По дорожке из желтого кирпича

У Сычжуя нет эрогенных зон. Это Цзинь Лин выясняет сам, даже без подсказок Цзинъи, которые тот обычно дает ему в постели, когда они вдвоем доводят своего парня до исступления. В конце концов, Цзинъи с Сычжуем вместе были дольше и друг друга изучили лучше; Цзинь Лин почти не завидует и советы принимает. Но этот факт он устанавливает сам: Сычжуй отзывчивый, чувствительный и чувственный, но такого, чтобы его встряхнуло и замкнуло, не бывает никогда. Не то чтобы Цзинь Лин воспринимал это как личное поражение, нет, просто сам он знает, каково это — отключиться от мира, когда кто-то прикасается к твоей эрогенной зоне. У Цзинь Лина это мягкое местечко под коленкой; когда у Цзинъи выдается особенно игривое настроение, он может, не прикладывая усилий, заставить Цзинь Лина забыть свое имя. Сам Цзинъи легко плавится в руках, если ему заласкать шею и ключицы — он вдруг теряет над собой контроль и становится податливым невероятно. Цзинь Лин не считает себя богом в постели, — это действительно прерогатива Цзинъи — но порой и ему хочется проявить себя. Поэтому он делится кое-какими мыслями с Цзинъи, и тот от его идеи приходит в восторг. К исполнению своего плана они готовятся недолго, но тщательно. Правда, когда Цзинь Лин последним штрихом отмывает в их ванной длинное зеркало (у них две раковины, установленные в длинной каменной столешнице, и над ними тянется прямоугольник зеркала), Сычжуй косится совсем с подозрением, но не говорит ничего. Завтрак намеченного дня проходит в уютном молчании, а Цзинь Лин и Цзинъи переглядываются заговорщически всего лишь два раза. Это выходной, воскресенье и поздняя зима, на улице выливающаяся в раннюю весну. Изначально они планировали провести этот день, валяясь в пижамах на кровати и пересматривая всю франшизу «Миссия невыполнима», но Сычжуй чутко улавливает настроение своих парней, дает облепить себя с двух сторон и фырчит: — Дайте мне полчаса подготовиться, маленькие изверги! И Фею к соседям отведите. Цзинъи утягивает его в поцелуй, Цзинь Лин прокладывает губами по скуле мокрую дорожку, и они вместе отстраняются, давая Сычжую свободу действий. Тот, все так же пофыркивая (Цзинь Лин различает заинтересованность!), закрывает за собой дверь в ванной, но — они прислушиваются — замок не запирает, как и всегда. Пока все идет по плану. Цзинь Лин с разбега влетает в уличные тапочки, цепляет сопротивляющуюся Фею на поводок и, бормоча ей что-то ласковое, уводит на улицу. В первый свой раз они просто заперлись в комнате и в итоге слушали завывания в коридоре. Во второй — выпустили во внутренний двор, и теперь у них на двери красуются длинные белые полосы царапин. Пришлось снова проситься к соседям, но те и не были против; сначала Цзинь Лин ревновал питомицу к ним, но потом смирился — все же, улыбчивые старики их выручали. Когда он, рассыпавшись в любезностях и отдав поводок, возвращается в дом, у Цзинъи почти все готово. Цзинь Лин только помогает ему поднять по лестнице высокий табурет из кухни (им остается надеется, что в ванной тот впитает не слишком много влаги), а потом они заглядывают внутрь. Полчаса, вообще-то, еще не прошло, и Сычжуй стоит спиной к ним в душевой кабине с матовыми стенками. Воздух влажный и пахнет мятным гелем для душа. Цзинъи проскальзывает первым, заносит табурет, Цзинь Лин берет приготовленное и крадется к не заметившему их Сычжую. Дальше — действовать быстро. Цзинь Лин не дает Сычжую обернуться, с силой вдавливая в кафель, прикусывает загривок. Адски хочется прикоснуться к бедрам, плавно провести снизу вверх до подмышек, щекоча ребра, но план пока в приоритете, и Цзинь Лин ловко накидывает Сычжую на шею крепкую, в палец шириной, позолоченную цепь. Сычжуй мгновенно замирает, заставляя Цзинь Лина встрепенуться и прислушаться, но только дыхание его становится тяжелее, ощутимее, оседает конденсатом на плитке. Цзинь Лин от безнаказанности приходит в восторг. Он снова накрывает Сычжуя собой. Они одной комплекции, только Цзинь Лин занимается в зале, поэтому в силе у него преимущество; Сычжуй откидывает голову, позволяя снова провести поцелуями от уха и ниже, к лопаткам. Цзинь Лин наматывает цепь на руку, вынуждая Сычжуя прижаться к себе так близко, что тела почти сливаются друг с другом. — Вы там застряли? — звучит насмешливо из-за спины. Цзинь Лин цыкает недовольно и, не давая Сычжую опомниться, подхватывает его под бедра и выносит из душа. Тот неуклюже взмахивает руками в попытке не упасть, но Цзинь Лин и не позволяет — за пару шагов пересекает комнату и опускает Сычжуя на колени на табурет. — И что вы задумали? — срывающимся в хрип голосом интересуется Сычжуй, устраивается на сиденье поудобнее, вертя головой. Его, очевидно, смущает поза, в которой он сидит — ноги согнуты в коленях и разведены в стороны, а руки как единственная опора стоят между ними. — Тебе понравится, — почти нежно отвечает Сычжую Цзинъи, а потом звонко шлепает его по ягодице. — Ты же не успел растянуть себя? Сычжуй поджимает губы, качает головой утвердительно. — Чудесно, — заключает Цзинъи и расстегивает ширинку. Сычжуй дергается вперед, к Цзинъи, и в его глазах горит нетерпение. Тем растеряннее он кажется, когда Цзинь Лин с тихим смешком дергает его за цепь назад; Сычжуй заваливается на спину, опрокидываясь Цзинь Лину на грудь, и кольца в цепи звякают, стыкаясь. — Что?.. — не успевает возмутиться он, как Цзинъи тут же оказывается рядом и прижимает пальцы к чужим губам. — Сегодня по нашим правилам, детка. Цзинь Лина самого внезапно ведет от этого наглого, дерзкого «детка», а Сычжуй и вовсе вздрагивает. Цзинъи хихикает, разбивая неловкость, и опускается на колени прямо между разведенных ног Сычжуя. — Это значит, что я буду делать все, что захочу, — шепчет довольно и прикусывает внутреннюю сторону бедра, оставляя там внушительный синяк. Цзинъи весь — сплошная неожиданность, поэтому Цзинь Лин со спокойной душой отдает ему контроль над ситуацией. Только сильнее цепь на шее Сычжуя тянет и губами собирает влагу с чужой шеи, плеча, лопаток; потом возвращается к загривку и кусает, вырывая стон и оставляя отпечатки зубов. Сычжуй все еще влажный после душа, разгоряченный, и его ведет так, что тело под касаниями четырех рук начинает дрожать. Цзинъи смыкает кольцо пальцев на основании его члена и губами касается головки, мягко посасывая и обволакивая полутвердую плоть. Отстраняясь, лижет кончиком языка уретру, легонько дует, и еще, и еще, и еще… Это «еще» Сычжуй выстанывает, не задумываясь, а потом краснеет, когда осознает свое нетерпение. Цзинь Лин мягко целует его в скулу и переглядывается с Цзинъи. — Меняемся? — предлагает хитро тот. Цзинь Лин с сожалением отдает цепь, а Цзинъи ловко заламывает Сычжую руки назад и неплотно скрепляет их звеньями. Сычжуй от возмущения задыхается, тянет что-то вроде «Ах вы!..», но давится своими же словами, когда Цзинь Лин, не церемонясь, берет его в рот до конца. Цзинъи на это насмешливо хмыкает, но Цзинь Лин сосредотачивает все свое внимание на другом: поднимает голову и из-под челки блядски глядит в чужие глаза. Нескольких активных движений головой и втянутых щек хватает, чтобы Сычжуй выгнулся и заскулил, и Цзинъи, просто водивший руками по его телу, тут же хлопает Цзинь Лина по плечу, призывая отстраниться. — Ненавижу вас, — исступленно выдыхает Сычжуй. — Ты ошибся в слове «люблю» слишком много раз, детка, — хмыкает за его спиной Цзинъи. Они снова окружают Сычжуя с двух сторон. Про цепочку на время забывают: она остается где-то за спиной, изредка позвякивая, когда Сычжуй дергается от наслаждения. Цзинь Лин вовлекает его в поцелуй, сплетая языки и лаская небо (он ни за что не признается, что так целоваться научился от Цзинъи), пока сам Цзинъи усаживается на корточки и обрушивает несколько звучных шлепков на подрагивающие ягодицы Сычжуя. Тот коротко стонет, наклоняется вперед, падая в крепкие руки Цзинь Лина, и взвизгивает от неожиданности. Цзинь Лин хмыкает, не прерывая поцелуй — Цзинъи сказал, что хочет попробовать римминг, и Цзинъи пробует. Снизу раздаются грязные хлюпающие звуки, и Цзинь Лин чувствует, как его член наливается кровью. Он несколько раз подается вперед, касаясь живота Сычжуя, как бы намекая, и тот понимает — обхватывает твердую плоть ладонью и надрачивает в такт быстрым толчкам языка Цзинъи в своей заднице. Цзинь Лин от удовольствия закатывает глаза, за голову привлекает Сычжуя к себе на плечо, мягко массируя волосы, и мурлычет ему на ухо что-то бессвязное. Но не стоит скидывать со счетов Цзинъи. Порой Цзинь Лину кажется, что у того или природный талант, или весьма обширная история любовных похождений за плечами: Цзинъи настолько удивительно чуток к своим партнерам, настолько чертовски хорошо умеет доставлять наслаждение, граничащее с болезненной истомой, что Цзинь Лин, до сих пор оставляющий за собой активную роль в постели, ощущает острое желание подчиняться. Поэтому Цзинъи всегда ведет их, руководит процессом; вот и в этот раз Цзинь Лин совершенно не удивляется, когда Цзинъи выдергивает всех троих из забытья и вновь заставляет играть по своим правилам. Тонкая цепь снова перестукивает звеньями, и голова Сычжуя осторожно, но неумолимо отдергивается назад. Цзинь Лин переводит затуманенный взгляд на Цзинъи и по едва заметному кивку понимает, что пришло время основного представления, ради которого они это и затеяли. Цзинь Лин заходит Сычжую за спину и снова подхватывает его на руки. Сычжуй не легкий, конечно, но гибкий и податливый, поэтому ластится к горячему телу, обвивает ладонями с тонкими музыкальными пальцами и замирает, ожидая: такой нежный и покорный, что огонь возбуждения затапливает все существо, заставляя что-то глубоко внутри скрутиться в тугой узел. Они подходят ближе к зеркалу, и Цзинъи, вертящийся вокруг, тут же быстро протирает гладкую поверхность от конденсата, потом — заботливо подставляет скамеечку под одну ногу Сычжуя. Он ловит в зеркале сычжуев непонимающий взгляд, бегающий от одного к другому, и встает за спиной Цзинь Лина. — Посмотри на себя, детка, — голос Цзинъи, обычно звонкий, сейчас басистой патокой растекается по ванной комнате, отражаясь от плитки. — Такой открытый, такой готовый. Такой красивый для нас… Сычжуй снова стонет, в этот раз даже выше, чем в предыдущие; Цзинь Лин может видеть, как на кончике его члена выделяется капля предэякулята, а мышцы живота от возбуждения непроизвольно сокращаются. Он впивается в чужую шею, оставляя розовую метку, которая сойдет к утру, и дергается, когда Цзинъи игриво шлепает его по ягодице. — Сможешь оттрахать нашу детку так, чтобы ноги тряслись? Чтобы мы завтра носили детку на руках? — Да-а, — бездумно отзывается Цзинь Лин, потому что голос Цзинъи заполняет все сознание, лишает разума. Он перехватывает Сычжуя, отзывающегося легким постаныванием, поудобнее и на пробу толкается пару раз между бедер. Потом закидывает одну его ногу коленом на раковину, другую заставляет все же поставить на скамью. Цзинъи юрко ныряет вниз, на колени, чтобы раскатать по члену Цзинь Лина презерватив и направить в Сычжуя. Первое движение — пробное, проверить, насколько хороша растяжка; второе — ленивое, скорее, чтобы подразнить, чем принести удовольствие. Цзинъи снова оказывается на ногах, снова дергает Сычжуя за цепочку, наматывая звенья на кулак, и покрывает загривок Цзинь Лина властными, терпкими поцелуями. Они втроем движутся как единый организм. — Смотри на себя, — шепчет, приказывая, Цзинъи и направляет голову Сычжуя так, чтобы его взгляд упирался в отражение. — Посмотри, как тебе хорошо, как А-Лину хорошо, как мне хорошо… Посмотри. Голос Цзинъи — яд, льющийся в уши, как музыка. Цзинь Лин осознает это, когда чувствует, что его не хватает надолго. Цзинъи продолжает шептать что-то чертовски возбуждающее, блядски заводящее, и в потоке чужих слов Цзинь Лин выцепляет только: — А-Лин, я же вижу, ты хочешь кончить. Кончай, А-Лин. Он отпускает себя и, сделав несколько рывков, со стоном пачкает презерватив. Сычжуй сжимается вокруг него пару-тройку раз, выжимая до конца, и опять начинает поскуливать: приходя в себя, Цзинь Лин обнаруживает, что чужой член плотно сжат у основания. Цзинъи сверкает глазами взбудораженно, кидает смеющееся «меняемся» и снова шепчет: — Поиграй с деткой, А-Лин, но не дай ему кончить. Я скажу, когда будет можно, — и Цзинь Лин не может ослушаться. Пока Цзинъи занимает его место, Цзинь Лин опускается на пол к чужим ногам. Сычжуй смотрит на него сверху вниз, но его глаза плывущие, словно не соображающие, что к чему, и это свидетельствует о его высшем удовольствии. Цзинь Лин думает, что Цзинъи не будет церемониться, но он двигается неспешно, почти медленно, и Цзинь Лин пристраивается к паху Сычжуя, снова беря его в рот и зажимая основание в кольцо. Он не двигается, отдавая все в руки Цзинъи; в который раз за эти полчаса — он даже не считает. Чужие толчки загоняют член Сычжуя ему прямо в глотку, поэтому Цзинь Лин старается как можно сильнее расслабить гортань и принести своим парням наслаждение. Он думает, что еще немного, и он снова возбудится, но Цзинъи — хитрый засранец — снова просчитывает все до мелочи. Поэтому сперва слышится тихий хрип — цепь сильнее затягивается на горле Сычжуя, посылая по его позвоночнику волну горячих мурашек; следом звучит ласковое «Давай, детка», и Цзинь Лин мгновенно поднимается на ноги, чтобы не дать кончить себе на лицо, но утянуть Сычжуя в очередной поцелуй и довести его рукой. Цзинъи жестче сжимает бедра обессиленно обмякшего Сычжуя и сам тянется к губам Цзинь Лина. Он не целует, кусает скорее, и тоже вскоре выдыхает расслабленно, кончая. Сычжуй что-то мычит, когда из него выходят, и устраивает голову на плече Цзинь Лина. — Кажется, мы тебя совсем заебали, прости за каламбур, — фыркает тот. — Пошли-ка под душ, а потом спать. Вот вроде трахал я, а такое ощущение, что меня. Цзинъи смеется довольно. — Вы обещали носить меня на руках, — тянет Сычжуй — не капризно, но заявляя свои права. — А-И обещал, вот пусть и носит сегодня. А я буду завтра, у меня руки устали. — Гаденыш, — ласково обзывается тот, но Сычжуя подхватывает послушно и утаскивает под воду. Втроем они в душевой не поместятся, поэтому Цзинь Лин лениво убирается: закидывает промокшее белье в стиральную корзину, использованные презервативы — в мусорку, и шваброй вытирает часть стекшей с Сычжуя воды. Удивительно, как они тут вообще не навернулись. Скамейка отправляется на законное место около стиральной машины, смазка и все к ней прилагающееся — в шкафчик. В голове мелькает мысль, что во время приездов многочисленных дядеотцов стоит убирать такие принадлежности куда-нибудь в подвал, чтобы наверняка, иначе дядя Цзян и Лань Ванцзи просто-напросто их не поймут, а Вэй Усянь будет до конца жизни всех троих подстебывать. — Ждем тебя, — Цзинъи легко чмокает его в щеку, когда проходит мимо с дремлющим Сычжуем на руках. — Ну или только я жду, — фыркает. — Можем тихонечко глянуть какой-нибудь фильм в наушниках, — отзывается Цзинь Лин, забираясь в кабинку. — Окей, я найду что-нибудь, — доносится в ответ. Быстро смыв с себя остатки их сегодняшних игрищ, Цзинь Лин довольно потягивается, ероша полотенцем волосы. Он включает на ночь вытяжку, чтобы пар выветрился, и запрыгивает к Цзинъи под левый бок; под правым, провалившись в полноценный сон, посапывает Сычжуй. — У нас детектив и Дэниэл Крэйг, — отчитывается Цзинъи, когда Цзинь Лин тыкается ему в висок носом. — Давно хотел глянуть. — «Достать ножи»? О, я тоже. — Вперед. Заставка уже многообещающая, поэтому Цзинь Лин замирает, даже не ерзая. Тени сменяющихся на экране картинок мелькают по комнате; звук в наушниках поставлен на минимум, чтобы не разбудить Сычжуя. Они сворачиваются далеко за полночь, шепотом ожесточенно споря о том, был ли сюжет предсказуемым или нет, и в итоге засыпают, придавленные сверху мстящим за разбудивший его шум Сычжуем. На следующий день его и правда приходится носить на руках. Но Цзинь Лин, попивая горький, без сахара и молока, кофе и смотря на дурачащегося Цзинъи, ни о чем не жалеет.