***
Тоненькая фигура стояла на каменистом берегу, дерзко встречая своих нанимателей. Лодка стукнулась о землю. — Вижу, ваше скромное путешествие всем понравилось, — усмехнулась Хара, взглянув на зеленеющего Ори. — Двалин, почему я опять согласился взять непонятно кого с нами? — проворчал Торин, закатывая глаза. — Запамятовали, Ваше Величество? — услужливо закивала наемница, кусаясь взглядом. — Я здесь по драконову душу и за половиной вашей сокровищницы. Глоин, подавившись воздухом, закашлялся. Дубощит пронзил южанку хищным взглядом. Та лишь пожала плечами, ухмыльнувшись, и потащилась от берега.***
Голая, выжженная земля. Серая, как закрывшиеся навечно глаза. Безжизненная, как… Хара фыркнула, отворачиваясь от пустоши. — Пыл вдруг растеряла? — глумливо отозвался Двалин. Лисца напряженно стиснула в руке одинокий кинжал. — Хара, — позвал другой голос, мягче и теплее. — Не имея злого умысла. Помнишь? Кинжал вернулся в ножны. Южанка потерла заживающий порез. Она помнила. Помнила большую теплую ладонь, голубые глаза, от которых веет уверенностью, светлую, но хитрую улыбку. Помнила. Помнила и успокаивалась. Лисца повернулась, усаживаясь у разводимого костра. Кинжал сам вновь влез в руку от нечего делать. Та принялась чертить бессмысленные узоры на холодной земле.Печальные звезды и угрюмая луна, Утихает ночь и утренняя заря… Скажи лошадям и пробей в барабан, Ушёл их сын, ушёл их капитан.
Слова старой песни сами собой всплывали в голове развороченными ранами. Грудной голос окутывал отряд. Она не умела петь, гномы не почитали звезд, но они поняли, почувствовали друг друга.Мрачное небо, темные океаны, Утихают киты и морские ураганы. Скажи солончаку и пробей в барабан, Ушёл их мастер, упал в туман.
Перед глазами плясало пламя. Если ей суждено сгореть в нём, она сгорит. Отдастся вся и уйдёт без пепла, оставляя расплавленное золото шрамов.Изо тьмы к свету и от света во тьму, Что разъединяет нас есть, то и есть наш хомут. Три белых повозки, три черных каретки. Ушёл наш брат, едко обветрено сердце.
Теряясь между тьмой и светом, Хара шла по тонкой, как любимый кинжал, грани, но ступала твердо вперёд, отбиваясь от болезненно тянущихся рук из прошлого. Слабые с обветренным сердцем не выживают. Ей с детства было не позволено быть слабой.Утихают киты и морской обман, Скажи солончаку и пробей в барабан, Ушёл их сын, закутан в белый ткан. *
Грудной голос треснул. Хара порывисто стиснула зубы, впиваясь ногтями в кожу, и придушенно качнула головой. — Ты любила его? — разрушает плотную пелену узбад проникновенным голосом. Черные глаза сталкиваются с синими. — Любовь? — задумчиво протянула она, пробуя слово на вкус. — Не думаю… Там не было любви — нечто другое. Привязанность, благодарность, секс, — хмыкнула харадрим, дернув бровью. — Он показал мне мир, стал семьей. Единственный, кто протянул руку. И я схватилась за неё. Вот, что было. — А ты любила? — горячно поинтересовался Кили. Лисца, самодовольно прикусив губу, расплылась в ухмылке. — Да, — уверенно кивнула она. — Золото, — отряд дружно фыркнул. Хара довольно продолжила, — Гномы же превыше всего почитают золото, да? Ну, или мифрил там, драгоценности... — Вообще то нет, — умудренно заявил Кили. Южанка глумливо подняла бровь, но, наткнувшись на серьезные лица старших, вытянула лицо. — Что? — возмущенно выдохнула наемница. — Вы хотите сказать, что я зря вас за это почитала? Да я всю жизнь уважала гномов за то, что они единственные признают, что любят золото! И много золота! — Для гнома высшая ценность — это его женщина, — терпеливо разъяснил Балин. — Ай какие мы нежные-то! Тьфу! Я разочаровалась! — плевалась Хара, распаляясь. — Зачем ценить то, что у тебя в обилие? Ты всегда будешь ценить то, чего у тебя мало, — отозвался Бофур. — У меня есть полная свобода действий, но я же продолжаю ценить свободу, — в несогласии пожала плечами Лисца. — А выше всего ли ты ее ценишь? — качнул головой Балин. — Да. — Хорошо, тогда, что для тебя свобода? — Счастье. — Высшее счастье — быть любимым и любить, — отметил Глоин, оглаживая бороду. — То есть высшая свобода в любви? — внимательно посмотрела южанка на гнома. — Да. — Но любовь ведь тоже разная бывает, — с живостью произнесла она, не отступая. — Любовь к жизни, любовь к деньгам, любовь к своему делу. — Любовь к любимому, — подвел Торин. — Ты, кажется, готова упомянуть все кроме неё. Отчего же? — Такая любовь должна быть взаимной, — пронзительно вгляделась наемница в него. — А меня есть за что любить? — она горько усмехнулась, потупившись. — Я недостойна ничьей любви. — Почему? — удивился Фили. Хара кинула на него непонятный, будто затравленный взгляд и вновь отвела глаза. — У меня в хараде семья осталась, — сдаваясь, произнесла она. — Мать, четверо сестёр и этот… Отец, — губы искривились в черной ненависти. — Я была второй по старшинству. Старшую за год до меня замуж выдали, она родами умерла, — выпалила на одном дыхании, теребя ремешок ножен. — Я сбежала, а они там остались. Все. В том мире, где любой мужчина — король, а женщина — вещь. Как думаете, сколько сестёр у меня осталось? — южанка нервно усмехнулась, мазанув глазами по гномам. — Я иду с вами, потому что мне нужно золото, — отрезала она, поднимая полный решимости взгляд. — Мне нужно забрать их оттуда, но, чтобы забрать, нужно куда-то привести после, а дома у меня нет, — собравшись с мыслями, темноволосая вперила глаза в Торина. — Мы оказались в Эсгароте не просто так. Денег не было, дел не было. Мы стали взвешивать риски, чтоб попасть в Эребор и вынести хоть часть сокровищ, — Дубощит недобро напрягся. — Но не получилось так, — она приподняла руки, показывая Подгорному королю, что злого умысла не имеет. — нашлись на моей дороге вы. Видимо, Вала угодно, чтобы я оказалась в Горе, — Хара тяжко вздохнула. — Потому мне нет выгоды предавать вас — у меня два пути: либо меня спалит дракон, либо я разбогатею на пятнадцатую долю Эребора, куплю дом и заберу мать и сестёр, отомстив. — С половины на пятнадцатую долю? Что-то начинаешь понимать? — оскалился Двалин, участливо выводя разговор из неприятной темы. Лисца едва заметно кивнула ему с искренней благодарностью. — Ну вот! Вот! Вылитый же зверь в шкурах этих! Ой, а глядит так, словно сожрать собирается! — Думал, да боюсь, отравлюсь такой дрянью. Хара довольно усмехается, стрельнув глазами в наконец улыбнувшегося Фили.***
Дозор нёс Фили. Лисца, побродив в округе, вернулась к костру. Отряд спал, кто как. Южанка скосилась на Торина, думая, что тот вряд ли спит. Дубощит, почувствовав движение, открыл глаза, встретился с наемницей взглядом и отвернулся. Хара усмехнулась, переводя взгляд на сладко сопящего хоббита — вот уж, кто точно спал. — Как он вообще согласился идти с вами? — хмыкнула темноволосая, усаживаясь рядом с бодрствующим Фили. Тот отвлекся от правки ножа и непонимающе воззрился на Хару. Та качнула головой в сторону Бильбо. — А, — прозрел принц, откладывая оружие. — Гэндальф, — пожал он плечами. — Это он его уговорил. — Серый волшебник? — безнадежно скуксилась харадрим. — Он, что, с вами? — Тебя не любит все Средиземье? — ухмыльнулся светловолосый, подняв бровь. — Примерно, — кивнула Лисца, прикинув в голове. — Глупый случай. В таверне приключилось. Мы пировали удачное дело, а тут он явился. Так у него такая шляпа забавная, что я не удержалась — думала по-тихому заберу, посмеемся, потом подкину как-нибудь. Ну, не вышло. Года два назад было. — Такую дрянь не забудешь, — хохотнул Фили, понимая, к чему клонит наемница. Хара фыркнула, но отрицать не стала. Южанка встала за своей сумкой и плюхнулась обратно к теплому боку. Порывшись в запасах, она выудила половинку хлеба и аппетитно облизнулась. — Будешь? — вздохнула Хара, словно от сердца отрывая булку. Фили покачал головой. — Там рыба осталась. Вкусная. — Мм, — наемница скривилась и задышала, отгоняя дурноту. — Ненавижу рыбу. — Безобидная еда, — заметил принц. — Знаешь, чем обогатился мой покойный муж? — ледяным голосом произнесла Лисца. — Рыбным делом, — Фили прикусил язык, отодвигаясь: — Понял. — Ну да, давай ещё ты от меня отвернешься, — фыркнула Хара, складывая руки на груди. — Я, может быть, и дика, но все же у меня есть чувства. Светловолосый ничего не ответил, и южанка было подорвалась прочь, однако Фили схватил её за руку, заставляя сесть обратно. — Так выражай эти чувства более миролюбиво, — посоветовал он. Лисца цокнула. — Спи давай, а то синяки под глазами такие, будто кто-то и вправду ударил. — Это ты меня словами бьешь, — пробурчала наемница. Принц забавно округлил глаза. — Тогда я уже должен быть весь фиолетовым. Хара ничего не ответила, осоловело утыкаясь носом в плечо гнома и бездумно обнимая его руку. Через пару минут южанка беззаботно спала, закинув на принца ногу. Фили усмехнулся, взглянув на темноволосую, — даже когда спит, такая лиса!***
— Хара! — грянуло. Южанка дрогнула, открывая очи. Принц рассмеялся. — Вставай давай! — Видела бы ты свои глаза! — хохотал Кили. Лисца принялась подниматься, напоследок не забыв стукнуть Фили. — Дразнить наемницу — последнее дело, — покачал головой Нори. Та кинула взгляд на него и хмыкнула, меняя план. — А ведь он прав, — сладко пропела Хара, возникая за спиной Фили. Кинжал прижался к горлу. — Нежнее, дорогая, — ухмыльнулся наследник. Лисца дернула бровью в изумлении. Кили расслабился, переставая тянуться к луку. — Что тебе подкоротить? Ухо? Язык? — продолжила играться южанка. — О, я знаю, — расплылась она в хищной улыбке и потянулась к светлой косице. Фили, выждав момент, перехватил её руку. Хара предстала перед ним с проказливой ухмылкой. Пару секунд они сверлили друг друга лукавыми взглядами, пока южанка не опомнилась без кинжала в руке. — Видела бы ты свое лицо, — насмешливо прошептал принц, приблизившись к ушку. Лисца ударила куда-то под дых, но скорее саданула себе руку — гному было нипочем. Фили добродушно хохотнул, вернув кинжал хозяйке. Темноволосая раздраженно схватила оружие и резко отвернулась, хлестнув гнома волосами. — В следующий раз обязательно что-нибудь отрежу! — громыхала она, упрямо уходя от веселящихся братцев. — Клятва, Хара, — давясь смехом, парировал Фили. Девушка обернулась к ним, сверкнув глазами. — Я убью дракона, и тогда берегись, Высочество! Тогда берегитесь оба! — распыляясь, наемница не заметила, как влетела в Торина. — Опять королевская задница! Да что ж ты будешь делать-то! — Лисца фыркнула, но остановилась. — Сегодня День Дурина, — напомнил Дубощит. — Мы идём искать тайную дверь. Что ты собираешься делать? — пронзительно вгляделся он в темные глаза, уверенный, что наемница слепо пойдёт с ними. Южанка выдохнула, остужаясь. — Вы говорили, что главные ворота запечатаны, так? — Торин кивнул. — Но дракона ведь видели вылетавшим из Горы. Где-то должна быть дыра. — Проверь восточный отрог, — подумав, посоветовал он. Хара понятливо кивнула. — Только с таким запалом туда не суйся — сорвешься. — Я разберусь.***
Серые камни не внушали никакого доверия. С котомкой и мечом за спиной наемница шагала по пологому склону вверх. Она давно перестала слышать зычные голоса гномов, дрожащего от её любопытных глаз хоббита, шевеление какой-никакой жизни. Все больше чувствовались суровые порывы ветра. Харе мерещился пепел и запах дыма. Близился закат. Карабкаться стало сложнее, повеяло теплом. Продрогшая Лисца зашагала быстрее. Пару раз чуть не навернувшись, южанка села передохнуть. Она не знала, где гномы, что с ними, но отчего-то совсем не чувствовала одиночества. Возможно, причина была в том, что громадное сердце билось совсем рядом. Настолько рядом, что, когда Хара собралась с духом и обошла нагромождение камней, то чуть не упала в огромный разлом, откуда навстречу заледенелым пальцам неслось тепло. Присев на колени, наемница вгляделась вниз и ахнула, отпрянув. Золотой блеск резанул по глазам. Сокровищница гномов была прямо под южанкой. Лисца помрачнела, поднимаясь на ноги. Факелы горели на стенах — Смауг был жив. Больше зажечь их было некому. Темноволосая поежилась, представляя огонь, пожирающий всю сокровищницу на пару секунд, и вспыхивающие факелы. Она ещё раз заглянула внутрь в поисках хозяина дома, но не нашла и следа дракона. Снова бухнувшись на колени, Хара свесилась чуть ниже и сверзилась вниз, не удержавшись руками. Вовремя опомнившись, она заткнула себе рот и попыталась сгруппироваться. Падение вышло жестким. Лисцу приложило о груду золота, которая посыпалась, унося наемницу дальше. Южанка встряхнула головой, не понимая, что звенит — золото или её же голова. Попытавшись подняться, она въехала лбом в малахитовую колонну. Хару замутило. "До крови расшибла" — подумала она, обессиленно приваливаясь к той же малахитовой опоре. Перед глазами расстилался туман, но наемница упрямо продолжала искать дракона. В этот момент южанка ненавидела золото, скрывавшее зверя, всем сердцем. И в очередной раз не добившись успеха, она устало откинула голову к колонне. У неё был один план, глупо основанный на сказке родом из далеких времен полыхающего Дейла — Гирион попал в Смауга, но лишь отколол чешую под левым крылом. Ей только оставалось всадить туда меч. Оставалось найти дракона в бесконечной сокровищнице, не испустив дух раньше времени. Делов-то.***
Хара пришла в себя, когда упавший камень зазвенел по монеткам, вызывая лавину. Выглянув из своего укрытия, она поняла, что это всего лишь Бильбо. Лисца знала, что он должен вынести отсюда что-то очень ценное, и, похлопав себя по щекам, собралась было помочь, но застыла, вперившись взглядом в полёт монеток, поднявшихся из-за гневного выдоха. Хоббит побежал вниз, таща за собой волны золота, которые потихоньку стали открывать исполина. Южанка юркнула обратно за колонну. Сердце бешено трепыхалось. Руки нервно сжали эсгаротский меч. Дракон заговорил. Низкий, шипящий, завораживающий голос полился по сокровищнице, отдаваясь от сводов. Хара замерла, выравнивая дыхание. Нужно лишь, чтобы Смауг оказался над ней — над каменным островом посреди золотого моря. Взломщик здесь, значит, гномы живы — уверяла себя она — ничего хуже смерти уже не произойдёт. Уверенность пошатнулась, когда дракон разозлился. Она не знала, сколько прошло времени — двадцать минут или целый час, но зверь не спешил убивать: злился, но насмешливо играл. Такая самоуверенность заставляла Лисцу клокотать внутри, крепче сжимая меч. Смауг так увлекся полуросликом, что не разглядел за ним южанку. Золото под ней же в который раз посыпалось, поднимая наемницу выше. Хотелось скорее решить свою судьбу — быть спаленной или стать богатой. В нетерпении Хара поднялась на ноги и только собралась шагнуть из-под малахитового укрытия, как крошка над ней посыпалась. Бильбо замаячил впереди. Острые когти впились в камень. Лисца чуть не навернулась на золоте, но вовремя схватилась за колонну. — А может, мне дать его тебе и смотреть, как Дубощит мучается? Как камень сводит его с ума? — шелестел ящер. Хара решительно вбежала вверх по удобному склону золотой горы, забираясь наверх каменного острова. Дракон стоял крылом прямо на нем, открывая брюхо в драгоценных наростах. Южанка ахнула своей удаче, вцепившись глазами в темное пятно без брони. Ей казалось, моргни она, и то исчезнет. Смауг наклонился ниже, стремясь дышать прямо в лицо хоббиту. Лисца возликовала и, чуть пригнувшись, проткнула жесткую плоть мечом. Бильбо увидел, как глаза дракона расширились в ужасе. Надо полагать, у хоббита были такие же в тот момент. Хара вонзила клинок по самую рукоять и провернула его, чувствуя на себе горячую кровь дракона. Смауг содрогнулся, захрипев. С усилием вынув меч, наемница резко вогнала его ещё раз. И, не веря своему счастью, в третий раз проткнула сердце ящера. Смауг обмяк, потухая, и пал с клинком в груди. Кажется, последний удар сердца последнего дракона Средиземья был слышен на всю сокровищницу Эребора. Хара в последний момент спрыгнула из-под туши вниз, скатываясь по монеткам прямо к мохнатым ногам. Бильбо испуганно вгляделся в неё, оседая на пол. Наемница, неверяще качая головой, вновь посмотрела на дракона, встречаясь со стеклянными глазами, и поежилась. — Лисца…? — пискнул хоббит. — Бильбо, — улыбнулась она, пьянея от чувства свершившегося невозможного. — Ты знал, что невозможное возможно? Полурослик выдохнул. Хара стала подниматься на ноги. Тяжелое марево плыло перед глазами. Все руки были залиты теплой кровью. Она ещё раз обернулась, посмотрев на испустившего дух Смауга, и назойливая мысль закралась в голову — неужели все? неужели так просто? В залу вбежали гномы с мечами наизготовку. С наемницей они встретились на ступенях и ужаснулись. — Мы слышали, как что-то с таким грохотом упало, что решили, будто Гора раскололась, — стараясь держать себя в руках, произнёс Балин. — Балрогова мать! — не церемонясь, вздохнул Двалин. Окинув поле боя взглядом, он остановился на Лисце. Южанка была в крови с ног до головы. Она пахла смертью. Лицо в багровых полосах, слипшиеся волосы, отсыревшая одежда, дрожащие руки. Хара искупалась в драконьей крови. Приходя в себя перед молчаливой компанией, она стала отплевываться от железного привкуса. — Меня зовут Лисца, Двалин, — вымолвила наконец наемница скачущим голосом, стараясь усмехнуться. — Значит, Смауг мертв? — выдохнул Ори, круглыми глазами разглядывая багрово-золотую тушу. — Значит, Эребор наш, — искренне улыбаясь, просиял Торин. Он с невыразимой благодарностью посмотрел на Хару. Та почтительно кивнула, через раз разлепляя ресницы в засыхающей крови. — Значит, берегитесь, Высочества, — хмыкнула Лисца, отыскав среди гномов принцев. Братья переглянулись. — Ты клялась, что избавишься от дракона, — припомнил Кили. — А он ещё здесь, — закончил Фили, кивнув на исполинскую тушу. Торин, хмыкнув, кивнул, соглашаясь с племянниками. Хара нервно хихикнула.