Половина Луны

— Нет, сын, я к нему не подойду! Даже не проси! — Дайма размахивала руками, мечась из угла в угол по покоям царя. — Этот мальчишка чуть не убил меня, подстроив падение с галереи! Я его терпеть не могу! Можешь казнить меня, но ноги моей в его покоях не будет! — Дайма, — Дхана Нанд догнал няню и мягко приобнял за плечи, — не забывай, что Чандрагупта почти год провёл в женском теле. Он изменился, стал совсем другим. Ведь ты его не узнала, увидев впервые, не так ли? — Неудивительно! Как можно узнать мальчишку, если он приехал сюда с грудью, почти как у меня, с немыслимой причёской, похожей на башню Хава Мехел, с раскрашенным не по-нашему лицом, и молчал постоянно, будто язык проглотил? Раньше его не остановить было, болтал без умолку. А сейчас язычок-то прикусил, подлец, — позлорадствовала няня. — Пусть теперь рожает! — удовлетворённо проворчала она, оправляя сари. — Ничем помогать не стану. Лекаря с него достаточно и пары служанок. — Не сердись, — голос царя стал ещё ласковее. — У тебя большое сердце, хоть ты и не показываешь этого. Много лет назад ты мне заменила мать, когда я в том нуждался. И среди всех, кто окружал махарани, ты была к ней добрее прочих… Ей понадобится твоя помощь и поддержка в день рождения сына. Тем более, ты это ей обещала. — Но я тогда не знала правду! — с горячностью воскликнула Дайма. — Думала: «Вот бедняжка! Из родного дома увезли, ни матери рядом, ни отца. Поговорить не с кем, сёстры по другим дворцам разъехались. А она такая скромная, печальная, молчаливая. Ещё и забеременела, к мужу толком не привыкнув». Как не пожалеть? Я пожалела. Сдуру. Если б только знала, кто это — ни за что бы не сочувствовала! — снова завелась Дайма. — Пусть Мура теперь с ним общается. Всякие настойки целебные приносит, утешает, кормит, купальню наливает, а с меня хватит! — Не надо, — Дхана Нанд не терял надежды успокоить няню. — Ну не ругайся. Ради меня. Если уж быть откровенным, это моя вина. Мне следовало просить не тебя следить за ним, а телохранителей. Ненавидь тогда и меня, а он достаточно наказан! Просто представь, каково ему внезапно стать девушкой, выйти замуж против воли, узнать о ребёнке во чреве. Ни одного мужчину никто с детства не готовит к мысли о будущей беременности. От такого и обезуметь можно. — Вот и хорошо! — расцвела от радости Дайма. — Пусть лишится рассудка. Поделом. Он заслужил это за всё зло, причинённое тебе. И не стоит с ним так носиться. Пусть рожает наследника, а потом отошли его в ашрам доживать свои дни с чумазыми браминами, жрать корни лопухов, червей и сырых улиток! — Дайма, — Дхана Нанд укоризненно покачал головой, — а кто воспитает сына? — Я воспитаю, — неохотно промолвила няня. — Буду любить, как любила тебя, потому что невинное дитя не должно платить за ошибки дурной матери. — Нет, — царь снова дотронулся до запястья няни. — Махарани останется. Я её никуда не отошлю. Она сама воспитает нашего мальчика. А тебя я прошу забыть ваши прежние разногласия и продолжать относиться к моей жене так же, как ты делала это в прошедшие три луны, пока не узнала правду. Дайма всё ещё кипела внутри, как котёл с водой, висящий над костром. — Послушай, — продолжал убеждать Дхана Нанд. — У всего есть две стороны. У Чандрагупты теперь их тоже две из-за полученного в Чжунго проклятия. Предатель, причинивший тебе боль — это лишь одна его сторона, а вторая — дэви Юэ. И она намного лучше, поверь! — Ты обманываешь себя. Не существует двух, есть только один мелкий, лживый засранец, и он тебя предаст снова! — возмущённо заговорила Дайма. — Как только узнает, что от тёплой воды его тело станет прежним, примет омовение, выльет подогретую воду на своего ачарью, откроет клетку, и они сбегут. А ты останешься один! Зря ты позволил Муре говорить с ним. Это ошибка, сын. Дхана Нанд задумчиво вздохнул. — Но я хочу выяснить, такова ли моя махарани, какой я желаю её видеть. Месть свершилась. Всё, что дальше сделает Юэ, зависит от неё. Она свободна. Если сбежит, не стану останавливать и пойму, что любви, которую я придумал, никогда не существовало. Но этого не случится. Дайма: моя махарани никуда не денется. Твои опасения напрасны. Дайма с сомнением покачала головой: — Ты чересчур сильно любишь тех, кто того не заслуживает, сынок. *** Обратный путь из Чанъань в Паталипутру перенести было труднее, чем путь туда. Пока их везли в чужие земли, оставалась надежда сбежать или перехитрить нового хозяина, которому, как Чандра предполагал, их собираются продать. Рядом с матерью, учителем, друзьями юноша беспокоился, но не терял надежды, пока, вынырнув из воды проклятого источника, не обнаружил, что изменился. Ему никогда не забыть тех мгновений. Они врезались в память так глубоко, как врезается смертоносная чакра в горло врага. Вода на коже, ощущение распирающей боли в груди, а потом резкое ощущение, словно полоснули длинным кинжалом сверху и одновременно проткнули клинком снизу, ввернув остриём в живот. Он вскрикнул, открыл глаза и увидел перед собой мокрого Индраджалика. Но это был уже не его друг! Черты лица Индры стали мягче, брови — тоньше, пушок над верхней губой и на подбородке исчез, зато пониже ключиц появилось то, чего не должно быть. Женская грудь??? В панике Чандра перевёл взгляд на Стхула: вместо упитанного юноши перед ним стояла полуголая красавица с пышными формами и с округлившимися от страха глазами. Из ступора Чандру и Стхула вывел ошалевший голос Индры: — Что это? Что с нами?! Толком не соображая, Чандрагупта протянул руку и потрогал грудь Индры и Стхула, потом коснулся собственной груди… И от его крика по Долине проклятых источников прокатилось раскатистое, звонкое эхо. — Нет! Это не я!!! Это не могу быть я!!! Запустив руку под вымокшие дхоти, Чандра тщетно пытался отыскать меж бёдер единственное доказательство того, что некогда являлся парнем, но ладонь не нащупала ничего из того, чем он обладал всего несколько мгновений назад. Он с размаху ударил себя по лицу и куснул до крови указательный палец, желая проснуться, но кошмар, в который они втроём попали, не прекращался. Ракшас раздал им новые одеяния и приказал срочно прикрыться. Все трое молниеносно выполнили его приказ. Видеть себя такими было невыносимо. Хотелось завернуться в тысячу покровов с головой и никогда не разворачиваться обратно. Стыд и отвращение терзали сердце. Одеваясь, Чандра случайно дотронулся до своей груди и жалобно взвыл. Чей-то скулящий вой ответил ему, а потом раздалось страшное рычание и, оглянувшись, Чандра увидел поблизости двух неизвестно откуда взявшихся бело-чёрных медведей. Молодая панда, неуклюже подпрыгивая на задних лапах и размахивая передними, пыталась преградить дорогу старому разъяренному самцу, казалось, вырвавшемуся из Паталы. Шерсть второго медведя росла уродливыми пятнами, похожими на выжженные солнцем лужайки в летнюю жару. — Нет, — прошептал Чандрагупта, мгновенно догадавшись, кто это. — О, нет… Ачарья?! Мама?! — Это проклятые источники Дзюсенкё. Каждый из них необратимо меняет сущность человека. Можно превратиться в панду, кошку, свинью, лошадь. Ну, или в девушку. Одним словом, вам уже никогда не стать прежними! — злорадно смеялся аматья, чей гнусный план, о котором он предпочёл столько времени молчать, благополучно воплотился в жизнь. — Отныне вы останетесь в этих телах навсегда. А теперь ступайте за мной, если хотите сдохнуть на родной, а не на чужой земле. Я отвезу вас обратно в Магадху. Оглушённый, напуганный, не соображающий, как быть, Чандрагупта просто последовал за человеком, лишившим его привычной жизни. Схватив с земли камень и палку, он попытался броситься на защиту ачарьи и матери, когда тех загоняли в клетки, и Стхул с Индрой мгновенно присоединились к нему, но Ракшас предупредил, что этого делать не следует. — Если не хотите увидеть внезапную смерть ваших драгоценных медведей — забудьте о драке, — сказал Ракшас, и руки юношей опустились. Выбрасывая камень и палку, Чандрагупта почувствовал, что прежней силы в его руках больше нет. Они стали слабыми и хрупкими, словно никогда в жизни не держали оружие. — Ненавижу это тело!!! — закричал он, царапая свои плечи ногтями. — Оно бесполезное!!! И я теперь бесполезен! Я не мужчина и не женщина, а существо среднего пола! И все из-за вас, аматья! Ракшас подошел и отвесил ему оплеуху. Правда, в четверть силы. Чандра это понял, потому что почти не ощутил боли, и щека осталась цела. — Уймись. Сядь и успокойся. У меня дел по горло. Некогда твои истерики слушать. Утихшего, но всё ещё дрожащего от гнева и отвращения к себе, Чандрагупту с друзьями устроили в роскошной колеснице, предназначавшейся для будущих жён Дхана Нанда и братьев. Там уже расположилась черноволосая женщина лет тридцати с миндалевидными глазами — видимо, одна из местных жительниц. — Юйлинь будет заботиться о вас в пути, — коротко пояснил Ракшас. — Она немного понимает наш язык, можете общаться с ней, если возникнут трудности. Через несколько часов Ракшас предложил еду, но заколдованные пленницы наотрез отказались. Наступила ночь, после которой, проснувшись, они втроём снова обнялись, приткнулись друг к другу и затихли, обнявшись. Юйлинь с удивлением смотрела на своих подопечных. Казалось, она совершенно не понимала, из-за чего так переживают эти юные и красивые девушки. Ещё через день голодания Стхул сдался первым, попросив лепешку и пару глотков воды. Аматья протянул ему и то, и другое, а затем с усмешкой проговорил: — А теперь запоминайте: отныне вы — принцессы из Чжунго. Вас и панд нашему царю подарил махарадж «шёлковых людей» Сы-цзюнь. Чандрагупту зовут Юэ. Тебя, глупый повар, — Цэй, а его, — и Ракшас указал пальцем на сжавшегося в комок Индру, — Джаохуа. Вы — сёстры, и ваша главная задача — осчастливить собой самраджа Дхана Нанда и его братьев, став их жёнами. А уж кто кому достанется, мне неведомо. Самрадж на месте решит, посмотрев на вас. Может, всех раздаст по провинциям, коли самому не понравитесь. Самрадж очень благоволит к Джагат Джале и его брату Дургаму. Думаю, вас могут подарить им. Тем более, у Джагат Джалы вырос сын, и ему тоже требуется жена. — Нет!!! — вопль ужаса раздался из уст Чандрагупты, Стхула и Индры одновременно. — Лучше убейте!!! У Юйлинь глаза внезапно стали из миндалевидных круглыми, но она тут же достала веер и закрыла лицо, словно желая отгородиться от «невоспитанных принцесс». — Убить? — усмехнулся Ракшас. — Не хотите выходить ни за царевичей из династии Нандов, ни за преданных людей Величайшего, привереды? Тогда готовьтесь ублажать всю дорогу до Паталипутры моих воинов и местных крестьян, которых мы встретим на пути! — гаркнул он так, что лошади, впряжённые в колесницу, шарахнулись от него в сторону. — Нет, — испуганно промямлил Индра, — не надо… — Тогда заканчивайте оплакивать «горькую судьбу», которая, если подумать, не так уж и горька, и начинайте нормально питаться, благо, что еду вам подают самую лучшую! Учите с помощью Юйлинь наречие и письменность — и чтоб выучили к приезду! А ещё — пусть дэви Юйлинь поможет вам с купанием на следующем привале и облачением в подобающие одеяния. А то словно оборванки какие-то рядом со мной едут. Срам! Ракшас мог бы ещё долго разглагольствовать, но, услышав подозрительный шорох, начал внимательно озираться по сторонам, изучая каждый куст и каждый камень в пределах видимости. Он делал так время от времени, стараясь обезопасить себя и своих спутников от нападения разбойников. На сей раз оказалось, что виновником шума была птица, и аматья вскоре расслабился. *** «Что хуже: выйти за одного из Нандов или достаться первому встречному?» — с горечью размышлял после купания в реке и переодевания Чандрагупта, пока дэви Юйлинь укладывала ему волосы в высокую, сложную причёску. Чандра понимал, что оба исхода подобны смерти. Может, лучше умереть прямо сейчас? От мысли, что толстяк Говишанака, слащавый Пандугати или мерзко улыбающийся Бхутапала будут трогать его тело, хотелось орать на весь лес. «Нет, этого не случится. Судьба благоволит к нам. До того, как мы приедем, ачарья придумает, как вернуть нам прежний облик. Он спасёт нас! А, может, действие проклятия однажды утром закончится само?» — но, подходя к клеткам на каждом привале и ласково гладя панд, ластившихся к его руке, Чандра всё отчётливее понимал: шансы на возвращение в прежний вид ничтожны. И надежда таяла… Он мог бы выпустить панд ночью, когда все уснут, и сбежать вместе с ними, с Индрой и Стхулом. Но куда? Вокруг — незнакомые земли и чужие люди. В этих бесполезных телах, облаченных к тому же в неудобные одежды, их легко поймают и обесчестят. А подобное куда хуже смерти! Чандрагупта попытался однажды, используя отчасти слова, а отчасти — язык жестов, расспросить у Юйлинь о Дзюсенкё и о том, нет ли способа снять полученное ими проклятие, но женщина только непонимающе качала головой, повторяя: «Бу джидао»*. И Чандра сдался. Однажды, ночуя в лесу возле костра, разведённого аматьей, юноша неожиданно представил, что произойдёт, если его возьмёт в жёны самрадж. Конечно, это совсем невероятный поворот событий, и такого никогда не будет, ведь царь его терпеть не может, учитывая, сколько всего натворил его некогда любимый слуга, но воображение не унималось вопреки желанию Чандрагупты остановить эти нелепые мысли. Всё-таки что случится, если самрадж возьмет его себе? Будет ли страшно или противно принадлежать этому человеку? Должно быть так… Достаться самому жестокому царю Бхараты, к тому же ненавидящему его, ужаснее, чем распоследнему дасью. Да и Дхана Нанд не станет с ним церемониться, заранее зная, кто такая «принцесса Юэ». Неожиданно при мимолётной мысли о царском требовании исполнить супружеский долг, лоно отозвалось тягучей истомой, совсем не похожей на прежнюю твёрдость. Это казалось неуместным, но не узнать зов плоти было невозможно. Рука сама скользнула вниз, пробираясь сквозь нежнейшие складки кожи к крохотной точке, подобной звезде, спрятанной где-то внутри. По телу побежала мягкая, обжигающая волна. Чандра сжал зубы, надавливая пальцами сильнее и сдерживая рвущийся стон. Он ласкал себя, а под закрытыми веками стояло насмешливое лицо царя. «Сокровище моё», — звучал в ушах воображаемый голос Дхана Нанда, и этого оказалось достаточно, чтобы тело превратилось в реку наслаждения с неведомыми водоворотами, увлекавшими вниз, в океан… — Самра-адж, — застонала Юэ, забываясь в потоке благословенного удовольствия и одновременно презирая себя за содеянное. — Ты чего? — толкнул Чандрагупту в бок проснувшийся Индра. — Зачем царя зовёшь? Спятил? — Я не зову. Кошмар привиделся, — коротко ответил Чандра, делая жуткое лицо. — Меня во сне пытали. — А… Понятно. Щёки вспыхнули от собственной лжи, а сердце зашлось в испуганной пляске. Чандрагупта захотел перевернуться на бок, но вдруг ощутил, что из растревоженного лона по-прежнему сочится влага. В животе противно пульсировало, чрево сворачивалось узлом. Он прикусил кулак и терпеливо ждал, когда боль исчезнет, но та не проходила. Заснуть не удалось до самого рассвета. *** На восходе солнца, приподнявшись на ложе, Юэ ощутила невероятную слабость. Голова кружилась, хотелось пить. Она приподняла край одеяний, и глаза её расширились от ужаса. Не имея сил сдержаться, она закричала. Юйлинь мгновенно бросилась к своей подопечной. Увидев следы крови на смуглой коже, что-то залопотала на родном языке, но интонации её звучали не испуганно, скорее, успокаивающе. Жестами она показывала Юэ, что переживать не о чем, и предлагала чистый кусок ткани. — Луна, — наконец, перешла Юйлинь на знакомое Чандре наречие, — давать дар. — Дар? — морщась от боли в животе, простонала Юэ. — Да, — Юйлинь с улыбкой показала на свой живот, а потом на живот Юэ. — Так надо, чтобы иметь дитя. Муж тебя любить. Ты потом родить дитя. Это — дар Луны. — О нет, — Чандрагупта рухнул обратно на траву, покрытую слоями тканей. — Оставь меня! Неожиданно рядом возник Ракшас. Быстро оценив ситуацию, с каменным лицом повернулся к страдающей «раджкумари» спиной дабы не смущать её ещё больше. — У Лубдхака жили без женщин? — сочувственно осведомился аматья. — Да-а, — простонал Чандра, чувствуя, как медленно умирает. «Дар Луны» больше напоминал очередное проклятие. Стхул и Индра сидели рядом и сочувственно гладили своего бывшего приятеля и нынешнюю сестру по плечам. — Значит, так. Объясняю, — заговорил Ракшас, не оборачиваясь. — Раз в луну каждой женщине, способной к зачатию, приходится переносить такое. В следующей деревне закуплю побольше ткани, ибо раджкумари Цэй и Джаохуа ткань тоже понадобится. — Что?! — Стхул пришёл в ужас. — И у нас с Индрой так же будет? — Да. И подозреваю, что скоро, — коротко ответил аматья, даже не пытаясь подсластить мёдом полынное снадобье. Увидев, что «принцессы из Чжунго» снова вознамерились орать от ужаса, предупредил, возвысив голос. — Всем молчать и соблюдать тишину! Приказываю переносить испытание стойко, как подобает дэви. И вот ещё… Начинайте называть друг друга новыми именами, а старые забудьте. И учите язык! Просто стыд будет, если выяснится, что принцессы Чжунго не знают наречия своих предков. Индра, Стхул и Чандрагупта затравленно переглянулись. — Не забывайте, — довольно хмыкнул Ракшас, — в ваших интересах следовать придуманной мною истории о вас, иначе над вами весь дворец потешаться будет. Сами представьте, как забавно выглядят предатели, лишившиеся лингамов и приобретшие йони от купания в воде! Это очень смешно, поверьте. Слуги просто животы надорвут, — и, предоставив Чандрагупте полное право страдать дальше, аматья отправился проверять, готовы ли кони и колесница к продолжению их путешествия.