now we walk

Это очень хороший, просто лучший во всём мире поцелуй, который мгновенно разрушает Еву для чьих-то еще поцелуев, которые вряд ли произойдут, учитывая, что она будет убита до того, как у нее появится шанс. Убита. Вот что проносится у неё в голове, когда идеальный, обжигающий язык Вилланель касается её собственного. Как уместно. К счастью, эта мысль уплывает прочь, оставляя на своем месте прекрасную пустоту. В этой частной вселенной священного тепла не осталось места для размышлений, вечная боль вырвалась на свободу после того, как каждая последняя граница не смогла сдержать её: дистанция, дисциплина, сомнение. Всё превзойдено, всё побеждено - изысканная алхимия горькой агонии стала сладкой. Она всегда представляла себе хаос в этот момент, неистовые руки, рвущие обременительную одежду, слепое стремление насытить желание во взаимной борьбе за господство - но это было совсем не так. Это просто они - здесь и сейчас на Тауэрском мосту, убаюканные электрическим током, который связал их судьбы с первого же пропущенного удара сердца: Ева и Вилланель, неизбежность. Она чувствует острую боль разлуки, когда порыв холодного воздуха возникает между их приоткрытыми губами, когда она падает обратно на землю и начинает оценивать эту новую реальность - размышлять о том, какое заклинание было наложено в те секунды, которые перенесли её от добровольно разбитого сердца к затяжному вкусу Вилланель на её языке. А за это время произошло много нового - руки Вилланель надежно обхватили её тело; сильные пальцы сжались в кулаки в растрепанных ветром кудрях; собственные руки Евы обхватили щёки Вилланель, теперь скользкие и влажные под покрасневшими, недоверчивыми глазами. Она достаточно близко, чтобы чувствовать, как их дыхание синхронизировалось. Они дышат неглубоко, но тяжело. - Всё хорошо, - шепчет Ева, вытирая её слёзы, - всё хорошо. Головы опускаются, глаза закрываются, лбы прижимаются друг к другу, но больше ничего не двигается. Что бы ни ждало их впереди, это вне их контроля, но этот, этот момент принадлежит им до тех пор, пока они могут его поддерживать. - Целовать тебя - это райское наслаждение, - говорит Вилланель срывающимся голосом, и Ева смеется над чистой, голой правдой этих слов. - Да, - отвечает она. - Давно стоило это сделать. - Не стоило резать меня ножом. - Да, да. Ева чувствует, как округляются щёки Вилланель, когда та улыбается, но улыбка исчезает так же быстро, как и появилась. - Теперь всё изменится. - Не всё. Они дышат в унисон, их грудные клетки поднимаются и опускаются вместе, а затем руки Вилланель находят руки Евы, крепко сжимают их и выискивают между телами. Ева пытается запомнить эти прикосновения: гладкие, ловкие, длинные пальцы, пространство между костяшками, интимное прикосновение коротких ногтей к ладоням Евы. Она никогда не могла позволить себе роскошь просто чувствовать - не выходя за пределы времени или сокрушительного веса всего остального. Это заставляет её трепетать. - Что произойдет завтра? - Я не знаю. -Что произойдет сейчас? - Я не знаю. Вилланель тяжело вздыхает, и Ева открывает глаза. Вилланель пристально смотрит на неё, как будто принимает какое-то решение. - Я хочу заняться с тобой чем-то обычным, - заявляет она. - Чем? Типa, купить мне выпить? - Да. - Серьёзно? - Да. Ева моргает, принимая эту нелепость, и улыбается. - Ладно. Затем Вилланель делает шаг назад, выпрямляется во весь рост и протягивает руку. Приятно знать, что несколько поцелуев не подавили её склонность к драматизму. Ева позволяет вести себя по мосту, бок о бок, как и любая другая пара влюбленных на свидании. Они проходят мимо нескольких таких, и Ева понимает, что для остального мира они ничем не отличаются от них. Так ново. Всё это. В этот отрезок жизни Евы не часто случается что-то новое. Пальцы Вилланель переплелись с ее собственными. Они, конечно, и раньше соприкасались, даже пожимали друг другу руки, но сейчас все по-другому - это больше, чем несколько секунд, больше, чем безумная схватка в беспорядке Рима. Ново. Она идет в ногу с Вилланель, стараясь подстроиться под более широкие шаги её длинных ног, а затем замечает, что Вилланель замедлилась для неё, делая то же самое. Ново. Они идут молча, но Ева всё время украдкой поглядывает на профиль Вилланель, на очертания её лица под уличными фонарями, на то, как спокойно они выглядят без маски таинственности или притворства. У Евы никогда не было ни свободы, ни времени просто смотреть, не смущаясь, и она жадно пользуется этой возможностью. Ново. Вилланель тоже смотрит, но гораздо спокойнее, и когда Ева ловит её, она не отводит взгляда. Один раз она улыбается. А другой раз - подмигивает. Она сжимает её руку, когда знает, что Ева смотрит на неё. Теперь всё изменится. Через несколько кварталов они оказываются у входа в шикарный, но тихий на вид бар, расположенный на нижнем этаже высококлассного отеля. Не говоря ни слова, Вилланель придерживает для неё дверь, выдвигает из-под стойки два барных стула и одним взглядом привлекает внимание молодого джентльмена. На какое-то нелепое мгновение Ева поразилась тому, что ей удалось так долго сопротивляться этой женщине. Эта мысль заставляет её улыбнуться, и Вилланель улыбается в ответ. - Что будете? - Ух, - Ева тупо смотрит на бармена. Она чувствовала, что Вилланель наблюдает за ней, оценивая каждую реакцию, каждую вновь открывшуюся деталь. - Джин. Просто. Очень много джина. Пожалуйста. Вилланель приподнимает бровь, затем поворачивается к нему: - Я буду то же самое. Она с любопытством смотрит на Еву с озорным изгибом губ, как будто ищет подсказки. - Какой твой любимый напиток? - спрашивает она. Ева моргает, застигнутая врасплох. - Хм. Мартини. - Врунишка. Ева закатывает глаза. - Отлично, клубничный дайкири. А твой? - Я русская, сама то как думаешь? Ева улыбается. - У вас водка из кранов что ли течёт? - Не из тех, что хороши. Ева смеётся, обхватывает рукой появившийся перед ней стакан и делает большой глоток. На вкус это дерьмо, но ей кажется, что она может парить. - Где ты остановилась? - спрашивает она. Вилланель смущённо оглядывается по сторонам и слегка съёживается. - На девятом, кажется. -...Здесь? Вилланель кивает. - О, - Ева пялится на свой бокал. - У тебя хорошая комната? - Неплохая. - У тебя есть мини-бар? Вилланель кивает, внимательно наблюдая за ней. Ева кивает в ответ. А потом, вдруг, Вилланель фыркает: - Как бы ты хотела потрахаться? - О, да пошла ты.* - Ну, это мы посмотрим. Ева слегка поперхнулась своим напитком, как взрослый человек, которым она и является, и пристально посмотрела на грязное, блестящее дерево бара. - Кстати, мне очень жаль, - вдруг говорит она. - Насчет автобуса. - Оу. Ева поднимает глаза и видит тень на лице Вилланель, черты которого искажены разочарованием. - О нет, не за то ... я имею в виду за то, что я ударила тебя головой, а не за то, что... Вилланель смягчается: - О. Для закалённого убийцы эта женщина болезненно чувствительна. - Это был довольно ужасный первый поцелуй, тебе следовало бы больше сожалеть об этом. - Ну, извини меня, я была в замешательстве. - А сейчас? - Определенно. Вилланель улыбается. Это очень красиво. Это заразно. Это и есть всё. - Хочешь посмотреть на мой мини-бар?

***

Секс в лифте. Это первая мысль Евы, когда они стоят бок о бок, напряжённо соприкасаясь плечами, на девятом этаже. Хуже всего, что вся кабина лифта зеркальная, что делает невозможным не смотреть друг на друга. Ева ненавидит всё, но больше всего она ненавидит дерьмовый слабый джин, который не дал ей достаточно нервов, чтобы решиться на это. Конечно, их первый раз, вероятно, не должен был состояться на камерах видеонаблюдения. Комната Вилланель элегантна, чиста и ничем не примечательна. По крайней мере, так считает Ева. Всё, что она может видеть - это массивная двуспальная кровать. Вилланель сбрасывает свою ярко-жёлтую верхнюю одежду и вешает её на стул, оставляя себя в черной майке с v-образным вырезом, что крайне проблематично. Она сбрасывает туфли, и Ева следует её примеру. - Тут очень хороший вид, - рассеянно говорит она, подходя к окну и раздвигая шторы. Да, это действительно так - впечатляющий вид моста, который изменил всё, фантастически освещённый на фоне синеватого цвета ночного неба. - В Риме, когда ты сказала, что... - Ева буквально прикусывает язык. Может быть, этот джин и не был таким уж слабым. Вилланель медленно оборачивается. Ева не может сейчас отступить. - Я же сказала, что ты не знаешь, что это значит - торопливо говорит она. - Мне очень жаль. - Но почему? - Вилланель пожимает плечами. - Ты была права. Я не знала. - Всё равно. Было дерьмово говорить тебе такое. Вилланель выдыхает и делает шаг вперед, чтобы снова лечь на кровать. Её спина утопает в пуховом одеяле, колени согнуты, ноги вытянуты к полу. - В твою защиту скажу, что я действительно заставила тебя убить кого-то. - Я-я бы так не сказала, я имею в виду. Теперь я все понимаю. Почему ты это сделала. - И все же это было очень манипулятивно. - Ну, да. Вилланель поворачивает голову и улыбается. - Мы ведь не собираемся вступать в моральное противостояние, не так ли? Потому что я думаю, что мы обе проиграем. - Да блять, это печально. Вилланель издает негромкий смешок. Ева тоже так думает. Ещё один слой страха тает, и Ева делает шаг вперед, пока её колени не упираются в кровать. Она поворачивается, ложится и наклоняет голову. Вилланель уже повернулась к ней - самое мучительное дежавю. - По крайней мере, я выиграю в извинениях, - говорит Вилланель. - У меня их сотни. - Я думаю, нам стоит пропустить извинения. Вилланель улыбается, но ничего не скрывает. Тяжесть исповеди повисла в воздухе, невысказанная и невыразимая. Если бы это был кто-то другой, Ева могла бы поклясться, что нервничает. - Что? - спрашивает Вилланель. Ева качает головой. - Бывают моменты, когда ты кажешься почти... - ...Нормальной? - Боже, как я ненавижу это слово. Вилланель пожимает плечами. - Если в каждом из нас есть монстры, то я думаю, что вполне логично, что и в каждом из нас есть что-то нормальное. - Да. Думаю так. Ей до смерти хочется ещё спросить, что же произошло - что заставило Вилланель опуститься на этот тихий, контролируемый шар страха от дикого животного, которого знала Ева. Она хочет знать всё, ещё больше, абсолютно всё. - Вилланель… - Ты можешь звать меня Оксаной? В воздухе между ними светятся слова, но за ними кромешная тьма. Ева видит глубину её глаз, мольбу о принятии: будет ли Ева все ещё хотеть её, как только маска будет снята? - Оксана. Ева пробует его на своем языке. Она говорила это и раньше, но только в стоицизме исследования, анализа. Клинически. Никогда для признания человечности, её человечности. - Послушай, я, - безсвязно начинает Ева, - я не жду, что ты ... Я имею в виду... Я ничего не прошу, и ты мне ничего не должна, но я хочу, чтобы ты знала - ты можешь рассказать мне всё, что захочешь, и я не буду судить. Я не могу обещать, что пойму, но... нет ничего такого, что ты могла бы мне сказать, и чего я не смогу вынести. - Очевидно, кроме несвоевременных признаний в любви. Ева заставляет себя закрыть рот, спотыкаясь о свои мысли, не в силах вытащить ни одной связной мысли. - Ты хочешь знать, почему я больше не хочу убивать. Ева кивает. - Я расскажу тебе в другой раз. - Окей. - Ты тоже можешь рассказывать мне что-то, если захочешь. - Окей. Они уже близко. Они каким-то образом сблизились, потому что один бог знает почему - Вселенная хочет этого, или они невероятно возбуждены друг для друга, или что-то еще. Вилланель-Оксана улыбается. - Мне понравилось танцевать с тобой. - Мне тоже. Вилланель слезает с кровати, увлекая за собой Еву. Едва они встают, как Вилланель замирает с широко раскрытыми глазами. - Прости, это было грубо с моей стороны. Давай я принесу тебе выпить. Ева слишком опустошена, чтобы думать, остановить её или оттащить назад, но она собирает достаточно энергии, чтобы проследовать через комнату к мини-бару, скользя позади неё так близко, что когда Вилланель поворачивается с крошечными бутылочками в каждой руке, Ева эффектно прижимает её к комоду. Вилланель замирает. Её руки неподвижно висят в воздухе, как будто при малейшем приглашении они бессильно подчинятся собственной воле. Ева осторожно вынимает бутылки из её пальцев и отставляет их. - Чего же ты ждёшь?