Половина Луны

Кипя от гнева, Тарини уверенно продвигалась в сторону выхода, игнорируя возгласы Дурдхары, спешащей следом. Слуги, проходившие по коридору, удивлённо покосились на свою юную госпожу, которая, путаясь в собственном сари, цепляясь ножными браслетами за края ткани, стремилась догнать какую-то суровую дэви с браминской тилакой на лбу, но при этом одетую и вооружённую, как кшатриани. — Постой, Тара! Ты не можешь уйти! — кричала Дурдхара. — Ещё как могу, — сквозь злые слёзы отозвалась Тарини, продолжая удаляться. Дурдхара наконец догнала свою спасительницу почти у самых дверей, ведущих за пределы дворца. Дыхание царевны сбилось, нежно-голубой чадар, расшитый жемчугом и серебряными нитями, она потеряла где-то в коридоре. — Погоди, — Дурдхара крепко прижала ладонь к вздымающейся груди. — Дай отдышаться. — Ну что ещё? — недовольно буркнула Тара. — Я привезла тебя домой, поговорила с твоим братом, который меня оскорбил. Кажется, больше здесь делать нечего. — Пойдём ко мне, — Дурдхара ухватила Тару за руку. — Поговорим. — О чём? — Тарини дёрнула плечом. — Самрадж Дхана Нанд уже обозначил, кем я ему прихожусь — нелюбимой женщиной, к которой он не собирается прикасаться даже краем одежд или тени. А ведь всего четырнадцать лет назад я являлась для него целым миром! — с горечью добавила она. — Об этом и поговорим, — Дурдхара тоже выглядела изрядно рассерженной. — Придумаем вместе способ вернуть тебе расположение брата. — А такое возможно? — усмехнулась Тарини. — У него в опочивальне, в голове и в сердце поселилась новая возлюбленная. Для меня здесь нет места. Я не стану унижаться перед ним, а перед своей соперницей — подавно. — Есть много способов выжить ту, кого терпеть не можешь, — прошипела сквозь зубы Дурдхара. — Вдвоём мы непременно придумаем, как избавиться от Юэ. Только не уходи! Тара оглядела Дурдхару с головы до ног оценивающим взглядом. — Сильно же тебе ненавистна здешняя махарани, — сделала вывод она. — Да я готова её в гарем продать или в далёкий ашрам выслать! — заскрипела зубами Дурдхара. — Но только это всё надо проделать так, чтобы не узнал брат. Тара с невесёлой улыбкой покачала головой. — Нет, дорогая, — она, будто невзначай, потрепала Дурдхару по волосам. — Я бы не советовала тебе таким способом избавляться от дэви Юэ. Дхана Нанд всё равно рано или поздно узнает, кто виноват, и он тебя не простит. Не порть отношения с ним. Вот увидишь, пройдёт два-три года, и он потеряет интерес к этой женщине, как потерял его ко мне. Сейчас он очарован ею, потому что для него это новая любовь, но ничего, всё изменится и довольно скоро. Как давно они женаты? — Четыре Кришна пакши* и пять Гаура пакши** минуло. Тара злорадно усмехнулась. — Ничтожно мало. Она носит его первенца, поэтому Дхана очарован ею, но как только махарани Юэ родит нескольких детей, утратив свежесть кожи и гибкость талии, всё это очарование закончится. Тебе надо всего лишь подождать. — Ждать, пока она перестанет быть ему интересной, придётся лет пять или десять! Я столько не выдержу, — скривилась Дурдхара. — О нет, — Тара продолжала ласково гладить царевну по голове, — куда меньше. Ко мне он охладел через год после того, как поклялся жениться. Значит, столько же придётся подождать и тебе. Всего год — и Дхана Нанд, как мне видится, перестанет носиться со своей женой, словно с бесценным сокровищем. — Но тогда и ты, возможно, снова станешь интересной ему, если будешь рядом,— обрадовалась вдруг Дурдхара, схватив Тару за обе руки. — Тебе просто надо выждать удобный момент. Тарини грустно улыбнулась. — Вряд ли, — заметила она. — Я не сомневалась по пути сюда, что, едва увидев меня, Дхана Нанд вспомнит прошлое и с радостью выполнит любое моё желание, как это случалось прежде. Но ничего не будет, как раньше. «Нелюбимая»! Как он мог сказать такое обо мне?! Никогда не забуду. Впрочем, довольно мучить себя. Прощай. Она снова попыталась уйти, но Дурдхара опять остановила её. — Тебя кто-то ждёт в том месте, откуда ты пришла? — нахмурившись, спросила царевна. — Тот, кто очень дорог тебе, и ты должна к нему вернуться? — Люди, к которым я привыкла, — пожала плечами Тара. — Те, кому некогда пообещала помощь и помогла. Но среди них всё равно больше нет самой замечательной на свете женщины, — печально прибавила она. — Ты о ком? — заинтересовалась Дурдхара. — О махарани Муре, — Тарини смущённо уставилась в пол. Глаза царевны стали круглыми от удивления. — Ты знала Муру?! — Да, — слабо улыбнулась Тара. — Мои родители до того, как прийти жить в Магадху, провели несколько лет в хижине неподалёку от крепости, ныне разрушенной твоим братом. Всё детство я играла с детьми, прибегающими в лес собирать фрукты, а моя мама общалась с лекарями, ищущими целебные растения. Они обучили моих отца и мать полезным рецептам. Иногда к нам забредали кшатрии из Пиппаливана. Раненых исцеляли мои родители. Те, кто не был ранен, получали воду, пищу, корм для коней и ночлег. А однажды я познакомилась с девочкой, которая была старше меня всего на четыре года. Мура заехала в нашу хижину со своим отцом после охоты. У того кшатрия умерла жена, Мура осталась его единственным его ребёнком. Поскольку мечта иметь сына от любимой супруги не сбылась, а повторно жениться тот кшатрий не желал, он воспитывал Муру, словно мальчика. Его дочь умела ездить верхом, стрелять из лука, управляться с мечом и дротиками. Ей было тогда двенадцать, мне — восемь. Она мечтала стать царицей той крепости с парой тысяч жителей, называемой Пиппаливаном. Мы подружились. Мура учила меня делать кхир и ладду по особому рецепту, оставленному её матерью. Первые мои попытки взять в руки оружие тоже случились благодаря ей. Она часто потом выбиралась ко мне. Приходила в гости и после того, как вышла замуж за Чандравардана, — Тара то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — А в один ужасный день всему настал конец. До отца долетели слухи о том, что царь Магадхи ищет брамина, способного быстро, за пару лет, обучить военному искусству его сыновей. Такая работа сулила много хлопот, но тот, кого выбрал бы махарадж, получил бы щедрое вознаграждение. Отец решил попытать счастья и в числе прочих гуру приехал в Паталипутру, чтобы продемонстрировать свои умения. Он особенно не рассчитывал на успех, но ему повезло: выбрали его. Всей семьёй мы перебрались в Магадху. Отец не стал строить себе богатый ашрам, хотя мог бы. Махападма готов был предоставить ему любые средства, но отец считал, что для воспитания царевичей нужна лишь крыша над головой, достаточная, чтобы защитить в сезон дождей, поэтому простых домов будет достаточно. Самое печальное, мы теперь жили очень далеко от Пиппаливана, и встречаться с Мурой я уже не могла, а она даже не знала, где я, потому что мы собрались и уехали внезапно, — Тара поникла. — Я ежедневно упражнялась в военном искусстве, чтобы отвлечься от безрадостных мыслей об утрате подруги. Так вышло, что сыновьям Махападмы я приглянулась, хоть я и не стремилась стать чьей-то невестой! Однако отец заметил, что его ученики всё чаще заглядываются на меня. Тогда он позвал меня и спросил, кто мне нравится больше других. Дхана был самый юный и привлекательный, кроме того весьма ловко управлялся с мечом. Я указала отцу на него. «Из него выйдет толк, — согласился отец, — я обучу его лучше всех, не утаив своих секретов. Он станет сильнейшим воином, раз моя дочь избрала его в мужья!» Я опешила, лишившись дара речи, но отец лишь потрепал меня по голове и дал понять, что я очень огорчу его, если упущу удачу, пришедшую в руки. Я оказалась в безвыходном положении. Отец ясно дал понять, что ждёт замужества. Дхана носил меня на руках и клялся любить вечно. И тогда я подумала: почему нет? Ведь я могу превратиться в махарани, как Мура. Моим мужем станет могущественный царь! Лучшей судьбы желать невозможно, но одним-единственным поступком Дхана разрушил всё, — Тара отвернулась, пряча слёзы. — Погоди, — начиная что-то понимать, Дурдхара резким движением развернула бывшую невесту самраджа лицом к себе. — Так ты собиралась замуж по воле отца, или тебе льстила мысль стать махарани сильного государства? — Ни то, ни другое. — Что тогда? Тара страдальчески взглянула на Дурдхару. — Прошу, дай уйти! Думай обо мне что хочешь, но… — Нет, — Дурдхара мёртвой хваткой вцепилась в локоть Тары, — так просто теперь ты от меня не отделаешься! Я обязана узнать правду. Или ты хочешь, чтобы я подняла шум, и мои воины тебя удержали силой, словно преступницу? Я бы не хотела такого. А ты? И Тара сдалась, послушно направившись следом за Дурдхарой в её покои. *** Мура вздрогнула и на миг замерла, ощутив едва уловимое движение за спиной. Судя по всему, кто-то тайно пробрался в опочивальню и улёгся позади на ложе, которое ей благосклонно предоставил Дхана Нанд после того, как она стала гордо именоваться царской тёщей. Правда, об этом любопытнейшем факте мало кто знал. Слуги были оповещены лишь о том, что чудом избежавшая гибели махарани Мура отныне почётный гость императора, как и её подруга дэви Калки. Джагат Джала рвал и метал, но не имел возможности продемонстрировать свою ярость Дхана Нанду, поэтому слал в Паталипутру слёзные письма, умоляя «милостивого самраджа снизойти до его просьб и вернуть обратно супругу» или позволить «рабу недостойному приехать за женой самому». Однако по просьбе Юэ, к которой в свою очередь с мольбами обратилась Мура, на чьём плече каждый вечер рыдала Калки, не желающая возвращаться в свою семейную Паталу, Джагат Джале строго запретили появляться во дворце, а Калки обещали вернуть домой в тот день, когда махарани Юэ произведёт наследника на свет. О том, каково придётся дэви Калки, когда оговоренный срок истечёт, Дхана Нанд не хотел думать. Он передал Муре через слуг сообщение о том, что вечно прятать у себя во дворце «эту женщину» не собирается. Мура, прочитав послание, с досадой скрипнула зубами, но поняла, что встречи с Джагат Джалой и вразумления его с помощью палицы, вытесанной из крепкой древесины, не миновать. Правда, в последние дни она менее всего заботилась о Джагат Джале. Ей не давала покоя мысль о приближающихся родах дочери, кроме того, в голове вертелась куча неосуществимых идей о том, как выпустить Чанакью из клетки и помочь скрыться незамеченным, вернув ему человеческий облик. Однако опасаясь, что после побега ачарьи Дхана Нанд впадёт в ярость и отыграется на супруге, Мура попыталась воззвать к состраданию самраджа, действуя привычным образом — через дочь. К великой печали, Дхана Нанд не сжалился. — Что угодно проси, но Чанакью не выпущу, — твёрдо сказал он, когда Юэ очень осторожно попросила дать ачарье свободу. — И не смотри с укором. Это вовсе не потому, что я злопамятный, хотя отчасти и поэтому тоже. Я абсолютно уверен, что гнусный брамин, выйдя на свободу, отомстит и тебе. Мне страшно за тебя и нашего сына, понимаешь? Юэ кивнула, но в душе её всё равно затаилась грусть. Она не считала Чанакью угрозой и не верила, что он способен причинить ей или младенцу вред. Об этом Юэ рассказала матери в следующем же разговоре. Мура крепко призадумалась, но сделала выводы: за Чанакью просить бессмысленно. И тут же мысленно подосадовала на себя. Зачем ей вообще взбрело в голову просить? Надо было действовать! Ведь после той беседы Дхана Нанд, ни мгновения не медля, выставил стражу возле клетки. Теперь бывшего мудрого гуру из Таксилы охраняли день и ночь, и не было никакой возможности выпустить его незаметно. Хуже того, служанки недавно донесли, что несколько ночей подряд к клетке приходит самка панды, судя по всему сбежавшая от заезжих бхандов***, дававших в прошлом месяце костюмированное представление в столице. Актёры тогда долго сокрушались, потеряв редкое животное, привезённое ими из Чжунго, но ничего было не поделать — панда пропала, её не смогли отыскать. А вот теперь она появилась, живая и невредимая. Панда осторожно пробиралась на главную площадь под покровом ночи, просачиваясь, видимо, через некую щель в стене, которую слуги тщательно искали днём, но так и не смогли найти, с ласковым урчанием тёрлась о клетку, приглашая понравившегося самца к спариванию, что вызывало сильное недоумение у наблюдавших за этим процессом охранников. Отогнать медведицу не представлялось возможным. Она совершенно не боялась криков людей, поскольку долгое время прожила в неволе и привыкла к шуму толпы на представлениях. Её не пугал даже огонь факелов, что и вовсе выглядело странно, а нападать с оружием слуги не решались, тем более, что животное не проявляло агрессии, и её интересовал только самец, сидящий в клетке. Чанакья поначалу отворачивался от любвеобильной самки, потом стал с любопытством поглядывать в её сторону и наконец начал заинтересованно принюхиваться и подходить всё ближе к прутьям. А прошлой ночью, по словам охранников, принялся тщательно вылизывать медведице шерсть. Муру такие известия совершенно не порадовали. Кажется, бедный ачарья, лишённый возможности хоть иногда превращаться в человека и более года страдая от вынужденного воздержания, постепенно терял разум, на глазах превращаясь в настоящую панду. И после всех этих ужасных событий, отчаянных мыслей, не дающих покоя, кто-то теперь её трогает за шею, дышит в затылок… — Кто здесь?! — Мура подскочила на постели, пытаясь разглядеть в темноте своего незваного гостя. — Я, — раздался с другой стороны ложа робкий лепет, — Калки. Мне приснился кошмар. Можно я переночую с вами? — Как маленькая, — с досадой выдохнула Мура. — Снов она боится. Вот тоже мне, нашла, от чего трястись! Что приснилось? Рассказывай. Раздался долгий прерывистый выдох: — Мартанд вдруг стал жестоким и тоже бил меня. — Этого точно не случится, можешь не переживать. Твой сын от собственной тени шарахается, не представляю, чтобы он вообще на кого-то руку поднял. Сон крайне нелепый, можешь немедленно забыть. Что-то ещё? — Всё равно не хочу возвращаться, — прошелестела Калки. — Муж меня прикончит. — Я поеду с тобой, — попыталась ободрить её Мура. — Конечно, после родов дочери. — Вы уже смирились, что у вас теперь дочь, махарани? — со слабой улыбкой полюбопытствовала Калки. Мура уселась поудобнее на постели, подобрав ноги под себя, поняв, что уснуть в ближайшее время всё равно не выйдет. — Ну да, начинаю привыкать, наверное, — Мура усмехнулась. — И даже с зятем примирилась! — вдруг с досадой вырвалось у неё. — А ведь когда-то клялась именем усопшего мужа, что не прощу его и не успокоюсь, пока не убью! И чего только в жизни не бывает, — сокрушённо покачала она головой. — Верно, — в тон ей отозвалась Калки, — всякое бывает… К примеру, меня замуж рано выдали, потому что мать в один недобрый день поймала меня в опочивальне с Дивьей, моей двоюродной сестрой, — Калки даже не заметила, с каким ужасом в полутьме опочивальни на неё воззрилась вдруг утратившая дар речи Мура. — Поскольку мы обе были незамужними, хоть Дивье тогда уж шестнадцать исполнилось, позорить нас мать не пожелала, она умолчала об увиденном и просто потребовала от отца поскорее выдать меня хоть за кого-то, главное, чтоб свадьба состоялась быстро. Я всё ещё оставалась девственной, мы с Дивьей ни разу не заходили далеко, только поэтому мать не убила меня тогда на месте. Отец же, которому ничего толком не объяснили, нутром почуял неладное и начал быстро искать жениха. И тут вдруг выяснилось, на их счастье и на моё несчастье, что Джагат Джала, похоронив первую жену, так и не подарившую ему детей, собирается жениться снова и ищет девушку в возрасте не старше пятнадцати. Меня к нему отвезли, и этот сластолюбец женился, недели не прошло… Как же меня от него мутило! — Калки не сдерживалась, отчаянно выплёскивая накопившееся горе. — С десяти лет мне отвратительны любые мужчины, кроме родного отца, мерзка до тошноты сама мысль об их прикосновениях, не говоря о большем, но я не могла в таком никому признаться! Кто бы меня послушал, если бы я сказала, что желаю жить с Дивьей? Я бы встретила свою смерть, признавшись в этом. А Джагат Джала чувствовал, что я его в глубине души ненавижу, потому и бил, наверное, и дальше будет бить, ведь я не смогу полюбить его, особенно теперь, когда встретила вас, махарани! Мура вздрогнула и отшатнулась от Калки, попытавшись скатиться с ложа, но Калки ловко поймала её за руку, нежно согревая пальцы бывшей царицы в своих ладонях. — Если я вам так же отвратительна, как мне Джагат Джала, то лучше будет на рассвете сложить себе погребальный костёр. Я не вернусь в Параспуру, это невозможно. Мура как-то странно смотрела на свою подругу, глаза которой сверкали от слёз, которые та готова была пролить. — Если скажете, что ненавидите отношения со мной так же, как я — мужские объятия, для меня это конец. Я сожгу себя. — Иди-ка сюда, — с неожиданной лаской Мура притянула голову дэви Калки к своей груди. — А теперь послушай. Со мной всё сложно, хорошая моя. Мне не то чтоб отвратительны были женщины и их прикосновения, но я боюсь причинить тебе тот же вред, который по моей вине случился однажды. — Вред?! — испуганно вскинулась Калки. — Я не верю, что кому-то вы могли причинить зло, махарани! — Это случилось невольно, — прошептала Мура, мягко баюкая Калки, снова прижавшуюся к ей. — И очень давно. С двенадцати лет я дружила с девочкой по имени Тара. Она была младше меня на четыре года. Эта дружба продолжалась много лет. Тара первая влюбилась, повзрослев, но когда набралась смелости признаться, то я не отвергла её, а должна была! К тому времени, как она сказала мне о своих чувствах, я была взрослая, уже замужем, а ей едва исполнилось шестнадцать. Она любила меня намного сильнее, чем я её, и мы обе это знали. Это неправильно, когда один из двоих любит сильнее, понимаешь? Калки кивнула, вжимаясь крепче в желанное тело драгоценной махарани. — Мне достаточно было дружбы, но Тара желала большего, и я вскоре сдалась под её напором. Её отец увидел нас в лесу однажды. Уж не знаю, как это вышло, ведь мы обычно забирались далеко от её дома, чтобы никто нас не нашёл! А он нашёл. Обвинил нас обеих в попрании дхармы, проклинал страшно — и был прав. Потом он пытался взять с нас клятву не видеться больше, но ни одна из нас не смогла дать ему такого обещания даже под угрозой смерти. А дальше он схватил Тару и потащил домой — так грубо, за косы, она кричала от боли, а я сбежала. Я не могла вмешаться, потому что чувствовала себя виноватой в осквернении подруги. Я была такой слабой, беспомощной, как никогда! Отец Тары абсолютно прав: я не должна была касаться незамужней девушки, сама имея мужа и будучи далеко не невинной. Выждав один день и одну ночь, я снова пришла к ним. Я волновалась за Тару. Боялась, что её высекут до полусмерти или накажут ещё строже… Но их семья исчезла из того дома. Я не нашла ни их самих, ни личных вещей. Они забрали всё и ушли куда-то. Долгое время я не знала, что случилось, не представляла, где искать Тару, пока спустя два с половиной года на Пиппаливан не напал Дхана Нанд. Тара появилась в крепости одновременно с ним, вооружённая, как и он, но неожиданно для всех стала сражаться на нашей стороне. Лишь в тот день, пожалуй, я оценила всю силу её преданности и поняла, что я сама натворила два года назад, поддавшись её мольбам о взаимности! Я сломала ей жизнь. Надо было собраться с духом и ей отказать! Тогда всё сложилось бы иначе. На протяжении последнего года она была обручена с Дхана Нандом, но из-за его нападения на Пиппаливан их свадьба расстроилась. Когда битва была проиграна, а мы с Чандраварданом захвачены в плен, Тара ушла из сожжённой крепости с выжившими женщинами и детьми. Дхана Нанд искал её и вскоре нашёл, но она наотрез отказалась возвращаться. Дхана Нанд до сих пор не знает, почему Тара тогда сбежала от него, но я-то знаю. Вскоре она прислала письмо. Его тайно передал мне сын одного из людей, приютивших беглецов в деревне. Тара спрашивала, что ей надо делать и как выручить меня из плена, но я ответила, чтобы она позаботилась о людях, которых ей удалось спасти, а я буду выбираться сама. Потом она писала мне ещё много раз, но я перестала отвечать. Я понимала, что если хочу дождаться Чандру и отыскать способ уничтожить Дхана Нанда, мне необходимо оставаться в Паталипутре, у всех на виду. — Но почему? — не поняла Дурдхара. — Где бы Чандра искал меня? В глуши чужого леса? Как бы я узнала слабые места Дхана Нанда, не живя рядом с ним? Впрочем, когда пришло время мстить, всё обернулось не в нашу пользу. Вся многолетняя подготовка оказалась бесполезной. А теперь и вовсе мой враг стал зятем, и я иногда помогаю ему решать семейные проблемы. Уму непостижимо! — Мура снова схватилась за голову. — Вы по-прежнему любите Тару? — грустно спросила Калки, не разжимая объятий, словно боясь потерять последние счастливые мгновения, когда ей ещё позволено обнимать прекрасную махарани. — Не знаю, — растерялась Мура и поспешно добавила. — Конечно, мне её судьба не безразлична, и, решив наши трудности, я обязательно её разыщу, чтобы узнать, как ей живётся, но любовь… Сомневаюсь, что после всего пережитого нам удастся вернуть прежние отношения. Да и любит ли она меня ещё? Не думаю, ведь столько воды утекло. — А со мной? — Калки с надеждой заглянула в глаза Муры. — Вы могли бы попробовать начать отношения, словно ничего и никогда не разделяло нас? Я тоже давно замужем и не невинна. Вы ничем не оскверните меня. — Но я разрушу твою семью! — с волнением проговорила бывшая махарани. — Я всем приношу одни несчастья, сама видишь! Закончится всё тем, что ты останешься одна — без мужа, без сына. Если хоть кто-то заикнётся Джагат Джале о наших отношениях, тебя подвергнут публичному позору. Бесспорно, я не позволю наказать тебя плетьми или обрить голову, но всеобщее осуждение — это страшно. Ты разве такой жизни хочешь? — Справлюсь, — бесстрашно отозвалась Калки. — Всё равно моя нынешняя жизнь с Джагат Джалой хуже Паталы. Лишь бы вы любили меня, пусть даже меньше, чем я люблю вас, тогда хоть что-то в этом воплощении обретёт смысл. — Я столько лет жила в ненависти и желании мести, что в моём сердце осталась одна ожесточённость. Я не знаю, способна ли я любить. Не только тебя, хоть кого-то? — Ты любишь Чандру. То есть, махарани Юэ, — быстро поправила себя Калки. — Это другое. Как бы сильно ни ожесточилось моё сердце против остальных, но своего ребёнка я всегда буду любить хоть в мужском, хоть в женском теле. — Я согласна на позор и смерть ради вас, — упрямо повторила Калки. — Я ничуть не слабее Тары и, если понадобится, тоже буду сражаться… как смогу! Некоторое время они обе смотрели в глаза друг другу, а потом Мура склонилась к подруге и решительно завладела её мягкими, дрожащими от волнения губами. *** — Значит, вон как, — потрясённая до глубины души искренним рассказом Тары, больше напоминавшим исповедь человека, которому уже нечего терять, Дурдхара поднялась с сиденья и прошлась по комнате, чтобы успокоиться. — Ты с детства была влюблена в Муру, поэтому не могла выйти за брата? Но зачем тогда подала ему ложную надежду? Я ничего не понимаю, — капризная царевна впервые чувствовала себя растерянной и опустошённой. — Это всё нелепость, — наконец сделала она вывод. Тара сидела, выпрямившись и сложив руки на коленях. — Ты опять неверно поняла. Да, я любила Муру, но и твой брат был долгое время мне дорог. Он заставлял меня почувствовать себя особенной, настоящей богиней среди людей! Он заботился обо мне, а я желала сделать его счастливым. И сделала бы. Во мне уже зарождались чувства. Мне нравилось беседовать с ним, прикасаться к нему… Уверена, через несколько лет, стань я его женой, я бы забыла свою неправедную страсть и всецело вручила ему свою душу. Если бы он напал на Ассаку, Аванти или на Поурав, я бы слова не сказала! Но он нанёс по моему сердцу страшный удар: несмотря на мои мольбы и уговоры, отправился уничтожать Пиппаливан… Он убил Чандравардана, взял Муру в плен, а полтора года назад, как мне стало известно, жестоко убил Муру и её вновь обретённого сына Чандрагупту после их восстания в Паталипутре, бросив на растерзание тиграм. После всего этого он не имел права взять другую жену и наслаждаться! Он должен был продолжать любить меня, страдая от невозможности жениться. Только это страдание искупило бы его грех! Но он посмел полюбить другую. И тогда я решила приехать и разлучить его с Юэ, столь дорогой его сердцу, напомнив о старой клятве, но потерпела поражение. Как бы то ни было, моя месть не противоречила дхарме. Я действительно имела право требовать замужества, но твой брат перехитрил меня. Да, я поняла, что в его сердце чувств ко мне больше нет. Я отныне не властна над его счастьем и несчастьем, но мне больно, что я так и не сумела достаточно отомстить ему за смерть Муры. Однако, несмотря на всё это, уничтожать Юэ, как ты просишь, я не в силах. Совершив подобное деяние, я стану не лучше Дхана Нанда, убившего мою любимую. Да и тебе такое делать не советую. Не трогай Юэ, иначе потеряешь любовь брата. Он тебя не простит. Дурдхара ошарашенно смотрела на Тару, хлопая ресницами и не веря услышанному. — Теперь ты знаешь всё, — устало закончила Тара. — И я наконец ухожу. — Погоди! Мура жива, — Дурдхара сама не поняла, почему это признание, которое она вовсе не собиралась делать, вырвалось у неё. Тара встрепенулась. Усталости и страдания на лице как не бывало. — Ты уверена?! — Да, — промямлила Дурдхара, чувствуя, что зря сболтнула лишнее. — Она здесь, во дворце. Я толком не поняла, как ей удалось спастись полтора года назад, но, кажется, жена управляющего Параспурой, дэви Калки, каким-то образом причастна к её избавлению от смерти в пасти тигров. Прости, тебе это неприятно слышать, но для меня было бы гораздо лучше, если бы спасся кто-то другой, а вовсе не Мура, — Дурдхара горько вздохнула. — Прошу, веди меня к ней! Я должна немедленно её увидеть! — Тара сейчас выглядела такой счастливой и окрылённой, и у Дурдхары не возникло ни малейшего стремления отказывать ей. Они вышли из покоев царевны, направившись в опочивальню Муры и не подозревая о том, что в этот самый момент две прекрасные дэви, укрывшись за вздымающимся от страстных порывов шёлковым пологом, тесно сплетаясь обнажёнными телами, дарят друг другу запретные наслаждения.