***
Кристофер не спит всю ночь. Он не спит. Он просыпается с криками и плачем, а Эдди... не знает, что делать. У нас вообще нет руководства по воспитанию детей, а если бы оно и было, Эдди уверен, что в нём всё равно не было бы главы о том, что делать, когда ваш ребенок чуть не погибает в результате стихийного бедствия. Некоторые ночи даются легче, чем другие, несколько раз, когда Бак был рядом, когда они вдвоем целовались на диване или в комнате Эдди, когда Кристофер просыпался, и они могли усадить его между собой, когда Кристофер цеплялся за Бака так же сильно, как за Эдди, потому что Бак был рядом, когда Эдди не было, такие ночи были лёгкими. Но обычно Эдди один, и когда он растягивается в постели Кристофера, успокаивая сына, когда Кристофер цепляется за его рубашку, и Эдди знает, что он намерен остаться до утра, он боится закрыть глаза. Боится заснуть. Потому что у Эдди есть свои собственные кошмары, и он не знает, когда они произойдут, и он чертовски уверен, что не будет рисковать, лежа рядом со своим ребенком. А это значит, что в такие ночи... Эдди не спит. И цикл повторяется на следующий день. Эдди хочет вылезти из своей кожи. Или он предпочел бы вздремнуть. — Черт, прости меня. Прошло три недели с тех пор, как Бак начал работать пожарным, несколько дней с тех пор, как им в последний раз удалось остаться наедине, они лежат без рубашек в постели Бака... и Эдди зевает посреди поцелуя. Это... возможно, он должен был ожидать этого потому, что когда он вернулся домой со своей смены, Карла бросила на него один взгляд и выгнала его, сказав, что он выглядит ужасно и ему нужно отвлечься, и ей лучше не видеть его раньше 8 вечера, по крайней мере. И Бак показался ему самым подходящим вариантом, и он подумал: "А почему бы и нет?" — Настолько скучно, да? — говорит Бак, и Эдди уже готов извиниться снова, когда замечает улыбку, играющую на его губах. Эдди фыркает от смеха и утыкается лбом в плечо Бака: — Заткнись, ты же знаешь, что это не из-за тебя. — Крис всё ещё не спит? — рука Бака находит путь к спине Эдди и гладит вверх и вниз, успокаивая его. Руки Эдди похожи на лапшу, он больше не может держать свой вес, потому что он признаёт своё истощение, поэтому позволяет себе упасть, слегка перекатываясь, чтобы он мог свернуться рядом с Баком вместо того, чтобы просто упасть на него, как мешок кирпичей. — Нет никакой последовательности в его состоянии, — отвечает Эдди, слова приглушаются шеей Бака, — Думаю, мне придется отвести его к психотерапевту. Кажется, я не очень хорошо справляюсь с этим сам. — Я как-то ходил к психотерапевту, — делится Бак. — Да? Как всё прошло? — Эдди сдерживает стон, когда рука Бака движется к его затылку, большой палец гладит тугой узел мышц. — Я переспал со своим психотерапевтом во время первого сеанса, а потом больше не возвращался. О боже мой. Эдди трясется от смеха, когда его глаза закрываются, когда он кладёт руку на талию Бака и прижимается ближе, желая погрузиться в его тепло и мягкость матраса и исчезнуть. Бак на мгновение замолкает, хотя его большой палец продолжает рисовать нежные круги на затылке Эдди. — Ты хороший отец, — говорит он наконец, — И он отличный парень. Всё будет хорошо. Эдди согласно мычит, мир уже ускользает. Ему кажется, что Бак целует его в макушку, но он не уверен. Он спит. Когда Эдди просыпается, он один. Быстрый взгляд на часы говорит ему, что уже около 7:30, он трет глаза и потягивается, прежде чем последовать на запах еды и низкий звук голоса Бака. — Да, он спит, — тихий смех, — ... Я знаю... хорошо... конечно, я скажу ему. Спасибо, Карла. — Что она сказала? — спрашивает Эдди, прислоняясь к кухонной стойке. Бак оглядывается через плечо и откладывает телефон в сторону: — Просто проверяла не заснул ли ты за рулем и не съехал ли с моста или ещё куда-нибудь. И она велела мне передать тебе, что Кристофер поел, они работают над головоломкой, и он совершенно счастлив, так что не спеши возвращаться. — Боже, эта женщина - святая. — Больше, чем кто-то из тех, кого я когда-либо встречал, — соглашается Бак. Он наклоняет голову и оглядывает Эдди, — Чувствуешь себя лучше? — Да. Спасибо за то, что... — оказался безопасным местом. Лицо Бака на мгновение становится странным, но так быстро приходит в норму, что Эдди не уверен, что ему это не померещилось. — А для чего ещё нужны друзья? — говорит Бак, и Эдди сокращает дистанцию и целует его. — Я говорю серьезно, — отвечает он, — Спасибо. После этого не требуется никаких усилий, чтобы убедить Бака присоединиться к нему в душе, и Эдди, не теряя времени, падает на колени и напоминает Баку, каким энтузиастом он может быть, когда не чувствует себя выжатым. На следующий день Эдди звонит психотерапевту и договаривается о встрече с Кристофером. И постепенно всё начинает налаживаться.***
Бак с первого взгляда невзлюбил Лену Боско. Что на самом деле нечестно, он это знает. Он её не знает. Насколько ему известно, она очень мила. Она не просила, чтобы её подразделение разорвало на части во время цунами, не просила, чтобы её временно перевели в 118-ую - и это временное назначение, пытается напомнить себе Бак. Но что-то в том, как она небрежно зовёт его через всю станцию: "Эй, Диаз, можешь мне помочь?", в том, как Эдди просто идет, без колебаний, даже не задумавшись, всего на минуту, в фамильярности, в товариществе, как будто она легко проскользнула в пространство, которое он оставил позади, и никто даже не усомнился в этом - это заставляет горькую ревность подниматься в его горле, душить его, и каждый из его страхов реализовывается сразу. Они все двигаются дальше. Забыв о нем. Даже Эдди. — Лена? — говорит Эдди, когда Бак спрашивает о ней позже, — О, мы познакомились во время цунами. Она взбиралась на колесо обозрения, помогая людям выбраться наружу. Она спокойна, у нее хорошая голова на плечах. Она тебе понравится. Конечно, думает Бак, а потом прижимает Эдди к столу и целует его, пока Кристофер не зовет их из другой комнаты. Не помогает и то, что глупый адвокат продолжает звонить ему, желая поговорить о его потенциальном деле, пытаясь убедить его обратиться к своей семье, предлагая какую-то юридическую чушь, которую Бак на самом деле не понимает, о неблагоприятных действиях на работе, дискриминации по инвалидности и конструктивном увольнении. Не помогает и то, что всё это застревает у него в голове, даже если Бак этого не хочет, это заставляет его задуматься, есть ли лучший способ справиться со всем этим, лучший способ, чем сидеть в стороне и ждать, надеясь, что начальство в департаменте передумает. — Я горжусь тобой, — сказал Бобби во время учений. Гордый. Этот Бак был командным игроком, принимая то, что равносильно понижению в должности, потому что у него действительно не было выбора. Горжусь, что ты перестал ругаться. Горжусь, что ты перестал драться. Я горжусь тобой. Бак снова и снова прокручивает это в голове, лежа в постели в одиночестве и глядя в потолок. Да... это здорово и всё такое, но он совершенно уверен, что не гордится собой. Когда через несколько дней Бак приходит к Бобби и Афине на ужин, у него есть план. Ему не нужен этот адвокат, ему не нужны неприятности. Но нет никаких причин, почему он должен оставаться на прежнем курсе, переворачиваясь и принимая любые дерьмовые аргументы департамента о том, почему он не должен возвращаться. Он спас по меньшей мере двадцать человек, сам, без униформы, находясь на разжижителях крови во время цунами. Он не бесполезен, он не какая-то неустойчивая обуза. Он уже готов. Конечно же Бобби поможет ему... — Это я сказал им, что ты не готов, — признается Бобби, — Когда они спросили моё мнение, это был я. Бак знает, что он сидит, но это не уменьшает ощущения, что весь мир выпал из-под него. Его желудок налился свинцом, горло саднит, как будто он проглотил стекло. — Мы все просто беспокоимся о тебе, Бак, — говорит Афина, и это ударяет ещё сильнее. Мы все. Только Бобби и Афина или вся... вся команда? Все? Эдди? Бак резко отодвигает стул, чувствуя, что его сейчас стошнит. Он не может дышать, не может думать. Он просто... Все они уже несколько месяцев вместе работают на станции, и он знает, что они разговаривают, он знает, что некоторые из этих разговоров были о нём, но он думал, что это просто потому, что они были его друзьями, они были на его стороне. Бобби принял это решение несколько недель назад. До цунами. Всё ли они знали с тех пор? Неужели никто из них не заступился за него? Неужели никто из них не был на его стороне? Ты можешь положиться на меня в любой день. Или, знаешь, ты на меня. Так что, раз ты всё ещё жив, раз у тебя вся жизнь впереди - перестань жалеть себя и прими это как чертову победу. Мы все просто беспокоимся о тебе, Бак. Он не идет домой. Он бесцельно ездит по кругу, всё глубже и глубже погружаясь в кроличью нору, а оптимистическая сторона его души разбивается вдребезги и рушится, и всё, что остается - это собрание темных, горьких, тревожных мыслей, которые он и так едва сдерживает. А потом, даже не задумываясь, он едет к Эдди. — Бак, что... — Кристофер спит? — Я... да, на данный момент да, что такое? Бак заходит внутрь, тихо закрывая за собой дверь, затем хватает Эдди за воротник рубашки и толкает его к стене. Он целует Эдди жестко и злобно, с зубами, языком и умопомрачительной агрессией. Он чувствует себя неуправляемым, диким, как будто всё, чего он хочет - это кусаться, кусаться и пускать кровь. Эдди пытается повернуть их, но Бак сопротивляется, хватая Эдди за запястья и прижимая их к стене за ними, когда он отрывает свой рот, чтобы поцеловать его в шею. — Господи Иисусе, — бормочет Эдди, даже когда его глаза закрываются, а голова откидывается назад, чтобы дать Баку лучший доступ, — Что на тебя нашло? Он чувствует, что горит без всякой на то причины, чувствует себя так же под покровительством, как после фразы "я горжусь тобой", как будто это мило или романтично, как будто Бак хотел всего этого, а не наоборот. Несмотря на то, что Бак был выше Эдди на два дюйма и по меньшей мере на двадцать фунтов, он никогда бы даже не подумал, что Бак для разнообразия прижмёт его к стенке. Мы все беспокоимся о тебе. — Я что не могу просто захотеть хоть раз взять всё в свои руки? — он держит себя в руках тонкой веревочкой, и с каждой секундой она рвется всё сильнее и сильнее. — Конечно, можешь, — отвечает Эдди, и Бак ненавидит, что голос Эдди так спокоен, что его лицо ничего не выражает, — Ты хочешь прижать меня к стене, перегнуть через кухонный стол, трахнуть в душе что угодно, я с удовольствием это сделаю. Но сначала мы поговорим об этом, потому что, что-то настолько выбило тебя из колеи, что я даже не думаю, что ты действительно знаешь, чего хочешь прямо сейчас. — Потому что ты знаешь всё о том, чего я хочу, верно? — огрызается Бак в ответ, — Что я чувствую, что мне нужно... — Я знаю достаточно, чтобы понять: что бы это ни было, дело не во мне, — Эдди вырывает свои запястья из рук Бака и отталкивает его назад. Бак отступает, — Так мы будем говорить об этом как взрослые, или... Ты всё знал? Это вертится у Бака на кончике языка. Ты знал? Ты согласился? Ты провел последние несколько недель, лгав мне в лицо? Но... он почти уверен, что получение фактического подтверждения уничтожит его больше, чем незнание. Бак отворачивается и вытирает рот тыльной стороной ладони. — Нет, мы уже достаточно поговорили. Спокойной Ночи, Эдди. — Бак... Он снова выскакивает за дверь, прежде чем Эдди успевает его остановить. Бак уходит не оглядываясь.***
Бак подаёт в суд. И не говорит никому ни слова. Ни звонка, ни смс. Эдди не хотел давить, он считал, что поступает правильно, давая Баку пространство после той ночи, когда Бак пришел с дикими глазами, напряженный и оставил Эдди с таким видом, как будто его что-то слегка покалечило. Но, видимо, пока Эдди давал ему свободу действий, Бак подал в суд. И Эдди узнает об этом от Бобби. Вместе со всеми остальными. Какого хрена? — Ты в порядке? — спрашивает Лена, прижимаясь к нему плечом. Эдди резко вырывается из своих мыслей и откашливается. — Прости, что? — Ты в порядке? — медленно повторяет она, — Ты выглядишь так, будто тебя переехал грузовик.... это из-за твоего ребенка? — Эээ... нет, нет, он... он чувствует себя немного лучше. Не идеально, но мы... разговариваем, — говорили в ту ночь, когда Бак пришел на самом деле. Говорили о Шеннон, о любви, о печали, хотя Эдди чувствовал себя так, словно всё это время лгал своему ребенку, думая о том, что Шеннон нуждалась во времени и все равно уезжала, но это, похоже, помогло Кристоферу, и это всё, что имеет значение, — Его мама умерла около полугода назад, и оказалось, что цунами принесло с собой еще кое-что. Так что. Мы работаем над этим. — Ладно, а если это не так, тогда тебя бросила подружка? Эдди давится воздухом: — У меня нет... у меня нет девушки. Лена поднимает бровь и многозначительно опускает глаза на его шею. — Значит, этот след от укуса точно не засос. Поняла. Дай угадаю, ты обо что-то споткнулся. Эдди открывает рот. И тут же закрывает его. — Никто со мной не расставался, ясно? Прошло уже довольно много времени, но он всё ещё уверен, что люди должны встречаться для такого. Лена отступает на шаг и поднимает руки в знак согласия. — Ладно, держи свои секреты при себе. Но эй, если у тебя возникнет желание написать ей после полуночи, просто помни, это никогда не будет хорошей идеей. Было уже почти два часа ночи, когда Эдди потянулся за телефоном. Он не спал, уставившись в потолок. Он точно не знал, что чувствует, но знал, что это нехорошо. Он хочет перемотать время назад, вернуться на несколько ночей, схватить Бака за руку и заставить его сесть, заставить его говорить, потому что Эдди не понимает, что произошло, не понимает, почему Бак просто убежал и сделал что-то подобное, не сказав ни слова... Телефон Бака не отвечает. Он переходит на голосовую почту после двух гудков. Значит, он проснулся. Он просто не отвечает на звонки Эдди. Отлично. Да, это... здорово. Он делает ещё одну попытку. Звонок доходит до трех гудков. Потом голосовая почта. "Бак. Давай. Ответь на чертов телефон." Эдди пишет сообщение. На мгновение появляется знак, указывающий, что Бак печатает... затем он исчезает. Когда Эдди звонит снова, он сразу же переходит на голосовую почту. Блять.***
Забавно, когда ты ничего не замечаешь. По логике вещей, Эдди знает, сколько времени он провел с Баком. Даже когда они больше не работали вместе, были обеды, вечера кино, телефонные звонки. Секс. Дело в том, что на это ушло много времени. Много времени, которое Эдди осознавал абстрактно, но оно поражает его в полную силу, как только всё это исчезает. Отсутствие Бака ощутимо. Воспоминание здесь, пустой стул там. Слишком часто Эдди тянется к телефону и звонит только для того, чтобы получить голосовую почту, или открывает новое сообщение только для того, чтобы напомнить себе, что... Да. Бак не ответит. Если бы это коснулось только самого Эдди, это было бы одно. Конечно, это больно, когда твой лучший друг внезапно исчезает, это отстой, когда ты впервые видишь его за столом в конференц-зале, когда он избегает твоего взгляда. Это больно, и он поймал себя на том, что давится горькой пилюлей печали, гнева и разочарования, как в тот раз, когда Шеннон ушла в первый раз, но он мог бы оттолкнуть всё это, похоронить глубоко, вернуться к своим обычным делам, неумолимому Эдди Диазу. Если бы не Кристофер. — Папа? А где Бак? — он спрашивает на третий или четвертый вечер кино, когда есть только они двое. И Эдди не знает, что сказать. Кристофер только начинает наконец разбираться в своих чувствах к Шеннон, что, если Бак никогда не вернётся? Эдди привёл его в жизнь Кристофера, позволил им сблизиться, доверил Баку эти отношения, и он просто... Ушёл. И оставил Эдди собирать осколки. Это та часть, которая делает этот беспорядок таким невыносимым. Эдди все равно что с ним сделает Бак. Но он отдал бы всё на свете, чтобы защитить сердце Кристофера. — Он... он сейчас немного занят, приятель, — говорит Эдди, и его язык горит от полуправды, — Он работает над тем, чтобы вернуть свою работу, чтобы снова стать пожарным, и это, эээ, это значит, что он не сможет приезжать к нам некоторое время, вот и всё. — Но ведь он вернётся? Эдди тяжело сглатывает и притягивает Кристофера к себе, обнимая его за плечи. — Надеюсь, — тихо говорит он. — Я скучаю по нему. Эдди крепко зажмуривается. Черт возьми, Бак. — Я тоже, приятель. Я тоже. Но Эдди ничего не может сделать, вот в чем проблема. Он думал, что может контролировать свою жизнь, но он не мог контролировать уход Шеннон, возвращение или смерть, не мог оградить Бака от сгустков крови или от бегства и подачи иска, не мог сам решить проблемы Кристофера... Он полностью плывет по течению. Нигде не швартуясь. Нет ничего, за что можно было бы ухватиться, ничего, что могло бы привести его в порядок, разбросанного во все стороны. Раньше ему удавалось выкроить несколько часов, чтобы провести их с Баком, завести их обоих до такой степени, пока они не улетят, пока его голова не прояснится, и он не мог думать, и он не чувствовал, что земля под ногами твердая. Сейчас он не может этого сделать. Так что... может быть, Эдди ударил парня. Что? Он сам напросился. — Спасибо, что пришла выручить меня. — Я была удивлена, когда ты позвонил, — говорит Лена, — Я и не подозревала, что мы достигли стадии освобождения друг друга из тюрьмы в рамках нашей дружбы. — Ну, я никак не мог позвонить своей абуэле или кому-то из 118-й, и... — всё ещё жжет горло, когда он говорит это, — ... мне нельзя разговаривать с Баком, так что... Лена долго смотрит на него, потом кивает: — Понимаю. Я имею в виду, что мне не трудно сделать это. Но я немного беспокоюсь о том, что ты ударил парня-инвалида, только потому что ты поссорился со своим парнем. — Ладно, он не был инвалидом, у него было больное колено, и... — ход мыслей Эдди резко обрывается, — Что? Она закатывает глаза. — Может быть, я и не пробыла здесь так долго, как вы, но у меня есть глаза, и я кое-что слышу. И ты хандришь, как будто тебя бросили с того самого дня, как мы узнали о судебном процессе. Эдди даже не знает, что сказать. Как будто его мозг полностью отключился, синий экран смерти, отчаянно нуждающийся в жесткой перезагрузке. — Это... Бак и я... нет... — Кто поставил тебе засос, на который я однажды указала? — она перебивает его, — И в качестве напоминания, я только что вызволила тебя из тюрьмы. Так что немного честности не помешает. – Мы друзья, – говорит Эдди, но сейчас это звучит еще слабее, чем тогда, когда он сказал это Карле в больнице. Лена сочувственно вздыхает: — Да, у меня были такие друзья. Всегда кажется, что это отличная идея, пока кто-то не остаётся с разбитым сердцем. — Я... — черт. Это... он же не сделал этого.... Последние несколько месяцев мелькают в его сознании, как проекция, всё было неправильно. Эдди никогда не был хорош в таких вещах. В чувствах. Понимать их, признавать их. Даже когда воспоминания возвращаются, он все ещё пойман в водоворот где слишком многого всего сразу, и он не может отделить ничего из этого от беспорядка настоящего момента, где Бак слишком далеко, со всем, что они разрушили в клочья, с неопределенностью будущего, но... Они были не просто друзьями. Он хотел... чего-то. Он не знает, хочет ли он этого всё ещё, или что может случиться завтра или послезавтра, и он всё ещё должен думать о Кристофере, всё должно быть об этом прекрасном мальчике, но... Эдди... хотел чего-то. Блять. — О черт. Ты сам не знал этого, — говорит Лена, — Окей. Поехали. — Куда мы едем? Она хлопает его по плечу: — Увидишь. Это будет весело.***
Бак почти сразу же пожалел о своем иске. Или, он не будет жалеть об этом точно, если получит обратно свою работу, тогда всё это будет стоить того. Но то, как он чувствует себя… Он скучает по Эдди. Все его внутренности по-прежнему скручиваются при мысли, что, возможно, Эдди знал и ничего не сказал, не боролся за него, и от этого больно. Но Бак скучает по нему. Чертовски сильно. Скучает по его рту, его руками, по тому как Эдди улыбается ему. По всему. Бак достает свой телефон иногда и смотрит на журнал пропущенных звонков, он хочет ответить на них, чтобы объясниться. Но Эдди - часть команды. Часть отдела. Так что. Бак не отвечает на телефон. Когда команда приходит на допрос, один за другим, Бак даже не может выдержать пристального взгляда Эдди. Он не сделал ничего плохого, вот что он говорит себе. Это не помогает. А потом... Бак натыкается на них всех в продуктовом магазине. Теперь настала очередь Эдди избегать его взгляда, но Бак хочет поддеть его, это естественно, инстинкт. Посмотри на меня. Смотри. — Почему ты так злишься на меня? — Бак срывается. — Потому что ты утомляешь, — огрызается Эдди, и Бак вздрагивает, — У каждого из нас есть свои проблемы, и всё же мы как-то умудряемся их решать. — Это довольно грубо, — вмешивается Чим, — Это не похоже на то, что парень просил, чтобы его раздавил грузовик. — Нет, но он подал дурацкий иск, и теперь я даже не могу поговорить с ним из-за этого, — Бак открывает рот, чтобы заговорить, но тут Эдди толкает его вперед, — Ты хоть представляешь, как Кристофер по тебе скучает? Конечно нет, тебя же нет рядом. Критический удар. Бак перестает дышать. Боже. В этот момент весь его праведный гнев растворяется в воздухе, и он чувствует, что может чуть не рухнуть от тяжести вины, которая обрушивается на его грудь. Кристофер. Кристофер, который был на терапии, Кристофер, который не спал всю ночь, Кристофер, которому Бак помог пережить некоторые из тех тяжелых ночей, Кристофер... От которого он ушел, не задумываясь. Побочный ущерб. Неприемлемый ущерб. Бак хочет сломаться и извиниться миллион раз, телепортироваться в дом Эдди и заключить Кристофера в самые большие объятия, какие только можно вообразить, заверить его, что он никогда не хотел причинить ему боль, что это не его вина, что он больше никуда не пойдет. Конечно, Бак понимает с болезненным скручиванием в животе, что это не ему это обещать. Эдди потребовалось несколько месяцев, чтобы впустить Шеннон обратно в жизнь Кристофера после того, как она ушла из неё, а Шеннон была матерью Кристофера, так что сейчас у него нет причин... зачем это Эдди. — Я... я этого не знал, — выдавил Бак, — Может быть, я смогу навестить Кристофера. Судебный процесс этому не препятствует. Пожалуйста, не говори "нет". Пожалуйста, не забирай его, я всё сделаю, пожалуйста... — Нет, это просто мешает мне связаться с тобой, — говорит Эдди, — Я даже не смог позвонить тебе, чтобы ты вызволил меня из тюрьмы! Бак моргает. Все резко оборачиваются и смотрят на Эдди. — Если бы... это случилось, — добавляет он. — Эдди… Снаружи раздаётся грохот. Бак хочет дотянуться до Эдди, схватить его сзади за рубашку и вытащить в случайный проход, чтобы они могли закончить разговор об этом, потому что хорошо, Эдди может быть зол, Эдди должен быть зол, но в груди Бака отчаянная паника, что что-то ускользает от него, что он никогда не собирался терять, и он хочет цепляться за это, чтобы вернуть это, чего бы это ни стоило. Но. Он не может. Хотя он действительно посылает сообщение. "Извини. Позвони мне?" Эдди не отвечает. А потом, его адвокат пишет, всего два слова. "Всё кончено." И Бобби посылает ему адрес, день и время. Это странно, войти в комнату ярости. Бак странно нервничает, не зная, стоит ли ему там находиться, хотя его и пригласили. Аутсайдер, несмотря на то, что он знает всех. Ну, кроме Лены Боско. Которая почему-то продолжает бросать на него понимающие взгляды. — Спасибо, что пригласили меня, — тихо говорит он, поймав Бобби в углу комнаты. Это всё ещё жжет сильнее всего, Бобби. Решение Бобби. Его отсутствие веры, доверия, уверенности в Баке. Но... может быть, это и есть Оливковая ветвь. — Завтра тебе позвонят, — говорит Бобби, — Ты возвращаешься на службу. Бак знает, что ему следует вздохнуть с облегчением. И так оно и есть. Но он не может. Он оглядывает всех вокруг, понимая, что ему многое предстоит исправить, что возвращение не будет точно таким же, как раньше. Всё, что он может сделать, это двигаться вперед. Он хватает кувалду. Прежде чем они все начнут, он снова оглядывается вокруг, ища того единственного человека, которого не видел раньше. — А где Эдди? Лена стоит ближе всех и оглядывается: — Он не был уверен, что придет, — отвечает она, — Сказал, что ему нужно кое о чем подумать. Желудок Бака сжимается. — О, ясно. Дверь открывается, привлекая внимание Лены, и она смеется: — Думаю, он всё уже решил. Эдди. Конечно, тот факт, что они находятся в одном пространстве, не означает, что у них есть шанс поговорить. И, честно говоря, может быть, это и к лучшему. Бак даже не представлял себе, каким катарсисом было бы сломать кучу случайного дерьма, и никто из них не делает много разговоров. Затем он идет в ванную. И когда он моет руки, дверь снова открывается. — Эдди. — Бак. У Бака пересыхает во рту. — Мне очень жаль, — выпаливает он, — За Кристофера, за то, как я уехал в тот вечер, я действительно... В четыре шага Эдди сокращает расстояние между ними, и его рот оказывается на губах Бака, горячий, яростный и кусачий, и Бак даже не возражает, что он грубый, он хочет утонуть в нём в любом случае, Бак поднимает руки, чтобы сжать в кулаках рубашку Эдди... А потом Эдди вырывается, быстро выходит за дверь, и Бак остается один, задыхаясь. Его рот практически гудит. Что ж. Это не сделало ситуацию лучше.