Половина Луны

— Раджкумари скоро вернётся, — Юэ сидела в опочивальне рядом с крайне взволнованным Дхана Нандом, обнимая его за плечи. — Никто не причинит ей вреда. Каждый знает, что будет иметь дело с тобой, если хоть волос упадёт с её головы. Если царевну не найдут твои воины, которых ты отправил следом, то кто-нибудь из вайшьев или браминов привезёт Дурдхару обратно. — Мне самому следовало отправиться за ней! Не стоило ей позволять скрыться с моих глаз даже на миг! Как я мог вести себя столь беспечно? — сокрушался самрадж, закрыв лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону. — Она ведь похожа на меня, тоже вспыльчивая, а когда сердится, то совершенно теряет голову и перестаёт соображать, что творит! Она способна влезть в любую неприятную историю раньше, чем поймёт, что этого делать было не нужно. А если она пострадает? Никогда себя не прощу! — Дхана Нанд ненадолго приподнял голову, но тут же снова уронил лицо в ладони. Юэ теснее прижалась к мужу, не зная, что ещё утешительного можно ему сказать. Неожиданно пальцы Дхана Нанда мягко коснулись её щеки. — Ты ступай к себе и ложись. Поздно, а ты утомилась за день. — Нисколько, — горячо возразила Юэ. — С чего бы мне утомляться, если я целыми днями только гуляю, ем, принимаю омовения? Больше ничего и делать-то не позволяют! Пыталась потренироваться вчера на заднем дворе с оружием, так прибежали служанки, раскудахтались, как куры, и всё отобрали. Говорят, можно только рукоделием заниматься. Ну какая из меня рукодельница? Я иголки умею только в сиденья втыкать, чтобы враг сел и зад уколол. Спереть ещё что-нибудь могу. Но какой теперь в этом смысл? Зачем красть у самой себя? Скучно, Дхана, — тихо пожаловалась Юэ и с невыразимым удовольствием ощутила, как дрожащие от волнения пальцы Дхана Нанда приласкали её висок, лоб и затылок. — Нет, никуда не уйду, пока раджкумари не вернётся… Я тоже беспокоюсь. Самрадж глубоко вздохнул, признаваясь: — Ты её ждёшь и беспокоишься, а моя сестра тебя терпеть не может со дня нашей свадьбы. А у меня смелости не хватает признаться ей, кто ты на самом деле. Вероятно, если бы Дурдхара узнала, тогда её отношение к тебе изменилось бы в лучшую сторону. — Нет! — испуганно вскинулась Юэ. — Не говори! Пусть продолжает думать, что Чандрагупта погиб. — Вот и мне сдаётся: не стоит, — печально отозвался царь. — Боюсь, после открытия истины Дурдхаре станет хуже, чем сейчас, хотя, безусловно, её ненависть к тебе пройдёт. Зато она возненавидит меня. Ты ведь нравился ей. — Я?! — опешила Юэ. — Нет, Дхана, быть не может! Как я могла понравиться ей хоть на мгновение? — Не сейчас, разумеется, а когда в мужском теле была. Я наблюдал за ней. Несомненно, дерзкий, хитрый и смелый телохранитель Чандрагупта произвёл на неё огромное впечатление, — губы Дхана Нанда тронула мягкая улыбка. — Дурдхара сама не понимала, что с ней творится, но мой прие ей слишком нравился, это было заметно. Если бы вы с Чанакьей не подняли восстание, вскоре наступил бы день, когда тебе пришлось бы делать выбор между мной и Дурдхарой. И, скорее всего, выбор случился бы не в мою пользу. Я бы долго упрямился и тянул время, но однажды, уступив желанию сестры, дал бы согласие на ваш брак, но моя душа в тот же день разорвалась бы на части. При всей моей любви к сестре я бы не вынес такого — отдать ей тебя. — Я не выбрал бы её! — Юэ бросилась на шею мужу, жадно целуя его и чувствуя, с какой охотой и желанием Дхана Нанд отвечает на её порыв. — Я бы остался один, не женился бы ни на ком, а на ней — тем более, потому что с первой встречи тайно возжелал тебя, но мне действительно проще было ненавидеть… Ведь если я влюблён в царя, будучи сам мужчиной, то кто я? Безумец? Грешник? Я не мог в таком признаться даже себе, а тебе и подавно. К тому же я не был уверен, что ты испытываешь ко мне хоть что-то, кроме снисходительного высокомерия и любопытства. Вроде как к игрушке… Я действительно думал до недавнего времени, что являюсь лишь игрушкой для тебя! — И тут очень вовремя явился Чанакья и нашёл веские причины для усиления ненависти ко мне до смертельного предела? — заинтересовался Дхана Нанд. — И ты охотно за те причины ухватился? — Всё так, — Юэ спрятала лицо на груди мужа. — Прости. — Эх ты, — услышала она тихий выдох, произнесённый с горечью и любовью одновременно. — Самрадж, позвольте доложить… Дхана Нанд и Юэ вздрогнули и отпрянули друг от друга. На пороге царской опочивальни стояла Дайма. — Вернулась ваша сестра Дурдхара. Едва дослушав няню, Дхана Нанд сорвался с места и метнулся к дверям, но остановился на полпути, когда Дайма закончила фразу: — Раджкумари Дурдхару привезла дэви Тарини. Они обе желают говорить с вами. Недоумевающая Юэ, всё ещё сидя на краешке ложа, внимательно следила за их диалогом. Махарани заметила, как изменилось выражение лица Дхана Нанда. При упоминании Тарини её супруг застыл, будто сражённый молнией. — Тара? — голос Дхана Нанда задрожал. — Зачем она сюда приехала спустя столько лет? — Как знать, самрадж, — Дайма нервно теребила широкий пояс из золотых колец на своей талии. — Мне кажется, вам следует побеседовать с ней безотлагательно и… объяснить ситуацию, — с этими словами няня метнула в сторону Юэ обеспокоенный взгляд. — Я поговорю, — Дхана Нанд скрипнул зубами. — Можешь не сомневаться, до утра ждать не стану, — теперь он тоже обернулся и с волнением смотрел на жену. — Прошу, Сокровище, ступай к себе, — стараясь скрыть беспокойство за нежностью, проговорил царь. Юэ ощутила, как липкий страх пополз по телу. Уходить не хотелось. Что-то подсказывало сердцу: разговор Дхана Нанда и Тарини сулит ей одни неприятности. Беседа самраджа с неизвестной женщиной, вдруг возникшей из ниоткуда, затронет её судьбу самым непосредственным образом. — Я провожу вас, махарани, — Дайма вежливо протянула руку Юэ. — Идёмте. Юэ встала, ещё раз беспомощно оглянулась на мужа и покинула опочивальню. — Кто такая Тарини? — едва выйдя за дверь, не выдержала Юэ, обращаясь к всеведущей Дайме. — Эта женщина как-то связана с самраджем? — Да бхут эту девку побери! — поджала губы няня, напрямую так и не ответив. — Принесла ж нелёгкая, когда её не ждали… — Но кто она? — повторила вопрос Юэ. Дайма лишь досадливо махнула рукой — мол, не спрашивай. Они шли довольно долго по пустынному коридору, скудно освещённому лампадами, а потом няня остановилась у края лестницы, ведущей на женскую половину дворца, и заговорила, глядя куда-то поверх плеча Юэ: — Не знаю, почему моему названному сыну всегда так не везло? Раджкумари постоянно мучила капризами с тех пор, как в возраст вошла. Он только успевал её желания выполнять, а ей всегда хотелось то одного, то другого… Говорила я, замуж ей пора! Чем дольше в девках засидится, тем больше глупости в голове заведётся. Семнадцать лет, самое время свадьбу играть. Пройдёт нужный возраст — и не возьмёт никто. Чего самрадж ждёт, не понимаю. С тобой тоже он изрядно намаялся, — на миг приподняв голову, она пронзила Юэ не самым доброжелательным взглядом, но тут же смягчилась, переведя взор на живот царицы. — А уж с этой Тарини… Тьфу! — няня изобразила злой плевок в сторону. — Девица она, конечно, что надо: красивая, статная, умная. Косы до пояса, глаза чёрные, грудь высокая, губы и впрямь, как сказители сочиняют, лотосам подобны, — заметив, что после описания внешности Тары Юэ окончательно сникла, Дайма быстро перешла к главному. — Но сколько ж она крови самраджу попила! Не меньше твоего, — не преминула няня снова уязвить свою махарани. — Но… Что она сделала? — едва слышно спросила Юэ. — И кем самраджу приходилась? — Она была дочерью брамина, обучавшего военному искусству Дхану и его братьев. Глазки умела строить прекрасно, поэтому очень скоро стала называться невестой самраджа, но замуж за него выходить не спешила. Я всё пыталась понять, почему она тянет со свадьбой, ведь Дхана давно готов жениться. А потом догадалась: ей нравится чувствовать власть над ним! Воистину предвкушать обладание слаще, чем обладать. Пока любящий ждёт награду, он полностью в руках того, кто эту награду способен дать. А Дхана влюбился… Да и чего можно ждать от страстного юноши, на протяжении нескольких лет запертого в ашраме? Тарини была единственной девушкой подходящего возраста. Как тут не влюбиться? Он складывал к её ногам всё и обещал дать в сотни раз больше, а она, даже находясь вдали от трона и почестей, чувствовала себя истинной махарани. Иной власти ей было и не нужно. Её руки добивался не только Дхана. Остальные царевичи тоже соревновались за её любовь. Таре это льстило. То был беспроигрышный вариант: она в любом случае стала бы женой кого-то из Нандов! Но как только она выбрала Дхану, гурудэв расстарался, чтобы именно самрадж получил наилучшие знания. Царевич Дашасиддхика до сих пор самраджу простить не может проигрыша в любви. А самомнение Тары вскоре выросло так, что она и не сомневалась: Дхана навеки принадлежит ей, о другой женщине никогда и помыслить не сможет. Ей удалось взять с него клятву, что даже если он когда-нибудь женится на ком-то по политическим или иным мотивам, то первой и главной махарани останется она. Тара заставила Дхану дать клятву, что остальные жёны, случись ему жениться снова, будут для него не более, чем служанками или наложницами, а сердце самраджа будет принадлежать лишь ей одной. Юэ невольно сглотнула, чувствуя неприятную горечь во рту и каменную тяжесть внутри. Подойдя к стене, оперлась затылком и спиной и прикрыла глаза, тихо поглаживая свой живот. — Дурно что ль? — но в голосе Даймы слышалось скорее сочувствие, чем злорадство. — А ты терпи. Надо уметь терпеть всякое… А брать своё. — Почему они не поженились? — бесцветным тоном поинтересовалась Юэ, не открывая глаз и борясь с подкатывающим к горлу удушающим комком. — Если он так её любил, давал столь серьёзные клятвы… Почему же упустил? — Не упустил. Она сама оставила его, когда мой сын развязал войну с Пиппаливаном. Тара отправилась в битву и сражалась против воинов Магадхи, а когда Пиппаливан пал, сбежала и спряталась в лесу. Самрадж её долго искал, потом спустя несколько дней нашёл в глухой деревне, пытался с ней поговорить, но она наотрез отказалась возвращаться. Заявила, что он должен понести наказание за содеянное. Раз он неправедный царь, подло нападающий ночью на чужие крепости и убивающий невинных людей, не быть ему счастливым и не иметь детей от любимой женщины! «Реки дхармы и адхармы не должны смешиваться», — так она заявила. — Идиотка, — из горла Юэ вырвался хриплый смешок, губы искривились в такой знакомой Дайме улыбке, принадлежащей бессовестному темноглазому заговорщику. — Так зачем сейчас приходить? Жила бы и дальше там, где ей нравилось, раз дхарма дороже… — Известно зачем, — Дайма сделала вид, будто внимательнейшим образом рассматривает драгоценные перстни на пальцах своих рук. — Ты появился. Точнее, появилась. И Тара об этом узнала от раджкумари Дурдхары, видимо. — Выходит, теперь она будет требовать взять её в жёны, напомнив самраджу о старой клятве? А из меня, — голос на миг изменил Юэ, — потребует сделать служанку или наложницу? Или пожелает отправить вместо себя в ту глухую деревню, откуда сама явилась? — Вероятно, — Дайма даже и не пыталась подсластить горькое снадобье. — Но разве сейчас я не имею права присутствовать при разговоре, во время которого решается моя судьба? — возмутилась Юэ. — Будешь ты рядом или нет, всё равно не сможешь повлиять на исход событий. Насколько я знаю моего сына, тебе лучше позволить ему делать задуманное. Он примет справедливое решение, но ему точно не понравится, если ты появишься во время разговора, когда тебя не ждали. Надейся и верь в то, что за прошедшие годы образ взбалмошной девицы, не знающей, чего ей нужно, потускнел в памяти самраджа. — А если не потускнел? — Юэ обеспокоенно посмотрела на Дайму. — Всё равно самрадж выберет тебя, — будто через силу изрекла няня. — Откуда у вас такая уверенность? — мгновенно оживилась Юэ, ненадолго отрываясь от спасительной стены. — Да я даже представить не могу, чтобы ради Тары мой сын пошёл на то, что он устроил ради тебя, — сухо произнесла Дайма. — Он любил её, но перестал бороться почти сразу, как только она покинула его. Тот последний их разговор, после которого она его окончательно отшила, не считается. А чтобы заполучить тебя, мой сын заставил советника Ракшаса тащиться бхут весть куда в чужие земли, связываться с неизвестной магией… Не побоялся жениться, отлично зная, какой позор его ждёт, если ваша тайна будет раскрыта! Поверь, — палец Даймы упёрся в живот Юэ, — этот ребёнок появился не случайно. Тебе известно о том, что за всё время ни одна из наложниц не обрела плод от младшего из Нандов? — Как?! — ахнула Юэ, широко распахивая глаза. — Но Дхана ведь не бесплоден! У всех других царей обычно куча внебрачных детей бегает… — У других, но не у него, — прервала её Дайма. — Я не знаю, связано ли это с клятвой, которую он дал Таре, — задумчиво продолжала няня, — возможно, да, но мне кажется, дело в другом. Пару лет назад самрадж сказал мне: «Я не такой дурак, чтобы разбрасывать своё семя куда попало». Помню, в тот день я осторожно завела с ним беседу о том, когда наконец он подарит мне внука, пусть и внебрачного. Самрадж не торопился жениться, и от отчаяния я готова была нянчиться с младенцем служанки, если бы точно знала, что это его плоть и кровь. Но вот таким был ответ. Он не желал иметь детей от служанок и наложниц, и ему ничего не стоило избежать появления нежеланного потомства. Его контроль над собственным телом поразителен. Ты скоро сама поймёшь, если ещё не поняла. Случайности исключены. То, что ты зачала, говорит о многом: либо рядом с тобой он совершенно теряет голову и перестаёт контролировать себя, либо он прекрасно осознавал, что делает. Он намеренно подарил тебе ребёнка, но сделал это не из жажды мести, как возможно тебе кажется, а из любви. Ты для него та самая, а не «кто попало». Ведь остальные, даже те, кто очень того желал, не получили ни единого шанса выносить ребёнка Дхана Нанда! Многие женщины пытались его обмануть и выманить у него ребёнка, но до сих пор такое не удалось никому. Юэ отошла от Даймы на несколько шагов, потрясённая услышанным. — Значит, вот почему он просил не причинять вреда младенцу! Это его самый первый малыш… А дети служанок, которым он помогал появиться на свет? Выходит, это были чужие дети? — Да, — спокойно подтвердила Дайма. — Зачем он помогал им рождаться? — Самрадж любознателен. Ему нравится испытывать себя в незнакомых доселе делах. Он принимал роды, желая проверить крепость своего духа и увидеть, как рождается новая жизнь, но, поверь, то были не его сыновья и дочери. Однако я представляю, с каким трепетом он будет участвовать в рождении родного ребёнка, тем более, раз поклялся тебе сделать это. На лице Юэ блуждала мягкая, мечтательная улыбка, но вдруг махарани опять помрачнела: — Не только мне. Он и Таре дал особую клятву! И стоит этой женщине потребовать её исполнения — мой супруг выполнит обещанное, даже если ему самому станет тяжело и больно… Мне ли не знать, — Юэ в очередной раз невольно вспомнила, как по её вине погиб несчастный Туфан. — Ты права, самрадж и Таре дал слово, но это случилось до того, как она подняла меч против него. — Год тому назад я тоже подняла меч и даже ранила его! К счастью, не серьёзно. — С тобой всё иначе, — раздражённо махнула рукой Дайма. — Кроме того, даже я, если признаваться откровенно, из вас двоих предпочту тебя. Будь лучше ты махарани. Лучше ты, чем она. Юэ с удивлением и надеждой смотрела на Дайму. — Но в чём разница между нами? Ведь даже вы сейчас на моей стороне, хотя не видели от меня ничего хорошего! — У тебя есть чувства, которых лишена она, — напрямую высказала Дайма свои мысли. — Не подумай, я ни на миг не обольщаюсь насчёт тебя. Ты всё тот же гнусный, вконец изовравшийся паршивец, едва не прикончивший меня, но как бы я к тебе ни относилась, я ясно вижу одно: ты его действительно любишь. — Видите? — смущённо пролепетала Юэ. — А то! Да, со стороны иногда кажется, будто ты молча и покорно носишь нежеланного ребёнка от нелюбимого мужчины. Однако, зная твой бунтарский характер, могу сказать одно: тебе на самом деле желанны оба — и супруг, и будущий сын, иначе ты бы давно выпустила из клетки мерзкое животное, вернула ему человеческий облик и сбежала, прихватив с собой матушку, её странноватую подругу из Параспуры и друзей-заговорщиков. У тебя было достаточно времени для обдумывания и осуществления плана, однако ты ничего не сделала за много дней. Вывод однозначен: ты любишь моего сына, возможно, ненавидя себя за эту любовь. Или я не права? — Дайма прищурилась. — Вы правы лишь отчасти, — Юэ бессильно опустила руки. — На самом деле я давно перестала ненавидеть кого бы то ни было, даже себя. А любовь осталась… И если мне суждено вскоре пополнить царский гарем, лишившись нынешнего статуса, я всё равно не смогу предать Дхану во второй раз. Юэ уткнулась лбом в стену, стараясь спрятать подступившие к глазам слёзы. Дайма медленно приблизилась к махарани и успокаивающе приобняла за плечи. — Мой сын никогда не предаёт любимых. Вот увидишь, всё будет хорошо у тебя и у маленького ювраджа. Просто больше доверяй своему мужу. Юэ ничего не ответила Дайме, но и не оттолкнула руку той, которую ещё недавно считала своим злейшим врагом. *** — Тара спасла меня, — остановившись на пороге опочивальни, Дурдхара смотрела на брата с вызовом и обидой, словно пыталась поставить ему в упрёк отсутствие рядом в опасный миг, когда она едва не разбилась, упав со спины лошади. — Мой конь понёс, а она успела подхватить меня раньше, чем я упала, и привезла во дворец невредимой. Ты должен наградить её! — Я должен? — с сомнением переспросил Дхана Нанд. — Сам говорил в присутствии кучи народа пять лет тому назад: «Каждый, кто спасёт жизнь моей сестры, может просить у меня что угодно». Было? — Было, — подтвердил Дхана Нанд. — Тогда выполняй! — Дурдхара нетерпеливо топнула ножкой. — Я вовсе и не отступаю от данного слова. Тара получит награду, — слова давались с трудом, но не оставалось выбора: приходилось говорить их. Как и многие цари до него, Дхана Нанд пал жертвой клятвы, изречённой некогда в присутствии свидетелей. Самрадж перевёл тяжёлый взгляд в сторону девушки, одетой в кожаные и льняные одеяния, с кинжалом, заткнутым за пояс и луком из тиса, болтающимся за спиной. Тара, гордо выпрямившись, стояла по правую руку от спасённой ею царевны и не сводила с царя горящих глаз, где обида смешалась с вызовом, как и у Дурдхары. — Я выполню всё, что не противоречит дхарме, — вымолвил Дхана Нанд, усилием воли смиряя колотящееся сердце. — Я пришла требовать исполнения клятвы, которую ты дал четырнадцать лет назад. Надеюсь, не забыл? — Тара неотрывно глядела на самраджа, ожидая ответа. — Или мне следует напомнить? Дхана Нанд вздрогнул, но быстро взял себя в руки. — Ты сама отказалась от исполнения той клятвы, — невозмутимо заметил царь, отвернувшись в сторону и трогая пальцами занавесь, свисающую с потолка и отделяющую ложе от остальной части комнаты. От шёлковой ткани пахло лимонным маслом, лавандой и апельсиновыми цветами… Точно так же благоухали волосы Юэ. Дхана Нанд медленно выдохнул и прикрыл глаза, вспоминая ту, кто сейчас была дороже всех на свете для него. — Тогда отказалась, но теперь желаю, чтобы клятва была исполнена, — твёрдо произнесла Тарини. — Зачем? — Дхана Нанд резко повернулся к ней. — Четырнадцать лет назад это, возможно, имело смысл, но не теперь. — Исполнение клятвы имеет смысл всегда, — припечатала Тара. — Ты говорил, что сколько бы лет ни прошло, как бы ужасно я с тобой ни обращалась, ты простишь всё и по-прежнему будешь любить меня. И я поверила. А ты, выходит, лгал? — В те годы я ничего не знал ни о любви, ни о себе, ни об этом огромном мире. Тара, мне, как и тебе, было всего восемнадцать. Только теперь я понял, что дал клятву, которую невозможно исполнить! — Значит, вечной любви великого самраджа Дхана Нанда, в которой он мне истово клялся, пришёл конец? — брови Тары сурово сошлись над переносицей. — А было ли это любовью? — горько рассмеялся Дхана Нанд. — За четырнадцать лет ты ни разу не появилась здесь, не спросила, как я живу. Здоров или, возможно, болен, ранен или умираю? Да и я, потонув в управлении страной, войнах и придворных интригах, вскоре перестал думать о тебе. Гораздо скорее, чем полагал. Мы оба забыли друг друга, поэтому я действительно не понимаю, зачем ты пришла и просишь о том, что не принесёт никакого счастья нам обоим. Наверняка тебе известно от Дурдхары… А если нет, я скажу: я женат на другой, и у махарани Юэ скоро родится первенец. Я обошёл с той, кого действительно люблю, семь кругов вокруг ритуального огня, дал ей семь клятв, назвав своей женой, и я не отступлюсь от неё. Иное было бы адхармой. — Однако твоей первой женой всё ещё имею право стать я! — воскликнула Тара сквозь слёзы гнева и разочарования, выступившие на глазах. — Не дэви Юэ, а именно мне ты обещал это, и я пришла, чтобы осуществить своё право! — И я поддерживаю её! — выскочила вперёд Дурдхара, чувствуя, что ещё немного, и хитроумный план по избавлению от ненавистной девчонки из Чжунго разрушится. — Ты обязан исполнить обещанное, брат! Даже если любовь ушла, клятва превыше всего. Я стану свидетелем твоего бесчестия, если ты не исполнишь свой старый обет. Кроме того, Тара может требовать исполнения и второго желания за моё спасение, не забывай. — И каким будет второе желание благородной спасительницы моей милой Дурдхары? — с усмешкой обратился к Тарини Дхана Нанд. — Только наш с тобой сын унаследует престол Магадхи, а дети, рождённые от младшей жены, претендовать на трон не смогут. Ни один, сколько бы их ни родилось, — отчеканила Тара, ничуть не смутившись. — Под младшей женой, полагаю, ты подразумеваешь махарани Юэ, мою нынешнюю супругу? — в голосе Дхана Нанда зазвучала плохо скрываемая ирония. Тара ничего не ответила, но этого и не требовалось. Достаточно было взглянуть в её лицо, исполненное решимости, чтобы прочесть там очевидный ответ. — Может, мне следует отправить махарани Юэ в гарем Бхутапалы? Запереть в темницу или превратить в твою служанку? Или в служанку Дурдхары? — О, так было бы действительно лучше! — обрадовалась Дурдхара, потирая руки в предвкушении и даже не уловив тонкой издёвки, прозвучавшей в интонациях брата. — А ты правда так сделаешь? — Да никогда!!! — рявкнул Дхана Нанд, мгновенно изменившись в лице. От иронии, горечи и разочарования не осталось следа. Самраджем владела чистая ярость. Дурдхара невольно отпрянула назад, побледнев от страха. Тарини не шелохнулась, но глаза её наполнились слезами так, что не заметить этого было уже невозможно. — Никогда я не сделаю с махарани Юэ ничего подобного! — бушевал царь. — В восемнадцать лет я был глупцом и понял это только сейчас. Если бы возможно было повернуть время вспять, я никогда не наговорил бы тех глупостей, — палец, увенчанный узорчатым перстнем, изображавшим круг сансары, указал на Тарини. — Можешь забыть обо мне. Это моё последнее слово! — Но как же клятва? — дрожа от страха, но не желая сдаваться, снова встряла в разговор Дурдхара. — Или ты хочешь, брат, чтобы все подданые узнали: медный пан цена слову царя? А они ведь узнают! К примеру, от меня. — Хорошо, — весомо промолвил Дхана Нанд, не отводя грозного взгляда от лица Тарини, — я женюсь, если дело дошло до угрозы бесчестия, обещанного родной сестрой, которую я столько лет холил и лелеял. Я сдержу эту бессмысленную клятву, но никогда, — голос царя стал похож на низкое рычание, — нелюбимая женщина не познает моих ласк. Тара хочет, чтобы её сын воссел на трон Магадхи? Клянусь перед лицом всех богов, у неё никогда не будет детей от меня, и я позабочусь, чтобы она не родила от кого-то другого. Правда, думаю, дочь гуру, которого я некогда уважал, всё же не настолько бессовестна, чтобы решиться на измену? Что ж, Тара, если тебя устраивает такая судьба — остаться до последнего вздоха невинной девой при живом муже, никогда не познать любовных утех, не иметь детей, я исполню все твои желания хоть сегодня! Для организации фальшивой свадьбы мне не надо ждать благоприятного времени, не надо украшать город и дворец, не имеет смысла приглашать гостей и наряжать тебя в красное сари. Достаточно любого брамина, первым подвернувшегося под руку, небольшого факела, пригоршни турмерика и пары гирлянд. Давай поженимся! — яростно сверкнув глазами, закончил Дхана Нанд. — И после этого я никогда больше не прикоснусь к тебе даже краем своих одежд, даже краем моей тени, даю слово! Зарыдав, Тара закрыла лицо руками и выбежала прочь из покоев своего навеки потерянного жениха. — Как ты можешь быть таким жестоким, брат?! — с упрёком воскликнула Дурдхара и побежала следом за своей спасительницей, сочувственно окликая её по имени. Оставшись в комнате наедине с собой, Дхана Нанд усмехнулся, чувствуя, как разбушевавшиеся чувства понемногу утихают. — Жестоким? — пробормотал он себе под нос. — Да я просто изверг, сестрёнка. Единственный на всю Магадху. А остальные, спору нет, через одного — святые подвижники и невинные оленята. Тишина в комнате давила. Хотелось зажать уши и закричать. Нет, хуже — хотелось напиться допьяна и утратить сознание… — Дхана? — услышал он вдруг позади робкий голос и обернулся. На пороге опочивальни, переминаясь с ноги на ногу, стояла Юэ, непривычно смущённая, не похожая на себя. — Я почти ушла… Но не смогла… И Дайма сказала, что если я переживаю, то лучше вернуться и поговорить. Пусть ты рассердишься, но, знаешь, я хотела спросить, — самые прекрасные на свете глаза смотрели на него сквозь пелену непролитых слёз, — мы всё ещё муж и жена, или уже… Вместо ответа Дхана Нанд метнулся к ней, подхватив на руки, покрыл тысячью поцелуев лицо любимой. — Муж и жена, родная. Навсегда. Никто и никогда не разлучит нас, — прошептал он своей махарани на ухо. — Именно это я сказал Дурдхаре и Таре, и мне всё равно, что новость пришлась им обеим не по вкусу. Юэ зарылась пальцами в его густые волосы и застонала, крепко прижимаясь всем телом к нему, оплетая руками и ногами, словно зелёный плющ резную белокаменную беседку в саду. — Пожалуйста, не будь жестоким! Не ищи способ заменить желанное касаниями рук и губ… Возьми меня, иначе я умру. Я так долго ждала, Дхана! Столько дней ты не позволял мне стать твоей… Исполни моё желание хотя бы сейчас! Он не имел сил отказаться от неё, когда она так просила… Сари, развившись блестящими кольцами, словно невиданная змея из неизвестной Локи, скользнуло на ковёр. Он попытался снять с её запястий и щиколоток браслеты, но был остановлен. — Некогда. Оставь. До ложа дойти не удалось. Он успел сделать лишь шаг, но разгорячённая, пылающая желанием махарани неистово впилась в его губы, и он, сдавшись, торопливо развязал свои шёлковые шаровары, опустился на ковёр, следуя её воле, помогая ей усесться сверху и поддерживая за ягодицы. Его обхватили, сжали, словно в крепких тисках. — Дхана… Дхана… Как же хорошо! — повторяла она, начиная жарко тереться о него, и тело Дхана Нанда стало быстро пробуждаться от её требовательных ласк. Потрясённый и опьянённый он смотрел снизу вверх на её искусанные от нетерпения губы, на растрепавшиеся чёрные локоны. Коса расплелась. Длинные густые пряди, словно таинственные ночные тени, окутали смуглое тело с налитой упругой грудью, с заметно округлившимся животом. Такая, как сейчас, обезумевшая от долго сдерживаемого желания, она казалась ему ещё прекраснее, чем обычно. Ей вовсе не требовалось время на подготовку. Она уже истекала влагой, истомившись за долгие дни, и он наконец тоже вспыхнул, отвечая взаимностью, позволяя владеть собой, как в ту первую ночь, когда вовсе не самрадж Магадхи подарил супруге любовь, а прелестная махарани овладела его душой и телом, вобрала его целиком, с благодарностью, как почва впитывает воду в сезон дождей. Почувствовав отклик мужа, Юэ быстро впустила его в себя, и Дхана Нанд, утратив над собой контроль, утонул в наслаждении. Юэ двигалась рвано, торопливо, стонала и задыхалась, и не было никакой возможности остановить её, да Дхана Нанд и не хотел. Он любовался. Сумасшедшая, несдержанная, горячая… Его махарани! Какое счастье — касаться её кожи, источающей сотни ароматов, таких знакомых, удивительных, чудесных! — Я близко, прие, — прошептал он, понимая, что совсем скоро сорвётся вниз с вершины экстаза, куда привела его она. — И я… Но мне надо с тобой, Дхана. Давай вместе. Он окончательно отпустил себя. Лекарь не так давно напоминал о сдержанности. Какая чушь! Как можно соблюдать это невыносимое правило? Крик, сорвавшийся с уст и затерявшийся под потолком опочивальни, не услышал никто, кроме осыпавшихся с гирлянд цветочных лепестков, горящих лампад, курильниц и занавесей из тончайшего муслина, хранивших тайны их ночей, разделённых друг с другом. *** Не разжимая объятий, взмокшие и счастливые, они лежали на полу, не имея сил встать и улечься на ложе, оставшееся нетронутым. Сердца стучали в унисон, постепенно замедляясь. Пальцы и волосы переплелись, они общались лишь взглядами — не словами, будто боясь прервать волшебство чудесного мгновения. — Скажи, ты всё-таки женишься снова? — не выдержав, спросила вдруг Юэ. Вовсе не хотелось разрушать волшебство, но желание знать правду, пусть горькую и неприглядную, возобладало. Дхана Нанд лишь отрицательно покачал головой. — Но она ведь просила об этом? — Не просила — требовала, — усмехнувшись, уточнил Дхана Нанд. — И я бы сказал, у неё действительно было право. Формально я когда-то обещал ей замужество. — И всё равно ты отказал? — Юэ приподнялась на локте, удивлённо глядя на мужа. — Я согласился, но на таких условиях, что любая здравомыслящая дэви, рассмотрев подобные условия, отказалась бы. И Тара, на наше с тобой счастье, здравомыслящая. Она всё взвесила и передумала. — Ага! — просияла Юэ. — Ты вынудил её отречься от своего же обещания? — Можно сказать и так. — Однако все говорят, что это великая адхарма — не удовлетворить жаждущую дэви, — хитро заметила Юэ. — Значит, мне стоило её удовлетворить? Ну ладно, ещё не поздно… А ты готова стать младшей женой, уступив ей первенство? — рассмеялся Дхана Нанд. — Как? — опешила Юэ. — Неужели я должна была бы стать второй женой? А она — первой? — Именно. — Да с какой стати, если ты женился сначала на мне?! — Но так требовала Тара. А ещё хотела, чтобы её, а не твой сын в будущем правил Магадхой. — Э! Нечестно!!! — громко возмутилась Юэ, вскакивая на ноги, подхватывая скомканное сари и кое-как обматывая ткань вокруг груди, потому что возмущаться, будучи совершенно голой, казалось ей несолидным. — Как она могла потребовать такое, если я уже беременна, и совершенно очевидно, что наш первенец будет ювраджем? Дхана Нанд только тяжело вздохнул и развёл руками. — Гадко! — с чувством прокомментировала Юэ, снова небрежно швыряя сари на пол и усаживаясь сверху в позу лотоса. Одеваться, похоже, она передумала. Дхана Нанд покраснел и торопливо отвёл глаза, опасаясь нового прилива невоздержанности, на сей раз уже со своей стороны. — Согласен. Это был очень некрасивый поступок, которого, кстати, я совершенно от Тары не ожидал. В юности она никогда не вела себя так. Я не сумел разобраться сегодня, — продолжал самрадж, — было ли это продиктовано ревностью, задетой гордостью или чем-то ещё… Да и не хочу её понимать! Если она захочет остаться во дворце — пусть живёт. Я дам всё: дорогие украшения, лучшую еду, богатые одеяния. О ней будут заботиться не меньше, чем о Дурдхаре, но моё сердце занято. Ей придётся смириться с тем, что она упустила свой шанс четырнадцать лет назад. — А ты сам не сожалеешь об упущенном шансе? — напряжённо спросила Юэ, всё ещё боясь поверить, что страшная опасность миновала. Вместо ответа она ощутила, как руки Дхана Нанда притянули её ближе, а их губы снова соприкоснулись в нежном поцелуе. — Нисколько, — услышала она в ответ, когда поцелуй прервался. — Наоборот, я бесконечно рад тому, как в моей жизни всё повернулось.