхёна читается неуверенность. Но Чонгук после стольких лет наконец-то уверен на все сто процентов.              Он смахивает слезу с его щеки и шепчет:              — Я люблю тебя.              Тэхён ловит его руку, переплетает их пальцы, колеблется, а затем с убежденностью шепчет в ответ:              — Я тоже тебя люблю.               И когда они целуются, то создаётся ощущение, что до этого момента они никогда не целовались. Как будто ничто другое не могло сравниться с этим, ощущение того, что они рядом и полностью принадлежат друг другу, не имело аналогов в своей завершенности. Поединок, красной нитью проходящий через годы порознь, наконец, холодной декабрьской ночью был завершён поцелуем, который они неосознанно пытались повторить в течение многих лет, но нашли его только сейчас, в тот момент, который судьба выбрала для них столько сезонов назад.              Тэхён ощущается как рай, на вкус как дом, он вызывает бесчисленные воспоминания одним лишь наклоном головы или движением языка, цепляется за руку Чонгука и бицепс, как за якорь, удерживающий его на плаву.              Чонгук нуждается в нём не меньше, крепко сжимая его руку и обнимая за талию, бесконечно благодарный ему за то, что он всегда был для него точкой опоры, единственным человеком, к которому он мог прийти, когда ему просто необходимо было сделать передышку.              Даже сейчас он всё ещё полагается на Тэхёна, чтобы дышать. Он упирается подбородком ему в плечо, когда они разрывают поцелуй, чувствуя, как холодный воздух медленно проникает в его легкие.              — Я люблю тебя, — повторяет он, переведя дыхание. — И если ты позволишь, я хотел бы встречаться с тобой, Ким Тэхён.              Тэхён смеётся, освобождая руку, чтобы обхватить его за шею.              — Я тоже тебя люблю. И хотя я никогда ни с кем не встречался, и ты не заполнял соответствующие документы, просьба удовлетворена.              — Я тоже ни с кем не встречался, — напоминает он. — Но я уверен, что это типа узаконенного времяпровождения с лучшим другом, в которого ты влюблён. И я займусь всей этой бумажной волокитой первым делом утром.              Юмор немного угасает в глазах Тэхёна, когда он спрашивает:              — Ты уверен, что хочешь этого со мной? Я не обещаю, что это будет легко.              — Я и не ждал, что с тобой будет легко, — поддразнивает он, но становится более серьезным, обещая: — Я готов ради тебя на всё. И я не думаю, что это будет так сложно, как ты думаешь.               Наконец-то он говорит то, что все остальные твердят уже много лет. Он заправляет выбившуюся прядь волос Тэхёна ему за ухо и произносит:              — Ты так заблудился в собственных мыслях, понимаешь? Мир не стремится тебя сломить. Ты в безопасности, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе понять это.              — В моей голове безопасно.              — Правда?              Тэхён колеблется, ища его взгляд.              — Я… я больше не уверен.              — Ты не должен бороться за место в этом мире, Тэхён. Ты должен владеть им. Твои мысли, твои мечты, то, чего ты хочешь… ты не должен позволять им брать над собой вверх. Ты не должен их бояться.              — И снова ты раздаёшь советы, которыми сам же не пользуешься, — замечает Тэхён, перебирая волосы Чонгука на затылке.              Он прав.              — Давай тогда поработаем над этим вместе, хорошо? Я же говорил — ты заставляешь меня становиться лучше.              Тэхён прижимается губами к его щеке, затем спускается поцелуями вниз по челюсти.              — Ты так сладкоречив.              Чонгук наклоняет голову и глубоко вздыхает, чувствуя, как поцелуи Тэхёна переходят на его шею.              — Это не ответ, малыш.              — Я бы сделал это с тобой, — соглашается Тэхён, закусывая кожу, что не даёт Чонгуку нормально думать. — Поработал бы над всем этим, я имею в виду.              Чонгук хмыкает, поддерживая Тэхёна за спину, чтобы тот не соскользнул, пока он расцеловывает его шею, оставляя созвездия из фиолетовых засосов.              Наконец, когда Тэхён удовлетворён своей работой, он целует Чонгука и снова крепко прижимается к его груди.              Его губы влажные, такие мягкие и вкусные.              Через некоторое время Тэхён откланяется назад, сжимает бёдра Чонгука своими ногами, чтобы удержаться на месте, и достаёт свой бокал с вином.              — Итак, что мы будем делать дальше? — спрашивает Тэхён, делая небольшой глоток.              Чонгук задумывается, осторожно забирая со стола свой нетронутый стакан.              — В каком направлении ты хочешь двигаться?              — Мне нужно знать, что тебя устраивает. В плане того, чтобы рассказать людям, что мы вместе.              Несмотря на то, что ему приходится на мгновение остановиться и оценить ситуацию, побороть страх, зародившийся в его животе, он знает, чего хочет.              — Я хочу рассказать всему миру, что я с тобой, Ким Тэхён. Но я хочу попросить тебя быть терпеливым со мной. По одному шагу за раз. Твой отец, наши друзья… и в конце концов моя семья тоже. Но сначала мне нужно поговорить с ними. Ты не против?              Тэхён свободной рукой ласково проводит по волосам Чонгука.              — Как тебе будет комфортнее. Ты знаешь, что я не буду тебя ни к чему принуждать.              Он качает головой.              — Я не думаю, что смогу прожить хоть день, притворяясь, что ты не мой,              Поднимая бокал, Тэхён чокается с бокалом Гука.              — Тогда за то, что мы вместе.              Чонгук улыбается.              — За это я с радостью выпью, — он подносит бокал к губам, наблюдая за тем, как Тэхён делает то же самое, не сводя с него глаз.              — За вино, кстати, можешь поблагодарить своего отца.              Тэхён закатывает глаза.              — Сначала он издевается над тобой, а потом помогает тебе устроить романтические признания. По-моему, ему здесь слишком скучно.              — Может, тебе пора с ним поговорить, — предлагает Чонгук, вспоминая их разговор. — Он мне кое-что сказал. Он сказал, что хочет, чтобы тебе было комфортно делиться с ним своими переживаниями, поэтому не будет давить на тебя.              Чонгук решает не упоминать о том, что Сынки знает, что что-то не так.              — Возможно, тебе самому будет намного проще, если ты прояснишь ситуацию. Это будет трудно, но ты знаешь, что он любит тебя. Он выслушает. Он терпелив.              Раздумывая, Тэхён делает ещё один глоток вина.              — Может быть.              — Я серьезно, Тэхён. Возможно, пришло время.              — Но сейчас у меня всё хорошо? Зачем это разрушать?              — Ты действительно считаешь, что то, что у тебя сейчас происходит, это хорошо? — тихо спрашивает Чонгук. Тэхён стучит ногтями по своему стакану.              — Скоро будет лучше. У меня будет больше денег.              — И какой ценой? Твоего самоуважения?              — Если это необходимо, то да! — взрывается он. Затем выражение лица Тэхёна смягчается. — Прости, прости. Я просто… мы уже тысячу раз это проходили.              — Пожалуйста, — умоляет Чонгук, осторожно вынимая бокал из руки Тэхёна, и ставит его на стол, куда отставляет и свой. — Позволь мне помочь тебе. Ты ничем не будешь обязан ни мне, ни моей семье. Мы вместе, Тэхён, и я не могу больше смотреть, как ты страдаешь. Это разрывает меня на части, потому что, с одной стороны, тебе позволено делать свой собственный выбор и быть тем, кем ты хочешь быть, но, с другой стороны, ты продолжаешь делать выбор, который, как ты знаешь, не приносит тебе ничего хорошего и не делает тебя счастливым, и мне так трудно просто сидеть и смотреть на это, когда я знаю, что есть другие варианты. Пожалуйста.              Он берёт Тэхёна за руки, пытаясь уменьшить настороженность во взгляде младшего.              — Пожалуйста, позволь мне помочь.              — Чонгук, я… я не могу.              — Почему? И прежде чем ты скажешь, что это твоя вина, это не так. Ты ни в чём не виноват. Ты не должен нести ответственность за всё это. Пожалуйста.              — Но это так! — расстроенно возражает Тэхён. — Это моя вина, и…              — Это не так, — перебивает его Чонгук, приподнимая его подбородок пальцами. — Посмотри на меня. Послушай. Ты пережил невосполнимую утрату и заплатил самую высокую цену за трагедию, в которой не было твоей вины. Поверь мне, как человеку, который провел бесчисленное количество ночей, пытаясь понять, что я мог сделать, чтобы изменить ситуацию, я понимаю, что ты ничего не мог изменить. Я знаю, каково это — чувствовать ответственность за уход родителя, но в твоём случае ты действительно не мог ничего сделать. Перестань наказывать себя за это. И перестань наказывать себя за то, что твой отец болен. Если бы он увидел, как сильно ты коришь себя за это, он был бы убит горем. Это не твоя вина, Тэхён. Ты слышишь? Ты. Не. Виноват.              Тэхён медленно кивает. Через мгновение он соглашается.              — Я тебя слышу… Ты тоже не виноват, знаешь?. Что твоя мама ушла. Это не твоя вина. Ни один ребенок не должен винить себя в этом.              — Я думаю, ты лучше других знаешь, что мы не выбираем, какие мысли не дают нам спать по ночам.              Тэхён целует его в лоб, проводя по месту поцелуя большим пальцем.              — Да. Наверное, знаю.              — Пожалуйста, подумай над тем, что я сказал.              Он вздыхает.              — Подумаю.              Чонгук улыбается и прижимается к его губам в нежном поцелуе.              — Я сказал, что подумаю об этом, — хмыкает Тэхён. — Давай допьём этот бокал вина и пойдём спать. Я устал.              — По-моему, идеальный план.               Так оно и есть. Нет ничего лучше, чем сидеть в полночь на заднем крыльце дома с Тэхёном на коленях, рассказывать истории и предаваться воспоминаниям, пока пальцы ног не онемеют от холода. Они возвращаются в дом, Гук несёт Тэхёна на руках, из-за чего тот хихикает и просит его отпустить, но при этом хватается за него покрепче. Они вместе падают на кровать, Тэхён, как всегда, ложится ближе к стене, и они обнимаются, переплетаясь телами друг с другом.              Чонгук притягивает к себе Тэхёна ближе и шепчет:              — Я люблю тебя.              Лёгкий смех Тэхёна щекочет ему шею.              — Я тоже тебя люблю. А теперь спи, золотой мальчик. У нас впереди большая неделя.              Чонгук хмыкает, срывает с его губ последний поцелуй перед сном, прежде чем Тэхён укладывает голову ему на грудь, и Чонгук засыпает.       

***

             Тэхён лежит без сна несколько часов, обдумывая всё, о чём они говорили на крыльце.              Чаще всего в его голове звучат три слова.              Я люблю тебя.              Он ждал много лет, чтобы услышать их от Чонгука, ответить на них своим собственным.              И пусть Чонгук не осознаёт этого, но он уже пожертвовал многим ради Тэхёна. Он принял его шрамы, трудности и недостатки. Создал для него безопасное пространство, в котором Тэхён мог жить, не боясь осуждения.              Но Чонгук сказал про компромисс.              Чонгук не может быть единственным, кто так самоотверженно отдаёт себя их отношениям.              Решение принято. Оно всегда было на поверхности.              Тихо и осторожно он выскальзывает из-под одеяло и из объятий Чонгука и достаёт свой телефон.              — Куда ты? — сонно бормочет Чонгук.              — Просто в туалет, — шепчет Тэхён. — Я сейчас вернусь. Спи.              Он хмыкает и переворачивается на живот.              Осторожно пробравшись через комнату, Тэхён выскакивает в коридор и направляется обратно к крыльцу.              Оказавшись на улице, в окружении звуков глубокой ночи, он набирает номер, с которым общался лишь изредка.              —Тэхён-ши? — удивлённо отвечает мужской голос, в трубку льются ритмы EDM-песен и приглушённые разговоры. — Чем могу быть полезен?              — Здравствуйте, Пак Минджун-ши. Извините, что звоню так поздно, но я подумал, что вы ещё не спите.              — Ты не ошибся, в клубе сейчас самый разгар ночи.              — Верно.              Его дыхание выходит изо рта маленькими замерзшими облачками воздуха перед ним, и он крепко обнимает себя свободной рукой, пытаясь не замёрзнуть.              — Мне нужно поговорить с вами кое о чём.              — У меня есть несколько минут. Что случилось?              Он глубоко вздыхает, набираясь сил.              — Я не могу принять ваше предложение о работе. Мне очень жаль.              — Я думал, ты находишься в отчаянном положении? — интересуется Минджун.              — Я… — Тэхён окидывает задний двор и останавливает свой взгляд на деревьях. — Да. Но это… я просто не могу. Вы сказали мне, что… не знаете никого, кто пожертвовал бы отношениями ради работы. Я сказал, что не влюблён в него. Я солгал. И теперь… я не могу этого сделать. Мне очень жаль, и я надеюсь, что Вы найдёте кого-нибудь на это место. У меня есть несколько парней, которых я с радостью направлю к Вам, если Вы захотите.              Наступившее молчание пугает его. Но наконец Минджун говорит:              — Всё хорошо, Тэхён-ши. Я восхищаюсь тобой, ты знаешь. Ты сильный парень. Всегда нужно бороться за то, что считаешь нужным, а любовь всегда будет одной из таких вещей. Пришли мне имена этих парней, я посмотрю на них.              — С удовольствием, сэр. Спасибо.              — И… последнее.              Настороженно он произносит:              — Да?              — Я уже говорил. Ты мне нравишься, Тэхён. В тебе есть потенциал, который я не так часто встречаю. Страсть. Вот что мы сделаем. Я передам твоё имя в свои профессиональные круги и посмотрю, что из этого выйдет. Пришли мне копию твоего танцевального портфолио и резюме.              Ошеломленный услышанным, он не может не спросить:              — Подождите, правда?              — Да, правда. Я думаю, что из тебя может что-то получиться, Тэхён. Я хочу посмотреть, как ты достигнешь вершины.              — Спасибо, сэр, — тихо говорит он в полном восторге.              — Без проблем. А твой парень… ему повезло, что у него есть такой бескорыстный человек, как ты.              Тэхён оглядывается на дверь.              — Думаю, мне повезло больше. Искренне благодарю вас за всё              — Конечно. Спокойной ночи, Тэхён-ши.              — Спасибо. Вам тоже.              Он вешает трубку и несколько минут сидит на крыльце и смотрит на лужайку, шок и надежда теплятся в его душе.              Возможно, он получит настоящую работу.              Возможно, он сможет осуществить свою мечту, позаботиться о себе и одновременно любить Чонгука.              Возможно, он наконец-то получит всё, что хотел.              В груди трепещут бабочки, и он возвращается в комнату, стараясь не разбудить Чонгука, когда ложится рядом.              Но, конечно, у него не получается, потому что, как только он ложится обратно, его тут же обхватывают за талию.              — Всё в порядке?              Сердце Тэхёна бешено колотится в груди, и он гладит Чонгук по щеке.              — Всё идеально.              И он имеет это в виду, позволяя тихому сопению Чонгука и комфорту собственной кровати убаюкать его самым спокойным сном за последние годы.