Caramel et amethysts

Джакурай выбегает из квартиры и запрыгивает в машину среди ночи так быстро, будто от этого зависит его жизнь. Рамуда позвонил ему, Рамуда нуждается в нём, и Джингуджи снова оказывается лишён сна, но на этот раз от неверия и трепетной радости. Амемура на том конце трубки тихо всхлипывает и не сдерживает дрожащую интонацию в голосе, а вслед за ошарашивающим счастьем Джакурая настигает страх. Однако, он едет, взяв себя в руки, сжимая руль понимает, что торопиться небезопасно, проезжает десятки поворотов, плавно скользит по тихим ночным дорогам, и, приехав, паркуется неподалеку от станции невероятно спокойно, пока ключи не окажутся у него в кармане. И сразу после Джакурай бежит, задыхаясь, домашними тапочками не переодетыми в спешке шаркая по уже остывшему от дневного солнца асфальту. А Рамуда сидит на скамейке, болтая ногами в воздухе, и ждёт, слушая болтовню Дайса до тех пор, пока на горизонте не появляется до боли знакомый силуэт. Амемура срывается с места, бежит, рассекая воздух, повисает на Джакурае отчаянно, руками вцепляется в накинутую кое-как среди ночи кофту, грязными кроссовками наступает на домашние тапочки, давясь собственными криками, которые застывают в горле. Воздуха не хватает и он, рыдая, сгребает в охапку волосы, которые пахнут всё тем же шампунем, что и в последний раз, когда они виделись. Он ждал этого момента, переступил через остатки своих страхов, чтобы он настал, а в итоге не может вымолвить и слова, беззвучно сотрясаясь от слёз, будто бы уменьшившись в два раза, дрожа хрупкими плечами. Джакурай обнимает его. У Джакурая мягкий серый кардиган и счастливая улыбка на лице, от которой у Рамуды что-то больно трескается внутри. А после идёт спешное прощание с Дайсом – Амемура вытирает уже подсохшие следы от слёз на щеках, улыбается ярко-ярко и бесконечно благодарит нового друга. Арисугава кратким жестом треплет его по плечу, довольно сияя, и обещает в следующий раз побыть вместе подольше. Дайс быстро чиркает свой номер на бумажке, изо всех сил обнимает Рамуду и машет кому-то вдалеке, исчезая дымкой цвета синего металлика. Рассветает. Рамуда берёт Джакурая за руку, скользит шершавыми пальцами по мягкой ладони, обвивается намертво, молчит. Они доходят до машины в уютной тишине, и когда они садятся, когда Джакурай касается руля, у Рамуды снова слезятся глаза. Отчаянно, стыдно. Он бессильно наваливается на сиденье всем весом, обмякает и шмыгает носом, щуря глаза в сторону Джингуджи. — Как ты там без меня? — вопрос Джакурая повисает в воздухе, произнесённый мягко и обеспокоенно. — Плохо, — Амемура издаёт тихий смешок, который и не похож на что-то весёлое совсем. По щекам у него начинают обжигающими разводами течь слёзы, и он чувствует, как становится легче. Как слово «плохо» теряет свой смысл рядом с этим человеком, в тёплой машине, на пути к забытому дому. Рамуда дремлет, между пальцев пропуская аметистовую прядь волос, пока мотор неспешно гудит, а первые блестящие лучи утреннего солнца несмело греют ему щеку, окрашивая её в бледно-розовый. Он не реагирует, только крепче сжимает чужие волосы и растворяется в таком желанном спокойствии. Джакурай ни на секунду не отпускает его руки, и когда они выходят из машины, и когда поднимаются в квартиру тоже. И даже в ней он боится разъединить пальцы, как будто Рамуда может просто исчезнуть, если он на секунду отвернется, выпустит его из рук. Но Рамуда никуда не исчезает, ходит невесомой тенью рядом, позволяет себе деловито передвигаться из комнаты в комнату, заново изучая такую привычную обстановку и подмечая изменения, пока Джакурай готовит ему ванну. Он наконец готов раздеться перед ним. Амемура слишком устал от постоянного прочного панциря, в который он прятался от всего мира, рыдал и скрывался от Джингуджи в немом страхе. Он прекрасно понимал, что бояться ему нечего, что Джакурай сможет его понять, сможет ему помочь и вылечить израненное сердце, но груз застарелых, покрытых коркой шрамов, никак не хотел сдвигаться, и облегчение всё не наступало. Рамуде становилось всё хуже и хуже, но, в конце концов, долгожданное освобождение пришло и теперь он готов сделать такой важный шаг навстречу. Грязная одежда спадает на пол как символ бремени и сброшенных страхов, как показатель доверия Амемуры и его обретённой уверенности. Он потирает руки и бёдра, слегка поёживается от влажного тепла мягких клубов пара и протягивает руки к Джакураю, обнажённый и совершенно незащищённый, оголив всю свою историю в рваных красных шрамах и в белой паутине мелких, почти заживших. В Рамуде заключена целая трагичная вселенная, и доктор тянет руки к нему в ответ, нежно оглаживая. В горячую воду погружается сначала одна ступня, потом туда же ныряет вторая. Парень опускается по пояс, и розовые частички соли для ванн поднимаются крохотным ураганом, перед тем как окончательно раствориться. Джакурай почти разворачивается, чтобы выйти, но Рамуда едва ли не в умоляющем жесте хватает его за руку. — Останься, — голос Амемуры подрагивает, – пожалуйста. Джингуджи шепчет успокаивающе «хорошо» и после пригласительного кивка осторожно раздевается, залезая в ту же ванну. Сцена кажется до безумия нелепой – места им двоим там катастрофически не хватает, и в конце концов Рамуда оказывается лежащим у него на груди, под тихий стук редких капель из закрытого крана, и гораздо более громкий – чужого сердца. — Знаешь, у меня появился новый друг, — Амемура водит пальцем по тёплой коже, вычерчивая дорожки, едва касается ключиц, — он, пожалуй, помог совершить мне последний толчок, благодаря которому я всё-таки набрался сил позвонить тебе. Я был ужасно расстроен, увидев тебя с новыми людьми, но расскажи мне, какие они? Ярче всего я помню того, что сияет как солнце, — Рамуда кладёт ладонь на область сердцебиения, — и я понял, что всё-таки рад, что у тебя есть такие друзья, с которыми ты улыбаешься. — Тебе крупно повезло, что всё не закончилось плачевно, Амемура‐кун, — Джакурай печально качает головой и приобнимает Рамуду, будто защищая, — но всё хорошо, что хорошо кончается, пожалуй, — он осторожно касается его шрамов, Амемура едва заметно вздрагивает, но не встаёт, только ближе щекой скользит по коже. — Я злился на тебя, потом тосковал. — Я не мог найти себе места от беспокойства. — Понимаю, прости, что пришлось поволноваться, — Рамуда перебирает тяжёлые и влажные волосы Джакурая рукой, — мне нужно было время, спасибо, что дождался. Улыбка у Амемуры появляется совершенно искренняя и счастливая, и Джингуджи вместо ответа целует его в макушку, заставляя повернуться к себе лицом. И снова целует его, прямо в яркую улыбку, в солёную от пота и пары нечаянных слезинок кожу лица. Они обнимаются и дурачатся в воде как дети, пока она совсем не остывает, а после всё-таки по-дурацки мылятся, утопая в пушистой пене. Рамуда прополаскивает Джакураю волосы от последних мыльных пузырьков и снова тает, расплываясь в нежной улыбке, самостоятельно целуя его лицо. Бесконечно, пока руки не начнут дрожать, а губы не станут прохладными. Два тела кутаются в полотенца, Рамуда носится по квартире в поисках сменной одежды, и когда они, уставшие и счастливые, наконец садятся ужинать, в этой небольшой квартире, в их маленьком мире наконец настаёт покой.