***
Бак бросил свою работу. Бак бросил свою работу и не сказал ни слова - Эдди узнал об этом от Бобби, а Бак не отвечает на телефонные звонки, и Хен говорит, что, по словам Мэдди, Бак не встает с постели. Эдди это понимает. В некотором смысле. Он был в таком положении, он знает, каково это - иметь частичку своей личности, посвященную работе. Если бы у него не было Кристофера после того, как он был уволен из армии, отправлен домой с медалью, которую он не хотел, не чувствовал, что заслужил, оторван от службы, от своей части, изо всех сил пытаясь приспособиться к дому после четырех лет на другом конце света, он не знает, что бы он сделал. Даже с Кристофером требовалось время и почти невозможное количество усилий, чтобы вытащить себя из темноты и вставать каждый день с постели. Иногда это всё ещё сложно. Так что... Эдди всё понимает. Но он также был там, в больнице, когда врачи Бака давали ему инструкции, говоря, как важно двигаться, чтобы ограничить риск дальнейших сгустков, даже с помощью разжижителей крови. А если Бак не встаёт... Может быть, Эдди перестал винить себя за то, что Бак чуть не убил себя, но он чертовски уверен, что не будет сидеть сложа руки и позволять Баку делать это намеренно из-за пренебрежения. Кроме того. Карла уехала в отпуск после того, как Бака выписали из больницы. Забавно, как всё сложилось. У Эдди до сих пор есть ключ от квартиры Бака, с тех времён когда он помогал ему с физиотерапией, и, поскольку Бак не отвечает на звонки, у него нет никаких сомнений по поводу его использования. Кристофер доволен, как слон, от идеи провести день с Баком, и Эдди надеется, что его заразительный оптимизм поможет Эвану хотя бы немного избавиться от депрессивных мыслей. Но сначала… — Вставай, — говорит Эдди, срывая одеяло с Бака и тот застонал от света, ударившего ему в лицо. — Зачем, чувак? Перестань, — как только Бак находит край одеяла и простыни, он натягивает их обратно на лицо, зарываясь в матрас, как будто впадает в спячку. Эдди закатывает глаза. — Потому что уже утро, — отвечает Эдди, обходя кровать с другой стороны и снова снимая всё с Бака, — И у тебя есть дела. Бак свирепо смотрит, его челюсть сильно напряжена. Редко бывает, чтобы Бак действительно злился на него, но Эдди более чем готов к такой ситуации. — Не правда, — Бак снова ложится на спину. Что ж. Хорошо, что Эдди такой же упрямый, правда? — Ты выберешься из этого дома, — приказывает Эдди, — Прогуляешься, подышишь воздухом. У них происходит ещё одна небольшая битва за одеяло, прежде чем Бак, наконец, отталкивает его и свешивает ноги с кровати. — Знаешь, если ты собираешься приходить сюда и начинать командовать мной, по крайней мере пытайся делать это весёлым — ворчит он, — Кроме того, какой в этом смысл? "Дело в том, что у тебя есть люди, которые заботятся о тебе, и я не позволю тебе погубить себя". Но Эдди этого не говорит. — Дело в том, что твоя жизнь не закончилась только потому, что ты не пожарный. Бак издевается: — Сказал пожарный. — Ты чуть не умер, — замечает Эдди, и у него что-то трещит внутри, когда он произносит это вслух, на языке появляется горький и ядовитый привкус, он избегал обсуждения этого с Баком по какой-то причине, наверное потому что образ Бака, выплевывающего темно-красную кровь, выжжен на его веках, и это слишком много, чтобы думать об этом, слишком много, чтобы чувствовать, просто чертовски много. — Ты чуть не умер, — повторяет он, — Этот сгусток крови мог убить тебя, потому что ты так старался вернуться к работе. И я помог тебе сделать это, хотя часть меня понимала, что это неправильно. Так что, раз ты всё ещё жив, раз у тебя вся жизнь впереди - перестань жалеть себя и радуйся этому. Глаза Бака вспыхивают, прежде чем он поворачивается на пятках и уходит в сторону гостиной, и Эдди знает, что обычно это было бы знаком того, что он пойдёт следом, но... — Эй, Бак! ... сейчас для этого есть секретное оружие. Эдди старается не ухмыляться, когда Бак останавливается как вкопанный, заикаясь и пытаясь привести в порядок свои мысли: — Ээ... эй, приятель! Что... что ты здесь делаешь? — Он сегодня тусуется со своим Баком, — говорит Эдди, поднимая Кристофера на руках для объятий, прежде чем посадить его обратно на диван. Он оглядывается на Бака, — Потому что я должен идти на работу. Так что... отведи его куда-нибудь, повеселитесь, может быть, ты чему-то научишься. "Он спас меня", вот что хочет сказать Эдди. Он спас меня. "Позволь ему спасти тебя". Но это был бы гораздо более долгий разговор, уходящий в места, которые Эдди не любит затрагивать. Вместо этого он просто добавляет: — Он себя никогда не жалеет. И ты не должен.***
Бак никогда не мог предугадать, как пройдет этот день. Ни за миллион лет, ни в его худших кошмарах, ни в самых темных моментах. Эдди доверял ему. Эдди доверил ему Кристофера, самое дорогое, что было в его жизни, а Бак... Он чувствовал себя ужасно в течение нескольких часов, но хуже всего становится, когда он снова видит Эдди, он стоит перед ним и должен... должен смотреть Эдди в глаза и говорить, что его сын... Бак пытается выговорить эти слова, но как вообще можно начать говорить кому-то что-то подобное, если ты сам даже не можешь принять это? Но тут лицо Эдди меняется, он протискивается мимо Бака, и когда он поворачивается следом... Кристофер. Он даже не чувствует, как падает в обморок (хотя позже Бобби всерьез ругает его за то, что он истекал кровью, находясь на антикоагулянтах). С Кристофером все в порядке. Кристофер жив. Они проводят ночь в больнице, оба, чтобы убедиться, что Бак не облажался ещё больше, и просто присматривают за Кристофером, и Бак так чертовски рад, что место настолько перегружено, что они помещают его и Кристофера в одну маленькую комнату. Кристофер почти сразу же засыпает, измученный, а Бак просто... наблюдает за ним. Формально Эдди всё ещё на дежурстве, так что ему надо идти, а у Бака нет даже возможности сделать что-то большее, чем кратко объяснить, что и как произошло Так что он просто смотрит на Криса. Он не отпускает его из виду. В какой-то момент он засыпает, или, по крайней мере, так кажется, потому что, когда он ненадолго просыпается, его перемещают. — Крис… — Тсс, — это Бобби, — Он с Эдди, всё в порядке, Бак. Следующее, что он видит, когда приходит в себя - машина. Движущаяся. Его голова прижата к окну. — Тсс, — на этот раз Мэдди, её рука гладит его руку, — Всё нормально. А потом он лежит горизонтально, а сквозь занавески пробивается солнечный свет, и он просыпается в своей постели. Черт. Бак еще глубже зарывается лицом в подушки. Блять. Блять. Он никогда в жизни не испытывал такого ужаса, отчаяния, отвращения к самому себе. Это ударяет его, как грузовик, всё оцепенение и усталость от предыдущего дня исчезли, и он трясется без остановки в постели, изо всех сил вцепившись в подушки. Он знал... знал, что любит Кристофера, конечно, он это знал. Но до сих пор по-настоящему не осознавал, насколько сильно, и каким образом, и как… Он чуть не потерял ребенка, которого любит, как своего сына. Боже, это плохо, это так плохо. Ему не нельзя было просто довольствоваться тем, что он лучший друг Эдди, он не мог смириться с тем, что его вот так впустили в их жизнь, О нет, он хотел большего, он был жадным и эгоистичным… Он остается в постели. Не так, как неделю назад, когда просто не было причин вставать, а потому, что он действительно устал, каждый мускул в его теле болит после плавания, борьбы и перетаскивания людей, как Кристофера, так и взрослых, которых он затащил в пожарную машину, после того, как он протащился через половину Лос-Анджелеса в поисках Кристофера после того, как его смыло водой... Бак не уверен, что он когда-либо вообще так уставал. Так что. Он спит. Этот день, а потом второй, и когда он наконец встанет утром третьего... В дверь звонят. Возможно, это Мэдди, и Бак любит её, но если ему придется иметь дело с её сочувствием, или с чьим угодно сочувствием, он может перестать делать это. — Иду! Это не Мэдди. Это Эдди. С Кристофером. — Ладно, — Эдди раскладывает вещи на столе, а Кристофер плюхается сразу на диван, как будто он у себя дома, — Тут есть утренняя закуска, полуденная закуска, две книжки-раскраски, немного Лего, между нами он никогда не создаёт ничего конкретного, ему просто нравится соединять детали. Есть двадцать баксов на пиццу, и на твоём месте я бы съел пару лишних ломтиков, потому что ты выглядишь так, будто сейчас зачахнешь. Бак чувствует себя так, словно попал в сумеречную зону. Как будто он пропустил пять глав книги и потерял сюжет настолько, что не знает, что делать, говорить или что-то ещё, это просто... сюрреалистично. — Эдди. — То, что ты сейчас лежишь в постели и не работаешь, мне только на руку. Эдди не может... он оставляет Криса с ним? Эдди сошел с ума? Бак не стал бы доверять себе даже присматривать за кошкой, а Эдди просто... — Ты хочешь, чтобы я присматривал за Кристофером? — Бак задыхается, — После всего, что случилось…? — Произошло стихийное бедствие, Бак. — Я потерял его, Эдди. Эдди бросает взгляд на Кристофера, который уже схватил пульт управления видеоигрой, а затем протягивает руку и запускает пальцы в волосы Бака. Это первый раз, когда Эдди прикоснулся к нему, по-настоящему прикоснулся после вечеринки, и Бак ничего не может с этим поделать-что-то тугое в его груди ослабевает, и он дрожит, расслабляется, его глаза закрываются. Эдди прикасается к нему только тогда, когда дела действительно плохи, или когда они только что переспали, и теперь он чувствует себя в безопасности. — Это не то, что он помнит, — голос Эдди тихий, успокаивающий, но твердый. Он не позволит Баку спорить с ним по этому поводу, — Знаешь, что он мне сказал? Что ты спас его. Вот что он помнит. — Но я… я просто чувствую, что потерпел неудачу, — это даже хуже, чем провалиться перед Эдди, потому что Эдди уже взрослый. Кристофер всего лишь ребенок, и он лучший ребенок, которого Бак когда-либо встречал, но он всё ещё ребенок, и он зависит от взрослых вокруг него, и Бак был таким взрослым, и Бак не защитил его. Эдди выглядит удрученным. Его рука скользит вниз, обхватывает шею Бака сзади, успокаивая. — Знаешь, женщина, которая его нашла, сказала, что он всё время спрашивал о тебе. Не обо мне. Он всё спрашивал про Бака. Это... это заставляет сердце Бака остановиться, а потом забиться с такой силой, что оно чуть не выпрыгивает из горла. — Он был напуган, — большой палец Эдди медленно скользит вверх и вниз. Бак задается вопросом, осознает ли Эдди, что он это делает, — Это было ужасно. Но он искал тебя, потому что знал, что с тобой будет в безопасности. Бак не знает, что с этим делать. Его глаза наливаются слезами. — Я каждый день подвожу этого парня. Но я достаточно люблю его, чтобы продолжать попытки, — рука Эдди тянется к его плечу, сжимает его. Он наклоняет голову, и Бак делает то же самое, пока они не встречаются взглядами. Бак никогда не сможет избежать взгляда Эдди. — И я знаю, что ты тоже, — Эдди никогда ещё не говорил так серьезно, — Нет никого, кому я доверяю своего сына больше, чем тебе. Желание свернуться калачиком, обвиться вокруг Эдди, умолять Эдди обвиться вокруг него так чертовски сильно, что Бак едва стоит на месте. Ему приходится несколько раз моргнуть, чтобы зрение снова прояснилось. Он не будет плакать из-за этого, черт возьми. Он никогда не был таким, он знает, что он безрассуден, и что он делал ошибки. Он знает, что не всегда был самым ответственным человеком. Но он пытается, он действительно пытается, и видеть, что даже после вчерашнего, даже после всего, что Кристофер пережил, после Шеннон, услышать это от Эдди, который далек от того, что называют "расслабленным" родителем - это значит больше, чем, возможно, всё, что он слышал в своей жизни. Возможно, единственным моментом, который когда-либо значил для него больше, было услышать, как Мэдди говорит, что она никогда не прекратит бороться. Эдди явно ждет ответа, поэтому Бак кивает: — Спасибо, — его голос мягкий и сдавленный. Эдди снова сжимает его плечо, потом опускает руку: — Может быть, на этот раз стоит сходить куда-нибудь на суше. В зоопарк, — он подмигивает, и этот ублюдок знает, что колени Бака превращаются в желе от этого, а затем он выходит за дверь. Оставив Кристофера с Баком. Оставив сына с Баком. Он доверяет Баку. Снова. Бак понятия не имеет, что с этим делать.***
Эдди не может перестать думать об этом. Цунами. Или, скорее, когда Бак стоял перед ним, весь в крови, поту и грязи, протягивая очки Кристофера, а его руки и голос дрожали. Эдди никогда не видел его таким разбитым. Шок, ледяная паника, более холодная, чем волны, в которых он плавал днем, обрушились на него, а затем ошеломляющее облегчение, когда он увидел знакомую шевелюру над плечом Бака, такую мощную, что он упал на колени с ребенком. Позже он узнал всю историю от Кристофера, и да, он ребенок, да, он идеалист, но Эдди больше доверяет своему сыну, чем какому-то нелепому, полному ненависти к себе и чувства вины рассказу, которым Бак поделился. Я потерял его. Ты спас его. Эдди почти целует его, прежде чем выйти за дверь, чтобы уйти на работу. Почти целует его, потому что из того, что говорит Крис, Бак спас почти двадцать человек и держал Кристофера в безопасности так долго, как только мог, вытащил его из воды, когда он легко мог утонуть, искал его так долго, что Бак физически потерял сознание и нуждался в двух переливаниях крови... Эдди может думать только о том, что он поступил бы точно так же. А это значит... всё. Он был... сдержан с Баком. Боясь поцеловать его, боясь прикоснуться к нему, потому что в последний раз, когда он действительно это сделал, Бак чуть не умер. Но Бак всё равно мог погибнуть во время цунами. Эдди не такой уж и наивный, он знает, чего хотел Бак в тот день, когда Эдди привез его домой из больницы. И тогда он сказал "Нет". Однако теперь… Жизнь коротка, ясно? И они могут попытаться управлять собой на микроуровне, но в конце концов людей сбивают машины, они погибают на тонущих кораблях. У них образуются тромбы. Дерьмо случается. Так что... может быть, он согласится. Если Бак снова спросит. Возможно, Бак не единственный, кому нужно за кого-то цепляться.***
Прошло три дня, а Бак всё ещё чувствует себя так, словно находится в воде, плывёт, стараясь держать голову высоко. Часть его хочет отпустить и плыть, но он не может, не тогда, когда он не знает, куда унесет его течение. Всё, что он знает это то, что он не может спать ни хрена, и он всё ещё чувствует себя словно в аду, и он знает, что Эдди простил его, и Кристофер кажется счастлив проводить с ним время, но он всё ещё не чувствует себя... правильно. Это совсем не похоже на то, что он чувствовал после первого раза, когда они с Эдди занимались сексом, скорее наоборот. Это похоже на то, что он сильно взвинчен и хочет отпустить всё, что накапливается внутри него, что находится в ловушке внутри него, но не знает, как это сделать. Он уже несколько раз испытывал подобное чувство. Когда Эбби уехала, а ещё раньше, в колледже, он накуривался или шел на вечеринку и напивался, но на следующий день у него всегда было жуткое похмелье, и, кроме того, сейчас он выздоравливает и принимает лекарства, он не хочет рисковать. И если быть честным, то на самом деле он хочет, чтобы определённая рука снова легла ему на затылок, провела по волосам, сжала плечо. Или... сделала другие вещи. Прошло много времени с их последнего телефонного звонка, но его палец уже на кнопке вызова, прежде чем он может остановить себя. — Бак? — голос Эдди хриплый ото сна. — Эй, прости, я… я не должен был… — Нет, нет, всё в порядке, — он слышит, как Эдди шаркает ногами, — Что случилось? Дело в том, что теперь, когда он позвонил ему, Бак не знает, что сказать. "Я знаю, что ты ничего не говорил о том, что хочешь переспать со мной снова, но мне действительно нужен кто-то, кто сможет выкинуть всё из моей головы, прежде чем я потеряю себя" это звучит не совсем правильно. Даже если это правда. "Я скучаю по тебе" тоже не чувствуется правильными словами. Даже если это тоже правда. — Бак? Бак облизывает губы и смотрит в потолок: — Ты когда-нибудь вспоминал тот первый раз, когда приехал сюда? Когда мы… Эдди молчит, затем прочищает горло: — Я... да. Вспоминал. — В хорошем смысле? Затем следует ещё одна пауза. — Кроме той части, где я все испортил после? … да. В хорошем смысле этого слова. Это было... я никогда... я не знал, что это может быть так. Мне понравилось... может быть, даже слишком. Голос Эдди звучит тихо, как будто из него вытягивают признание, причем только для ушей Бака. Пульс Бака учащается, слова решительно подавляют ноющую неуверенность, которая появляется всякий раз, когда Бак думает об этом, которая говорит, что он был единственным, кому понравилось это, что Эдди ненавидел это, и именно поэтому они никогда больше не делали ничего подобного. — Я тоже об этом думаю. В хорошем смысле, — признается Бак. Эдди будто стонет на другом конце линии, и Бак тяжело сглатывает. — Знаешь, — говорит Эдди, — Если ты хочешь чего-то, ты должен попросить об этом. Ох. Бак слишком громко дышит и начинает дрожать: — Я… можем ли мы… — Да. Бак вздрагивает, горячее обещание в голосе Эдди заставляет его светиться, как рождественская елка. Часть Бака действительно хочет начать прямо сейчас, в отличие от последнего телефонного разговора, их ничто не останавливает, и его рука уже скользит вниз по бедру. Было бы так легко позволить Эдди завести его одними словами, особенно когда Эдди так хорош в этом. В то же время сейчас около часа ночи, а у Эдди завтра смена. — Спасибо. — Именно для этого я здесь, верно? — Эдди улыбается, Бак может это чувствовать, — Мы же друзья. Друзья помогают друг другу. И вот почему мы вообще начали это, чтобы мы могли... помогать друг другу таким образом, верно? Друзья. Да. Это то, что действительно есть. Вот что между ними. Полезно получить напоминание об этом. Но Эдди прав. Он не мог пойти с этим к какому-то незнакомцу. Или в клуб? Конечно, Бак знает о БДСМ клубах, он не полный идиот, живущий в пещере, но он не уверен, что сможет взять и довериться кому-то, кого он на самом деле не знает, и он не по теме кнутов и цепей. А может, и так, черт его знает, но он не собирается выяснять это со случайным человеком, и это не то, что ему сейчас нужно. Ему просто нужен кто-то, кто заставит его перестать думать. — Хорошо, — говорит он вслух, —Должны ли мы... гм. Поговорим об этом, когда будет вечер кино? Они проводят с Кристофером вечера кино, где обычно смотрят диснеевские фильмы и "Балбесов", а потом устраивают свои собственные вечера кино, где смотрят самые глупые боевики и едят попкорн, и обычно заканчивают тем, что они разговаривают, едва обращая внимание на то, что происходит на экране после того, как Кристофер ложится спать. — Да, — у Эдди очень теплый голос, —Давай сделаем это. Бак начинает зевать. Да, секс по телефону сейчас не очень хорошая идея. Эдди посмеивается: — Спокойной ночи. — Тебе тоже. Бак вешает трубку, чувствуя, что он всё ещё плывет, но теперь рядом с ним рука, готовая поймать его, если он начнет тонуть.***
Они не делают это на следующую же ночь после разговора. Ну, они действительно занимаются сексом, на диване, всё ещё почти полностью одетые, руки Эдди обнимают их обоих, пока он целует Бака без остановки. Это первый раз, когда они занимались чем-то сексуальным после кухни, и Эдди странно чувствителен? Это не то слово. Бак даже не уверен, есть ли слово для того, чтобы описать Эдди. Это просто дрочка, простое поглаживание их членов вместе, пока они целуются, но он чувствует себя одним целым с Эдди, чувствует, что им владеют, его держат, его руки впиваются в спину Эдди, их рубашки всё ещё на местах, и ткань скручивается между пальцами. Им не хватает времени, чтобы поговорить обо всём, а затем дать своим потребностям время, которое они заслуживают, поэтому в этот день у них происходит обычный секс. Им нужен хороший, долгий отрезок времени, время, когда они не будут беспокоиться о том, что нужно уйти, чтобы выполнить свои обязанности, так что это занимает ещё несколько дней, и Бак чувствует, что он готов содрать с себя свою чертову кожу, пока всё случится. Было бы невежливо открывать дверь голым, поэтому он не снимает с себя тренировочные брюки и рубашку, когда открывает её, но как только Эдди переступает порог, он начинает раздеваться. — Боже мой, — Эдди смеется и хватает его за запястья, закрывая дверь, — Нет, нет, нет, мы так не делаем. Я думал, что я здесь главный? Он тянет Бака вперед за запястья, поворачивает и прижимает его к стене и маленькими кругами трет большими пальцами хрупкую кожу на внутренней стороне запястий Бака. Дыхание, кажется, покидает Бака в спешке. Он чувствует, что не может вдохнуть. — Ты в порядке? — бормочет Эдди. Его темный взгляд медленно скользит по лицу Бака, изучая его. Бак кивает: — Да, — он уже за гранью. Он чувствует, что ему наконец дали ключ от двери, которую он пытался открыть, и он не может дождаться, чтобы войти. Эдди переминается с ноги на ногу, слегка наклоняет голову, оценивая ситуацию: — Ты хочешь этого? — Да, — он хочет этого так сильно, что даже не может выразить словами. — Ты уверен? Бак не может понять, то ли Эдди дразнит его, то ли всерьез перепроверяет. — Да. — Тогда где же моё "пожалуйста" ? Боже. У Бака пересыхает во рту, и ему приходится пару раз сглотнуть. — Пожалуйста. — Отлично, — Эдди наклоняется с расчетливой, невыносимой медлительностью, пока Бак не готов броситься вперед и потребовать его рот на своём, но сейчас не место. Эдди здесь главный. Эдди делает то, что хочет, и Бак просто должен расслабиться и доверять ему. Именно этого и добивался Бак. Они только начали, а он уже чувствует себя лучше. Эдди замолкает, его рот так близко, что Бак чувствует его дыхание. Если он пошевелится, их губы соприкоснутся. Кажется, Эдди чего-то ждет, и Бак не совсем понимает, чего именно. В горле у него нарастает хныканье, потому что он так сильно хочет этого, но потом, как будто зажигается лампочка, он понимает. — Пожалуйста, — молит он снова - или только начинает, но Эдди набрасывается на его губы прежде, чем Бак успевает закончить фразу. Эдди отпускает запястья Бака и скользит руками под его рубашку, проводя ими по животу, его большие пальцы слегка двигаются вперед и назад. Руки Бака опускаются на талию Эдди, просто, чтобы найти место, за которое можно ухватиться, а руки Диаза двигаются всё выше и выше, пока его большие пальцы не начинают поглаживать соски Бака, тереть их между пальцами, дразнить. Его язык не перестает двигаться всё это время, проскальзывая в рот Бака и обратно - это похоже на медленный, тщательный трах, и Бак просто сосет его, его ноги неуклонно превращаются в желе. Его руки движутся вверх, обнимая Эдди за плечи, и Эдди подходит ближе, полностью прижимает их друг к другу, его руки скользят назад, чтобы прижать ладони, с широко раскрытыми пальцами, к спине Бака. Он набухает, становится твердым, прижимается к бедру Эдди, и он знает, что Эдди чувствует это, когда смешок проскальзывает в следующий поцелуй. Эдди вжимается в него, и он стонет, черт, Эдди тоже твердый, и он хочет. Он хочет. Эдди отстраняется, слегка поглаживая поясницу Бака: — Какой хороший мальчик. Инстинкт опуститься на колени настолько велик, что он едва не падает. Эдди обхватывает Бака за плечи, берет его рубашку и стягивает через голову. Бак послушно двигается вместе с ним, позволяя Эдди спустить его брюки следующими. Теперь он голый, а Эдди полностью одет, и в этом контрасте есть что-то восхитительное и волнующее. Эдди медленно проводит пальцем вниз по груди Бака, ухмыляясь, глядя на дрожь и мурашки, которые следуют за его прикосновениями. Он останавливается там, где начинается дорожка волос, спускающаяся от пупка Бака вниз, и подушечка его пальца останавливается там. — Посмотри на себя, — бормочет он, звуча как крадущийся волк, — Уже весь дрожишь. Это правда. Он мог бы обвинить его в том, что он голый, в прохладном воздухе от кондиционера, но это было бы ложью. Это всё из-за Эдди. Эдди наклоняет голову в сторону лестницы: — Поднимайся. Встань на колени на кровати. Они обсудили то, чего хотят и не хотят, что им нравится и не нравится, так что он точно знает, что НЕ произойдет, но это всё ещё оставляет так много возможностей для того, что может произойти. У Бака кружится голова. Поднимаясь по лестнице, он старается не споткнуться. Он всего лишь стоит на коленях на кровати около тридцати секунд, прежде чем Эдди следует за ним, раздетый догола, и черт, Бак никогда не забудет, как он горяч. Он сам хорошо выглядит, и он это знает, но Эдди... Эдди - это что-то другое, Эдди великолепен. Бак может ошибаться, но ему показалось, что у Эдди перехватило дыхание, когда он увидел его послушно стоящим на коленях. Когда он такой послушный, это влияет на Эдди так же как на самого Бака. Он заползает на кровать, устраивается на подушке, как грёбанный король, и протягивает руку: — Подойди сюда. Бак делает, как ему говорят, и когда пальцы Эдди скользят в его волосы, он дрожит до самых кончиков пальцев ног. Очевидно, чего хочет Эдди, когда он подталкивает Бака вперед и вниз, и Бак легко сдвигается, утыкаясь носом в член Эдди. — Хорошо. Подготовь меня к тому, чтобы трахнуть тебя, — Эдди гладит его по волосам, нежно, но твердо, удерживая голову Бака на месте, в то время как Бак сосредотачивает всё внимание только на том, чтобы сделать Эдди полностью твёрдым, на том, чтобы Эдди был мокрым, скользким, готовым. Остальной мир не существует. Остальная часть его чертовой спальни не существует. Всё сводится к этой единственной задаче, к вкусу, ощущению и запаху Эдди. Он может погрузиться в воду, и всё будет в порядке. Его держат. Им управляют. Он также крепко прижимается к простыням, и его бедра слегка подрагивают время от времени, пока он отсасывает Эдди, открывая рот как можно шире. Эдди немного сдвигается, просовывает одну ногу между ног Бака и приподнимает его бедра. — Возьми глубже, — он двигает рукой, гладит выпуклость на щеке Бака, — Я знаю, что тебе это нужно. Из Бака вырывается стон, и он бесстыдно трется о ногу Эдди, продолжая сосать его, опускаясь так далеко, как только может. Хватка Эдди усиливается, удерживая его на месте, и он начинает толкаться в него, жестоко, ритмично, используя его, как в тот раз, когда оседлал его, только сейчас всего больше, и Бак даже не может двигаться как следует, он просто извивается напротив Эдди, отчаянный, дикий, когда Эдди шепчет: — Хорошо, да, это так хорошо, так чертовски хорошо, — и он так близко, что Бак может почувствовать это на вкус. Хватка Эдди становится ещё крепче, и он кончает прямо в горло Бака. Его голос тверд, но не резок, повелителен, но мягок: — Проглоти. Бак глотает всё, что осталось у него во рту, но когда что-то выскальзывает из уголков его губ, Эдди вытирает это большим пальцем и засовывает обратно, между губами Бака, заставляя Бака сосать его палец. Он не уверен, что это: собственническое, довольное выражение на лице Эдди, большой палец во рту или и то, и другое, но он резко кончает. Если Эдди и возражает против беспорядка на ноге, то не упоминает об этом. Он тянется к салфеткам у кровати, небрежно, как будто берет салфетку, чтобы вытереть масло от попкорна с пальцев, и заботится о нём, толкая Бака, пока тот не переворачивается на бок. Щелчок бутылочки со смазкой заставляет Бака стараться изо всех сил не ерзать в предвкушении. Да, он только что кончил, конечно, но если последний раз что-то и доказал, так это то, что Эдди не останавливается только на одном оргазме. Это было просто для того, чтобы снять напряжение, дать ему время по-настоящему поиграть. — Такой отчаянный. Хороший, — Эдди обнимает его одной рукой, прижимается к спине, а другую направляет между ног Бака. Его палец кружит вокруг входа Бака, дразня его, — Это то, чего ты хочешь? — Да, — Бак делает паузу, — Да, пожалуйста. — Быстро учишься, — он слышит улыбку в голосе Эдди, и через секунду его целуют в шею, потом в плечо. Бак расслабляется, принимая на себя его вес, и медленно выдыхает, когда Эдди вводит в него палец. Они проделывали это достаточно часто, чтобы инстинктивное беспокойство исчезло, и он может просто наслаждаться этим, пока Эдди растягивает его. Он думал, что Эдди будет действовать быстро и грязно, будет дразнить его, снова доведет до бешенства, но вместо этого Эдди не торопится. Он избегает угла, который заставит Бака вскрикнуть, и вместо этого просто кажется довольным, чтобы растянуть его как можно медленнее. Это заставляет Бака дрейфовать, заставляет его просто отдаться туманному удовольствию, заставляет его чувствовать, что нет ничего, кроме этого. Удовольствие всё растёт и растет в нем, кирпичик за кирпичиком, пока он не понимает, что этого недостаточно - он стоит на цыпочках, вода доходит ему до подбородка, и он просто хочет, чтобы ему позволили скользнуть под воду. Он снова прижимается к пальцам Эдди, хватает его за руки, поворачивает голову, пытается поцеловать всё, до чего может дотянуться его рот. Эдди посмеивается: — Только посмотри на себя. Он целует уголок рта Бака, но не меняет ритм или угол пальцев. Это сводит с ума, доставляет удовольствие, но не достаточно, чтобы привести его к краю. Ему нужно больше. — Пожалуйста, — он словно задыхается, слова будто выбиваются из него, — Пожалуйста, Эдди, я… мне нужно… — Знаю, знаю, — Эдди с наслаждением прижимает рот к шее Бака, словно Бак - это еда, которой он наслаждается, — Ещё нет. Ты же знаешь, как это бывает. И я думаю, что ты слишком быстрый. Я не уверен, что тебе это действительно нужно. — Черт, я хочу, я хочу, пожалуйста... — из его рта вырывается мешанина просьб и ругательств, и он выгибается, пытаясь выставить себя напоказ, показывая Эдди всё, что может принадлежать ему, если он просто перестанет играть и возьмет это. Пальцы Эдди выскальзывают из него, и он всхлипывает от облегчения, но это только для того, чтобы быть перевернутым на живот, Эдди седлает его. Движение настолько быстрое, что на секунду гравитация исчезает, и он остаётся бездыханным. Эдди прижимает его к кровати, наваливается на него всем своим весом, прижимается губами прямо к уху Бака. Бедра Бака останавливают свое беспокойное движение, и он скулит. Это единственный звук, который он может издавать. Слова исчезли. — Лежи спокойно, — голос Эдди мягкий, но твердый как камень. Он прижимается к нему, и Бак чувствует, какой он твёрдый. Боже, он хочет, чтобы Эдди был внутри него. Это чувствуется, как единственная важная вещь в мире. Он заставляет себя оставаться на месте, заставляет себя повиноваться, не двигаться навстречу прикосновениям так, как ему хочется. Эдди целует мягкую кожу прямо за ухом: — Хороший мальчик. Ты всегда так хорош для меня. Бак тает. Это то, что он хочет, да. Руки Эдди медленно скользят по его плечам, к его запястьям, прижимая их к кровати. Он сжимает их и у Бака перехватывает дыхание. — Тебе нравилось это, не так ли? — спрашивает Эдди, — Мои метки на тебе. У него уходит минута, чтобы подключить мозг, прежде чем ответить. — Да. — Здесь? — Эдди снова сжимает его запястья. Бак чувствует, будто в животе у него лава и кто-то её перемешивает. — Да. Руки Эдди двигаются к его бедрам и сильно сжимают их: — Здесь? — Да. Его голова откинута назад, пальцы Эдди крепко вцепились в его волосы, а затем они призрачно скользят по его горлу: — Здесь? Он едва прикасается к нему, но везде, где его пальцы касаются, кожа Бака светится. Он дрожит, едва может дышать, с его члена капает на простыни. — Где угодно. И он действительно так думает. Эдди может оставить следы в любом месте, которое он выберет. Бак хочет их заполучить. Возможно, это опасно - быть настолько готовым отдать всего себя кому-то, отдать эту власть в чужие руки, но однажды Бак уже сделал неправильный выбор. Выбрал кого-то, кто, сам того не желая, причинил ему боль и оставил его с разбитым сердцем. Но Эдди не причинит ему вреда. Эдди никогда не злоупотребит этой властью. Он никогда не обидит Бака ради того, чтобы причинить ему боль, и не будет наслаждаться его болью. Он хочет, чтобы Бак чувствовал себя хорошо, и Бак доверяет ему больше всего на свете. Нет, Эдди никогда не причинит ему вреда. По крайней мере, не так. Что же касается другого... по крайней мере, на этот раз он ныряет во всё это, зная, что его не любят в ответ. — Ммм… может быть, когда-нибудь, — Эдди задумывается, и его пальцы отдаляются от горла Бака. Он отпускает его волосы, и голова Бака падает назад, снова вдавливаясь в матрас. Рука Эдди мягко лежит у него на затылке, — Теперь… Эдди сдвигается, и на секунду Бак думает, что его, наконец, будут трахать, но это снова просто пальцы Эдди, скользящие в него, как будто они никогда не покинут его. Всхлип разочарования вырывается из него, и Баку требуются все силы, чтобы оставаться неподвижным. — Веди себя тихо и спокойно для меня, — предупреждает Эдди, — Мне бы очень не хотелось оставлять тебя в таком состоянии. Это пустая угроза, потому что Эдди не оставит его, но слова всё равно заставляют Бака замереть. Меньше всего ему хочется, чтобы Эдди перестал его трогать. Такое чувство, что если Эдди остановится, Бак умрет. И да, это не логично, но логика сейчас не главенствует. Эдди наконец находит его простату, и Бак взвывает, застигнутый врасплох, он настолько возбужденный, что задается вопросом, не похоже ли это на удар током (хотя это, вероятно, гораздо менее приятно, чем это). Его руки сжимаются на простынях, и он почти вжимается в матрас, вовремя спохватившись. — О, очень хорошо, — Эдди, должно быть, заметил это. Диаз медленно целует его спину, и Бак чувствует гордость и удовольствие, исходящие от Эдди, как океанские волны. При следующем толчке он бьет Бака по простате, и у того открывается рот, а в уголках глаз скапливаются слезы. Он так сильно хочет кончить, так сильно хочет двигаться, что каждое мгновенное движение простыней под ним, против его члена - это чертова пытка. Всё это так хорошо, и он так близко, но он не может. Как раз в тот момент, когда он думает, что больше не выдержит, когда он думает, что может кончить против воли, Эдди вытаскивает пальцы и хватает Бака за бедра, поднимая его и раздвигая ноги. Внезапное отсутствие какого бы то ни было прикосновения, внутри него или на его члене, заставляет его издавать жалкий не то скулеж, не то всхлип. Эдди поглаживает его по бокам: — Я знаю, я знаю, всё хорошо, всё хорошо, я тебя понял. Отпусти всё это. Его неудержимо трясет, и Эдди обнимает его за плечи, снова прижимается к его спине, успокаивает и целует, пока Бака медленно не отпускает. Он больше не чувствует, что вот-вот лопнет, но, черт возьми, он всё еще отчаянно хочет кончить. — Этого было много, и ты сделал такую хорошую работу. Был таким послушным, — Эдди утыкается носом ему в шею, и Бак чуть не закатывает глаза. Он хочет, чтобы Эдди прикасался к нему везде и всегда. — Я сейчас трахну тебя, — объясняет Эдди, слегка поглаживая живот Бака, — И я кончу, а если ты будешь в порядке, то когда я кончу, ты тоже сможешь. Но не раньше, чем я. Понимаешь? Бак кивает. Эдди кусает его за плечо: — Слова, Бак. Это требует некоторых усилий: — Да, я понимаю. — Ладно, — а потом - наконец, да, наконец - Эдди толкается внутрь. Бак стонет так громко, что наверняка мешает соседям. — Скажи мне, если тебе нужно, чтобы я замедлился или остановился, — напоминает ему Эдди. — Да, сэр, — выпаливает он, и это отчасти шутка, но всё тело Эдди дергается, и Бак толкается назад так сильно, что видит звезды. — Сэр, — повторяет Эдди, слово перекатывается у него на языке, — Если ты продолжишь это говорить, тогда мне действительно придется позволить тебе кончить. Если бы ему было двадцать лет, он бы кончил сию же минуту, по приказу или нет. Но он старше, и у него не только больше самоконтроля, ему также действительно нужно прикоснуться к своему члену, чтобы помочь себе, и Эдди, очевидно, избегает этого. Руки Эдди сжимаются вокруг его бедер, и это всё предупреждение, которое он получает, прежде чем начать двигаться в Баке, так глубоко и так сильно, что Бак почти уверен, что он чувствует, как член Эдди касается задней части его проклятого горла. Эдди был прав в том, что лишит его дара речи, его стоны переходят в хныканье, а потом и они пропадают, и он просто давится собственной слюной и беспомощно задыхается, когда Эдди скользит в него под таким идеальным углом, как будто он гонится за кем-то. Завтра у него будут синяки на бедрах, и ему не терпится их увидеть. Эдди падает вперед, стонет прямо в ухо Бака и перестает толкаться. Он вцепляется в него зубами, а его член полностью заполняет Бака, прижимаясь прямо к его простате, и это самый длинный, самый грязный оргазм, который он когда-либо чувствовал или видел у Эдди, и блять, блять, блять, это также может быть самая горячая вещь, которую он когда-либо чувствовал или видел, точка. Слава Богу, его локти сцеплены, иначе он бы упал лицом на кровать. Эдди всё ещё внутри него, его член всё ещё твердый внутри него, и он скоро обмякнет, но, черт возьми, прямо сейчас он всё ещё наполняет Бака, и от этого действительно можно сойти с ума. Ему чертовски нужно кончить. — Пожалуйста, сэр? — он задыхается. Эдди ведь понравилось это. Эдди стонет и наконец берёт его член в руку: — Скажи это снова. Прошу. — Пожалуйста, сэр, — повторяет Бак и не останавливается, даже когда Эдди начинает водить рукой по нему, "Пожалуйста", "сэр" и "О Боже" сливаются у него во рту, пока он не теряет способность произносить слова или даже звуки, он просто сжимается, кончая так сильно, что сворачивается калачиком. Он ощущает... будто не в себе, но потом хорошо, очень, очень хорошо. И всё, чего он хочет - это свернуться и чувствовать мягкие прикосновения. Они оба падают боком на кровать, и Бак поворачивается, утыкаясь носом в Эдди, обнимая его. Эдди посмеивается, и два пальца цепляются за подбородок Бака, а потом его целуют. Быть поцелованным - это самое лучшее, это его любимая вещь в этом чертовом мире в данный момент. И он получает столько поцелуев, сколько хочет, столько прикосновений, сколько хочет, а Эдди хвалит его и гладит по волосам. На какое-то время он теряет сознание, хотя и не уверен, спит ли Эдди тоже, а когда просыпается - оказывается в объятиях Эдди. Всё совсем не так, как в прошлый раз, нет смутного дрянного чувства, головной боли, стыда. Вместо этого Эдди заказывает еду на вынос, они принимают душ, и целуются часами под теплыми струями, а потом едят в постели, и Бак впервые за эту грёбанную неделю чувствует, что его грудь не болит, и он может дышать, и он не сумасшедший. Как будто он сделал что-то правильно, как будто он заслуживает того, чтобы чувствовать себя так хорошо. Требуется... пара часов, чтобы речь вернулась. Он может думать, но по какой-то причине связь между мозгом и ртом отключена, и он просто не может ничего сказать. Эдди терпелив и не прекращает нежно прикасаться к нему, а когда Бак поднимает лицо для поцелуя, Эдди всегда рядом. Когда он наконец заговаривает, его голос хрипит: — Твою мать. — Да, — похоже, Эдди это позабавило. Когда Бак смотрит на него, он улыбается. Черт, он такой... только с Эдди. И он чувствует себя таким неблагодарным после всего, что Эдди только что дал ему и сделал для него, как хорошо Эдди заставил его чувствовать себя. Но он хотел бы, чтобы они были сейчас в постели Эдди, в доме Эдди. Он хотел бы, чтобы они просто валялись следующие несколько часов, пока Кристофер не вернется домой, а потом они сыграли бы в настольную игру и поужинали, и он мог бы уложить Кристофера в постель, и он мог бы просто лежать рядом с Эдди, и слышать биение сердца под его ухом, и никогда, никогда не скрывать своего желания прикоснуться к Диазу, обнять его всего. Но это не то, что Эдди хочет или в чем он нуждается, и он уже так много дал Баку, и это... это хорошо. Это очень хорошо. Это именно то, что ему было нужно. Он отворачивает своё лицо, прежде чем что-либо из того, что он чувствует, сможет вырваться наружу, и прячет его в шею Эдди. — Ты был таким хорошим для меня, — бормочет Эдди, и это наполняет его золотым сияющим теплом, но он так хочет ответить "я мог бы быть хорошим для тебя и в других отношениях". Я мог бы быть хорошим для тебя всегда.