(Не)хорошие

      Вы все еще пишите, мисс Скитер? Жуете кончик пера, летая в размышлениях, царапаете пальцы об острые углы страниц, быстро перелистывая их в поисках какой-то корявой заметки, закорючкой оставленной на полях? Вы не бросили дело своей жизни, закончили школьные романы, которые с упоением читали многочисленные студенты, тайно от профессоров передавая друг другу экземпляры с восхищенными глазами, не зная, что абсолютно каждое ваше сочинение собирал коллекцией директор, бережно откладывая в ящик с творениями учеников?       А живы ли вы, мисс Скитер, бойкая девчонка огненных нравов, золото волос которой теряется в солнечном свете просторных аудиторий, и раскрашенная красной помадой улыбка светится ядовитыми полосками на бледном лице?       Хотя зачем вам танцевать вальс вечности в чужой памяти, сбрасывать с себя противную пелену запыленных воспоминаний, стягивая накинутые быстрой рукой профессора белоснежные покрывала и лукавой улыбкой провожая его попытки избавиться от повзрослевшего образа, представшего перед ним смертельным зельем на пороге Хогвартса с какой-то, готовящейся к выпуску в популярной, но ничего не стоящей газетенке, статьей? Вам же неинтересно, мисс Скитер, вы затянуты в переполох жизни и связаны в лодке обязательств, пока течение неизбежности вновь и вновь приводит вас к старой школе?       Словно отсюда не сбежать. И шприц с колбочкой непонятных розовых оттенков, смешавшихся с кровью новым наркотиком, введен в синие вены профессора. Он скрывает незаживающие места уколов, раскрашенные пестрыми цветами синяков, под длинными рукавами серебряных мантий, призму жизни, вставленную в расширившиеся зрачки, прячет за глотками тыквенного сока во время пышного ужина.       — Говорят, директор Дамблдор победил самого Гриндевальда — величайшего темного мага.       — Раз говорят, значит так и было, но какой интерес в этом, если он когда-нибудь не падет поверженно от житейской мелочи?       Маленькая Рита Скитер на том уроке прорицания будто разглядела в мутном стекле шара будущее, она записала в старый, давно сожженный блокнотик все, что увидела, испуганно оттягивая руки и сглатывая громко. Рита считает это сном, дурным кошмаром, который с радостью выбросила на ветвистой улочке Хогсмида, не зная, что профессор любит чужие мысли. Особенно, такие яркие.       У взрослой журналистки чернильный кончик пера быстро выводит слова на шершавом пергаменте, а былые возможности в творческом мире раздавлены желанием получить более оплачиваемую и востребованную профессию: стремление к уважению и некой известности приправилось звоном галлеонов в ее ушах. Позабылись школьные романы — детские сказки, написанные влюбленной мечтающей девицей, что обожала крутиться перед зеркалом и выбирала яркие наряды, выжигающие своей ослепительностью глаза простым обывателям.       Она выделялась среди остальных студентов. И Альбус Дамблдор, заслуженный волшебник и продавшийся чему-то великому маг, до сих пор почему-то перечитывал корявые строчки, заучивая сюжетные повороты и аляповатые концовки наизусть. Ему нравилось, в отличие от нее. Авторка оказалась предательницей, в то время, как преданный тайный читатель все еще жаждал в глубине души узнать окончание одной из рукописей. Вдруг, повзрослевшая воспитанница придумает что-то новое.       Она ведь может, талант все еще искрится в ее глазах и остается отражением зеленого лака на длинных ногтях. Альбус различает его сладкий привкус, смешавшийся с ее духами, и прикрывает дрожащие веки в разочаровании. Ни такого существования в жажде денежного вознаграждения, которое сможет обеспечить ненадолго счастливую и во вкусах безумную жизнь, желал Мерлин, вычерчивая на ее венах руны заклинаний.       Но каждый сам выбирает свой путь.       Альбус Дамблдор вновь пишет письма в пустоту. И ему почему-то до невозможности сильно хочется получить исчерченный неровными буквами ответ.