(Не)хорошие

      Сумерки ниспадали на землю, пропитывая смугло-серой дымкой морозный октябрьский воздух. В главной гостиной семейного особняка Эйвери пылал камин. Оранжевые языки пламени причудливыми уродливыми тенями скакали по стенам, словно закутанная во все черное низкая темноволосая волшебница с бледными-бледными руками и заплаканными глазами, замершая у окна, оказалась на бесовской пляске.       Джонатан почувствовал, как при одном лишь взгляде на нее у него разрывается сердце. Днем они хоронили его родителей, и в душе, кроме пустоты, не было ничего. Он помнил два гроба, помнил собранные по кусочкам останки тел — западное крыло обвалилось прямо на их головы. Он кинул землю на закрытые крышки. Молча выслушал песнопения завывающего старого монаха. Их было пятеро на похоронах: он, Джонатан, Светлана и два трупа.       Светлана — имя странное, не ложащееся на язык и заставляющее прижимать его к небу, чтобы произнести хотя бы немного похоже на русский манер. Свет-ла-на. Он перекатывает ее имя во рту и старается сглотнуть, но оно встает костью в горле — с первой встречи, с самой первой чертовой встречи, когда вечно смеющийся Антонин, один из последних живых из их старой компании друзей, еще школьниками прозвавших себя Вальпургиевыми рыцарями, притащил кузину из Российского княжества. Ходил и хвастался всем вокруг, какая она у него умная и красивая. Юная темноволосая Светлана с похожими на сизый дурман глазами только закончила Колдовстворец, прошла практику у директора и решила изучить магию и колорит Британии, раз он, такой прекрасный, жил там и мог все ей показать.       Светлана стояла рядом и терпеливо улыбалась. Она была чуть выше локтя Антонина, говорила с грубым акцентом, внимательно слушала, чуть склоняя голову набок, и не отличалась тем же игривым и пылким характером кузена. А еще она была бледной, снежно-бледной. Джонатану тогда показалось, что она была олицетворением своей холодной, ретивой и своенравной страны.       Сейчас ее белоснежное лицо, опухшие серые глаза с зеленым отливом вокруг зрачков и приоткрытый рот были окрашены дьявольской пляской пламени в ночи.       Сегодня хоронили его родителей. Джонатан не чувствовал ничего по этому поводу. Они никогда не были близки, а, после того, как узнали о Светлане, вовсе перестали общаться с ним. Они все неправильно поняли, Джонатан тогда был в этом уверен. Сейчас же он понимал, что они поняли все слишком рано.       Светлана, оказывается, сбежавшая от отца, страстно желавшего выдать ее замуж, скрывалась в Британии у единственного не отвернувшегося от нее человека.       Джонатан попал в ловушку прищуренных глаз, смотревших на него с извечной доброй насмешкой и скрывавших что-то. Она была тайной для него. Разгадка оказалась на поверхности, только вот, поставить ее в упрек он не мог: это Джонатан искал новой встречи со Светланой, это Джонатан ухаживал, поддерживал, был рядом. Это Джонатан обнял ее, когда застал рыдающую из-за ссоры с семьей.       Это Джонатан привел ее к себе домой, чтобы она не оставалась одна и не съедала себя отвратительными мыслями и страхами. Антонин как раз уехал в Москву разбираться с попытками женить его и просить за сбежавшую Светлану. Для них она была предательницей. А у Антонина, сколько бы сил в нем не было, не хватило духу нанести любимой бабушке еще один удар, подвести всегда восхищавших его дядей и отца, увидеть слезы матери. Он вернулся в Британию с молодой женой, зеленой-зеленой, только закончившей школу. Она целыми днями просиживала дома в одиночестве.       Светлана навещала ее и потом рассказывала Джонатану. Она все так же жила в спальне в его доме, ужинала и завтракала с ним, провожала на работу и не попадалась на глаза его родителям. Он считал, что они друзья. На деле же, они больше походили на семью.       Девчонка Долохова ревела, учила английский и скучала по Родине. Попытки уговорить его вернуться были провалены с треском. Антонин относился к ней так, как должен был хороший муж: содержал в комфорте и достатке, не препятствовал ее занятиям и увлечениям и появлялся дома раз в пару дней. Однажды недовольство такой жизнью дошло до своего пика, и девчонка, рыжеволосая, раскрасневшаяся и оказавшаяся характером не хуже муженька, собрала свои вещи и сбежала.       Антонин с ног сбился в ее поисках. Джонатан только и мог, что приподнимать брови в удивлении — вот, она не была ему нужна совершенно, а в следующее мгновение он с ума сходил от волнения. Светлана в ответ на его однажды прозвучавший риторический вопрос только дернула уголком губ и сказала, что это было ожидаемо. Люди понимают ценность того, что имеют, только, когда потеряют. Дурацкая русская поговорка. Дурацкая любовь.       Дурацкий поцелуй под Луной, на который Светлана осмелилась, встав на цыпочки и жадно, порывисто и испуганно коснувшись губ Джонатана.       Она сразу же отпрянула. Затараторила извинения. Джонатан притянул ее за талию и поцеловал.       В ночь, когда погибли его родители, он был с ней.       В ночь, когда Антонин один столкнулся с почти десятком членов Ордена Феникса и чуть не погиб в драке, он был с ней.       В ночь, когда никудышная женушка притащила такого же никудышнего муженька, истекающего кровью, к нему на порог, он был с ней.       Все произошло именно тогда, когда он позволил себе почувствовать. Когда Светлана — далекая снежная королева, наконец оказалась близко-близко. Лиза, Лиззи (кажется, так звали жену Долохова), ревела, просила о помощи и на коленях на русском о чем-то молила Антонина. Домовики судорожно носились по особняку, разбирая завалы и выискивая любимых хозяев. Впервые в жизни Джонатан не знал, что делать — мысли просто исчезли из головы. Он тупо, по-рыбьи тупо оглядывался по сторонам и молчал.       Было пусто. Больно. Плохо.       Рука Светланы коснулась его. Она плакала, но на удивление четким голосом произнесла его имя. Поправила соскользнувшую с плеч лямку просвечивающейся тонкой ночнушки. Вновь что-то сказала.       Джонатан повторил.       Скоординировал работу домовиков. Вызвал колдомедика, которого завербовали для Пожирателей Смерти. Сообщил о произошедшем Тому, чтобы тот отправил отряд на место стычки, которое сбивчатым голосом на русском описала Лиззи, а Светлана перевела.       Ночь была долгой, нестерпимо долгой. Но еще дольше тянулись следующие дни, превратившиеся в одну муторную кашу — Джонатан пропадал в штабе целыми днями, Светлана организовывала похороны и вместе с Лиззи присматривала за Антонином. Горе сблизило их сильнее, чем брак и якобы становление семьей.       Наконец, тех членов Ордена Феникса выловили. Том был вне себя от ярости.       Джонатан применил к ним Круциатус. Джонатан убил их без магии. Ножом.       Кажется, нападение на дурного Долохова и смерть родителей все же сломили в нем что-то. Том, ставший вторым палачом, до конца истребил в нем человека. Джонатан превратился в монстра.       Самая уродливая тень, прыгавшая по лицу Светланы, принадлежала ему. Безжалостному чудищу.       — Как только Антонину станет лучше, тебе стоит уехать вместе с ними, — хриплым потерянным голосом проговорил он. Сил на то, чтобы посмотреть на ее лицо, не было.       Он знал, как это выглядело с ее стороны. Он знал, что и в ее глазах сейчас превращался в монстра, который использовал ее и, получив желаемое, решил выкинуть, словно ненужный фантик от вылаканной и вылизанной из него конфеты. Но хуже было бы позволять ей оставаться рядом с собой сейчас. Неправильнее.       — Почему? — плачущий голос донесся до его ушей. Стальной стержень внутри этой маленькой тонкой женщины, столько пережившей. — Это из-за нападения? Из-за обвала? Почему? — бессильно воскликнула она, приблизилась к нему и опустилась на пол. Черная юбка растеклась пятном по ковру. Светлана положила холодные бледные ладони на колени Джонатана и заглянула ему в глаза.       Он утонул в ее. Так же, как утонул в их первую встречу.       Кажется, он любил ее даже тогда. Всю жизнь любил, и понял это, как только встретил.       — Потому что…       Джонатан не договорил. Он не знал, что сказать. А Светлана, как обычно, поняла его без слов. Она залезла ему в душу, покопалась в мозгах и вытянула единственную верную нить его размышлений. Привстав, она обхватила его лицо ладонями и коснулась лбом его лба. Ее горячее дыхание щекотало нос. Ее присутствие рядом щемило сердце.       — Ты слишком хороша для такого урода, как я. Я убил тех людей. Убил своими руками, — прошептал он.       Светлана зажмурилась. Не отпустила.       — Ты не урод и не монстр, — она с нежностью коснулась губами одной из его щек. — Никогда не будешь, — поцеловала вторую.       Джонатан обхватил ее за плечи и заставил подняться, после чего усадил к себе на колени. Убрал от лица темную прядь волос и вгляделся в ее заплаканные глаза. Они были наполнены любовью. Они отражали его любовь.       Светлана наклонилась к нему и поцеловала. Джонатан сжал ее плечи. Он окунулся в поцелуй с ней, утонул в нем, позволяя чувствам, запертым глубоко внутри, бурным вихрем вылететь и захватить его душу. Боль, вина, ненависть, стыд, любовь. Они смешались в отвратительный тошнотворный коктейль и без ножа вспороли ему сердце. Упавшие на его щеки соленые слезы Светланы словно выжгли в нем дыры.       Джонатан углубил поцелуй. Крепче обнял ее.       Почему-то казалось, что пока она рядом, пока он любит ее, все будет хорошо. Что у него есть шанс на спасение. Светлана, ее безопасность и ее счастье — его шанс на очищение.       Губы смочила ее слеза. Он разорвал поцелуй и медленно стер влагу с ее щек. Отказаться от нее было бы фатальной ошибкой.       Краем уха он услышал, как распахнулась дверь и кто-то ворвался в комнату. Нехотя посмотрел на опухшую от слез рыжеволосую волшебницу, прижимающую трясущуюся руку ко рту.       — Он очнулся, — прошептала она и бессильно рухнула на пол, рыдая. — Колдомедик сказал, что он будет жить.       Зажмурившись, Джонатан запрокинул голову и выдохнул. Слова Лиззи облегчили боль, снедающую его сердце.       Светлана слетела с его коленей, и он резко поднялся на ноги. Сжал ее потеплевшую руку.       Он почему-то знал, что пока она рядом, он сможет вынести любые муки, подготовленные ему судьбой и сделанным в прошлом выбором следовать за Томом и его идеями до конца.       Он свято верил, что пока она рядом, он сможет жить.