***
Бак отлично справляется. Так и есть. Это новый год, у него новая подружка. Он... растет. Учится. Быть ответственным. Когда Эли впервые позвонила ему, он не был уверен, что должен сказать "да", но после Тейлор, после того, как он почти поцеловал Эдди на заднем сиденье скорой помощи, потому что Эдди был замечательным и успокаивающим, а Бак-идиот, который действительно должен вести себя лучше, чем делать такое... Ему нужно было что-то другое. Нечто новое. Что-то... что не было бы связью в баре или случайным сексом с его лучшим другом. Что-то, что имело бы значение и с кем-то, кто искал бы то же самое. И Эли очень мила. Эли хорошенькая и забавная, и заставляет его смеяться, и да, хорошо, так что она так занята и никогда не бывает рядом, но если есть что-то, что он хорошо усвоил в отношениях с Эбби, так это разговоры по телефону. Дело в том, что он старается. Он пытается добиться большего успеха. Так что, может быть будет немного легче, вместе с Эли, держать платоническую дистанцию между ним и Эдди. В этом нет ничего плохого. Границы - это хорошо. Новый год, новая подружка, новый Бак. Легко. — Как поживает девочка-землетрясение? —дразнится Мэдди, ударяя кулаками в боксерских комбинациях. — С ней всё в порядке. Она не здесь, — отвечает Бак, — Мы не торопимся. На этой неделе она в Нью-Йорке по делам. — Почему каждая девушка, с которой ты встречаешься, чувствует, что ей нужно бежать из города? Или страны? Это шутка, но она жалит, поражая ту грязную, больную часть его тела, которую Эбби оставила позади, когда он поцеловал её на прощание в аэропорту и пообещал ждать её только для того, чтобы она приняла решение... Чтобы решить, что он недостаточно хорош, чтобы ради него стоило остаться здесь. — По крайней мере, когда я встречаюсь с кем-то, я действительно делаю это, —парирует он. — О чем ты говоришь? — Как там Чимни? Проблема в спарринге с вашими братьями и сестрами, даже словесно? Они знают твои слабые места. Даже если вы этого не ожидаете. Вот почему это настигает Бака, когда они делают перерыв, уже намного после окончания разговора, и Мэдди говорит: — По крайней мере, когда ты встречаешься с кем-то, ты действительно делаешь это... хотя до этого ты с кем-то встречался. Но ты никогда ничего не говорил. Это были отношения или...? Бак давится глотком воды: — Я не... — бормочет он, — Что? Мэдди скрещивает руки на груди и смотрит на него свысока: —Ты был подавлен из-за Эбби, а потом вдруг начал вести себя странно, Чимни говорит, что у тебя были какие-то следы после секса, о которых ты подозрительно молчал несколько месяцев назад, а потом после Хэллоуина ты снова впал в депрессию и решил трахнуть репортершу в туалете бара. Посмотри мне в глаза и скажи, что всё это было только из-за Эбби. — Я... — Бак делает еще один глоток воды и отворачивается. Холодный пот на его спине внезапно становится гораздо более неприятным, чем раньше, и он испытывает искушение попроситься в душ в раздевалке. Хотя, учитывая то, как Мэдди смотрит на него, это, вероятно, только отсрочит неизбежное, — Это не было... мы не были, — его внутренности скручиваются. Глупый. Это не имеет никакого значения, — ... это был просто секс. Просто отличный секс. Просто идеальный секс. Бак мысленно возвращается в последний раз, к Эдди, целующему его на полу его квартиры, и Бак выбрасывает из памяти, как будто хлопком двери. Они заключили сделку. Друзья. И это всё ещё то, что у них есть, так что на самом деле нет никаких причин, почему ему должно быть больно думать об этом. — Просто секс, — повторяет Мэдди, — И не было никаких чувств вообще, я права, верно? Бак с трудом сглатывает: — Ты права. Мэдди вздыхает и прислоняется к стене рядом с ним: — Ну, ты понимаешь... возвращение к отношениям на расстоянии? Возможно, это не самый лучший план, который у тебя когда-либо был. Это единственное, что у меня есть, так что... — Мы, Бакли, чертовски хороши в выборе пар, правда? — Видимо, так оно и есть, — Мэдди протягивает руку и сжимает его плечо, — Но я думаю, что у нас всё еще может сложиться хорошо. — Да. Да, может быть. Я надеюсь на это.***
В сообщении Бобби говорится: "На Чимни напали, и мы в больнице." В сообщении Бобби указан адрес. В сообщении Бобби говорится: " Бывший муж Мэдди добрался до неё. Я думаю, Баку не помешала бы твоя поддержка." В сообщении Бобби нет ни слова о том, что Бак находится под охраной полиции. — Какого черта? — Он пытался сделать всё по-своему, — говорит Афина, и в её голосе слышится примерно пять разных оттенков безразличия. Эдди чувствует, как его брови ползут в волосы, пока она объясняет. Ну да. Бак никогда не был тем, кто сдерживается или следует правилам в обычный день, но когда кто-то, кого он любит, находится в опасности… — Ты думаешь, мне стоит с ним поговорить? — Эдди смотрит на Бобби. Бобби, который обращается с Баком как с собственным сыном. Как может Эдди... что Эдди может дать Баку такого, чего не может дать никто другой? Эдди - это не совсем кто-то особенный. Конечно, они друзья, но... Он не смог дать Шеннон то, что ей было нужно. Он едва мог сделать это для Кристофера. Почему он должен помочь, если Бобби из всех людей, единственный парень, который всегда знает, что сказать? У Бобби появляется такое выражение лица, как будто он хочет сказать что-то одно, но на самом деле говорит другое: — Он скажет тебе то, чего не скажет мне. Эдди даже не потрудился вникнуть в суть этого загадочного предложения. Он просто засовывает руки в карманы и шагает к Баку, прежде чем тот слишком сильно задумается о том, что нужно сказать, и всё испортит еще больше. — Так. Это был смелый шаг. — Да, я знаю, — у Бака покраснели глаза. Дерьмо. Эдди в нескольких секундах от того, чтобы сломаться, и какое-то ужасное, скелетообразное чудовище оживает в его груди. Он хочет вынуть сердце Бака из его груди и осторожно взять его своими когтистыми руками в свою собственную грудь, убаюкать его и держать в безопасности, а также рычать на любого, кто заставит Бака выглядеть таким же сломленным, как сейчас. — О чем ты только думал, Бак? — Я уже получил нагоняй от Афины, — Бак пытается казаться беззаботным, но это не получается. Афина и Бобби уже покинули их, и Эдди плевать хотел на то, что думает стоящий за ними случайный патрульный полицейский, но какие бы импульсы он ни испытывал, он знал, что не может действовать в соответствии с ними. У Бака теперь есть девушка. Здесь есть границы. Эдди пожимает плечами и садится спиной к стене: — Я понимаю тебя. У меня тоже есть сестры. Но ты же не думаешь, что тебе это сойдет с рук? — Меня это не беспокоило, — Бак никогда не беспокоится за себя. Когда-нибудь его убьют, и в этот день Эдди найдет способ воскресить идиота, чтобы потом снова убить его за глупость. Бак наклоняется к нему, и его голос доверительный, интимный. Он, блять, чувствует запах Бака, древесный одеколон (у Бака есть эта странная корреляция между лесорубами и пожарными, может быть, дело в дезодоранте), солено-мускусный запах, который принадлежал только Баку, без добавок, и жгучий запах пота. Беспокойство. Страх. Боже, Бак практически трясётся от этого. — Видишь ли, у полиции есть все эти правила, понимаешь? Правила, из-за которых Мэдди может погибнуть. Но я же гражданский человек. На меня эти правила не распространяются, верно? Эдди пристально смотрит на него: — Тогда почему ты сидишь в больничной тюрьме? Бак сдувается: — Я же сказал Мэдди, — он обрывает себя, чтобы начать снова, — Я сказал, что ей не нужно продолжать убегать, что она может начать жизнь здесь, что она будет в безопасности. Что я буду оберегать её. — Это не твоя вина. Бак просто наклоняется вперед, положив руки на колени, и выглядит так, будто хочет ударить себя. Боже, это так глупо, это так чертовски глупо, но Бак нуждается в должном внимании, но кто его может дать? Эли? Её здесь нет. Бобби? Он не такой уж нежный. Эдди протягивает руку, обхватывает голову Бака, нежно расчесывает короткие волосы на затылке. Разрешает себе погладить его, просто в течение нескольких секунд. Бак вздрагивает, и на секунду Эдди кажется, что он поступил неправильно. Но потом, Бак прижимается к нему всем телом. Издает тончайший болезненный звук из глубины своего горла. — А что, если бы она продолжала убегать? — его прикосновения всегда нежны. Это нормально для друзей. Друзья могут это сделать. Утешать друг друга таким образом. А Баку явно это нужно, ему нужен якорь, прежде чем он разобьется вдребезги, — Ты думаешь, он бы её не нашел? Только тогда она была бы одна. Бак закрывает глаза, и рука Эдди замирает: — Теперь она не одна. Эдди отдал бы сейчас буквально всё, чтобы наклониться и притянуть Бака к себе, снова уткнуться лицом ему в шею. Это успокоило Бака в прошлый раз, в машине. Поцелуи, это что-то интимное и прекрасное, и они не совсем уместны в данной ситуации, поэтому он не стал бы этого делать, даже если бы Бак был один, Но... боже, он просто хочет обнять его, и он не может. Афина заканчивает свой телефонный разговор и возвращается. Эдди отдергивает руку, такое ощущение, что он борется с магнитом, и откидывается назад. Это не его бой, как бы ему этого не хотелось. — Я говорила с детективом Марксом, он недоволен тобой. — Да, я... я знаю. — Ты взломал систему и разблокировал телефон Чимни без его разрешения, и Маркс не мог использовать ничего из этого, — по крайней мере, Афина больше не выглядит такой взбешенной до чертиков. — Я сожалею, ладно? — Бак уже на пределе своих возможностей, и Эдди гадает, сколько неприятностей у него будет с Бобби, если он набросится на Афину и попросит ее замолчать, — Я пытался помочь. — Хорошо. Пойдем. Машина стоит у входа. Эдди ничего не может с собой поделать. Он напрягается. — Вы меня арестовываете? — Бак звучит недоверчиво и в то же время пораженно. — Ещё нет, — это что, искорка, которую он видит в глазах Афины? — Но ночь ещё только начинается. — Похоже, его маленький трюк все-таки сошёл ему с рук, — замечает Эдди, когда Бобби опускается в кресло рядом с ним. Бобби соглашается: — Видимо так и есть. Наступает тишина. Это совсем не неудобно. — Баку повезло, что у него есть ты, — говорит Бобби и снова встаёт. По какой-то причине отсутствие фразы "такого друга" и вместо неё сказанные слова "у него есть ты" кажутся значительными. Но тут Бобби спрашивает, не хочет ли он кофе, прежде чем они снова проверят Чима, и Эдди отказывается. Это его собственная паранойя, его собственное осознание того, чего он хочет и как, против того, что он действительно может иметь, теперь, когда они покончили с некоторыми аспектами своей дружбы, и у Бака есть девушка. Он просто обнаружил, что теперь, когда он знает, каково это - прикасаться к Баку... он не может забыть его. Но он может привыкнуть. Он уже ко многому привык. Например, к Шеннон. Он определенно может найти способ привыкнуть к этому.***
— Эдди! Если Бак думал, что мир рухнул у него под ногами буквально, когда лестница на машине сломалась под его весом и он упал, то это не имеет ничего общего с тем, что он чувствует, когда снова оказывается на земле и видит, как Эдди пытается забраться вверх по стене пылающего дома без страховки. — Мне кажется, что если бы я это сделал, ты бы наорал на меня, — говорит Бак Бобби, пока он смотрит туда, заставляя себя оставаться спокойным, сосредоточенным, стараясь не показывать, что всё вокруг него, просто белый шум. На груди у него наковальня, а легкие обжигает огонь, конечно, Эдди должен был залезть именно в тот дом, который самый ненадёжный из всех в этом квартале, и он мог рухнуть или взорваться, как будто завтра не наступит. И Эдди называет Бака безрассудным, все говорят, что Бак глупый... и когда очередной взрыв разбивает стекло и обрушивает еще одну секцию крыши с Эдди внутри, Бак вздрагивает и делает шаг к дому, но его останавливает рука Бобби, хватающая сзади за куртку: — Нужна помощь с эвакуацией, Кэп, — голос Эдди потрескивает по радио, — Мы застряли на южной стороне дома. Бак отрывается от Бобби, даже толком не думая, просто двигаясь, одна нога за другой, мчась обратно к грузовику. — Я могу забраться туда, — настаивает он, — Я могу сделать этот прыжок, я могу помочь ему... Он не успевает войти в дом до того, как воздух наполняется звуками приближающегося самолета. А потом они все ныряют в укрытие и вода обрушивается вокруг них... Бак бежит к дому в ту же секунду, как вода перестаёт литься, его сердце застряло в горле, он даже не слышит, как оно бьется, как будто его тело остановилось, и всё же, каким-то образом, он двигается. "Эдди, ну же, ну же пожалуйста..." Входная дверь распахивается от пинка, и из неё вываливается Эдди с ребенком на руках. Бак не чувствует своих ног. — Как у тебя вышли эти трюки Человека-Паука? — он улыбается, ухмыляется, как идиот, как дурак, но он не может заставить себя остановиться, настолько переполненный облегчением, что едва держится на ногах. Он судорожно сглатывает. Он не может остановиться, не может перестать смотреть на Эдди. — Я много молился, — говорит Эдди. И у Бака сжимается горло, потому что да. Да, это имеет смысл. Потому что он почти просто... Мгновенный восторг начинает угасать, сменяясь беспорядочным вихрем эмоций, да, облегчение всё ещё есть, но есть также гнев, разочарование, конечно, это было круто, это было героически, Эдди спас ребенка и вышел, но это была также самая глупая вещь, и Эдди мог... — Подумать только, и ты злился на меня за то, что я пошел к женщине с пистолетом, —говорит Бак, следуя за Эдди к их машине. Эдди бросает на него быстрый взгляд: — О, как будто этого бы не случилось, если бы ты подумал прежде чем идти к ней? — Дело не в этом. — Тогда в чем дело? — Эдди поворачивается к нему лицом, упираясь рукой в борт грузовика. Это вызов, и Бак никогда не сможет отказаться от них, к лучшему или к худшему (обычно к худшему). Дело в том, что когда ты находишься в опасности, ты берешь меня с собой, даже если я не рядом. Бак с трудом сглатывает. Его горло всё ещё слишком сжато, и ему всё ещё трудно дышать, и всё, что он видит, это то, как лицо Эдди испачкано сажей, все, о чем он может думать, это что, если... — Дело в том, что ты не можешь обвинять меня в том, что я подвергаю себя опасности, когда ты делаешь то же самое. И я знаю, что это наша работа, но то, что ты только что сделал... ты не можешь сказать, что это не было опрометчиво. Эдди смотрит на него с явным замешательством на лице, как будто не понимает, почему они спорят о том, что случилось несколько месяцев назад, и да, Бак может признать, что ему следует просто оставить всё как есть. Но внутри у него пустота, как будто паника опустошила его, и он рвется в бой, в любую схватку, хочет посмотреть, как далеко он может продвинуться... Эдди в порядке? Пусть он докажет это. — Я сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти этого ребенка, — медленно говорит Эдди, — Подойти близко к сумасшедшей женщине с пистолетом и это, это не одно и то же. — О, и кто ты такой, чтобы судить об этом? —раньше сердце Бака молчало, но теперь оно колотится так громко, словно это военные барабаны, — Ты не можешь решать, в чем разница! Ты не можешь говорить мне... ты не можешь беспокоиться обо мне, а потом пойти и делать то же самое... — Я просто выполнял свою работу. — Как и я! — Что ты хочешь от меня, Бак? — спрашивает Эдди, отталкиваясь от грузовика. Технически Бак может быть на пару дюймов выше Эдди, но когда Эдди входит в его личное пространство, сжав челюсти и напрягая плечи, он не чувствует, что это так, — Хочешь, чтобы я извинился? Хочешь, чтобы я... что... не заботился о тебе? Дать тебе пропуск в следующий раз, когда ты пойдешь на безумный риск, потому что я тоже так делаю? Докажи это, докажи это, докажи это. Чего же он хочет? Он хочет перестать чувствовать себя неуправляемым. Хочет перестать торчать на месте и ничего не делать, кроме как смотреть, как люди, о которых он заботится, оказываются в опасности. Он не очень хорошо справляется с тем когда нужно смотреть и ждать. — Может, я просто хочу, чтобы ты перестал относиться ко мне как переживающий муженёк! — огрызается Бак, и Эдди замирает. Наступает неловкое молчание. У Эдди напрягается челюсть. — Да, но ты можешь последовать своему собственному совету, потому что сейчас не я веду себя как переживающий муженёк, Бак. — Мальчики? — это Хен, она высовывает голову из дальнего конца грузовика, — Нам бы здесь не помешала помощь. Эдди стряхивает сажу с перчаток. Его лицо покраснело, и Бак мог бы списать это на жар от огня, в котором он только что был, за исключением того, что лицо Эдди было нормальным две секунды назад. — Пошли, — говорит Эдди, — Дорогой. Бак пару раз получал пощёчины, не так давно, но это не совсем то, что можно забыть. Есть что-то такое... унизительное в пощечине. Как будто ты не заслуживаешь того, чтобы тебя хорошенько ударили, и после не можешь удержаться на месте. Это похоже на пощечину. Когда Эдди поворачивается и уходит, Бак не идёт за ним.***
Это была глупая ссора. Даже спустя несколько недель Эдди по-прежнему не понимает, откуда это взялось, почему это произошло и как всё обернулось. Он понимает, что Бак был обеспокоен, и ладно, хорошо, может быть, они оба немного лицемерны, когда речь заходит о личной безопасности, но Эдди не думает, что это оправдывает словесное разрезание друг друга на ленточки. Это напомнило ему их первую смену, когда Бак просто говорил ему всякую ерунду, чтобы добиться реакции, но теперь Эдди не может решить эту проблему, прижав Бака к стене и засунув язык ему в глотку. А поскольку Эдди тоже этого не ожидал, он тоже был не в лучшей форме. Черт. Он должен извиниться. Эдди хочет, он действительно хочет, потому что, честно говоря, работать с Баком, пока между ними существует странное напряжение, не возможно долго, но потом Бобби отстраняют от работы и... — Я ухожу. Эдди в конечном итоге сталкивается с более насущными проблемами, чем Бак. — Что... Шеннон, — Эдди проводит рукой по волосам, расхаживая по гостиной, пока Шеннон сидит на диване перед ним, — Ты не можешь просто... ты появляешься, ты требуешь, чтобы я позволил тебе вернуться в жизнь Кристофера, а теперь ты хочешь снова взять и уйти? — Я вернусь, — настаивает она, — Я просто ... Эдди, я не была хороша в том, чтобы быть его мамой в первый раз, и я пытаюсь, но я всё ещё чувствую, что постоянно терплю неудачу. Мне просто нужно немного времени, чтобы понять, как стать лучше. — Как те три года, которые тебя не было? —Говорит Эдди, и ему не нравится, как Шеннон морщится, но что-то горячее, жесткое и защитное царапает его горло, и он злится, потому что знал, что в конце концов получит ещё один удар, а теперь он здесь, и он не может этого допустить.... Ему следовало бы догадаться. — Это несправедливо. — Ты не научишься быть родителем, убегая от него, Шеннон. Ты научишься только оставаясь рядом. Она смеется и встает, скрестив руки на груди: — Это очень лицемерно с твоей стороны. — Да, — Эдди проглатывает свою вину, потому что это его собственные недостатки, его собственная вина, не имеющая отношения к делу. Он признал, что облажался, вернулся домой, научился, попробовал, блять, остался. Есть много других случаев, когда это можно бросить ему в лицо, но не сейчас, — Да, я ушел. И меня не было рядом. Ладно, злись на меня за это. Но ты вернулась и пообещала нашему сыну, что останешься в его жизни, ты не можешь бегать туда и обратно, когда тебе это удобно! Шеннон отворачивается и сглатывает. — Месяц, — говорит она наконец, — Это всё что мне нужно. Я вернусь. "И что, черт возьми, я должен говорить сыну в это время?" — Шеннон... — Прощай, Эдди. Иногда Вселенная обладает извращенным чувством иронии. Потому что Эдди проводит остаток дня, злясь на неё за то, что она ушла, злясь на себя за то, что простил её, за то, что доверял ей даже тогда, когда интуиция подсказывала ему не делать этого, и как раз тогда, когда он переходит от гнева к попыткам успокоить себя, пытаясь убедить себя, что она действительно вернется, как обещала... — Я снова ухожу, — шепчет Шеннон на каталке, и онемевший Эдди, не в силах ничего понять. Он опытный медик, он знает, что происходит, знает, что означает то, что Чим ещё не пытался интубировать её, знает, что означают взгляды, которыми обмениваются над его головой. Но всё это просто… Шок. Отказ поверить в это. — Нет, — говорит Эдди, хватая ее за руку, — С тобой всё будет в порядке, хорошо? Ты... — Эдди, — она моргает, и слёзы катятся по её щекам, — Эдди, мне так жаль. Я так... Он отрицательно качает головой.: — Не надо, всё в порядке. Нам не обязательно говорить об этом сейчас, мы можем это сделать... — Мы оба знаем, что никакого 'потом' не будет, — отвечает Шеннон, — Я... Кристофер... я люблю его. Я так его люблю, ты же знаешь. — Да, я знаю. Знаю. — И ты ему это скажешь? Ты убедишься, что он знает... я не хотела уйти вот так, не хотела... — Я скажу ему, — выдыхает Эдди, а потом её рука выскальзывает из его руки, и он отстраняется, когда Чим и Хен приступают к работе. Впрочем, это уже не имеет значения. Эдди слишком привык к неудобным больничным стульям. Но всё его тело чувствует себя так, словно в него влили бетон. Он не может пошевелиться. Никуда не может пойти. Потому что встать, значит идти домой, значит забрать Кристофера из школы, значит рассказать ему, что его мать... — Эдди. Бак. Бак садится рядом с ним, и их ссора больше не имеет значения, он чувствует это таким далеким, как будто это было несколько лет назад, а не недель. Бак дотрагивается до плеча Эдди, осторожно, останавливаясь, но когда Эдди наклоняется к нему, Бак позволяет себе идти дальше, обнимая его так крепко, как только может в их стесненном, неловком положении. Трещины расширяются, трещины распространяются дальше, и, может быть его чаша терпения не была переполнена, когда Шеннон ушла в первый раз, и даже развод не сделал этого, и его родители не сделали этого, но Эдди так долго держал себя в руках с помощью скотча, клея и гребаных пластырей, и через час, может быть, через два, ему действительно придется посадить своего сына рядом и разбить ему сердце, так что... Эдди позволяет себе расслабиться. Просто немного. Он утыкается головой в плечо Бака и всхлипывает. И Бак не отпускает его.