(Не)хорошие

      Яд Нагайны растекается под кожей. Северус чувствует, как убийственные капли смешиваются с его кровью и, обжигая вены, сжирая сосуды, спаливая к чертям собачьим всю внутреннюю систему его организма, несутся к сердцу, а от него — прямо к мозгу. Тело горит, и хочется стянуть с себя тугие тряпки одежды, прислониться лбом к плитке пола, оказаться где-нибудь в Арктике, где-нибудь в снегах и льдах, где-нибудь не здесь.       Последние слова, что он должен был сказать мальчишке Поттеру, срываются с губ сами собой. Северус задыхается и сгорает заживо. Его трясет.       Как же, наверное, жаль, что хорошего человека из него так и не вышло. А ведь он обещал… Он когда-то обещал Лили, что будет им, несмотря ни на что.       Он жмурится и старается абстрагироваться от голосов троих самых несносных и одновременно самых запомнившихся ему учеников. Он им больше ничем не поможет. Остались считанные секунды до того, как яд полностью разъест его мозг, уничтожит сознание и вытянет из него тонкую, трепещущую, наполненную гнилью жилку жизни.       Под дрожащими веками вспыхивают отдаленные образы. Северус хватается за них, как утопающий за соломинку. Далекий, забытый, легкий девчачий смех щекочет уши. И он сам не замечает, как начинает улыбаться. Последнюю липкую дорожку прочерчивает слеза. Звуки далекой бойни сменяются шумом листвы огромного дуба, под которым они сидят с Лили. Вдалеке возвышается целый и невредимый Хогвартс — олицетворение величественности и тайны. Голова Северуса лежит на знакомых острых коленях. Кончики длинных рыжих волос щекочут его щеки.       Протяни руку — и дотронешься до мягкой щеки Лили, усыпанной цветастыми крапинками-веснушками. Но Северус не шевелится. Он завороженно смотрит на черты лебединой шеи, на колыхающийся на ветру красный воротник гриффиндорской мантии. Втягивает воздух — и жадный нос забивают запахи травы, зелени, шумящего внизу по склону Черного озера и сладких-сладких духов. Северус утопает в буйстве разнообразных и таких ярких, таких пряных ароматов, как в мареве тумана.       Лили, Лили, Лили! Живая Лили, близкая, теплая, молочно-бледная и такая же смеющаяся, как в самые лучшие дни Северуса. Он голодно вслушивается в ее голос, приподнимает голову и заглядывает в разрумянившееся в летних солнечных лучах лицо — до боли знакомый прищур глаз, чуть вздернутый правый уголок губ в постоянной полуулыбке. Вокруг радужек, наполненных мириадами искорок, ореолами расходятся светлые ресницы.       Северус только у Лили видел такие. А может быть, только у нее они были особенными.       — Что с тобой? — милое, родное лицо Лили хмурится, и она вновь улыбается, только теперь уже неуверенно, нелепо. О, как же он мог забыть, что она улыбается так часто? Что она, пахнущая цветами, первыми весенними деньками, пахнущая любовью, была самым улыбчивым человеком на свете? Самым светлым, самым близким. — Кошмар приснился?       Одновременно вспыльчивая и нежная, справедливая и безрассудная. Она была, жила, дышала своим факультетом, она оказалась его самым настоящим олицетворением.       А еще она все еще дружит с Северусом. Они еще не поругались. Она здесь, совсем рядом. Друг его детства. Единственная близкая душа.       — Я задремал? — удивленно оглядываясь по сторонам, спросил он. Непонятная горечь стянула горло. Замереть бы навсегда в этом мгновении, остаться в теле мальчика, что спал на коленях Лили. Что мог взять ее за руку, услышать ее голос, почувствовать ее дыхание.       — Да. Тебе не стоит так переживать из-за экзаменов. Мне страшно смотреть на то, как ты губишь себя в подготовке.       Он моргает. Лицо Лили перед его глазами четко, как никогда. Глаза взволнованно рассматривают его. А Северус тонет, захлебывается в них. Так же, как в их первую встречу. Так же, как в последнюю.       Он вдруг ясно осознает, что весь его мир оказался сконцентрирован на этой улыбающейся девочке. На человеке, которому был интересен он, а не прилагающееся или то, что можно из него выжить.       Зажмурившись и вновь открыв глаза, он все еще был там, на поляне под дубом. Ветер ласково расцеловывал щеки. Пальцы Лили осторожно дотронулись до его лба и убрали упавшую черную прядь. От ее прикосновения тело пронзило током. Как преданный пес, Северус бесконтрольно наклонился чуть вперед, и она, рассмеявшись, провела ладонью по его голове.       — Давай проведем сегодняшний день без книжек?       — Давай, — от ее голоса хочется улыбаться. Всегда хотелось, но он почему-то не смел позволить это себе.       — Можем сыграть во что-нибудь. Прямо как в детстве.       Северус кивает и вновь опускает голову на ее колени. Лили задумчиво хмурится и осматривается, стараясь найти в окружающем мирном пейзаже подсказку. Зевок дрожит под небом. Глаза слипаются сами собой. Теплая рука Лили так и лежит на его лбу. Не исчезает, не растворяется в пустоте.       Ведь Северус уже в ней.       Он — в вечности.