***
Она походила на человека. Ещё более она напоминала прекрасную старинную статую — одну из тех, что украшают собой дворцы неравнодушных к античному искусству вельмож; из тех, крупнейшим собранием которых так гордится папская резиденция; из тех, что изображают древнюю, как сам мир, и давно позабытую людьми, но всем назло вечно молодую и прекрасную богиню сидящей, обхватив колени руками… Рост белокожей незнакомки, если та встанет, по самым скромным прикидкам достигал никак не меньше пяти метров, но совершенные пропорции алебастрового тела позволяли ей сохранять изящество и женственную хрупкость. Помимо великолепной гривы серебристо-белых с тёплым платиновым оттенком волос, тонких, как паутина, прямых и длинных — почти до пят, а ещё настолько безукоризненных в едином полотне развевающихся на ветру прядей, что казались неестественными, фигуру её неровным ореолом окружали хаотично расположенные бесчисленные крылья цвета свежевыпавшего снега, сверкающего под лучами зимнего солнца. Три самых больших — слишком крупных даже для столь внушительного роста — обернулись вокруг неё, прикрывая от нескромных взглядов идеальную грудь и бёдра, остальные же, самых разных размеров, без каких-либо порядка и симметрии веерами раскрывались из суставов других, парадоксальным образом продолжались из окончаний маховых перьев более крупных конечностей, пучками росли вдоль позвоночника существа. Пока каждое крыло медленно разворачивалось до максимального размера, кончики нескольких наиболее крупных перечеркнули пару растущих рядом дубов, и трёхсотлетние деревья, чудом никого не погребя под собой, обрушились наземь беспорядочной грудой брёвен и веток, одинаково легко рассечённых на части вне зависимости от толщины — будто не лёгким, мимолётным и случайным прикосновением живого существа, а невероятно острой сталью или атакующим заклинанием. Уже только по судьбе несчастных насаждений разве что ребёнок, слепец или наивный мечтатель, очарованный дивной внешностью создания и не имеющий жизненного опыта, который более чем в достатке имелся у Жана, не сообразил бы — будущий фамилиар младшей девицы в семье Ла Вальер крайне опасен. — Все назад! — скомандовал он студентам, радуясь про себя, что, видимо, не иначе как по счастливой случайности пострадали растения, но не его ученики. Профессор готов был атаковать, выкажи призванное создание открытую агрессию, но пока она не проявляла враждебности. Белая девушка, встрепенувшись, легко поднялась, всё так же не касаясь ногами земли, с наслаждением потянулась и встала на цыпочки, как будто под стопами у нее́ была невидимое глазу основание — очевидно, она обладала некой разновидностью магии, дарующей ей способности к левитации или чему-то подобному. Могучие крылья, размахом не уступающие таковым у былинных драконов, были скорее декоративными: в полёте они не задействовались, да и скорее мешали бы друг другу, но при всём том нисколько не тянули существо к земле, будто вовсе ничего не весили и сами собой плыли в воздухе. Приглядевшись, Жан понял, что как минимум часть тела крылатой девы — рука, нога, плечо и волосы — полупрозрачны и сотканы из замысловато переплетённых перьев, через просветы между которыми клубилась тьма. — Да что же ты такое? — пробормотал он, и она обернулась, будто услышав. Утончённые, идеально симметричные черты, высокие скулы, пустой холодный взгляд серых миндалевидных глаз без зрачков… Лицо мраморного изваяния — прекрасное, но безжизненное, бесчувственное, нечеловеческое. Внушающее опасения. И не только ему: Кольбер заметил, как драконица Табиты, ощерившись и порыкивая в сторону многокрылой девы, прикрыла собой хозяйку и потихоньку оттесняет её прочь. Догадки о том, что могло бы напугать пусть и молодого, а всё-таки дракона, были крайне неприятными. А ещё профессор только сейчас осознал, что слышит пение. Не ушами. Тихая зловещая мелодия раздавалась прямо в его голове. — Ты — Пробудившаяся? Но ты не Кассандра, я помню оба её облика… Зачем ты пришла? — потребовала ответа мисс Вальер. — Из-за тебя мне не удалось снова призвать её. Она, наверное, уже погибла… Снова? Крылатая не сказала ни слова, лишь посмотрела на девочку, склонив голову, но та как будто услышала что-то, чего не уловили остальные присутствующие: — Нет? А что же ты тогда? Ясно… Хотя ничего не ясно. А вернуться туда, откуда пришла, можешь? Поверь, это очень важно для меня… Нет? Плохо, — она вздохнула. — Думаешь? Ну… надеюсь. Поверю тебе. Тогда давай знакомиться. Мое имя — Луиза Франсуаза Ле Бланш де Ла Вальер. А твоё? И вновь молчание. Существо сохраняло полную неподвижность. Потревоженные порывом ветра волосы били по лицу, но она даже не моргнула. Тем не менее, мисс Вальер явно услышала ответ. — Что же, приятно познакомиться. Пентаграмма Пяти Стихий, благослови Симург и сделай её моим фамильяром!***
Она слепа, глуха и нема. Совершенно и абсолютно — у неё попросту нет привычных для примитивных форм жизни органов чувств. Да, на её теле присутствуют глаза, уши и прочее, но подобное сходство с субъектами — лишь внешняя имитация, декорация и маскировка, а не функциональные аналоги: в силу своей природы, субъекты лучше и легче воспринимают тех, кто хоть отдалённо на них походит. Однако с тех пор, как единственное критически важное препятствие, которое совершенно не получалось ощутить иначе, чем по последствиям и реакциям на его действия, недоступные восприятию, было устранено, её слепотой более не воспользуешься против неё. Зрение, слух, осязание, вкус, ощущения — всё то, что даёт знание о текущем состоянии окружающей среды, — ей просто ни к чему. Для той, кто воспринимает минувшее и то, чего ещё не произошло, целостно, одновременно и на годы, а при более обстоятельном изучении и анализе — на десятки лет в обоих направлениях, настоящее — лишь бесконечно краткое мгновение, зачастую не стоящее особого внимания. К тому же, расшифровка устойчивого ответного потока информации предоставляет более чем достаточно данных, чтобы сориентироваться и в происходящем. Взгляд в прошлое и в будущее, охватывающий одновременно множество целей, служит главным средством получения сведений о мире. Каждое явление, субъект или объект познаётся в контексте восьми-двенадцати лет собственной истории. Больше времени на цель исследования — больше данных, изначально смутные видения проясняются, бесполезное отметается, ключевое — сохраняется. Множество побочных потенциальных возможностей отсеивается. Она слепа, но мир вокруг завораживает. Не живописными пейзажами или затейливой архитектурой — той ли, кто никогда их не увидит, оценивать красоту? Нет, поражает он иным — самим мироустройством, историей и будущим, в корне отличными от таковых в мире, где её создали. Она наблюдает все возможные развилки, грядущие конфликты и ситуации… и наслаждается. Впервые за долгое время ей действительно интересно — не просто решить сравнительно сложную задачу, а познавать нечто новое. Здесь даже люди обладают другими умениями и способностями… пусть во всём остальном и остаются людьми, со всеми присущими данному виду достоинствами и слабостями. Здесь её не связывают оковы директив создателя. Здесь она вольна… поступать по своему усмотрению?! Творить?! О, достойные «холсты» и «краски» уже в её распоряжении. Страхи и устремления, мотивы и решения местных жителей, несмотря на все их различия с обитателями её родины, — как на ладони для той, чьей природой являются манипуляции живыми существами и управление работой их внутренних органов при помощи причинно-следственных связей и воздействия на стихии. Да, здесь не известно понятие события-триггера, но что это меняет? Аккуратная корректировка ситуации, небольшие изменения обстановки, тщательно отмеренные обонятельные и слуховые стимулы — место, запах, наличие угрозы, видимые и слышимые сигналы — обеспечат должный уровень страха и стресса, увеличат секрецию гормонов до требуемого уровня. В результате у цели появятся галлюцинации, разумеется, необходимого содержания, вначале краткие, а затем, при необходимости, непрерывные. Видения же служат первым шагом ко снам наяву. Или же, может, пока просто понаблюдать за самыми занятными персонажами, изучать их, вмешиваясь лишь по мере надобности, чтобы избежать скуки, выбирая те перспективы, которые поддержат её интерес? Благо центральный персонаж всей истории — вот она, рядом стоит. Конечно, из событий выпал второй человек, можно сказать — катализатор, но его-то можно кем-нибудь заменить, или даже самой занять его место. Она заглядывает вперёд, чтобы узнать, что ей больше понравится. Симург парит, возвышаясь над толпой молодых людей. Её тело вытянуто в линию, крылья сложены за спиной. Перед ней — открывшая для неё портал сюда молоденькая человеческая особь, которую пришлось поднять к себе телекинезом — самостоятельно та летать не умеет, в отличие от сверстников, что причиняет ей некоторый дискомфорт. Общаться с девочкой даже проще, чем бывало обычно: излишне эмоциональный — очевидно, в силу возраста, — разум ничем не защищён от коротких слуховых галлюцинаций. А ещё Симург приняли за чудовище-людоеда из какого-то другого, третьего мира, что довольно-таки иронично. Не менее смешно то, что девчонка хотела получить чудовище — правда, не любое, а строго определённое. — … и сделай её моим фамильяром! — нараспев провозгласив эти слова, она коснулась лба Губителя кончиком палочки. — Сделано! — торжественно провозгласила Луиза Франсуаза. Руны, созданные посторонним воздействием и на мгновение возникшие было на запястье Зиз, опали вместе с несколькими перьями, засиявшими оранжевым, рассыпаясь на лету мелкими искрами, а на месте отторгнутых возникли другие. Единственный, кто мог бы это заметить и насторожиться, на мгновение отвлёкся: её песнь, затихая, вызвала резкую вспышку боли в его голове. Всё же, должное внимание к мелочам не даст окружающим волноваться раньше времени и больше, чем нужно…