You can dance in a hurricane

      На третью ночь они решают немного пошалить. К обеду у отца начинает болеть спина, и Тэхён готовит суп из говяжьих ребрышек, желая облегчить отцу состояние и порадовать его. Перед тем как начать готовить, Тэхён усаживает отца на диван, обкладывает подушками и включает на телевизоре какой-то странный ситком, которым Сынки увлекается в последнее время. Отец говорит ему, что он слишком много суетится. Он отвечает, что таким образом компенсирует месяцы отсутствия дома. Чонгук составляет компанию им, то помогая на кухне, то переключая каналы на телевизоре, когда Сынки просит об этом.              Но в конце концов, похоже, отцу надоедает копошение Тэхёна, и он требует, чтобы они ушли из дома хотя бы на несколько часов.              И хотя Тэхён не хочет никуда идти, зная, что отцу больно, он практически выталкивает их за дверь. В качестве компромисса Тэхён берёт с Ёнтана обещание приглядывать за отцом, пока они не вернутся.              — Куда поедем? — спрашивает Чонгук, когда они садятся в машину.              Тэхён скрещивает руки на груди.              — Я так старался, варил суп! Я сделал для него самый лучший подушечный форт! Я втирал эфирные масла в его плечи, что облегчить его боль. А он меня выгоняет!              Чонгук массирует ему заднюю часть шеи в знак сочувствия.              — Мне очень жаль, малыш. С другой стороны, мы можем побыть наедине несколько часов.              — Чтобы что, трахаться в машине? — фыркает он.              Пожимая плечами, Чонгук отвечает:              — Помимо всего прочего. Мы с тобой хотели завершить нашу работу на знаке «СТОП». Можем заняться этим, а потом пойти поесть, где ты захочешь, раз уж нам не досталось того супа. Хотя он пах очень вкусно.              Слегка успокоившись, он бормочет:              — Спасибо.              — Я не знал, что ты умеешь готовить, — добавляя Чонгук, все еще ослабляя напряжение между лопатками.              Болезненные воспоминания грозят захватить Тэхёна, но он борется с ними. Он хочет быть откровенным с Чонгуком. Он хочет, чтобы Чонгук знал про него все, даже болезненные моменты.              — Мне пришлось быстро научиться. Мама больше не могла готовить. Некоторые ночи она проводила в больнице. Но в те ночи, когда она была дома, она была слишком слаба, чтобы делать что-либо. Папа был в шоке. И не особо разговаривал. Я готовил все наши ужины на протяжении года.              На лице Чонгука пробегает понимание.              — Вот почему ты всегда спешил домой перед ужином и не позволял мне приходить.              Он вздрагивает от горечи воспоминаний.              — Да. Вот почему.              Он позволяет этой горечи охватить его, а через несколько секунд отправляет её обратно туда, где она не будет ему мешать.              — А когда она… когда она умерла, остались только мы. И знаешь, он всегда готовил для нас. Но он больше не мог этого делать. Он едва мог подняться со стула. Так что это делал я. Я следил за тем, чтобы он был сыт, чтобы он заботился о себе, чтобы он вовремя приходил на работу. Иногда он не вставал с постели. Приходилось поднимать его, уговаривать одеться, помогать бриться… а потом он заболел.              — У тебя не было времени на восстановление, — мягко говорит Чонгук.              Тэхён медленно качает головой.              — Нет.              — Ты должен был быть сильным, потому что никто другой не мог этого сделать.              Пауза. Он кивает.              — Да.              — Малыш, — вздыхает Чонгук, притягивая Тэхёна к себе, чтобы поцеловать его в макушку. — Боже, я не могу себе представить.              — Да, можешь, — не соглашается он, собираясь с силами, чтобы не быть эмоционально разбитым во время их отпуска. — Ты сам прошёл через весь этот бред с тем, что ты недостаточно хорош. Но ты никогда не говоришь об этом. Я говорю об этом постоянно.              — Если под «постоянно» ты подразумеваешь два раза, то да, Тэ, ты говоришь об этом постоянно.              Тэхён поворачивается, чтобы посмотреть на Чонгука, не ожидая услышать в его голосе столько яда.              — Что тебя так задело?              — Я, — Чонгук хмурит брови, и на его лице образуется милая хмурая улыбка. — Я не знаю.              — Не хочешь рассказать мне о своей травме из-за молочных коктейлей?              Чонгук колеблется.              — А я должен?              — Ну, я не собираюсь, например, привязывать тебя к стулу и сидеть на тебе, пока ты не признаешься, но если ты захочешь поговорить, я буду рядом.              — Потом, ладно? — просит Чонгук, и Тэхён не собирается спорить.              — Ладно. С тобой неинтересно. Пойдём, выпьём по стаканчику молочного коктейля и займёмся вандализмом.              — Да, чёрт возьми, будем подростками-беспредельщиками, которыми мы всегда должны были быть! — кричит Чонгук, выезжая со двора задним ходом на проезжую часть.              Тэхён, хмыкая, напоминает ему:              — Детка, нам ещё двадцать.              — Не надо мне тут твоей этой логики, это чушь собачья.              — Ты — чушь собачья, — парирует он.              — Твоя задница — чушь собачья, — говорит Чонгук.              Тэхён цокает:              — Неправильный ответ, Чон. Ты любишь мою задницу.              Он видит, как Чонгук балансирует между своей потребностью победить в этом «споре» и потребностью сделать ему комплимент. Тэхён, честно говоря, немного удивляется, когда Чон выбирает последнее.              — Ах, чёрт, ты прав. Похоже, я проиграл.              — Возьми свои слова обратно, — тут же просит Тэхён. — Мне не нравится, когда ты просто сдаёшься.              — Очень жаль. Я никогда не выиграю у задницы Ким Тэхёна.              До конца поездки они так и спорят, пока Чонгук не останавливается на парковке перед кафе-мороженым, о котором они вспоминали в начале недели.              — Ты уверен, что не хочешь поговорить о своей травме? — снова интересуется Тэхён, когда они сидят за столом с большими стаканами клубнично-бананового коктейля перед ними. К сожалению, владелец магазина, с которым они были знакомы всю жизнь, ушёл на пенсию, а новая девушка за прилавком просто не умела делать коктейли так, как раньше. Тем не менее, молочный коктейль и в Африке молочный коктейль, поэтому Тэхён не может жаловаться на отсутствие вкуса детства.              Чонгук пытается окинуть его грозным взглядом, но у него ничего не выходит: розовая соломинка между губами полностью портит эффект серьёзности для Тэхёна.              Понимая, что так ничего не получится, Тэ пробует снова:              — Знаешь, было бы неплохо. Поговорить с кем-нибудь. И я с радостью стану этим кем-то, ведь я болтаю без умолку.              Тэхёну не хочется быть единственным, кто обнажает свою душу и её потёмки.              — Или вообще не разговариваешь, — добавляет Чонгук, очевидно, имея в виду многочисленные случаи, когда Тэхён замолкал и игнорировал.              Это быстро заставляет Тэхёна стихнуть.              Вздыхая, Чонгук вынимает соломинку изо рта и откидывается на спинку стула.              — Ладно, хорошо. Но я расскажу об этом только потому, что не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки. Справедливо?              Тэхён быстро кивает и подаётся вперёд, чтобы показать, что внимательно слушает.              Шутливо качая головой на насмешливый восторг Тэхёна, Чонгук приступает к делу.              — Я знал, что они расстанутся. Мы с тобой… ну, мы всегда говорили об этом. Шутили, правда. В те несколько раз, что ты был у меня, я помню, ты всегда удивлялся тому, что эти двое живут под одной крышей, не говоря уже о том, что у них есть общий ребенок. Но они как-то сделали это. Это странно, потому что у меня хорошие воспоминания о них с детства, понимаешь? Например, я до сих пор помню, как он улыбался. Его улыбка была похожа на мою, большая и глупая…              — Мне нравится твоя улыбка, — прерывает его Тэхён, делая большой глоток молочного коктейля, чтобы показать, что Чонгук может продолжать.              Выражение лица Чонгука заметно смягчается, и на лице появляется маленькая улыбка.              — Спасибо. Мне тоже нравится твоя улыбка.              — Так или иначе? — подбодрил Тэхён Чонгука, не обращая внимания на то, как разгораются его щёки от искреннего, не связанного с сексом комплимента.              — В любом случае, они были счастливы. Мы все были счастливы в течение нескольких лет. А потом, я точно не знаю, что произошло. Наверное, отца избрали на государственную должность, и это всё изменило. Когда он был прокурором, да, он много работал, но всегда возвращался домой, и когда он выигрывал дело, мы устраивали большие посиделки, чтобы помочь ему снять стресс. Но когда он занял пост, всё наложилось одно на другое, я думаю, и он стал редко приходить домой. Моя мама тоже стала реже приходить домой. Они оба завели романы — он с моей мачехой, а она с игровыми автоматами и прокуренными карточными столами.              — Подожди, твоя мама стала играть в азартные игры? — Тэхён потрясённо восклицает.              Чонгук фыркает.              — Она бралась за всё, что, по её мнению, могло заставить отца снова обратить на неё внимание. Она думала, что если опустошит его банковские счета, то он наконец-то начнет обращать на неё внимание. Как будто это могло сработать. Он просто заводил новый счет, переводил на него деньги и ждал, когда старый иссякнет. У них это хорошо получалось. Избегать друг друга. Если она знала, что он возвращается домой, она придумывала отговорку, будто ей нужно пройтись по магазинам или она забыла что-то у подруги, и уходила. Это не имело никакого смысла, потому что она так отчаянно хотела его внимания, но была слишком упряма, чтобы просто потребовать его. Они перестали обращать внимание друг на друга, что уж говорить обо мне.              Тэхён кивает, испытывая сочувствие. Он достаточно часто бывал у них дома, в их огромном и тихом доме, и ни разу не видел его родителей, чтобы понять, как их отношения могли повлиять на детство Чонгука. Изредка лишь сталкивался с отцом Чона.              — В конце концов, когда мне исполнилось пятнадцать лет, он перестал даже пытаться делать вид, что у него нет романа. — В глазах Чонгука зажигается что-то мрачное. — Она спросила его об этом прямо во время ужина. Спросила, не изменяет ли он ей после того, как его не было дома пять дней. И знаешь, что он ответил?              Тэхён боится услышать ответ, но должен его услышать.              — Что?              Чонгук горько улыбается, помешивая молочный коктейль трубочкой.       — Он сказал: «Очевидно». А потом у него хватило наглости посмеяться над ней. И знаешь, что тогда произошло?              Он больше не хочет знать.              Медленно он качает головой.              — Она встала, помыла посуду и легла спать.              Сердце Тэхёна разрывается от боли, ведь он был свидетелем каждого несчастного момента, когда отношения родителей Чонгука сгорали в огне.              — О, малыш, мне так жаль.              Он не знает, что ещё может сказать. Но он протягивает руку, и после секундного колебания Чонгук берёт его ладонь в свою, переплетая их пальцы на маленьком круглом столике.              Пожимая плечами, Гук заканчивает свой рассказ:              — Документы на развод были оформлены на следующий день. Однако очень долго длились споры по поводу вещей.              Тэхён наблюдает, как горечь Чонгука перерастает в откровенную злость.       — Она хотела забрать хороший фарфор, индонезийскую живопись, керамику эпохи Корё, кресла в гостиной с мягкой обивкой… — Чонгук с отвращением закатывает глаза. — Я могу продолжать вечность. Суть в том, что они каждый день спорили из-за глупых, ничего не значащих вещей. Но…              Он заминается, явно не желая показаться капризным.              Но Тэхён его понимает.              — Но она ни разу не говорила о тебе, — заканчивает он за него. — И ни разу не вернулась.              Чонгук сглатывает, не отрывая взгляда от стола — верный признак того, что Тэхён прав.              — Ты можешь расстраиваться из-за этого, Чонгуки, — пытается вразумить его Тэхён. — Я бы расстроился. Честно говоря, на твоём месте я бы стал кошмаром. Думаешь, я сейчас плохо себя веду? А представь, что к этому добавилось бы ещё и серьезное пренебрежение со стороны родителей и эмоциональное насилие. Я не могу объяснить тебе, как невероятно впечатлен тем, какой ты сейчас. Ты самый милый парень из всех, кого я знаю, ты знаешь это? Такой милый. Слишком милый для этого мира, но миру нужны такие люди, как ты. Иначе не в нём не осталось бы никакого добра. А ты всё это время хранил в своем сердце столько чертовой доброты, хотя любой другой давно бы уже отказался от неё в пользу безопасного цинизма. Так что да, ты имеешь право расстраиваться. Я думаю, ты это заслужил.              Чонгук благодарно улыбается и сжимает ладонь Тэхёна.              — Спасибо. Я не считаю себя «милым» или «хорошим», но когда ты так говоришь, с этим невозможно спорить. И я уже побыл в расстроенных чувствах. Я больше не хочу расстраиваться. Я скучаю по ней, конечно. Но такова жизнь. Люди надолго задерживаются в твоей жизни, а потом уходят. И вдруг возникает пустота, словно недостающий кусочек пазла, который тихонько болит, пока этого человека не забудут или не появится тот, кто заполнит эту пустоту… — Поднимая взгляд, он обращается непосредственно к Тэхёну, и тот чувствует каждое слово, понимает, потому что его собственная недостающая часть наконец-то была восстановлена спустя годы. — Мне надоело расстраиваться. Мне хочется думать, что я готов жить дальше. Я не держу зла на свою мать. Я уже простил свою мачеху. А вот отца я, наверное, никогда не прощу. Возможно, так и должно было случиться.              Отпустить ситуацию. Трудно. Болезненно. Но не невозможно. И необходимо.       Тэхёну самому нужно поработать над этим. Он умеет держать обиду в себе лучше, чем кто бы то ни было, и в последние несколько месяцев он с болью осознаёт этот факт. И ему стоит начать. Потихоньку. С чего-то лёгкого и совершенно глупого, что и не было достойным его обиды. Он отпустил обиду на Чонгука. Отпустил свою горечь по поводу эмоциональной замкнутости отца, когда Тэхён нуждался в нём больше всего одиночестве. Если он смог это сделать, значит, сможет и дальше, верно? Он может простить Чимина за то, что того не было рядом, когда он был ему нужен, наконец-то признавая тот факт, что и его так же не было рядом с Чимином. Он может простить Хосока за то, что тот выбрал его в друзья только для того, чтобы быть ближе к Чимину, но всё же с течением времени они стали лучшими друзьями. Он может простить Хван за то, что она не вступилась за него, когда его репутация разрушалась, потому что вместо того, чтобы помочь самому себе, он начал язвить. Может быть, ему стоит поработать над тем, чтобы простить себя за то, что взвалил на себя ответственность за смерть матери.              На это потребуется время.              Но он сделает всё возможное.              — Ну вот, опять ты за своё, — подмечает Чонгук. — Ты о чём-то думаешь. О чём-то великом. Должен ли я готовиться к предстоящему «Эй, Чонгук?», которое не перестаёт меня тревожить?              Понимая, что эти слова были готовы сорваться с губ, он произносит:              — Может быть.              Чонгук выпрямляет спину, стряхивает пыль со штанов, делает ещё один глоток молочного коктейля, проводит пальцами по волосам и выдыхает:              — Давай, я готов.              Стараясь не рассмеяться над тем, как нелепо выглядит его парень — о, чёрт, его парень, к этому нужно привыкнуть — он негромко спрашивает:       — Эй, Чонгук?              — Да?              — Как ты думаешь, это возможно? Простить людей, которые, по твоему мнению, этого не заслуживают?              Он говорит о себе. Ему интересно, поймёт ли это Чонгук.              Чонгук на мгновение задумывается над этим вопросом и придвигает свой молочный коктейль в сторону Тэхёна, чтобы тот мог сделать глоток.              — Почему же тогда ты хочешь их простить? Если они этого не заслуживают?              — Потому что будет только больнее, если я буду продолжать винить их. Даже если они сделали что-то не так.              Хмурясь, Чонгук спрашивает:              — Ты говоришь о Чимине?              Тэхён качает головой, хотя его слова вполне можно было применить и к нему.              — Я не собираюсь говорить тебе, о ком я говорю, потому что это может изменить твой ответ.              Чонгук продолжает.              — Я думаю, что ты должен простить только тех, кого хочешь простить. Даже если ты всё ещё считаешь, что они поступили неправильно. Прощение — это выбор. Есть разница между тем, чтобы простить кого-то и позволить ему уйти от ответственности за причиненную тебе боль. Ты можешь простить кого-то, не забывая о том, что он сделал. В этом есть логика?              Наверное? В контексте его ситуации он, честно говоря, не особо уверен. Но он понимает, что хотел сказать Чонгук.              — Да, есть.              — Я не хочу, чтобы ты волновался, Тэхёни, — тихо говорит Чонгук, как будто считая свои слова эгоистичными. — Делай то, что считаешь нужным.              — А ты сам прислушаешься к своему совету в этот раз?              Тэхён не мог не спросить.              Чонгук кусает себя за внутреннюю сторону щеку.              — Может быть.              Тэ хочет продолжить разговор, но над дверью звякает маленький серебряный колокольчик, сообщая о приходе очередного клиента и невольно привлекая его внимание.              И тот, кто сейчас заходит в кафе, вызывает в Тэхёне такую сильную злость, что он прямо сейчас готов плюнуть этому человеку в лицо.              Мальчик, а теперь уже мужчина, сразу же останавливается, замечая их, тонкие брови удивленно взлетают вверх, а на его лице появляется ухмылка.              — Я попал в прошлое? — ядовито выплёвывает он, делая шаг к их столику. — Ведь, если я не ошибаюсь, прямо сейчас передо мной сидят Чон Чонгук и Ким Тэхён и ведут себя как две влюбленные школьницы в их любимом месте для перепихона.              Тэхён заставляет себя сдержать гнев, хотя кровь закипает в жилах от его нелепого предположения об их любимом месте.              Тем не менее, он старается быть вежливым.       — Чжэён, — произносит он, хотя по телу пробегает холодок, когда он вспоминает, как Чжэён разбил ему нос. Он переводит взгляд на Чонгука и удивляется тому, что тот так расслаблен и спокоен, продолжает держать Тэхёна за руку.              Ему стоит убрать свою ладонь.              Но как только он пытается вывернуть запястье, Чонгук крепче сжимает пальцы Тэхёна в своих.              — Я думал, вы уехали из города, — замечает Чжэён. — Слишком хороши, чтобы болтаться по нашему маленькому дерьмовому району. Продолжая говорить, он берёт молочный коктейль с их столика и пьёт, изучая его содержимое. — О, посмотрите-ка. Фруктовый и розовый. Почти такой же сказочный, как вы оба. Старый добрый Чонгук раньше хотя бы пытался притворяться, что он не разочарование для своей семьи, но…              С разочарованным вздохом Чжэён опрокидывает стакан, выливая остатки коктейля на колени Тэхёна.              — Маленький Тэхёни никогда не мог скрыть радужный свет, льющийся из его задницы.              Как ни странно, всё, о чём Тэхен может думать, это о том, как чертовски холодно его члену, молочный коктейль с каждой секундой сильнее впитывается в ткань его брюк.              Чжэён не знает, что Тэхён уже не тот застенчивый мальчик, над которым он издевался годами.              Вместо этого Тэ невозмутимо смотрит на него, даже когда чувствует, как Чонгук сжимает его руку крепче.              — К счастью, — начинает Тэхён, зачерпнув пальцем немного молочного коктейля. — Розовый всегда был моим цветом. Иначе я бы немного разозлился из-за твоего невероятно грубого жеста.              Пожимая плечами, он облизывает палец.              — Что мне кажется более интересным, так это то, что, во-первых, ты всё ещё здесь. Во-вторых, ты всё ещё незрелый засранец. И в-третьих, почему ты думаешь, что нам есть дело до твоего мнения о нас. — Заискивающе улыбаясь, он добавляет:              — На самом деле, очень мило, как сильно ты хочешь получить немного внимания. Это то, что психотерапевты обычно называют криком о помощи. Я знаю, я был у нескольких. Если хочешь, я могу направить тебя к одному. Я знаю одного парня, который специализируется на внутренней гомофобии и управлении гневом.              Сужая глаза, Чжэён огрызается:              — Что, чёрт возьми, ты подразумеваешь под этим?              Тэхён указывает на себя пальцем.              — Я? О, заюш, я ничего не подразумеваю. Но я думаю, что у тебя есть парочка извилин. Не стесняйся, используй их.              Он знает, почему Чонгук молчит. Он слишком добрый для такого. Слишком хороший, чтобы заставлять своего бывшего друга, каким бы отвратительным он ни был, чувствовать себя дерьмом из-за мелочных словесных игр. Если только этим человеком не был он сам, что, по его мнению, делало его особенным.              Однако Тэхён не против такого рода игр.              — Ой, вы только посмотрите на это! — Чжэён смеётся, пытаясь вернуть контроль над собой. — Тэхёни наконец-то научился использовать свои слова как большой мальчик.              — Просто скажи, что всегда хотел меня трахнуть, и уходи, — вздыхает Тэхён, которому начинает надоедать эта словесная перепалка, и он поскорее хочет поставить этого придурка на место. А если серьезно, то у него сейчас член отвалится.              Худенькое лицо Чжэёна краснее, он задыхается от ярости.              — Ну ты, блять, даёшь, Ким.              Тэхён ехидно усмехается.              — Я дал многим счастливчикам привилегию трахаться со мной, и даже в самом худшем из моих перепихов ты выглядишь троллем. А уж о том, как ты выглядишь рядом с моим лучшим сексом, и говорить не приходится, — воркует он, склонив голову к Чонгуку, намекая. — Не думаю, что твоё хрупкое эго это выдержит.              Не успевает он опомниться, как его поднимают на ноги, и клубнично-банановый молочный коктейль с коленей проливается на пол. Чжэён хватает его за воротник. Они стоят нос к носу, мужчина смотрит на него с неприкрытой яростью.              Он слышит скрежет стула Чонгука по полу, но не хочет, чтобы тот вмешивался в это дело.              — Что ты собираешься делать, здоровяк? — Тэхён издевается над Чжэёном, наслаждаясь тем, как легко его раззадорить. — Опять сломаешь мне нос? О, это покажет мне, да? Поставит меня на место, будь мне хоть какое-то дело до тебя. А по правде говоря, я ни разу не думал о тебе с тех пор, как как я покинул это место. Сердце разрывается, я знаю. Но я уверен, что ты думал обо мне. Такие мальчики, как ты… — Он приподнимает бровь и с мурлыканьем отрывает руку Чжэёна от своей рубашки. — Они всегда думают обо мне.              — Тэхён, сядь, — наконец говорит Чонгук, поднимаясь на ноги.              Тэхён, совсем не удивившись, садится за стол.              Чжэён с насмешкой спрашивает, когда Чонгук подходит к нему.              — Что, теперь ты будешь за него заступаться? Ты не мог этого сделать два года, почему ты думаешь, что сможешь сделать это сейчас?              Тэхён всегда будет удивляться спокойствию Чонгука, чье выражение лица сейчас выражало всю незаинтересованность этого мира.              — Думаю, тебе лучше уйти, если только ты не хочешь узнать, каково это, когда тебе действительно разбивают нос, — предлагает Чонгук, скрещивая руки на груди мускулистые руки. Он тоже изменился со школьных времен. — И поверь мне, я сделаю так, что ни один врач в городе не сможет восстановить то кровавое месиво, которое останется от твоего носа.              Это, похоже, немного проясняет всю серьёзность ситуации в голове Чжэёна. Он оглядывает Чонгука с ног до головы и приходит к выводу, что перед ним уже не тот человек, которого он знал. Видимо, он решает, что портить вечер этим двоим не стоит поездки в больницу, поэтому делает шаг назад.              — Плевать. Это ещё не конец. Твой папаша, когда узнает, надерёт тебе задницу, — выплёвывает Чонгуку Чжэён, уже направляясь к двери. — Может, кому-то стоит ему об этом сказать?              Снова раздаётся звон входного колокольчика, и дверь в кафе закрывается.              Чонгук остаётся стоять, глядя вслед Чжэёну, который уже давно ушел.              — Он ему не скажет, — вздыхает Тэхён, хватая салфетки со стола. — Да и с чего бы это? Они же не лучшие друзья.              Он пытается протереть салфетками мокрое пятно, сморщив нос от отчётливого запаха молочных продуктов, впитывающихся в джинсы.              — Фу, гадость. Кто, черт возьми, выливает на кого-то молочный коктейль? — жалуется он, пытаясь отвлечь Чонгука.              Это работает. Вроде как. Но затем Чонгук поворачивается и видит весь масштаб действия, от чего его гнев только усиливается.              — Надо было сломать ему челюсть, — рычит Чонгук, забирая у него салфетки и протирая ему штаны, используя воду из стакана, чтобы улучить ситуацию.              — Осторожно, кажется, я отморозил себе член.              Даже это не вызывает улыбки на лице Чонгука.              — По-моему, ты злишься больше, чем нужно. Ничего страшного не произошло. Он поступал гораздо хуже. Более того, смею сказать, что ты выиграл.              Чонгук качает головой, отбрасывая салфетки в сторону. Здесь поможет только стирка.              — Я не такой, как ты, — тихо говорит он, когда Тэхён встаёт на колени, чтобы убрать с пола пролитый коктейль.              Смутившись, он поднимает взгляд.              — Что ты имеешь в виду?              — Ты просто… смелый. Ты никогда не задумываешься о последствиях. Ты просто делаешь.              — И из-за этого я не раз попадал в неприятности, — напоминает ему Тэхён. — Мне стоит брать пример с тебя.              Чонгук собирает грязные салфетки, выбрасывает их и поднимает Тэхёна на ноги.              — Нет, не стоит. Я бы хотел быть похожим на тебя.              Они быстро извиняются перед девушкой за стойкой за весь этот переполох, но в процессе оказывается, что её и не было в зале во время перепалки.              — Хотя… — говорит Чонгук, выходя из кафе и засовывая в задний карман пластиковый нож.              Тэхён смотрит на него.              — Хотя что? — вздыхает Чонгук, снимая с себя куртку. — Обязательно было лезть к нему прямо в лицо?              Этот вопрос втайне радует его, но он никогда не скажет об этом Чонгуку. Ему интересно, как далеко он сможет зайти в своих попытках вывести Чона из себя. И каковы будут последствия, когда Гук всё же сломается.              — Ты про что?              Чонгук обвязывает свою куртку вокруг талии Тэхёна, чтобы его член не отмерз на холодном ветру.              — Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.              Тэхён отвечает, смиряясь:               — Это эффективно. Выбивает людей из колеи. Я ничего не предлагаю, но если это даёт мне то, что я хочу, то пусть будет так. Есть и худшие способы отвязаться от кого-нибудь.              Чонгук слегка качает головой, но в остальном ничего не комментирует.              Вечер опускается на улицы, и только оранжевое свечение пары фонарей и фиолетовое небо над головой освещают им путь обратно к машине.              — Итак, чем займёмся? — спрашивает, разрушая тишину, Тэхён.              — Мы закончим нашу доблестную акцию вандализма со знаком «СТОП», а потом я подумал, что мы могли бы поехать целоваться на школьной парковке.              — Сегодня нарушаем все правила, верно?              Чонгук обнимает его за плечи, прижимая к себе.              — Что-то типа этого.              К счастью, в это время на улице довольно пустынно, лишь несколько машин проезжают мимо.              — Пойдём, — говорит Тэхён, потянув Чонгука за собой. — Давай поторопимся, чтобы я мог снять штаны.              — Ублюдок здорово тебя отделал, да? — усмехается Чонгук, но с волнением подглядывает на нижнюю часть тела Кима.              — После этого я не смогу иметь детей, — совершенно серьёзно заявляет он.              — Да, все девушки, с которыми ты трахаешься, будут очень разочарованы, — фыркает Чонгук.              — Ты мог хотя бы попытаться изобразить сочувствие.              — На улице -6 градусов, и я отдал тебе свою куртку. По-моему, это чертовски сочувственно.              Тем не менее, Чонгук очень сентиментальный, поэтому вскоре обнимает его и второй рукой. Идти по улице становится немного неловко, но зато определенно теплее. Пройдя два квартала, они оказываются у долгожданного знака «СТОП». Им везёт: дорога пуста.              Тэхён усмехается, увидев их инициалы, и отходит в сторону, чтобы дать Чонгуку полный доступ.              — Не окажешь ли ты мне честь?              Но Чонгук достает из кармана пластиковый нож, берёт Тэхена за руку, и они вместе вырезают вокруг своих инициалов маленькое сердце неправильной формы. Спустя пять лет, они могут смело заявить, что закрыли этот гештальт.              — Мило, — комментирует Тэхён, получая в ответ поцелуй в лоб.              — Очень мило, — соглашается Чонгук.              Когда они идут обратно, Тэхён замечает, что Чонгук дрожит, и быстро развязывает куртку на талии и набрасывает её на плечи старшего.              — Нет, — протестует Гук, стягивая с себя куртку. — Я в порядке.              — Перестань пытаться спасти мою чёртову гордость и надень куртку. Мои джинсы уже высохли. Никаких необратимых повреждений для члена. По крайней мере, пока я их не наблюдаю.              Чонгук всё ещё пытается вернуть куртку.              — Тэхён…              — Если ты попытаешься отдать его мне, я брошу его в снег и оставлю лежать на земле.              Иногда нужно немного любви, особенно с упрямым Чон Чонгуком.                     — Ладно, — бормочет он, сдаваясь. Просунув руки обратно в рукава, он ворчливо спрашивает:              — Ну что, доволен?              Тэхён оглядывается, оценивая его.              — Очень.              Чонгук быстро сбавляет обороты, вместо этого заявляя:              — Давай, быстрее садись в машину, я чертовски сильно хочу тебя поцеловать.              — Сначала нужно доехать до места назначения, золотой мальчик, — напоминает он ему, позволяя Чонгуку тащить его за собой до самой машины.              К счастью, их старая школа находится недалеко, и на парковке нет ни одной машины. Тем не менее, Чонгук припарковывается на стоянке за центром искусств, где скучающие полицейские с наименьшей вероятностью будут «охотиться» на подростков, резвящихся в нерабочее время.              Тэхён постоянно испытывает сильные вспышки дежавю: несколько раз он тайком целовался с Чонгуком на этой парковке в поздний час. Были и другие не особо хорошие воспоминания. Но у него нет особого желания переживать их снова.              Он отстёгивает ремень безопасности и садится на колени к Чонгуку, запутываясь руками в его волосах, лихорадочно тянется за поцелуем. Он не может объяснить внезапно возникшую потребность касаться Чонгука, но знает только одно: его тело жаждет Чонгука, и, чёрт его дери, если он сейчас откажет своему телу в этом.              — Всегда такой нетерпеливый, — хмыкает Чонгук, ловит нижнюю губу Тэхёна между зубами и всасывает её, прежде чем отпустить. — Тебе бы научиться сбавлять обороты, малыш. Я никуда не уйду.              — Мм, ты так говоришь, — вздыхает он, умещаясь поудобнее. Он целует Чонгука с не меньшим рвением, проводя по его губам языком. — А потом исчезнешь, — задыхается он, отстраняясь. — Надо использовать это по максимуму.              Чонгук прижимается к его щеке и целует его в челюсть.              — Я больше никуда не уйду. Обещаю.              Через минуту после ещё нескольких глубоких поцелуев Тэхён наконец отстраняется и шепчет:              — Я тебе верю.              И он верит. Чонгук целует его с уверенностью в своих словах.              — Хорошо.              Руки Чонгука блуждают по его телу, каждое прикосновение вызывает ток по телу.              В конце концов, его ладони проскальзывают под рубашку и касаются уже голой кожи. Чонгук оглаживает его живот, поднимается к груди, касаясь каждого соска, чтобы затем снова спуститься к пупку.              — Чонгук, — хрипит он, подаваясь навстречу его прикосновениям. — Ну же, — отчаянно произносит он, поджимая губы. — Прикоснись ко мне нормально.              — Хм? — этот звук проносится вибрацией по телу, — Где ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе?              — Везде.       Ему хочется только одного — прижаться к нему и получить удовольствие, но нынешнее положение не позволяет им это сделать.              — Может, перенесём это шоу на заднее сиденье? — спрашивает Чонгук.              — Ты читаешь мои мысли.              Они как-то умудряются переместиться на заднее сиденье, не выходя из машины, и едва не застревают на консоли, потому что никак не могут друг от друга оторваться.              Чонгук откидывается спиной на сидения и вновь соединяет их губы, как только они оказываются рядом.              Тэхён удобно устраивается на бёдрах Чонгука.              Чёрт, как же ему нравится ощущать твёрдые мышцы под собой. Он тут же начинает крутить бёдрами, почти танцевать у Чонгука на коленях, забирая своими губами стон старшего. Руки Чона оборачиваются вокруг него и прижимают ближе, сминая в ладонях рубашку. Их губы и языки встречаются в поединке, горячем и быстром. Чонгук позволяет Тэхёну задать темп.              Нетерпеливые пальцы останавливаются около пуговиц на рубашке.              — Да, блять, да, — поощряет он, целуя шею Чонгука, пока тот расстёгивает ему рубашку. Ему всегда нравилось это в Чонгуке, его восхитительные перфекционистские наклонности. Особенно они приходятся кстати в тот момент, когда он одновременно целует и раздевает Тэхёна.              Чонгук проводит рукой по его груди, одним движением сбрасывая предмет одежды с плеч Кима. Тэхён отбрасывает рубашку в сторону и тихонько стонет, когда Чонгук трогает его — везде, как Тэхён и хотел: по животу, груди, позвоночнику, по бокам. Вслед за этим по телу бегут мурашки, не в силах скрывать, как сильно Чонгук влияет на него.              Дыхание учащается, когда Чонгук осыпает настойчивыми поцелуями ключицы и грудь. Ему даже удаётся привнести изысканность в свою торопливость: он проводит языком по соску, а затем осторожно кусает его.              Из горла Тэхёна вырывается громкий стон, и он путается пальцами в длинных тёмных волосах Чонгука. На мгновение машину заполняют лишь ровный рокот радио, влажный звук прижавшегося к нему рта Чонгука и его собственные слабые стоны.              Наконец, Чонгук сжаливается над ним и поцелуями проводит по горлу прежде, чем снова соединить их губы.              Тэхёну хочется услышать и Чонгука тоже. Крепко вцепившись в волосы Чонгука, он снова двигает бёдрами, всё сильнее и требовательнее, создавая между ними приятное трение.              Чонгук дышит ему в рот, лаская заднюю поверхность его бедер и задницу поощряя каждое движение. Оба сильно возбуждены.              Однако, несмотря на место и тематику их отдыха, Тэхён не особенно заинтересован в том, чтобы кончить в джинсы, как подросток.              — Назови мне хоть одну причину, чтобы я снял эти чёртовы штаны, — хрипит Тэхён, а его руки уже оттягивают низ белой футболки Чонгука.              Пальцы Чонгука уже были на пуговице его джинсов.              — Как насчёт того, что какой-то придурок пролил на них молочный коктейль, и нам нужно проверить твой член на наличие… как ты там говорил?              — Обморожение, — тут же отвечает Тэхён, проводя пальцем по рельефным линиям живота старшего.              — Точно, — соглашается Чонгук, расстегивая пуговицу на джинсах Кима. — Обморожение.              Он стягивает джинсы, как раз в тот момент, когда Тэхён снимает с него футболку. Они смеются и отстраняются, чтобы избавиться от одежды.              Чонгук смотрит на него и приподнимает бровь, замечая:              — Ты когда-нибудь носишь что-то кроме кружевных трусиков?              У Тэхёна уже текут слюни лишь от одного вида голого торса Чонгука, но он собирается с силами и отвечает:              — Треть моего чемодана занимает кружево. Оно используется только для хорошего дела.              — Лучше надейся, что твой отец не будет копаться в твоих вещах, — со смехом возражает Чонгук, невинно улыбаясь своими милыми ласковыми глазками.              Однако он тут же разрушает свой невинный образ, хватая Тэхёна за задницу, сжимая и восхищаясь тем, как лавандовое кружево выделяется на фоне его золотистой кожи.              — Уверен, что видел их на полу в общежитии Сокджина, — продолжал Чон, проводя пальцем по кружеву.              Тэхён откликается на его прикосновение и вскидывает бёдра навстречу его руке.              — Скорее всего, видел. Эти ему нравились больше всего.              Движения Чонгука становятся более смелыми, он играется с маленьким белым бантиком спереди, легко поглаживая стояк Тэхёна двумя пальцами, и ухмыляется, глядя, как Тэхён выгибает бедра в погоне за фрикцией.              — Мне больше нравятся розовые трусики, — решает он. — Но черно-красный комплект, безусловно, самый сексуальный.              — Черно-красный? — с любопытством повторяет Тэхён. Он не помнит, чтобы надевал такой для Чонгука.              — В тот вечер, когда я забрал тебя из клуба. То, что на тебе было надето, было, наверное, самым сексуальным, что я когда-либо видел.              Тэхён на мгновение задумывается, а потом вспоминает.              — О, — наклонившись вперёд, Тэхён обхватывает Чонгука за шею и шепчет ему на ухо:              — Тебе нравились все эти ошейники и цепи на мне? Это немного извращенно, хён, не находишь?              Не дожидаясь ответа, он засасывает мочку уха Чонгука, а потом спускается поцелуями вниз по челюсти, медленно проводя руками по груди Гука.              — Ты немного извращенец, малыш, — выдыхает Чонгук в ответ, позволяя Тэхёну затянуть его в грязный поцелуй.              Он хмыкает, соглашаясь с ним, наслаждаясь тем, как грубая ткань джинс Чонгука трётся о его член, обтянутый кружевом.              Пальцами Чонгук подцепляет трусики и слегка оттягивает, не прекращая при этом оставлять засосы на шее Тэхёна. Удовольствие растекается по венам Тэхёна, тяжелое и блаженное, когда Чонгук обхватывает его рукой. Он слегка приоткрывает глаза, чтобы насладиться ощущениями, но замирает, замечая свет фар другой машины, приближающейся к ним              — Чёрт! — шипит он, усаживаясь обратно на колени Чонгука. — Машина подъезжает. Похоже, это какой-то полицейский.              Чонгук оглядывается и чертыхается.              — Твою мать!              Чонгук, торопясь, помогает натянуть джинсы обратно на Тэхёна, а Тэ надевает на него футболку.              Кто-то из них должен взять вину на себя.              — Спрячься под сиденьями, — говорит Тэ, плавно опускаясь на водительское место. — Позволь мне всё уладить.              Автомобиль равняется с машиной Чонгука, и теперь точно — это полиция.              Тэхён спокойно укладывает волосы, хотя скрыть румянец на щеках и засосы на шее не представляется возможным.              Через несколько минут в окно стучат.              Нацепив самую красивую улыбку, которая всегда ослепляет всех его клиентов, Тэхён открывает окно и высовывается наружу, подставляя локоть, чтобы упереться подбородком об него, и оказывается лицом к лицу с очень недовольным пожилым мужчиной. Это явно не первый его разговор за этот вечер. Блокнот с ручкой и фонарик крепко зажаты у него в руках, предупреждая о возможности реальных последствий.              У него сейчас нет денег, чтобы откупиться от штрафа.              — Какие-то проблемы, офицер? — невинно интересуется он.              Мужчина выгибает брови, между которыми от возраста образовалась постоянная складка. Только тут Тэхён понимает, что забыл застегнуть пуговицы на собственной рубашке, оставшейся висеть на теле.              — Тебе действительно стоит поверить, что у тебя проблемы, пацан. Нельзя парковаться на территории школы в нерабочее время.              Он обращает внимание на отсутствие обручального кольца на пальце мужчины. Судя по его помятой форме, расстегнутой в неположенных местах, и слабому запаху сигаретного дыма и кофе, в жизни этого офицера нет любимой женщины или любимого мужчины.              — О, простите, — офицер опирается предплечьем на оконную раму, кулаком задевая локоть Тэхёна. — Я здесь раньше учился, — поясняет он, поднимая вторую руку, чтобы ухватиться.              — Правда, я не знал. Глупый я.              Однако офицер на эту ложь не ведётся.              — Если ты учился здесь, то должен знать правила.              Тэхён глупо хихикает, проводя пальцами по руке мужчины.              — Прошло несколько лет.              Намек на то, что Тэхён совершеннолетний. Неважно, был ли офицер натуралом. Тэхён уверен в своём обаянии, ведь до этого он поставил на колени немало натуралов.              — Мне очень жаль, сэр.              Взгляд мужчины опускается на пальцы Тэхёна, а затем снова поднимается к его лицу, встречаясь с хитрыми взглядом Кима.              — Сожаление не оправдывает вторжения, — заявляет офицер, как будто внутренне декламируя кодекс поведения полицейского.              Чувствуя упорство, Тэхён наклоняется к нему и вздыхает:              — Есть ли какое-то наказание за первое нарушение?»              В глубине души он задаётся вопросом, что думает Чонгук о его маленькой игре. Не злит ли она его.              Тэхён надеется, что да.              Кроме того, даже если этот офицер придерживается своих моральных принципов, у Тэхёна есть неплохие шансы сделать ситуацию настолько некомфортной, что они отделаются лишь предупреждением.              При этих словах офицер напрягается и сжимает блокнот в руке, которую в данный момент продолжает трогать Тэхён.              — Я не возражаю, — говорит Тэ, в его глазах сияет восторг. — Это моя вина.              В голосе офицера появляются нотки самообладания:              — Не думай, что я не знаю, чем здесь занимаются такие парни, как ты. Наверняка твой парень успел уехать, не так ли?              Тэхён убирает руку с предплечья мужчины и заправляет прядь своих волос за ухо.              Жаль, что Чонгук не видит этого. Тэхён хочет увидеть, как закипает его кровь.              — Спорный момент, — мурлычет он. — Вы накажете меня, если я скажу «да»? Потому что я могу сказать «нет» и пощадить вашу фантазию, сэр. Не хочу, чтобы у вас в голове были картинки.              Ноздри мужчины раздуваются, и он потрясенно моргает. То, как он прижимается к машине, не ускользает от внимания Тэхёна.              — Достаточно.              Голос офицера грубый, но отрывистый.              — Предупреждение. Я оставлю это как предупреждение. Больше здесь не появляйся.       Тэхён ярко улыбается.              — Большое спасибо, сэр! Приятного вечера!              Офицер возвращается к своему автомобилю, коротко кивает Тэхёну и выезжает с парковки.              Тэхён разворачивается и подмечает:              — Думаю, всё прошло хорошо.              К его удивлению, Чонгук сидит на сидении, скрестив широкие руки на ещё более широкой груди, а в его глазах бушует буря, близкая к абсолютной ярости, и Тэхён никогда не видел его таким.              — Чонгук?              — Молчи.              Это слово обжигает своим холодом.              — Пересаживайся на пассажирское.              Недоумевая, все ещё в состоянии возбуждения, но уже с некоторым нетерпением ожидая, к чему это приведёт, Тэхён выходит из машины и огибает её, пересаживаясь на пассажирское сиденье, а Чонгук занимает место, которое он только что освободил.              Чонгук молча ведёт машину, увозя его бог знает куда.              Напряжение так велико, что дыхание спирает. Состояние Чонгука впервые пугает Тэхёна.              Ему нравится играть с Чонгуком. И по большей части Чонгук всегда ему подыгрывал, сжимая зубы и держа язык за зубами. Как именно ему это удавалось, Тэхён понятия не имел, но ему было любопытно. Как далеко он сможет зайти? Он работал над этим всю неделю, но сегодня, флиртуя с полицейским, чтобы обеспечить их безоблачное будущее в виде отсутствия штрафа, у него получилось всё же превысить лимит дозволенного.              Чем ближе они подъезжают, тем больше Тэхён начинает различать окружающую обстановку даже в сгущающихся сумерках.              Он точно знает, куда они едут.              Если отъехать немного от города, то там будет дорога, ведущая через несколько поросших светлым лесом холмов, скрытых от посторонних глаз.              Сюда они обычно приезжали, чтобы целоваться.              Чонгук паркуется немного в стороне от дороги, на гребне холма за деревьями.              — Выходи из машины.              От ярости и властности, звучащих в его голосе, по телу пробегает дрожь.              Тэхён спешит подчиниться, отстегивает ремень безопасности и встречает Чонгука у капота. Чон оставляет фары включёнными. Его глаза горят безумным огнём.              — Что…              — Наклонись.              — Детка, почему…              Ладонь зарывается ему в волосы, а другая давит на позвоночник, прижимая его щеку к капоту машины в позе, очень напоминающей их первый раз.              Тэхён неосознанно прижимается к металлу, внезапно чувствуя себя весьма уязвимым из-за рук Чонгука на его теле.              — Я не в настроении заниматься ерундой, но мне нужен цвет.              Даже когда Чонгук бесится, он всё равно интересуется состоянием Тэхёна.              — Зелёный, — заверяет его Тэхён.              — Ты знаешь, почему мы здесь? — спрашивает Чонгук со смертельным спокойствием.              — Потому что на прошлой неделе ты изъявил желание трахнуть меня на капоте?              Чонгук резко дёргает его за волосы — сильно — и Тэхён хватает губами воздух от неожиданности.              — Неправильный ответ, Тэхён-а. Но не трать свое дыхание. Позволь хёну рассказать тебе, зачем мы здесь.              О, блять.              — Мы здесь потому, что ты шлюха.              Эти слова отзываются в нём странным удовлетворением.              — Я много думал об этом. Я позволял тебе проворачивать такое тысячу раз по тысяче разных причин. Во-первых, потому что я просто списывал это на твой характер. Во-вторых, из-за твоей работы. В-третьих, потому что я, в целом, довольно снисходительный и спокойный человек. Я мог бы продолжать. Но потом я кое-что понял. Хочешь услышать, что именно, Тэхён-а?              О, да.              — Что? — хрипит он, капот запотевает из-за его горячего дыхания. К счастью, работающий двигатель машины не даёт ему замерзнуть, иначе он бы отморозил себе задницу.              Он чувствует, как Чонгук загоняет его в ловушку, когда накрывает его своим телом сверху.              — Мне кажется, ты делаешь это специально. Ведёшь себя как шлюха, чтобы посмотреть на мою реакцию. Разве не так?              Он не смог бы протестовать, даже если бы захотел.              — Да, — признается он. — А что? Ты собираешься что-то с этим делать?              — Ты хочешь, чтобы я что-то с этим сделал, — рычит Чонгук, отстраняясь. Тэхён почти ноет от потери контакта, не заботясь о том, как жалко это звучит. — Я не в том настроении, чтобы давать тебе всё, что ты хочешь. Видишь ли, с меня хватит, Тэхён. Мне надоело смотреть, что ты ведёшь себя, как шлюха.              Чёрт, как же сладко становится от этих слов.              — Я больше не буду, — обещает он, слегка выгибая спину.              Умелые руки расстёгивают молнию и стягивают джинсы, открывая вид на задницу в лавандовых трусиках, которые совершенно не спасают от холодного зимнего ветра. Резкий шлепок приходится по ягодице, и с губ Тэхёна срывается стон.              — Ты уже, блять, говорил это и в прошлый раз, — злится Чонгук.              О, он вне себя от ярости.              — На этот раз я серьёзно, — обещает Тэхён.              Ещё один шлепок заставляет Тэхёна проехаться вверх по капоту, на кончике языка застывает ругательство.              — Нет, это не так. Но теперь ты будешь серьёзным.              Что-то в этом обещании расплавляет Тэхёна.              Он поворачивается, карие глаза широко раскрываются, встречаясь с пылающими темными глазами Чонгука.              — Накажи меня. Я заслужил это.              — О, теперь ты так думаешь, да? — Чонгук насмехается, поглаживая краснеющую кожу, а затем резко отводя руку назад. Третий шлепок оказывается самым сильным, и Тэхён громко стонет, наслаждаясь болью.              — Считай за меня, Тэхён-а.              — Три. — Он старается не выдать дрожь в своём голосе и молится, чтобы Чонгук не заставил его начать считать сначала.              — Посмотри на себя, ты уже научился слушать.              Ещё один шлепок, на этот раз по левой ягодице.              — Чёрт. Четыре.              Чонгук запускает вторую руку в брюнетистые кудри Тэхёна, оттягивает его за волосы, и боль снова расплывается по телу.              — Пять, — задыхается Тэхён.              — Громче, блять, — шипит Чонгук. — Только не говори, что это твой максимум.              Он никогда не видел его таким. Были задатки, но никогда вживую.              — Я хочу, чтобы тебя слышали с той стороны холмов.              От этих слов по телу Тэхёну бежит горячая дрожь. Он чувствует, как намокает ткань трусиков, а член — тяжёлый и налитый кровью — выглядывает из-под ткани, и его головка иногда соприкасается с холодной поверхностью машины.              — Пять! — громче повторяет он.              Чонгук не хвалит его, что отличается от его обычного мягкого и заботливого поведения. Вместо этого Тэхён чувствует, как грубые зубы впиваются ему в спину, прямо над изгибом задницы, как будто Чонгук оставляет на нём клеймо. Укус он подкрепляет очередным безжалостным шлепком.              — Шесть!              Тэхёна уже почти лихорадит, он опьянен тем, как Чонгук умел играть с ним, и непреодолимое желание быть наказанным и разрушенным полностью поглощает Кима.              Седьмой шлепок заставляет Тэхёна подскочить на капоте и, всхлипывая, произнести цифру. Чонгук снова кусает его, на этот раз за ягодицу, и в глазах Тэхёна собираются слёзы от боли, унижения и наслаждения. Чонгук словно выплёскивает на его заднице все годы разочарования и злости, которые Ким заставил его испытать.              — Ещё три шлепка и никаких жалоб, понял? Сможешь справиться?              — Конечно, блять, справлюсь, — выдаёт Тэхён, прижимаясь задницей к ждущей ладони Чонгука.              Чонгук щёлкает языком, и от этого звука у Тэхёна начинают трястись руки, но он не не предпринимает попыток отказаться от своего язвительного ответа. Он хочет, чтобы Чонгук разобрал его на части и полностью уничтожил. Всё, что ему нужно для этого сделать, — это довести его до предела.              И вдруг он чувствует чужие руки на своей шее. Не сильное, но достаточно ощутимое.              Предупреждение.              Обещание.              — Цвет, — приказывает Чонгук, и его гнев превращается в нечто ещё более опасное.              — Неоновый зеленый, — шепчет Тэхён, вдох удовольствия не успевает вырваться из горла, потому что Чонгук крепче сжимает его шею.              Боже, как давно он хотел попробовать это. И вот, наконец, он понимает, почему вокруг удушения такая шумиха.              От ощущений у него кружится голова, и он, задыхаясь, выдыхает, когда восьмой шлепок приходится по бедру.              Чонгук не пытается его задушить или что-то в этом роде. Нет, это умелое давление на нужные участки горла, достаточное для того, чтобы у Тэхёна перед глазами летали звёздочки от экстаза.              Как будто Чонгук изучал этот вопрос после того, как Тэхён впервые заговорил об этом.              И всё же самый важный аспект удушья, который заставляет его сходить с ума, — обмен силой, и это каскадом обрушивается на него, когда он пытается вырвать из своего горла клокочущее:              — Д-девять.              Жизнь Тэхёна сейчас буквально в руках Чонгука. И это сознание дарит ещё большее удовольствие.              Чонгук слегка разжимает руку, чтобы Тэхён смог сделать короткий вдох.              — Последний, — предупреждает он. — Я хочу услышать, как ты кричишь.              Он судорожно кивает, снова толкаясь в руку Чонгука. Он хочет этого. Ему нравится жжение, нравится представлять себе красные следы, которые Чонгук оставляет по всему его телу. Помечая его. Заявляя свои права на него. Напоминая о том, кому Тэхён принадлежит.              Рука Чонгука снова обхватывает его горло, и он оставляет последний резкий шлепок по заднице Тэхёна, усиливая давление вокруг шеи, когда тот издаёт прерывистый крик:              — Десять! Блять, Чонгук!              Чонгук убирает руку с задницы Тэхёна, проводит ею по плечам и прижимает Кима к машине за поясницу.              — Больше никакого шлюшьего поведения, Тэхён. Больше никакого флирта. Больше никаких игр.              Тэхён слышит злобную усмешку Чонгука.              — Больше не надо вести себя как дешёвая шлюха, лишь бы привлечь мое внимание. С меня хватит. С этим покончено. Ты понял?              — Да, — он пытается кивнуть он, слезы оставляли крошечные мокрые пятна на капоте.              — Я тебе не верю. Скажи мне это ещё раз.              — Я больше не буду вести себя как шлюха, — бормочет он. — Блять, Чонгук, пожалуйста, хочу, чтобы ты меня трахнул, хочу, чтобы моя сперма оказалась на твоей машине, хочу твой член, пожалуйста?                     — Говоришь, что не будешь вести себя, как шлюха, но при этом просишь трахнуть тебя на капоте посреди улицы.              Чонгук подмечает иронию, отчего щеки Тэхёна пылают от стыда.              — Я не шлюха, когда дело касается тебя, — хнычет он. Боже, он звучит жалко даже для самого себя.              Однако Чонгук хмыкает, похоже, удовлетворенный ответом.              — Правильно, ангел. И скажи мне, почему.              Тэхён пытается приподняться на локтях, чтобы хоть мельком взглянуть на него, но Чонгук не даёт ему подняться, с интересом наблюдая за тем, как Тэ снова валится на капот.              — Потому что я твой. Шлюха хёна.              — Нет.              Чонгук нежно целует его в середину спины, что кажется неуместным среди всех этих наказаний.              — Ты — мой малыш.              Ещё один поцелуй.              — Мой красивый малыш.              Следующий поцелуй приходится на бедро.              — Мой ангел.              Чонгук целует верхнюю часть его трусиков.              — Понял?       Ласковые слова окутывают его.              Чонгук не хочет, чтобы он вёл себя как шлюха, и не обращаться с ним как со шлюхой.              Чонгук просто хочет, чтобы у них всё было хорошо.              — Да, — вздыхает он, и в его сердце становится тепло.              — Молодец, малыш. Расскажи мне. Кто ты?              — Красивый малыш хёна. Ангел хёна, — лепечет он.              — Умница, — Чонгук продолжает хвалить его, зубами стягивая с его задницы трусики.              И Тэхён не успевает опомниться, как его награждают за терпение и послушание. Он чувствует безошибочное прикосновение языка к его коже, который медленно спускается к его дырочке.              — Ох, блять, пожалуйста, Чонгук, — скулит Тэхён.              Но Чонгук продолжает дразнить его, покусывая его ягодицы и облизывая внутреннюю сторону бедра.              — Что, пожалуйста?              Тэхён сгорает от стыда и желания, и его лицо окрашивается в розовый цвет.              — О? Теперь ты стесняешься? — усмехается Чонгук. — Ты не стеснялся двадцать минут назад с тем полицейским.              Он снова кусает его.              — Ты не стеснялся и сегодня с чертовым Чжэёном.              Третий укус.              — Ты не стеснялся на чертовой заправке с этим эмо-чуваком. Почему ты стесняешься только со мной, ангел?              — Потому что ты единственный, кто может заставить меня стесняться, — бормочет он после паузы, желая, чтобы у него было за что ухватиться.              Чонгук облизывает место последнего укуса.              — Верно. Я единственный, кто может заставить тебя хорошо себя вести. Мой непослушный мальчик. А теперь скажи, чего ты хочешь, — Чонгук говорит, продолжая выводить бессмысленные узоры на теле Кима своим языком.              Тэхён хочет от него всего. Его рот, его язык, его пальцы, его член; в общем, всё вышеперечисленное.              Но он не может связно мыслить, всё ещё находясь в облаках наслаждения от того, что его шлепали и душили на капоте машины Чонгука.              — Просто… хочу, чтобы ты меня трахнул, — Тэ задыхается, выгибая спину ещё больше, будто прося сильнее он чего-то добьётся.              — Чем трахнуть? — Чонгук выдыхает. — Пальцами? — он говорит это и обводит пальцем сжимающуюся от предвкушения дырочку. — Или моим членом? — спрашивает и прижимается к Тэхёну всем телом, оставляя очередной засос на его шее. — А может, мой жадный ангел хочет чего-то большего?               Он пробирается поцелуями по изгибу позвоночника Тэхёна, дыхание замирает около набухших яичек.              — Хочешь, чтобы я трахнул тебя языком?              По телу бегут очередные мурашки. Тэхён медленно кивает.              Чонгук снимает куртку и говорит:              — Конечно, хочешь. Вот, положи это под себя. Я не хочу, чтобы моему маленькому принцу было неудобно.              Тэхён неуверенно приподнимается на капоте и подкладывает под себя куртку Чонгука, находя в себе силы на дерзость:               — Ты просто не хочешь, чтобы я кончил на твою машину.              — Ты уже испортил несколько комплектов чистого постельного белья, — напоминает Чонгук и добавляет:              — Грязнуля.              — Ой, пошёл ты, — огрызается Ким. — Тебе это нравится.              Резкий шлепок по заднице отзывается вибрацией по телу.              — Не думай, что ты прощён, — предупреждает Чонгук. — Я всё ещё злюсь на тебя.              В любой другой ситуации он начал бы дерзить, но сейчас понимает, что Чонгук не шутит, поэтому:              — Прости. Хён, пожалуйста. Прикоснись ко мне. Сделай что-нибудь.              Он слышит щелчок крышки и шорох одежды Чонгука, когда тот опускается на колени позади него.              — Когда ты успел взять смазку?               Он думал, что они трахнутся со слюной, так что смазка становится приятным сюрпризом.              — Я взял бутылочку и один из тех презервативов, которые твой отец купил перед нашим отъездом.              Ответив, Чонгук целует его в ляжку, впиваясь зубами в нежную кожу Тэхёна и одновременно выливая на его дырочку обильное количество клубничной смазки.              Чертовски много смазки.              — Не знаю, хочу ли я, чтобы ты трахал меня с презервативами, которые купил мой отец. У меня от этого стояк пропадает.              Чонгук обводит языком его дырочку, а затем прижимается к ней всей поверхностью языка и поднимает руку, чтобы обхватить член Тэхёна.              — Ммм… Твой стояк не убиваем. Малыш, твой красивый розовый член практически плачет по мне.              Его слова вызывают новый прилив смущения. Он никогда так не возбуждался.              — Заткнись. Я заставлял парней плакать от моего члена.              Умелым движением руки, Чонгук только больше укрепляет их роли, комментируя:              — Уверен, что заставлял, детка, но не меня. А теперь помолчи, чтобы я мог как следует тебя вылизать.              Тэхён подавляет очередной язвительный комментарий, потому что дыхание перехватывает, когда Чонгук начинает более настойчиво использовать свой язык, входит в него и растягивает. По бёдрам Тэхёна стекают смазка и слюна, и это грязно, но он может лишь стонать от удовольствия.              Он сжимает руками куртку, когда язык Чонгука проникает глубже.              — Блядь, — задыхался Тэхён, когда Чонгук входит в него пальцем и выгибает его, трахая его языком. Медленно, он добавляет второй палец.              — Чонгук, — стонет он, самостоятельно насаживаясь задницей на язык и пальцы. Ему мало. — Ещё…              Вдруг всё прекращается.              — Что ты… — он оглядывается назад. Чонгук стоит совершенно неподвижно, скрестив руки, с почти разочарованным выражением на лице. — Что?              Может быть, он слегка покачивает задницей. Подайте на него в суд. Он в отчаянии.              Чонгук вздыхает, рассматривая свои ловкие пальцы.              — Как нужно просить, Тэхён-а?              — Нет, блять, — говорит Тэхён, разозлённый его праведным поведением. — Нет. Пошел ты. Я уже достаточно умолял. Приступай к делу.              Брови Чонгука взлетают вверх, затем он пожимает плечами.              — Хорошо, — и открывает дверь машины, чтобы сесть на водительское место.              — Подожди, что ты делаешь?              Чонгук упирается одной ногой в дверь и смотрит на него, как на идиота. И, Господи, Тэхён точно извращенец, раз ему нравится такой взгляд. Щёки застилает румянец.              — Мы уезжаем, очевидно. Если ты не можешь усвоить такой простой урок, как просьба, то я не думаю, что нам стоит здесь оставаться.              — Подожди, нет! — всхлипывает он. Но он так и стоит, оперевшись на капот — Чонгук не давал ему разрешения двигаться.              — Я буду просить, я буду умолять, пожалуйста, Чонгук.              Чонгук с любопытством наклоняет голову.              — Умолять о чём?              Тэхён закрывает глаза, не в силах смотреть на него, и бормочет:              — О том, чтобы ты меня трахнул.              Чонгук осторожно обхватывает его челюсть, приподнимая голову Тэхёна над капотом.              Ресницы Тэхёна трепещут, он моргает, открывая глаза, и встречается взглядом с Чонгуком, который, кажется, пожирает его взглядом.              — Тогда давай.              Смущаясь, Тэхён переспрашивает:              — Что?              Чонгук едва сдерживает коварную улыбку, играющую у него на его губах.              — Проси.              — Чонгук, я…              — О, снова протестуешь? Я не понимаю, в чём дело. Ты заставляешь меня умолять о твоём внимании и ласке каждый день, в то время как сам уделяешь их всем остальным, так что я думаю, что будет справедливо, если ты попросишь меня один раз. Согласен?              Тэхён только сейчас начинает понимать, как глубоко Чонгук разочарован его отношением. Очень, очень глубоко.              — Ладно.              — Ладно?              Он спешит исправиться.              — Да. То есть, да, пожалуйста. Пожалуйста, Чонгук, прости меня. Пожалуйста, не оставляй меня в таком положении.              Чонгук поджимает губы, но выходи из машины, тихонько закрывая за собой дверь.              — Уже лучше. А теперь скажи, чего именно ты хотел, пока не забыл об элементарных манерах?              — Больше, — спешит умолять он, выгибая спину. — Хочу больше. Хочу тебя. Во мне. Пожалуйста?              Пальцы Чонгука танцуют по его позвоночнику, по изгибу его задницы и прижимаются ко входу.              — Здесь? — спрашивает он приглушённым голосом.              Тэхён судорожно кивает.              — Хочешь, чтобы я снова использовал свой рот?              — Да, пожалуйста, пожалуйста, — скандирует он.              Чонгук вводит в него палец и медленными толчками начинает снова трахать его.              — Я не думаю, что ты его заслуживаешь.              — Пожалуйста, Чонгук, я буду хорошим. Всё, что угодно, я сделаю всё, что попросишь… только больше, пожалуйста.              Чонгук негромко хихикает, от этого звука по телу пробегает дрожь. Чон добавляет второй палец, и Тэхен закусывает губу от приятного жжения внутри.              — Когда это ты был хорошим, детка? Ты только и делаешь, что изо всех сил пытаешься меня разозлить. Любопытно, как далеко ты можешь зайти, не так ли?              Он колеблется, но затем слабо кивает.              — Да.              — Я бы не назвал это хорошим поведением.              Внезапно пальцы внутри него увеличивают темп, Чонгук разводит пальцы, растягивая дырочку Тэхёна. Смазка и слюна хлюпают, издавая неприличные звуки, когда Гук вбивается в него своими пальцами. Тэхён ещё никогда в жизни не был так сильно заведён.              Голова кружится от того, как сильно он хочет Чонгука, разум мутнеет от возбуждения, член при каждом движении упирается в куртку, и это неприятно, но и прекрасно в то же время.              — Пожалуйста, пожалуйста, Чонгук, я буду таким хорошим, используй меня, пожалуйста, я буду хорошим для тебя, — умоляет Тэхён, едва не сходя с ума из-за того, что рука Чонгука на пояснице не даёт ему двигаться, не позволяет насаживаться на его пальцы самостоятельно.              Чонгук удовлетворенно хмыкает.              — Звучит немного лучше, ангел. Использовать тебя, говоришь? Что, теперь, когда не можешь трахнуть любого, решил потакать мне ради моего члена? Кто-то очень быстро переключил переобулся. Обычно ты не так прост, детка.              От этого унижения на глаза наворачиваются приятные слезы. Чонгук никогда не делал этого раньше. Он часто дразнил его в постели, но это что-то совсем другое. Более интенсивное. Тэхён полагает, что заслужил это. И, чёрт возьми, он примет это всё без остатка.              — Я могу быть простым для тебя, — предлагает он, пытаясь заставить Чонгука двигаться дальше. — Пожалуйста, трахни меня. Ты мне нужен.              Он знает, что Чонгуку это нравится. Старшему нравится чувствовать себя желанным и нужным.              Лёгкое поглаживание по плечу подтверждает его правоту. Чонгук проводит губами по коже Тэхёна, ещё раз оставляя укус, от которого поджимаются пальцы на ногах, на его заднице, а затем вставляет в него третий палец.              — О, чёрт, — стонет Тэхён. — Сильнее, быстрее, пожалуйста.              И Чонгук слушается, задавая пальцами быстрый, неумолимый темп, а свободной рукой обхватывая его член. В отличие от того, как он трахает его, дрочит он ему медленно и размеренно, ленивыми движениями кисти. На головке росинками выделяется смазка, и Чонгук ловит их большим пальцем, растирает по всей длине. Всё кажется таким мокрым и грязным: смазка, стекающая по бёдрам, морозный прохладный воздух, и они посреди глуши. Тэхён чувствует себя дешёвой шлюхой, которая не против перепихнуться только ради оргазма. И он знает, что Чонгук хочет, чтобы именно так он себя и чувствовал — в наказание за бесчисленные выходки.              — Чонгук, остановись, пожалуйста, — пытается выговорить сквозь громкий стон. — Я сейчас.              — Кончишь? — Чонгук заканчивает за него, и его голос звучит так приторно-сладко, что Тэхён может ощущать эту сладость на губах. — Ну, я не буду мешать. Но чтобы ты знал, я трахну тебя независимо от того, кончишь ты сейчас или нет, так что если не хочешь, чтобы было больно, то лучше подожди.              Он не может ждать. Он практически дрожит от надвигающегося оргазма. Нет, его трясёт. Потряхивает. Подкидывает на этом чёртовом капоте, будто он сидит на электрическом стуле. Но Чонгук не кидается словами. Прямо сейчас Чон действительно может трахнуть его, несмотря на сверхчувствительность, и не почувствовать ни малейшего чувства вины при этом.              Поэтому Тэхён старается сосредоточиться, не давая оргазму взять вверх, останавливая себя от движений бедрами навстречу рукам Чонгука. Он замирает, оставляя своё тело на растерзание умелым пальцам.              — Молодец, малыш, — воркует Чонгук, целуя его во впадинку на плече. Он убирает руки, и с губ Тэхёна срывается слабое хныканье. Ему пусто. Дырочка сжимается вокруг холодного воздуха, а член нервно дёргается в попытках найти стимуляцию. И он снова готова начать умолять, но слышит звук расстёгивающейся молнии.              — О, пожалуйста, пожалуйста, я хочу твой член, Чонгук, пожалуйста.              И снова просит. Он никогда в жизни не говорил так много «пожалуйста». И, наверное, не сказал бы никому другому.              Тепло возвращается, на этот раз тяжесть чужого тела ощущается ближе и лучше. До безумия горячо. Тэхён чувствует, как Чонгук прижимается к нему, как его член упирается в заднюю поверхность бёдер, как он размазывает смазку с головки по заднице Тэхёна.              Он сейчас сойдёт с ума. Или уже сошёл.              — Трахни меня, — задыхается Ким, не в силах больше ничего сказать.              Чонгук игнорирует его просьбу и подносит руку к губам Тэхёна.              — Займи свой рот чем-нибудь полезным, ладно?              Тэхён не дожидается ответа, надеясь, что если он сделает всё, что просит Чонгук, тот перестанет быть ослом и просто трахнет его. Он обхватывает губами скользкий из-за клубничной смазкой указательный палец, принимает его до основания и начинает сосать, проводя по нему языком, вылизывая начисто, а затем с громким чмоком выпускает, чтобы перейти к другому пальцу.              Сзади слышится звук разрываемой упаковки презерватива, и Тэхён молится, что это означает то, о чём он просит.              К счастью, он оказывается прав. Чонгук подводит член к его дырочке, а затем входит в Тэхёна медленно и уверенно. Тэ стонет, когда Чонгук накрывает его всем телом, проникая всё глубже и глубже, пока не оказывается в нём полностью.              — Лучше? — спрашивает Чонгук, и его дрожащий голос выдаёт его с головой. Он тоже раскалён до предела.              Тэхён кивает, привыкая к ощущению и выпуская пальцы Чонгука из его рта.              Чонгук позволяет это сделать, опирается на машину, чтобы придать бёдрами нужный угол, и выходит из него так, чтобы только головка его члена оставалась внутри Тэхёна.              — Как ты этого хочешь? — осторожно спрашивает Чон, оставляя ещё один влажный поцелуй на шее Тэхёна.              Он уже так близко. Тэхён не выдерживает.              — Быстро, — заикаясь, говорит он. — И сильно. Пожалуйста.              Чонгук ничего не отвечает. Он резко подаётся бёдрами и входит в Тэхёна одним резким движением, начиная беспощадно трахать. Рукой Чонгук удерживает Кима за плечо на месте, быстро вбиваясь в него.              В этом нет ничего изящного или утонченного. Только грубые, глубокие толчки, проверяющие самообладание Тэхёна и заставляющие Чонгука задыхаться. Чон знает его тело наизусть, знает, под каким углом нужно войти, чтобы Тэхён громко застонал и задрожал. Куртка Чонгука испачкана, липкие следы спермы размазываются по чёрной ткани, пока Гук уверенными движениями доводит Тэхёна до исступления.              Мокро и грязно. Слёзы стекают по ресницам и щекам. Слюна и смазка размазаны по его губам от сосания пальцев Чонгука. Следы от укусов на его теле, скользящему вверх и вниз по капоту машины Чонгука, начинают приятно ссаднить. Ещё больше слюны и смазки вытекают из его растраханной дырочки под неумолимыми толчками старшего.              Он скоро кончит. Он ничего не может с этим поделать. Он сжимается вокруг члена Чонгука, стараясь быстрее довести его до оргазма.              Тэхён жалеет, что им приходится использовать этот дурацкий презерватив. Он хочет ощутить каждый сантиметр Чонгука, заполняющий его и разбирающий на части. Он представляет, как хорошо ощущался бы Чонгук внутри, пытается представить себе его покрасневший розовый кончик, легкий, почти царственный изгиб члена, как головка будет цепляться за его вход при каждом толчке. Каким теплым он будет, горячим и тяжелым грузом распространяющим удовольствие по каждой клеточке его тела. Как восхитительно грязно и полно Тэхён будет чувствовать себя, когда Чонгук кончит в него. Каким мокрым он будет, когда Чонгук выйдет из него, и сперма будет вытекать из дырочки и стекать по бёдрам. Как Тэхён соберёт её пальцами и попросит трахнуть его ещё раз. И Чонгук не откажет.              Как он будет чувствовать себя грязным и использованным, как Чонгук пометит его изнутри.              И эти мысли становятся последней каплей, которая толкает его за невидимую грань экстаза. Он кончает. Сильно. Сжимаясь вокруг Чонгука, сперма выстреливает тонкими ниточками прямо на куртку, окончательно её портя.              Чонгук не останавливается. Более того, он тянется вниз и обхватывает член Тэхёна, забирая всё до последней капли, продолжая глубоко вбиваться в него. С каждым движением его запястья удовольствие перерастает в приятную боль, а чрезмерная чувствительность заставляет его дрожать и плакать.              — Блять, Чонгук, пожалуйста, — умоляет он, уже не понимая, просит ли он его остановиться или сделать больше. Чонгук только быстрее двигает бедрами, покрывая спину Тэхёна горячими, отчаянными поцелуями и укусами. Это так приятно, ощущение его рта отвлекает Тэхёна от издевательств над его простатой и чувствительности обмякающего после оргазма члена, который жалко подёргивается при каждой стимуляции.              И тут Чонгук напрягается, сжимает его бёдра для поддержки, и кончает, издавая низкий стон, объезжая свой оргазм, продолжая вбиваться в Кима. Тэхён хнычет от этих стимуляций, ладони сжимаются в кулаки. Наконец, толчки замедляются, и Чонгук замирает, затаив дыхание.              — Ты в порядке? — спрашивает Чонгук через минуту, ласково убирая волосы со глаз Тэ.              Тэхён моргает и кивает, тяжело дыша. Чонгук даёт ему ещё минуту, чтобы перестала кружиться голова, и потом натягивает на него трусы и джинсы.              Они стоят в тишине, приходя в себя.              — Прости, — тихо говорит Чон. — Я перестарался.              Тэхён качает головой и поднимается на ноги.              — Нет, это было… именно то, о чём я просил. И заслужил, честно говоря.              Поморщившись, он вытягивает руки, только сейчас понимая, как они болят.              — Думаю, ты всё же донёс свою мысль, чёрт. И ещё, твоя куртка теперь… — Он указывает на лежащий на капоте предмет одежды. — Прости.              — Это необходимая жертва, — отвечает Чонгук, пожимая плечами и аккуратно складывая куртку так, чтобы пятна остались внутри.              Тэхён поворачивается, чтобы взять свою рубашку с капюшона, и удивляется беспокойству в глазах Чонгука.              — Я в порядке, детка, — заверяет он его, подкрепляя это замечанием. — Ты действительно думаешь, что этого достаточно, чтобы вывести меня из строя?              — Ты уверен? — нерешительно переспрашивает Чонгук, натягивая джинсы.              — Да, я уверен. Я даже рад, что ты со мной поговорил.              — Поговорил с тобой?              Тэхён занимается пуговицами на рубашке.              — Я имею в виду, ты рассказал мне, что тебя беспокоит. Мы все выяснили. Потом хорошо потрахались. Я больше так не буду. Больше не буду флиртовать с другими людьми, чтобы разозлить тебя, и всё такое. Я знаю, что поступил по-дурацки. И ты был прав, когда сказал мне об этом. Больше такого не повторится. Хорошо?              Чонгук кладёт руку ему на плечо и целует в щеку.              — Да, хорошо, — в конце концов соглашается он. — И прости, что я так разозлился. Наверное, мне следовало просто… спросить, можем ли мы поговорить, но эмоции взяли верх.              — Не буду врать, мне больше нравится твой метод, — дразнит Тэхён. — Кроме того, я впечатлён тем, сколько моих кинков тебе удалось затронуть за один быстрый трах.              — Правда? — переспрашивает Чонгук. — Единственное из-за чего я сомневался — это удушение… я…              На его щеках появляется лёгкий румянец.              — После того как ты сказал об этом, я немного изучил этот вопрос. Я хочу убедиться, что я всё сделал правильно и что я не причинил тебе боли или ещё чего-нибудь. Всё было хорошо?              Чонгук такой трогательный.              — Учитывая, что я чуть не кончил от того, что ты душил и шлепал меня, то да, я бы сказал, что это было лучше, чем просто хорошо.              Чонгук улыбается и притягивает его к себе за рубашку для поцелуя.              — Это очень сексуально.              Тэхён улыбается в ответ, обхватывая Чонгука за шею.              — Ты очень сексуальный, Чон.              — Ты и сам неплох, Ким.              Они обмениваются ещё несколькими поцелуями, прежде чем понимают, как чертовски холодно на улице, Тэхён ещё раз жалуется на возможное обморожение члена, и они спешат вернуться в тёплый салон машины Чонгука.              — Как думаешь, если я напишу разгромное письмо маме Чжэёна, это убедит её купить мне новые джинсы? — спрашивает Тэхён, пока Чонгук вел машину.              Он фыркает от смеха.              — Не думаю, что его маме есть до этого дело, если честно, но я с радостью куплю тебе новые джинсы.              — Это не то же самое, если это не будет оплачено с его собственных денег, — ворчит Тэхён.              — Детка?              — Что?              — Тебе двадцать лет.              — Если бы я хотел, чтобы надо мной издевались, я бы пошёл домой к Чжэёну.              Они перебрасываются язвительными и любящими фразочками, и этого хватает на всю оставшуюся дорогу до дома. Тэхён чувствует себя уставшим и измученным, но в основном доволен тем, как прошёл этот вечер. Он выпил половину клубнично-бананового молочного коктейля и его хорошенько трахнули, так что, несмотря на несколько неприятных моментов, он оценивает эту ночь на девять баллов из десяти.              — Мы дома, — оповещает Тэхён, когда они открывают входную дверь и меняют ботинки на домашние тапочки. Он проходит в гостиную, изо всех сил стараясь не хромать, и с удовольствием замечает, что отец сидит и ест мороженое, не отрывая взгляда от какого-то сериала о настоящих преступлениях. — Как ты себя чувствуешь?              Отец радостно салютует ложкой.              — С возвращением! Я чувствую себя гораздо лучше, чем раньше. А как вы двое? Чем занимались?              Чонгук присоединяется к нему и машет отцу рукой.              — Мы пили молочные коктейли, — отвечает Тэхён.              — В заведении возле вашей студии?              — Ага.              — Все три часа?              Чонгук с улыбкой вмешивается в разговор.              — Мы также побродили по старым местам. Баскетбольная площадка, студия, средняя школа. Ну, знаете, пережили все воспоминания.              Отец скептически хмыкает, но дальше не расспрашивает, не желая знать больше, чем нужно.              — Рад, что вам удалось немного пройтись по дорожкам памяти. На плите осталось немного супа, если вы голодные.              — Я, пожалуй, съем тарелочку, — решает Чонгук. — Ты будешь, Тэхёни?              Горячий и вкусный суп сейчас звучит как рай.              — Да, пожалуйста.              Первым делом он переодевается. Потом они едят в гостиной, составляя компанию отцу и увлекаясь изощрённым преступлением, показанным на экране. В конце концов, становится очень поздно, и к ним подкрадывается усталость.              Тэхён зевает, утыкаясь носом в плечо Чонгука, который раскачивался взад-вперёд в кресле-качалке, которую они делили на двоих. Комната была освещена одним светильником и экраном телевизора.              — Ты сейчас заснёшь? — шепчет Чонгук, ласковая поглаживая его по голове.              У Тэхёна хватает сил только на то, чтобы кивнуть и пробормотать что-то бессвязное.              Громкий храп наполняет комнату. Тэхён с любопытством поднимает голову и видит, что его отец лежит в отключке на диване, крепко прижимая к груди подушку.              — Как отец, так и сын, — подмечает Чонгук. — Любящие спать и обниматься.              — Заткнись, — стонет Тэхён, вставая с кресла. — Встретимся в моей комнате, хорошо?              Чонгук тоже поднимается на ноги, кивает и выходит в коридор.              Тэхён на цыпочках подходит к дивану и осторожно трясёт отца.              — Папа, проснись, — шепчет он и повторяет снова, когда Сынки не просыпается.              Отец открывает глаза и отпихивает его руки.              — Дай мне поспать, — ноет он.              Подавляя смешок, Тэхён говорит:              — Да ладно, ты же знаешь, что спина будет болеть, если ты будешь спать здесь. Давай-ка уложим тебя в постель.              — Шоу ещё не закончилось, — пытается он, неопределенным жестом указывая на телевизор.              — В твоей комнате есть телевизор. Я включу его на тот же канал.              — Ходьба сейчас кажется такой сложной.              Внезапно Тэхён задумывается, а не досталась ли ему эта капризная черта от отца, а не от мамы, как он всегда думал.              — Я понесу тебя, если понадобится.              Отец бросает на него взгляд, но отмахивается и медленно встаёт. Тэхён берёт его за руку, прижимая вторую к спине для опоры и ведёт в свою комнату. Уложив его, он включает телевизор и переключает его на тот же канал, что и раньше.              — Если что-то понадобится, дай мне знать, хорошо? — просит он, задерживаясь в дверях.              — Тэхён, я уже много лет живу здесь один. Думаю, я справлюсь.              Это не слишком обнадеживает.              Отец, похоже, замечает смятение в выражении его лица и добавляет:              — Если что-то случится, я сразу же приду к тебе, мой большой и храбрый мальчик.              Удовлетворенный этим, Тэхён произносит:              — Хорошо. Спокойной ночи, папа.              — Ночи, Тэхён-а. Люблю тебя.              — Я тоже тебя люблю.              Он тихонько прикрывает за собой дверь и проскальзывает в свою комнату.              Чонгук сидит на кровати, уже готовый ко сну, и листает ленту в телефоне. Но при его появлении он поднимает голову и блокирует смартфон.              — Я так понимаю, что он не особо хотел идти в спальню?              Тэхён улыбается, стягивая через голову рубашку.              — Не совсем, но в конце концов мне удалось его переубедить.              Он находит толстовку Чонгука, натягивает её и снимает штаны, утопая в мягкой ткани и запахе старшего. Полностью переодевшись, он запрыгивает на кровать и наваливается на Чонгука.              — Привет, — хрипит Чонгук, не пытаясь сопротивляться, когда Тэхён полностью расслабляется на нём.              — Привет.              Они смотрят друг другу в глаза — мягкий, полный любви взгляд. Ему нравится, как Чонгук инстинктивно обхватывает его руками, крепко прижимая к себе.              — Если ты не слезешь с меня, я заобнимаю тебя до смерти, — в шутку угрожает Чонгук.              — О, не дай бог, — усмехается Тэхён, драматично прикладывая руку ко лбу.              Чонгук пожимает плечами.              — Ладно, но ты сам напросился.              Резким движением Чонгук переворачивает их на бок, закидывая ногу на Тэхёна и крепко обнимая его рукой за талию.              — Свет, Чонгук, свет.              Тэхён хлопает его по груди, пока Чонгук не вздыхает и не тянется выключить лампу.              — Счастлив?              — Угу, — Тэхён утыкается носом в щёку Чонгука, а затем оставляет там же нежный поцелуй. по щеке. — Очень счастлив. Спокойной ночи, Чонгук.              — Спокойной ночи, — радостно отвечает Чонгук, целуя его волосы и держа его в своих объятиях до самого утра.