(Не)хорошие

      Она была сущим недоразумением. Раздражающим, низеньким и просто невыносимым. Носила пестрые шляпы и мягкие платья, приподнимала юбку и постоянно улыбалась ему. Причем настолько очаровательно, что в груди скреблась противная черная кошка, постоянно точащая когти о легкие и сердце, противно мяукающая при любом появлении Ланы и довольно жмурящаяся, пока та болтает о всяких магических артефактах и их использовании.       Ее в компанию привела, нет, притащила светловолосая гадалка Тома, так позитивно воспринимающая окружающий мир и все происходящее, что тошнило, осуждающе глядящая, если кто-то вдруг шел на дело не помыв руки и вечно падающая с лестниц, так что уже монетку подбрасывали, кто ловить будет. Смысла в ней, ее предсказаниях и постоянном шантаже за любые три словечка, да мытье рук, Эйвери не видел, но его мало кто спрашивал и приходилось помалкивать.       Чаще всего он молчал. Почти всегда молчал. На это была сотня и одна причина, раскрытие которых не подлежало чужому вниманию (пусть Лана и участливо клала ладошку, окутанную шелковой тканью перчатки, на его руку, запрокидывая голову и смотря пронзительно в глаза). Никому не нужно было знать, чем жил Кристиан, о чем думал и за чем гнался, но вальпургиевы рыцари под правила, выведенные им, не подстраивались. Им было можно. Лане — нет.       Он так и сказал ей в прошлую встречу, выдернув ладонь из-под чужих длинных пальцев и поморщившись от выпавшей из каскада прически темной пряди, постоянно закрывающей один ее глаз. Фыркнул на ее гордо вздернутую голову, выпил огневиски, смотря ей вслед и считая каждый удаляющийся шаг. Гадалка, кажется, Лиззи (ему было плевать), сразу же перехватила подружку и через пару минут ту уже кружил в танце кавалер. Он улыбался белозубой улыбкой так, словно скалился, держал руку ниже на сантиметр от положенного и идеально укладывал золотистые волосы.       Он Лане не подходил, но Эйвери почти всегда молчал, поэтому лишь отвернулся. Увидев, что они пошли на второй танец: выпил.       Ему не то, чтобы было противно смотреть на них, но если этот недоделанный романтик уведет его недоразумение, они не смогут обсудить последнее зелье и его влияние на найденный Розье заколдованный медальон. На нем была куча защитных заклинаний, что стало бы неплохо для идущих на особо опасные задания. Только вот, для начала стоило их снять, и именно Лане принадлежала идея прибегнуть к зелью, а не привычному для всех способу с использованием противоположных наложенным проклятий.       Это было странно, сначала Эйвери думал расхохотаться ей в лицо, но привычка сдерживать себя и повторно пропускать через себя каждое слово собеседника сыграла на руку, ведь на второй взгляд это могло сработать. Никому и в голову не придет использовать зелье против магии, это как вода и огонь — несовместимо, а от того именно так, стало быть, можно найти слабое место у медальона.       Если бы Лана увлеклась кем-то, то перестала подавать надежды и сразу стала неинтересна Тому. Кристиан уже предвидел ее судьбу и без Лиззи: замужество, гулящий и легкомысленный супруг, давление и желание родить наследника, приводящее к упадку моральных и физических сил. Хорошего конца в этой сказке не было, он знал ее еще по своим родителям.       Вечно больная мать, холодная, недосягаемая, уверенная, что сына стоит воспитывать в строгости, лишь бы он не был с таким шаловливым характером, как у отца, полностью соглашающегося с авторитетным мнением жены и старающегося строить из себя кого-то серьезного для (неудачного) примера. На деле же, ни на одного из них нельзя было положиться.       Кристиан фыркает и запивает вином новый бал, на котором Тому обязательно было присутствовать: именно здесь грозился появиться Геллерт Гриндевальд, победивший в дуэли и сейчас заинтересованный в Риддле и его компании. Словно ученый в препарируемой лягушке. Глядишь, проведет ножом и вскроет грудную клетку, а заступиться будет некому: все остальные наблюдают за экспериментом.       В миг становится душно, Эйвери запускает два пальца под воротник кремовой рубашки и расстегивает верхнюю пуговицу. Даже не удивляется, замечая гадалку Тома, уже повисшую на руке величественного темного волшебника и что-то болтающую. Тот склоняет голову немного вбок, прислушиваясь к девчонке, не достающей ему даже до плеча, скупо улыбается и приближается к Риддлу, протягивая ему руку для приветствия. Совершенно по-маггловски.       Эйвери тяжело вздыхает и отворачивается, вновь устремляя непроницаемый взгляд на паркет. Лана кружится с тем же парнем и ласково улыбается уголками губ, слушая его речь. План по захвату Гриндевальда в ловко расставленные сети идет как по маслу: свои люди уже в его рядах. Главное, чтобы блондиночка не провалилась и не влюбилась по-настоящему. Хотя, это ничему не помешает.       Любовь — глупость. Эйвери в нее не верит.       Только почему-то, прогуливаясь по саду, чувствует шипящую на него кошку, закрывшую один зеленый глаз, а другим сканирующую окружающее пространство. Она вроде бы была его, но почему-то всегда оставалась на стороне Ланы: молоденькой ничего не стоящей девчонки с такими глубокими и красивыми глазами, что дыхание перехватывало, грамотно выстроенной речью и огромной любовью к книгам. Она умела молчать рядом с Эйвери и болтать за четверых, если он вдруг соизволял уточнить ее мнение.       Это случалось не часто, но он всегда получал огромное удовольствие, постоянно отворачиваясь и не глядя на нее. Боялся пропасть.       Конечно же, только из-за кошки и ее привязанности ко всяким странным личностям.       Луна серебристым цветом окрашивала потемневшую в ночи листву кустарников и деревьев, щебень под ногами шелестел и хрустел, а несколько дам в пышных разноцветных платьях с веселящими их магами играли в обычные догонялки неподалеку от расходящегося на дорожки места. Эйвери замер всего на секунду, чтобы закатить глаза и отвернуться.       С одной стороны от мерзкого ощущения, растекающегося по телу ядом, хотелось портить время всем, но с другой он частично понимал влюбленных волшебников — все-таки, не только у него внутри жила привередливая кошка, с которой общий язык найти было просто невозможно.       И скреблась сейчас намного хуже, чем раньше. Так больно еще не было, к горлу подступал ком отвращения и хотелось выплевать его вместе с зеленоватыми отравляющими капельками. Именно поэтому он вышел на свежий воздух проветриться, чтобы не сорвать деловую встречу своими высказываниями, либо пренебрежением, явно готовым отличиться в толпе.       Эйвери вздыхает. Выдыхает. Грудь приподнимается и опускается, легкие щекочут друг друга, разорванные и расцарапанные когтистыми лапами. Желая побыть в одиночестве подольше и абстрагироваться от противного привкуса бала, прилипшего к языку конфеткой, он прошел мимо резвящихся молодых людей, явно только недавно вышедших в свет и прибывших со старшими на знакомство с высшим обществом Германии. Миновал два поворота и выбрал третью тропинку, обходящую пройденную часть сада и все же возвращающуюся ко входу в огромный светящийся дом.       Здесь пролегал очаровательный мостик над журчащим ручейком. Без перил, со скрепленными деревянными перекладинами, он позволял опуститься на корточки и посмотреть на собственное отражение в вечно куда-то спешащей воде. Эйвери расправил русые растрепавшиеся из-за прохладного ночного ветра волосы, зажмурился и открыл глаза, стараясь придать радужкам точно такой же загадочный блеск, которым хвастались мерцающие вдалеке звезды.       Не получилось.       Раздраженно выдохнув и сжав в тонкую линию бледные губы, он пошел дальше, неслышно ступая. Завел ладони за спину, играясь пальцами с волшебной палочкой, перекатывая ее по фалангам и вертя легким давлением подушечек. Кошка злобно укусила его за сердце, заставляя ускорить шаг незнамо зачем.       Эйвери в последнее время и так постоянно ссорился с ней, так что в этот раз решил отступить. Глядишь, успокоится, да свернется клубочком, довольная маленьким подарком, полученным от хозяина. Замурчит, запоет свои песни спокойствия, которых он уже не слышал довольно давно. С того самого момента, как глупая Лиззи притащила во время их общего ужина с качественным вином и румянящимся мясом эту Лану.       Она на него посмотрела, вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся, улыбнулась очаровательно, и всё закрутилось. Живот сжало, он выпил намного больше, чем планировал от ощущения чего-то нового между ребрами. Все еще держась джентльменом, твердым шагом покинул обиталище Лестрейнджа раньше полуночи и бродил до рассвета по тихим пустым улочкам. Солнце засветилось в красных оттенках на горизонте, под глазами пролегли синяки, и Эйвери скрылся в своей комнате, не пуская даже домовиков. Впервые за все время написал письмо домой, спрашивая, как там отец.       Был ли уже у могилы мамы.       Спросил, что с ним, хотя самого на части внутри разрывало от потери. Мама пусть и не стала для него по-настоящему близкой, но все равно пропиталась детской нежной любовью.       Патронус он вызывал воспоминанием с ее объятиями после окончания Хогвартса. Она тогда улыбалась так радостно и ярко, что на мгновение забылась болезнь, быстро сжирающая слабое тело. Хрупкая женщина, тихая, сама в себе, она не заслуживала и капли мук предсмертной агонии. В этом Эйвери полностью поддерживал затухающего и увядающего в горе отца.       Кристиан склоняет голову набок, позвонок хрустит, вставая на место, и волшебник пересекает последние метры до дома. Краем глаза замечает обнимающихся в тени лестницы молодых людей, пестрое зеленое платье и неестественно сползающую по стене девушку под натиском поцелуев кавалера. Следующий взгляд, уже более внимательный и настороженный, разглядел светлую кудрявую шевелюру, а в нос ударил фантомный привкус духов Ланы, преследующий с первого дня их знакомства.       Бледная рука ее дернулась в попытке вытащить палочку из спрятанного в пышной юбке кармана, но мужчина перехватил ее ладонь и с силой сжал. Кошка внутри забрыкалась, зашипела, свирепо выпучила глаза и кинулась, управляя телом Эйвери, к ним. Резко отняв мага от сползшей на землю Ланы, Кристиан отшвырнул его прочь и пустил вслед парализующее заклятие. Не оглядываясь и точно зная, что попал прямо в цель, присел перед трясущейся волшебницей, вцепившись пальцами в ее подбородок, приподняв голову и вглядевшись в глаза.       Зрачки полностью заполнили радужки, на щеках засыхали дорожки слез. Она открыла рот и беззвучно что-то произнесла, Эйвери тут же снял Силенцио и подхватил ее на руки.       Она явно под действием зелья. Явно не в себе.       Явно ставшая недоразумением и вечной проблемой на его голову.       Оставить ее здесь было бы глупо. Неудачливый любовник, получивший с силой туфлей по ребрам, а затем по лицу, готовился опорочить честь юной дамы и исполнить все страхи Эйвери (а ему, на минуточку, все еще нужна была партнерша по умным мыслям), да и Том не был бы рад потере подающей надежды девчонки, так что другого варианта, как увести ее и вызвать колдомедика, чтобы тот точно сказал, какие успокаивающие и снимающие произведенный на организм эффект зелья можно использовать, чтобы не навредить, Эйвери не видел.       Все-таки, он был порядочным чистокровным волшебником. И внутренняя кошка впервые заурчала, довольная тем, что дремлющая Лана вцепилась холодными пальцами в его ладонь.