(Не)хорошие

      Беллатрикс ненавидела Сириуса с самого детства. Ненавидела до скрежета зубов, до гортанного крика, до драки. Ей казалось, что она ненавидела его с того самого мгновения, как увидела новорожденного и закутанного кульком в простыни, чуть прищурившего свои уже тогда темно-темно синие глаза и плюнувшего в нее.       Когда она видела маленьких Нарциссу и Регулуса, ее не обуревала настолько сильная, гнойная, отравляющая ненависть, как к Сириусу. Рядом с ним она забывала, что была старше, была леди, была черт-его-побери-Блэк. Они постоянно, только встретившись, начинали ругаться. Взгляд за взглядом, слово за словом, и вот они уже катаются по полу и дерутся до истощения, до потери сил, до смерти кого-то одного.       С возрастом драк становилось меньше, а не находившей выход ненависти — больше. До своего пика она дошла в ту ночь, когда Беллатрикс нашла сбежавшего от родителей Сириуса в одной из захолустных магических гостиниц. Вокруг было грязно, за стенами скреблись не потравленные мыши, на обоях расползлись темные пятна, словно кровоподтеки.       И посреди этой вакханалии в кресле расслабленно сидел Сириус. В его руке тлела сигарета, блики горячего пламени, бесновавшегося в камине напротив, страшно уродовали его лицо.       — Привет, Белла, — хрипло поздоровался он и чуть дрогнул уголком грязных, грешных, выразительных губ.       Беллатрикс отколола модную по тем временам шляпку от волос и небрежно бросила ее на покоцанный старый комод, который явно был старше дедушки Поллукса. Скривилась. Нос забил запах бедности. Глаза тлели алчным, ненавидящим огнем.       Сириус ловко поднялся и распрямился, повел широкими плечами. Незастегнутая рубашка оголяла торс. А Беллатрикс было так тошно, так противно, так невыносимо смотреть на него, что ни единого слова не сорвалось с ее отличавшегося остротой языка. Она не принялась ругаться, кричать или унижать его — предателя рода, паразита, грязное пятно на их идеальном и выбеленном семейном древе.       Сириус приблизился. Горький дым догорающей сигареты закружился по воздуху.       Его губы все так же хитро, насмешливо и глупо улыбались.       Беллатрикс вдруг захотелось поцеловать их.       Она сделала шаг навстречу Сириусу, приподнялась на цыпочки и пропала. Вселенная схлопнулась. Ее ненависть, мешаясь с горячей, знойной страстью, доводила тело до истомы.       Жадные, словно изголодавшиеся по друг другу, они повалились на кровать. Все было забыто и оставлено за пределами тесной дешевой комнатушки.       Так уж и быть, Беллатрикс убьет Сириуса завтра. Сейчас же она только и могла, что думать о его прикосновениях, о его теле так близко.       Но следующим утром его не оказалось в третьешерстной и Мерлином забытой гостинице.       Сильнее той ненависти, что пылала в Беллатрикс, быть не могло. Они были рождены, чтобы доводить друг друга до белого каления, чтобы травить кровь, распалять чувства и медленно убивать. Их противостояние, основанное на гремучей ненависти и слишком сильной любви, не могло закончиться иначе, как чьей-то смертью.       Ее проклятье достигло его первым. Беллатрикс победила.       Наверное.