Половина Луны

Спустя час после того, как к царевичу Говишанаке вернулось сознание, две колесницы неторопливо пылили по дороге, двигаясь друг за другом в сторону Паталипутры. В обеих сидели укутанные по самые глаза бывшие царевны в помятых сари с растрёпанными причёсками. Ноги и руки несчастных были крепко связаны. Говорить бедняги тоже не могли из-за кляпов во рту. Гови управлял своей колесницей молча, не пытаясь сказать Стхулбхадре ни слов утешения, ни слов упрёка. Бхутапала, наоборот, не затыкался ни на минуту, кляня Индраджалика и Дхана Нанда на чём свет стоит и обещая закатить нешуточный скандал во дворце у ненавистного младшего брата. Обещанного скандала, разумеется, не вышло. Въехав на главную площадь, Бхутапала сообразил: громкое оповещение на всю столицу о том, кем на самом деле является его законная супруга, станет в первую очередь позором для него самого, поэтому передумал и решил действовать тихо. Отмахнувшись от растерянной Даймы, держащей в руках поднос с лампадой и пытавшейся на ходу устроить внезапно прибывшим царевичам церемонию встречи, Бхутапала выудил «жену» из колесницы, перекинул, словно мешок с мукой, через плечо и понёс во дворец. Гови, проследив за братом, швырнул поводья первому попавшемуся на глаза слуге и попытался повторить действия Бхутапалы. Однако у него ничего не вышло. Жена, благодаря его усилиям, изрядно потяжелела за дни, проведённые ими в любви, согласии и в застольях. Осознав в полной мере своё фиаско, Гови суровым голосом приказал подать прочный паланкин и прислать двух крепких носильщиков прямо к колеснице. Его повеление было мгновенно исполнено. Кое-как взгромоздив связанного Стхулбхадру на паланкин, Гови, отдышавшись, сказал слугам нести «возлюбленную супругу» прямо в покои Дхана Нанда, куда, вне сомнений, направился уже и Бхутапала с несчастным Индраджаликом, перекинутым через плечо. Дхана Нанд и не подозревал, что его потревожат в сладкие минуты отдыха, когда он посреди дня принимал омовение в купальне перед очередным утомительным заседанием в сабхе. Высокий и худой мальчик лет двенадцати, стоявший позади самраджа и обмахивавший того опахалом из павлиньих перьев, едва не выронил своё орудие труда из рук, когда увидел двух вспотевших, красных от гнева царевичей, раскидавших охрану, вломившихся к царю и бросивших к его ногам собственных связанных жён с закрытыми наполовину лицами. Самрадж Дхана Нанд проявил редкостную сдержанность. Смерив обоих братьев скептическим взглядом, отпил из своей чаши освежающий ароматный ласси и, отставив чашу в сторону, тягучим голосом спросил: — И что бы это должно означать? — он махнул рукой слуге, давая понять, что тому необходимо быстро исчезнуть. Привыкший понимать своего господина с полуслова, опахальщик растворился в воздухе. Бхутапала дёрнул за уттарью и стащил её с лица Индраджалика. — Взгляни сюда! Кто это, узнаёшь? Дхана Нанд склонил голову набок, изобразив удивление. — Надо же, — всплеснул он руками. — Неужели Индраджалик? Тот самый, который был скормлен тиграм в прошлом году? Вот сюрприз! — Есть и второй сюрприз! — Бхутапала, проигнорировав слабый протест Гови, сдёрнул уттарью со второй «царевны», лежащей связанной на полу и что-то невнятно мычавшей сквозь кусок ткани во рту. — А это кто, по-твоему, братец? Два круглых тёмно-карих глаза, в которых застыл смертельный ужас, смотрели на сурового царя с лица упитанного восемнадцатилетнего юноши, безмерно любившего сладости. — О! Неужели и мой любимый повар здесь? — ничуть не смутился Дхана Нанд. Воздев руки к потолку, самрадж выдохнул с благоговением. — Чудеса да и только! Надо будет устроить пир по такому случаю. — Хватит ёрничать, брат! — не выдержал Бхутапала. — Ты знаешь сам, что сотворил с этими тремя предателями. Точнее, с пятью! Я уже в курсе, что Мура и Чанакья тоже были превращены, только их судьба — пребывание в шкуре медведей. — Допустим, Мура уже расколдована, ибо я сам понял, что тёща-медведь — это как-то нехорошо выглядит. Портит, так сказать, и семейный портрет, и родословную будущего ювраджа. Впрочем, если эта наглая пиппаливанская махарани будет опять на моих нервах играть, я ей напомню про царя Джамбавана. Если уж Кришне тесть-медведь не помешал, то и мне тёща-медведица сгодится, — пробормотал Дхана Нанд, отпивая ещё немного ласси. — А вот Чанакья ещё в плену, — добавил он. — Но за него даже не просите. Не отпущу. Пусть сидит в клетке, пока не сдохнет. — А я и не собираюсь просить за Чанакью!!! — возмущённо заорал Бхутапала. — Мне плевать на него, пусть хоть завтра окочурится, и его тело до костей склюют коршуны!!! Я пришёл, чтобы спросить: какого бхута ты выдал двух шудр за меня и Говишанаку?! Ты настолько ненавидишь нас?! Дхана Нанд покрутил чашей с напитком в воздухе, потом неторопливо ответил: — Если следовать твоей логике, выходит, я ненавижу и себя. Ведь я женился на Чандрагупте, превращённом в царевну Юэ. Можешь не верить, но я вполне счастлив. Между прочим, я и вам желал счастья. Рассудите сами: вы оба получили именно то, чего вам всегда не хватало. Ты — разнообразие в отношениях, которое так любишь. Гови — жену, обожающую ту же еду, что и он, да ещё умеющую вкусно готовить. Скажи, Гови, разве ты недоволен? Впервые Бхутапала увидел, как вечно спокойный Говишанака вскипел от гнева. — Ты женил меня на шудре мужского пола! На поваре-предателе, едва не уничтожившем всю нашу семью! И я должен быть довольным?! — Так кто ж тебя просил обливать милую, симпатичную жену тёплой водой? Разве я не предупреждал вас обоих, что купание в горячей воде для царевен из Чжунго строго запрещено? Вы оба нарушили правило. А если бы слушали мои советы, жили бы себе счастливо, наследников зачали, как я, — Дхана Нанд не спеша допивал ласси, перестав обращать внимания на раскрасневшиеся лица братьев и перепуганных Индру и Стхула. — Кстати, — царь кивнул в сторону связанных юношей, — вы бы их освободили что ли… Неужели в ваших сердцах нет ни капли любви к вашим законным вторым половинам? — Любви?! — в один голос завопили пострадавшие царевичи, переглянувшись. — Мы отказываемся от этих фальшивых «половин»! — Бхутапала был непреклонен. — Забирай обеих! — вторил ему Гови, с отвращением кривясь. — Я никогда не стану жить с тем, у кого лингам вместо йони! — Я многие грехи в жизни совершал, но с мужчиной в постель не лягу! — снова поддержал брата Бхутапала. — Насколько мне известно, — съехидничал Дхана Нанд, — среди твоих наложниц есть очень красивый евнух. Более того, он имеет положение старшего в гареме. Мои сведения ошибочны? — Это другое! — залился краской Бхутапала. — Евнух — не мужчина. — Всегда можно сделать евнуха из кого угодно, если тебе такое нравится. Достаточно быстрая операция. Если ты проведëшь еë умело, — а тебя, дорогой брат, как и меня, некогда этому учили, — то шансы выжить у твоей бесценной супруги достаточно высоки. Ну, или я сам могу это сделать прямо сейчас, — промолвил Дхана Нанд, заметив с удовлетворением, как сильно напугал этим заявлением Индраджалика. Парень буквально забился в конвульсиях на полу от слов царя. — Впрочем, ваша проблема решается ещё проще. Говорите, вам не нужны лингамы? Так получите столь любимые вами йони и лотосоподобные перси обратно! Царь зачерпнул в опустевшую чашу воды из купальни, приблизился сначала к Индре, потом к Стхулу и вылил на каждого из них немного холодной воды. Изменения произошли мгновенно. На руках и ногах Индры путы сразу же ослабли, так как он стал более изящным и хрупким, а пышное тело Цэй верёвки сдавили ещё сильнее. Бхутапала и Гови замерли на месте, не веря глазам и не имея сил сказать что-либо. Они и предположить не могли, что снятое заклятие возможно так легко вернуть обратно. — Мне больно! — запричитала несчастная Цэй, пытаясь разорвать путы, впившиеся в её нежную плоть. — Так больно! — Изверги. Разве можно издеваться над беспомощными женщинами, связывая их? — прицокнул языком царь. — А ещё меня демоном за глаза называете. Я свою махарани не связываю. Пока она сама того не попросила, конечно, — вынув нож из-за пояса, Дхана Нанд склонился над страдающей Цэй, разрезая её путы, и мягко промолвил, лаская несчастную царевну бархатным взглядом. — Если мой брат Гови так ужасно обращается с тобой и знать тебя не желает, могу взять к себе второй женой. Думаю, с первой махарани вы отлично поладите, ведь вы друзья, — затем он обернулся к Джаохуа, которая уже почти выпуталась из верёвок самостоятельно. — А тебя, так и быть, возьму третьей женой. Сегодня я добрый. — Зато я НЕ ДОБРАЯ! — раздался от дверей купальни яростный голос махарани Юэ. Все вздрогнули. Цэй инстинктивно заползла на четвереньках за ногу Дхана Нанда и спряталась там, дрожа. Это был тот самый момент, когда самрадж Магадхи действительно испугался своей жены. Глаза тихой и скромной Юэ метали молнии. — Кого это ты тут вознамерился взять в жёны, кроме меня?! — Да вот, — Дхана Нанд неуверенно махнул рукой в сторону Джаохуа и Цэй. — Гови и Бхутапала отказались от них сегодня, увидев истинный облик твоих друзей. Но разве можно бросать замужних женщин? Это же такой позор. До конца жизни они обречены остаться одинокими. Ну, я и подумал: если вы всё равно друзья, то я мог бы совершить благородный поступок и… — Нет, не мог бы! — резко обрубила его Юэ. Затем взглянула на Цэй и Джаохуа так, что обеим «царевнам из Чжунго» захотелось немедленно провалиться сквозь землю, как некогда несчастной Сите. — Ни одна из вас никогда не прикоснётся к моему мужу даже кончиком мизинца, иначе я за себя не отвечаю! Дхана только мой. Ясно?! И не мечтайте вползти на наше брачное ложе, устроив там бхут весть какую адхарму с моим самраджем! — Д-да, конечно, Ч-чандра, мы и не хотели ничего т-такого, — заикаясь, пробормотала Джаохуа. — Д-даже и не м-мечтали ни разу! — Ага, — кивнула Цэй, осторожно высовываясь из-за ноги самраджа. — В общем, разбирайся с ними, как хочешь, брат. А мы пошли. Прощай, — Бхутапала, воспользовавшись шумными разборками, случившимися в пополнившейся семье Дхана Нанда, ускользнул, уводя следом Говишанаку. Самрадж остался наедине со своей разъярённой тигрицей и её двумя «сёстрами», на которых Юэ взирала сейчас крайне недоброжелательно. — Но ведь куда-то их теперь надо определить? Не выбрасывать же из дворца? Это жестоко! — пытался воззвать к благородному сердцу своей супруги Дхана Нанд. — Куда хочешь определяй, но жениться не думай! — яростно восклицала Юэ. — Я готова принять их как сестёр, братьев, друзей, подруг, но не как твоих жён и своих соперниц! — Да пойми, я бы женился только для вида, — увещевал Юэ Дхана Нанд. — Между мною и ими не случилось бы ровным счётом ничего непозволительного. Никогда! — Никогда? — недоверчиво прищурилась Юэ. — Это ты только сейчас так говоришь! А потом тебе бы захотелось для разнообразия попробовать, каково делать это с пухленькой женой. Или с женой, обученной всяким интересным штукам братом Бхутапалой. Скажешь, нет? Дхана Нанд только закатил глаза и тяжело вздохнул. Ревность Юэ была ему невообразимо приятна, но он не желал осложнения отношений между махарани и её подругами, поэтому быстро прекратил дразнить жену, хотя искушение продолжить игру на миг стало весьма сильным. — Я выделю им покои, где они будут жить, но не женюсь ни на одной из них. Успокойся, — он нежно притянул Юэ к себе и поцеловал в макушку. — Глупенькая моя Юэ. Глупенький мой прие Чандра. Я люблю только тебя. Обожаю обе твои половины, и никто, кроме тебя и нашего малыша, мне не нужен, поверь. Успокоенная махарани прильнула всем телом к своему царю, приникая щекой к его обнажённой и влажной после купания груди. Покинутые мужьями Цэй и Джаохуа, вздыхая, с невольной завистью смотрели на красивую пару, стоявшую прямо перед ними и не стеснявшуюся открыто выражать свои чувства друг к другу.