Половина Луны

— Представляешь, эти глупые царевны из Чжунго чем-то рассердили мужей, и их вышвырнули! Привезли обратно, я сама видела. Они теперь сидят в своих покоях и даже носа не высовывают, ещё бы, такой позор! — взахлёб рассказывала одна служанка остальным, заставляя подруг заливисто смеяться. — Как я понимаю царевичей Бхутапалу и Говишанаку! Бедолаги. Заставили их взять чужих царевен в жёны против воли! Наша махарани Юэ хотя бы красавица, пусть от неё и слова не дождёшься, но эти… Тощая жердь и надутый пури. Умора! Внезапно служанка ойкнула и испуганно умолкла. Занавесь, закрывающая вход в помещение, вдруг резко отдёрнулась, и перед насмешницами предстала та самая махарани Юэ, от которой, по мнению служанки, слова дождаться было невозможно. — Ещё раз услышу унизительные высказывания в адрес моих сестёр, — тяжело обронила царица Магадхи, — я собственноручно отхлещу каждую сплетницу по спине плёткой самраджа и косы отрежу. Не добавив более ни слова, Юэ развернулась и двинулась прочь от покоев служанок. — Ох, она постепенно становится такой же, как император, — испуганно пролепетала одна из девушек. — Лучше молчать. А то и правда отхлещут до полусмерти, и волос лишимся. Её испуганный шёпот донёсся до чуткого слуха Юэ, и махарани удовлетворённо усмехнулась: «То-то же. Будут знать, как сплетничать! Никому не позволю унижать Цэй и Джаохуа. Кстати, надо навестить их, а то со вчерашнего дня и правда из покоев не выходят. Как они там?» С такими мыслями Юэ направилась в сторону опочивальни, в которой некогда она сама провела недолгие дни до свадьбы. Стоило ей подойти к покоям, как она услышала сдавленные рыдания и невнятные причитания. — Чандра теперь тоже ненавидит нас, — раздавался из-за двери отчаянный голос Цэй. — И Гови с Бхутапалой ненавидят. И как вообще жить, если не осталось ни лучшего друга, ни мужа? Никого?! — Ну, пока ещё у тебя есть я, если это сойдёт за утешение, — успокаивала её Джаохуа. Толкнув дверь, Юэ вошла в опочивальню и с состраданием посмотрела на обеих царевен. Джаохуа гладила Цэй по спине, стараясь утешить, но на вошедшую Юэ взглянула с изрядной опаской. — Откуда у вас такие несправедливые мысли по отношению ко мне? С чего вы взяли, что я вас ненавижу? Я по-прежнему на вашей стороне! — Юэ приблизилась к «сёстрам» и устроилась на сиденье рядом. Джаохуа напряжённо наблюдала за ней. Цэй продолжала плакать. — Кого я ненавижу, так это ваших мужей, — голос Юэ стал ледяным. — Как они посмели вас бросить, прожив с вами четыре луны?! Немыслимо! Дхана верен мне и даже не думает причинять боль, в отличие от этих… — махарани яростно сжала кулаки. — Ну, — Джаохуа отвела глаза в сторону, — царь тебя любил всегда, и он заранее знал, на ком женится. А нас выдали замуж против воли, не сказав нашим будущим мужьям правду о нас. Естественно, что, узнав о нашей настоящей сути, царевичи отказались от нас. Нам не на что рассчитывать. Брошенные жёны как вдовы. Их жизнь кончена. — Вот ещё! — фыркнула Юэ. — Если эти наглецы не вернутся по доброй воле, не извинятся и не заберут вас обратно, я попрошу самраджа облить вас водой из Источника Утонувшего Юноши, и вы снова станете собой. Замуж, конечно, больше не выйдете, но жениться сможете. Так что вовсе ваша жизнь не кончена. Цэй мгновенно прекратила рыдать, а у Джаохуа округлились глаза. — Чандра, — робко заговорил Индраджалик, боясь поверить услышанному, — неужели существует способ снова сделать нас мужчинами? Навсегда? — Существует, — призналась Юэ, начиная осознавать, что напрасно проболталась, не посоветовавшись с мужем. — В подвале один кувшин стоит. В нём вода, которая может превратить нас в юношей безвозвратно. — Так почему ты сам не воспользовался той водой? — не понимал Индра. — Чего тянешь? — Юэ боится за ребёнка, — вдруг тихо встряла в их беседу Цэй, мигом поняв мотивы названной сестры. — Она не хочет потерять малыша. — Так, погоди! Смотри на меня, — Джаохуа сползла на пол и обняла сидящую Юэ за колени. — Чандра, ты что, действительно влюблён в Дхана Нанда, поэтому для тебя так важно сохранить ребёнка?! Отвернувшись, махарани Юэ не отвечала. — Чандра, — голос Джаохуа стал печальным, — почему ты молчишь? — Я — Юэ, — медленно и отчётливо послышалось в ответ, — махарани Магадхи и супруга императора Дхана Нанда. И да, Джаохуа, я люблю своего мужа, и я хочу иметь от него ребёнка. Застонав, Индраджалик осел на пол. — Это конец, — несмотря на пребывание в женском теле, неведомым образом голос Индры сейчас был похож на тот, которым он обладал до получения проклятия. — Нам всем троим — конец! — Почему это? — насторожилась Юэ. — Ну, просто посмотри на себя! Год тому назад такое было невозможно даже представить. Ты всегда ненавидел Дхана Нанда, хотел свергнуть его, а теперь носишь его ребёнка и просишь обращаться к тебе, как к его супруге. Ты мечтаешь остаться его женой, воспитывать его сына, забыв о своём прежнем теле. Да и мы со Стхулом не лучше! Знаешь, я бы с удовольствием зарыдал, да кто меня утешать станет? А рыдать хочется. Я ненавижу себя, потому что влюбился в этого бхутова царевича, пока он обращался со мной, как с любимой женой! Я привык, что он смотрит на меня с нежностью, кормит лучшими кусочками с ладони, называет ласковыми именами… Он стал доверять мне. Часто перед сном, когда мы лежали в опочивальне рядом, делился своими мыслями и чувствами. Я не ждал от него такого доверия и близости, но когда это случилось, я мгновенно открыл своё сердце ему, хоть и не рассказал о себе правды, о чём теперь сожалею. Может, если бы я по-хорошему поговорил с ним, всё было бы иначе. Не представляю, как теперь жить без него. Да и Стхул привык к Гови. Впрочем, какое «привык»? Влюбился! Вот и получается — нам конец. Кувшин с водой, избавляющей от проклятия, есть, но он никому не нужен. А нужно нам совсем другое. Не дождавшись, пока Индра закончит свою речь, Цэй опять залилась слезами, торопливо проговаривая: — Гови делал всё, чтобы я чувствовала себя счастливой! Мы вместе готовили наши любимые блюда. Я старалась совершенствовать старые рецепты, находила новые сочетания специй и приправ, изобретала новые сладости… И он был счастлив, без притворства! Я вовсе не хотела такого конца наших отношений, чтобы меня с презрением выбросили прочь! — Ну ладно, хватит, — Джаохуа снова положила руку на голову Цэй. — Можно подумать, от слёз станет легче. Юэ приблизилась к ним, как в старые времена, и, широко раскинув руки, крепко обняла и Цэй, и Джаохуа. — Только не обижайтесь, — виновато произнесла она. — Мне дорог самрадж, и я не хотела делить его ни с кем. Наверное, мои слова прозвучали слишком жестоко, но представьте, каково было бы каждой из вас, если бы я оказалась третьей в вашей опочивальне, лёжа между вами и вашими мужьями? Вам бы такое понравилось? — Нет! — одновременно замотали головами царевны из Чжунго. — Вот и мне не захотелось. Но это вовсе не означает, что я вас не считаю друзьями. Возможно, Дхана действительно не тронул бы вас, просто подарив статус замужних женщин, чтобы никто не смел вас унижать, но, согласитесь, куда лучше придумать способ снова завоевать сердца ваших мужей, чем всем троим выходить замуж за самраджа? Джаохуа и Цэй кивнули, молчаливо соглашаясь с Юэ. — А раз так, — просветлела лицом юная махарани, — значит, очень скоро я отправлю Дхану с дружественным визитом к Говишанаке и Бхутапале. И почему-то я уверена, самрадж вернётся не с пустыми руками. Если, как вы говорите, ваши отношения с царевичами стали достаточно близкими, они тоже скучают. И, возможно, сожалеют, что отказались от вас! *** — Куда это ты собралась? — норовистый конь, пойманный на ходу за уздечку, недовольно всхрапнув, остановился на месте, ударив копытами по камням. — Покататься! — капризно отрезала Дурдхара, намеренно отводя взгляд от лица брата. — А вообще какое тебе дело? — Возьми телохранителя. — Он мне надоел. Скучный старик. — Прежде он тебя устраивал, — сухо напомнил Дхана Нанд. — До появления Чандрагупты. — Ты казнил моего Чандрагупту! — взвилась Дурдхара. — Хотя он ничего особенного не сделал! Ну, подумаешь, восстание устроил. И то потому, что ты его отца когда-то убил. У него имелась веская причина, можно было его и простить. Казнить Чанакью, а Чандру с друзьями не трогать. Но нет, ты всех порешил! Великий царь, ага! Уже и не сожалеешь о прошлом, хотя Чандра тебе был дорог. Но нынче ты носишься со своей беременной царицей, будто она хрустальная. Вот и возись, а я хочу быть свободной! Вырвав повод из рук брата, Дурдхара как ни в чём не бывало заставила коня ехать дальше. — Дурдхара, вернись! — закричал вслед сестре Дхана Нанд. — Или я очень рассержусь, и мы больше не будем разговаривать! — Да пожалуйста! — обернувшись, царевна показала ему язык. — Можешь молчать хоть до конца времён! А если поедешь за мной, я нарочно с обрыва прыгну и умру, тебе назло. Так что не смей преследовать меня. И она, пустив коня в галоп, быстро скрылась за воротами. Дхана Нанд в гневе топнул ногой и сжал кулаки. — Вот упрямая! — вырвалось у него. — Ведь найдёт себе приключения! Точно найдёт! «С другой стороны, все в Магадхе знают, что она — моя сестра. Никто не посмеет причинить ей вред, иначе будет иметь дело со мной. Сейчас покатается, остынет и вернётся. Никуда не денется», — успокоив себя таким образом, Дхана Нанд вернулся во дворец. *** Ездить по улицам и рынкам, смотреть на торговцев тканями и драгоценностями, фруктами и расписной посудой Дурдхаре быстро наскучило. Кроме того, все пытались её зазвать к себе или каждое мгновение кланялись, выражая почтение. Дурдхаре вовсе не хотелось быть в центре внимания. Она испытывала обиду на брата и предпочитала одиночество. Остаться же одной было возможно лишь за пределами столицы. Туда царевна и отправилась, выехав за городские ворота. Задумавшись, она сама не заметила, как удалилась от города, свернула на узкую извилистую тропу и вскоре, оглядевшись, с ужасом обнаружила, что оказалась в незнакомой части леса. — Надо выбираться, — прошептала она самой себе под нос, заметив, что оказалась не просто в одиночестве, а в какой-то непролазной глуши. Голос её сорвался и задрожал от волнения. Дурдхара совершенно не представляла, в какую сторону теперь ехать. Раньше с нею всегда были служанки, Шипра, телохранитель или брат, знающие дорогу и умеющие ориентироваться в любом месте Магадхи. Но из упрямства, ревности и желания позлить брата она уехала одна. Что же делать? Тропинки множились, разветвляясь на несколько разных направлений. Дурдхара сворачивала наугад в попытке найти ту самую единственную дорогу, ведущую обратно к Паталипутре, пока не вынуждена была честно признаться самой себе, что окончательно заплутала. Девушка затравленно огляделась по сторонам. На небе ярко сияло солнце, однако, судя по расположению светила, время перевалило далеко за полдень. Ещё немного, и начнёт смеркаться, и вот тогда она останется тут наедине с хищниками. Они набросятся и растерзают её, никакой острый кинжал не поможет! — Брат, — беспомощно позвала Дурдхара, понимая, что надежда услышать голос Дхана Нанда сейчас более чем призрачна. — Брат, помоги! Никто не ответил. И вот тогда она закрыла лицо руками и расплакалась. Внезапно из ближайших кустов, напуганная шумом, выпрыгнула лисица. Животное вероятно намеревалось проскочить мимо Дурдхары, но молодой жеребец, испуганный мелькнувшей под его ногами тенью, встал на дыбы, едва не стряхнув со спины всадницу. Дурдхара от неожиданности ткнулась лицом в гриву и, повиснув на холке, неловко вцепилась в поводья. Конь мчался опрометью через лес, не разбирая дороги. Чувствуя, что вот-вот вывалится из седла, Дурдхара пыталась снова нащупать стремена и усесться удобнее, однако именно в этот момент жеребец свернул с тропы и помчался сквозь густые заросли. Царевне пришлось низко пригнуться, чтобы ветви деревьев не повредили ей лицо. — Помогите!!! — отчаянно закричала Дурдхара. — Кто-нибудь, помогите!!! Стремена нащупать не удалось, и девушка теперь повисла сбоку, цепляясь обеими руками за шею лошади и упираясь одним коленом в холку. Вторая нога давно болталась в воздухе, задевая проносящиеся мимо ветви кустарников. Дурдхара понимала: ещё немного, и она свалится. И вероятно, переломает кости. Внезапно позади послышался топот ног другой приближающейся лошади. — Брат!!! — завопила Дурдхара, не имея возможности обернуться, но почему-то свято веря: сейчас рядом с ней не может оказаться никого, кроме Дхана Нанда. — Прости!!! Спаси меня! Конь метнулся вбок, и Дурдхара ощутила, что падает, но в тот же миг крепкие руки подхватили её и втащили в седло. Бешеная скачка прекратилась. Всё ещё дрожа и всхлипывая, Дурдхара пыталась что-то рассмотреть сквозь пелену слёз, застившую ей глаза. Наконец, изображение стало проясняться, и царевна увидела, что сидит на спине чужой лошади, а загорелые руки, удерживающие её от падения вниз, явно принадлежат не брату, а какой-то женщине. — В-вы кто? — Дурдхара обернулась на свою спасительницу и испуганно замерла: позади неё сидела очень суровая дэви со смуглым лицом, расписанным незнакомыми символами, напоминающими россыпь веснушек. Волосы женщины были заплетены в многочисленные тугие косы, связанные за затылке в пучок, украшенный камнями и ракушками. К седлу крепился потёртый колчан со стрелами, а за спиной болтался самодельный лук. Всадница хмуро смотрела на Дурдхару прищуренными тёмными глазами, словно обвиняя царевну в чём-то. — Не сиделось дома? — с ехидной усмешкой спросила неизвестная. — Судя по тому, что я поняла из твоих плаксивых криков, умный братец просил остаться, а тебе приспичило приключений поискать? Ну, нашла. Молодец. Все слова благодарности, которые Дурдхара собиралась сказать, тут же исчезли с языка, вместо них сорвалось гневное: — Да кто ты такая, чтобы дерзить младшей сестре царя Магадхи! — Дурдхара наставила указательный палец на свою спасительницу. — Ты из киратов или дасью? В любом случае, если ты живёшь здесь и ищешь пропитание на наших землях, то не смеешь оскорблять царевну Нандов! Неожиданно смуглая дэви прыснула со смеху. Она смеялась, не сдерживаясь и распугивая птиц с ветвей ближайших деревьев, потом наконец произнесла, заметив растерянное выражение лица Дурдхары: — Да, царевна Нандов, ты сильно изменилась. И я тебя не узнала сразу, но теперь-то вижу знакомые черты… Тебе было всего четыре, когда я ушла из царского дворца и поклялась навсегда забыть твоего брата. — Забыть? — Дурдхара в недоумении уставилась на всадницу. — Кто ты? — Я — Тарини. Невеста самраджа Дхана Нанда, — наконец представилась обладательница нарисованных веснушек. — Долгое время я была единственной, кто владел его сердцем, — женщина гордо усмехнулась, — но я отказалась от его любви, потому что для меня праведность — превыше всего, а самрадж вёл нечестные битвы и побеждал врагов коварством. Такого я вынести не могла, и я предпочла жизнь в лесу, в одиночестве, а не во дворце, пропитанном обманом! Вскоре я встретила таких же праведных беглецов. Каждый из них бежал сюда по своим причинам. Кто-то не желал платить высокие налоги царю, кто-то был осуждён за преступления по чужому навету, кто-то чудом избежал смерти, являясь врагом самраджа, некогда жившим в разрушенном Пиппаливане. У нас образовалось поселение, где мы стали одной семьёй. Никто не знает о моём прошлом, но в глубине души я, несмотря ни на что, всё ещё люблю Дхана Нанда. И я знаю, он тоже любит меня! Даже разлучённые мы продолжаем каждую минуту думать друг о друге, и после смерти наши души встретятся! Бесспорно, я сейчас доставлю тебя в твой прекрасный дворец, раз уж твоя лошадь убежала… Я верну тебя твоему брату, но как бы он ни уговаривал меня остаться с ним — а я уверена, он будет умолять! — я не соглашусь. Я верна себе. В этой жизни мы с Дхана Нандом можем лишь страдать, стеная в разлуке, но реки дхармы и адхармы никогда не смешают воды. Они всегда будут течь порознь, в этом их трагедия. С полуоткрытым ртом Дурдхара дослушала высокопарную речь своей спасительницы, а потом, дождавшись паузы, осторожно произнесла: — Простите, но дела обстоят совершенно иначе, дэви Тарини. — Иначе? — изогнула бровь суровая дэви. — Что ты имеешь в виду? — До вас, вероятно, очень плохо доходят новости. Это и понятно: главные разносчики сплетен — торговцы и брамины — в такую глушь обычно не забираются. — Какие новости? — не на шутку всполошилась Тарини. — Я о том, что мой брат четыре луны тому назад женился на царевне из Чжунго по имени Юэ, и его супруга сейчас в тягости. Старший лекарь говорит, что скоро появится мальчик, младший целитель, наоборот, предрекает рождение девочки, но самраджу, кажется, всё равно, кто родится. По-моему, он спятил от счастья. Только о своей жене и думает, только ей и прислуживает целыми днями. Я для него теперь никто, потому и сбежала сегодня. Думала, пусть хоть немного обо мне поволнуется. Что с вами, дэви? Дурдхара не ожидала такой реакции от своей спасительницы. Глаза Тарини опасно засверкали, словно у рассвирепевшего ракшаса. — Как Дхана Нанд посмел жениться на ком-то другом?!!— громко возмутилась Тарини. — Четырнадцать лет назад он клялся, что никто, кроме меня, не родит ему ребёнка! И даже если у него будет много жён, то первой и главной останусь я! Ах, он подлый, гнусный обманщик! Едем. Я непременно выскажу всё это, глядя ему в глаза. Пусть он сдержит свою клятву и женится на мне, раз обещал. И пусть мой сын, а не какой-то чужеземный отпрыск станет наследником Магадхи! Дурдхара ошарашенно смотрела на исказившиеся гневом черты лица Тарини. Наконец, задумчиво спросила: — Дэви, а вы сумеете выгнать из дворца пришлую царицу, околдовавшую императора? Если честно, я её терпеть не могу. Тара встряхнула головой и усмехнулась. — Самрадж никогда не мог устоять передо мной. Не сможет и сейчас. Очень скоро эта девица вместе с её потомством отправится жить в какую-нибудь провинцию, а я стану единственной махарани! И я даю слово, твой брат больше не будет пренебрегать тобой, я об этом позабочусь. — Прекрасная новость, — обрадовалась Дурдхара, — но меня ещё немного беспокоят ваши рассуждения про реки дхармы и адхармы, которые не смешиваются… — Да плевать на дхарму! — перебила её Тарини, снова делая страшное лицо. — Моего Дхану увела из-под носа какая-то наглая девка из чужой страны! Я этого ни за что не прощу! — и ударив коня по бокам, Тарини, придерживая одной рукой Дурдхару, чтобы не позволить царевне вывалиться из седла, помчалась в сторону Паталипутры.