Цепи

      Летающие тарелки каждый день разрезали небо над большим городом, они использовались для наблюдения за немецкими средневековыми улицами и домами. Была вероятность засечь преступные элементы, которые после следовало ликвидировать. Аппараты пролетели над городом федерального значения и за день до появления «гостей». Тем временем по готическому замку, являющемуся сердцем данной области, шли двое. Страны в своей военной форме.       — Ты предполагаешь, что его инициатива — это предзнаменование войны между вами? — спросил юноша, что был ниже собеседницы.       — Не обязательно. Рейх всего лишь хочет стать крупнейшим на планете, но наш фюрер точно не решится пожертвовать союзными отношениями с целой Азией, — усмехнувшись, ответила Восходящее солнце.       — Ты так спокойна, ЯИ. Ты меня удивляешь, — приподнял уголки губ.       — Это ты слишком не уверен в возможностях нашего блока, Тай-чан. Наша сегодняшняя встреча не будет незаурядной. Мы сможем договориться, найдя компромисс, устраивающий нас обоих, — девушке отлично удавалось играть непоколебимую, с соответствующей самооценкой сверхдержаву. Хотя, на самом деле, их небо не было таким безоблачным.       — Но вы подписывали договорённость о разделении мира по 70 градусам восточной долготы. Разве нет? — изогнул брови Королевство, быстро чеканящий шаг, чтобы поспевать за японкой.       — Немец не соблюдает условия договора, даже касательно меня, — добавила Японская Империя. — Не стоит забывать и о второй причине нашего визита, — серьёзно напомнила самурай. Сиам стушевался.       — Ты точно уверенна, что стоит официально заявить о наших отношениях? — неуверенно потёр скулу Секретарь Азии. Таиланда волновало будущее его части света больше, чем чувства между ним и предводительницей. Он был её помощником и хотел для них только лучшего (ведь его благополучие напрямую зависит от успехов восточных фашистов, что-то с ними случится — тайцу тоже придётся несладко), поэтому готов был пожертвовать личной жизнью во имя мира.       — Абсолютно. Хоть это риск, но у фрица младшего нет резона объявлять нам войну, — добро уверяла милитаристка. Хоть Королевство казался слегка инфантильным, его внимательность не раз открывала глаза ЯИ:       — Пока не победим американца… А после кто его знает, — юноша подозрительно относился к европейцам.       — Сможем ли мы не проиграть ему в таком случае? — задав риторический вопрос, завела руки назад и сложила на пояснице.       — Пока ты будешь с ним беседовать, я изучу последние данные, — прижал стопку бумаг к груди. — Не зря же я их принёс, — разноцветные глаза радостно засветились, и изначально доброжелательный и весёлый Таиланд стал напоминать школьника, яро тянущегося к знаниям. Кто владеет знаниями, тот владеет миром. В такие моменты его выражение лица умиляло суровую и жестокую фашистку. Пара подошла к высоким дверям.       — Здесь наши пути расходятся, — буддист кивнул и хотел удалиться, но девушка взяла его за руку. Наклонилась и оставила на зардевшийся щеке лёгкий поцелуй. Её кисть приблизилась к двери, чтобы постучаться, но была перехвачена ладонью тайца.       — Моя очередь, — Королевство поднялся на носочки и чмокнул возлюбленную в скулу. После посмотрел на красный круг и исходящие от него лучи. Этот вид его завораживал. — Моё Солнце.       Смущенный Сиам удалился, а синтоистка вошла в зал, обычно использующийся для бесед блока «Ось».       — Рад тебя видеть, ЯИ, — пропел хрипловатый голос. Его хозяин восседал в одном из нескольких кресел, откладывая на ближайший столик книгу. Им не требовалось вставать и жать друг другу руки. Прошло двадцать лет с момента заключения союза как-никак.       — Взаимно, Рейх-кун, — самурай села напротив немца. — Предлагаю приступить сразу к делу.       — Оу, как резко, — пустил смешок нацист, — разве японцы не славятся своей тактичностью? — изогнул бровь. Две пары кроваво-красных глаз стали испепелять друг друга, словно соревнуясь, кто сгорит последним.       — Нам в разговоре требуются недомолвки? — спокойно или, лучше сказать, холодно задала вопрос фашистка.       — Нет, — крауц принял более удобную позу (он чувствовал себя очень раскрепощённо, что нельзя сказать об азиатке) и скрестил пальцы. — Я хочу Западную Сибирь. Полностью. — На заявление соратника Японская Империя прищурилась. Претензии Рейха на эту территорию были вопросом времени.       — Когда мы вчетвером принимали капитуляцию Советского Союза, было оговорено, кто заберёт какую часть его необъятных просторов, нет? — милитаристка отбирала слова, как фрукты на рынке, словно от этого зависело, отравится она или нет.       — Прошло достаточно времени, mein Freund. Оно внесло свои коррективы в мои планы, — невинно пожал плечами шовинист.       — Допустим, я передаю тебе территории до 90 градусов. Что последует с твоей стороны? — прощупывала почву, ненавязчиво намекая, что желает получить что-то взамен.       — Я в долгу не останусь, — оголил треугольники Нацистская Германия. — Юго-Западная и часть Центральной Азии до Каспия будут полностью в твоём распоряжении.       — Равноценный обмен получается? — мужчина кивнул, будто говоря: «Само собой, иначе и быть не могло». Это неплохая сделка: оба куска земли не бедны на ресурсы, но населению Сибири нацист симпатизирует больше, а фашистка изначально не хотела расширять свои владения на север. Помедлив только для вида, беловолосая произнесла: Я принимаю твоё предложение.       — Gut! — наци прихлопнул в ладоши и заулыбался, прикрывая глаза, как маленький ребёнок. Настроение наци могло резко измениться в любую секунду. — Думаю, можем перейти к не политическому вопросу. Честно признаюсь, твоё желание не вызвало у меня удивление, но это не значит, что обрадовало меня.       — Уточнишь? — лицо исказилось, будто японка испытала отвращение, но она лишь сильнее прищурилась, будто клыки Рейха слишком ярко блестели, отражая дневной свет.       — Когда я предложил эту идею, вся Ось согласилась и приняла этот закон в своих странах. Главное табу: не вступать в половую связь, от которой невозможно получить потомство. Ведь я хорошо придумал, да? — склонил голову в вопросе. Он играл, как тигр с ланью, не видя в той угрозы. — Это благоприятно скажется и на людях, и на странах. Нам же нужны силы для Империй, верно? И что же мы видим? — фриц принял злобное выражение худого лица, вмиг поменяв дружелюбную маску на презрение… и обиду?       — Мне следует указать тебе на некоторые детали, но не отчитываться. У меня уже есть наследница, так что пренебрежение этим правилом не ставит под удар наше будущее. Так же я имею веский аргумент в поддержку наших с Таиландом отношений.       — Я весь во внимании.       — У нас одинаковые узоры на запястьях. Так что я могу, будучи альфой, быть с моим бетой.       — Достойные доводы. Однако, я ни в коем случае не собирался вставать между вами, — поднял руки в примирительном жесте, словно вообще был тут не причём.       — Хотела, чтобы ты видел всю картину, — немец усмехнулся. Союзники — друзья в одном лице — знали об увлечениях друг друга. — Думаю, наш разговор окончен. Мы остановимся во втором дворце до съезда Оси.       — Не желаете остаться здесь? — японка отрицательно покачала головой. — Почему же?       — Твои соседи слишком шумные, — ЯИ встала и, попрощавшись, вышла в коридор.       Сиам сидел на подоконнике и болтал ногами, задумчиво смотря в пол. Услышав шаги, Королевство поднял взгляд. По улыбке Империи он мог распознавать то, что она на самом деле чувствует, а не то, что хочет показать. Юноша слез с подоконника, взяв в руки документы.       — Хотя бы у тебя хорошие новости? — поинтересовался бета.       — Мы совершили равноценный обмен территориями, и я известила о наших отношениях, — фашистка заправила синюю прядь за ушко азиату. Секретарь Азии покрылся лёгким румянцем. Ему льстило, что японка так нежно к нему относится. Возлюбленные направились к выходу.       — Я изучил последние данные. Могу доложить о них, моя альфа? — на официальный тон Восходящее солнце вздохнула. Иерархия. Между предводителем и подчинённым, между тем, кто находится выше и ниже в пирамиде греческих букв. Субординация должна всегда соблюдаться, никто не должен выходить за жёсткие рамки. Японская Империя была из тех, кто поддерживал сохранение данных правил. Однако, касательно Тай-чана она не хотела их соблюдать, что прекрасно знал последний. Но между ними Сиам любил играться с обращениями на «ты» и «вы».       — Если изволите, — сымитировала одного общего знакомого, которого не особо жаловал буддист.       — Ты, ЯИ, четвёртая по ВВП. Нацистская Германия — на позицию выше. Американец, несмотря на блокаду, остаётся лидером, но обгоняет незначительно…       — Ясно, — заключила самурай, перебивая, что могло означать, что информации достаточно. — После победы над США придётся изворачиваться, как угорь, которого выбросило на берег. Младший фриц вместе со своим дружком в шляпе сразят нас не скоро, но конец уже сейчас очевиден. Нужно будет любыми средствами избежать войны Азии и остального света, — девушка прикрыла глаза, ища что-то в памяти. — Крушение Империи всегда заканчивается катастрофой. Французская, Российская, Германская… Взять того же СССР.       — Начинаем искать союзников?       — И наращивать военную мощь. Если будем сильны, то отобьём желание у европейцев полакомиться нами. — Тай-чан, согласившись, кивнул.

***

      Маленький мальчик лежал в ванной. Вода была не горячей, чтобы не щипать множество порезов, но и достаточно тёплой, дабы славянин не замёрз. Тело, навсегда застывшее в шестнадцатилетнем возрасте, не в состоянии самостоятельно поддерживать необходимую температуру. Пленник поёжился, пытаясь найти позу, при которой боль хоть немного утихнет. Лежать на кровати не вариант — на какую-нибудь рану точно надавит небольшой вес мальца. Но он уже привык, не первый год диктатор распоряжается его телом и жизнью, как пожелает.       В коридоре слышатся шаги, что приближаются сюда. РСФСР не хочет верить своему слуху, но тот его никогда не подводит. Внутри груди русского всё сжимается, что боль отдаёт и в лёгкие, и в сердце. Мальчик просто не хочет видеть его сейчас, в таком состоянии. Дверь отворяется. Рейх, не обращая внимание на принимающего ванну, подходит к раковине. Снимает фуражку и бережно кладёт на стол. Немец всегда заботится о состоянии своих вещей. Поэтому Россия до сих пор жив. Нацистская Германия поправляет зачёсанные назад волосы, улыбаясь отражению. Умывает лицо, пока мальчик сжимается в ванной, надеясь, что хозяин предпочтёт уделить внимание себе, а не ему.       — У тебя получилось дойти сюда? Удивил, — вытерев лицо, кинул смешок крауц. Рейхскоммиссариат нервно сжал руки, впиваясь в распаренную и тонкую кожу спиленными ноготками. Третий натянул самодовольную маску, ставя факт, кто здесь главный. — Обычно ты до вечера не можешь встать. Тебе стало лучше, дитя, или это я не старался прошлой ночью?       Уродливая кривая усмешка оголяет клыки, что жаждут впиться в юное тело перед ними. Но РСФСР не смеет оторвать взгляд от своего мучителя. Если отвернётся — последует смачная оплеуха. А при условии, что у арийца плохое настроение, последствия могут быть куда плачевнее. Наци может схватить ребёнка за волосы и ударить о стену или попытаться утопить в остывающей воде. Когда игрушка не подчиняется, он жесток к ней. Однако, если пленник ведёт себя хорошо, Третий Рейх не скупится на нежности. Хотя те смотрятся дико контрастно после порки или разнообразных забав, что приходят на ум сверхдержавы с богатым воображением.       Национал-социалист присаживается на край ванны. Россия прижимает локти к телу, словно пытаясь прикрыться от фантомов прошлых ударов. Мальчик не закрывает интимных мест. Извращенец видел многое, а вытворял с не выросшим телом ещё больше. Но это базовый инстинкт — Росси не знает, в каком расположении духа немец, и поэтому предугадать, будут ли смены настроения, пока не может. Третий очерчивает личико жертвы, взятой ему на растерзание, смотря прямо в небесно-голубые глаза. Их роговица высохла, пока сын СССР боялся моргнуть. Нежно огладив щёку, немец встаёт и начинает раздеваться. Мальчик наконец отворачивается. Он ненавидит, когда рядом кто-то остаётся без одежды. Хотя с другой стороны, когда Великогерманский Рейх обнажает его перед союзниками, подросток не чувствует, что что-то должно было быть иначе. Привык. Тем более позор и унижение — не самое плохое, что он пережил с момента падения отца. Первые недели или месяцы (РСФСР не помнит) были ужасными…       — Пододвинься чуток, — приказывает нацист. Восточный славянин подбирает под себя ноги, прижимая их к груди, и отодвигается к середине большой ванны. Обнажённый фриц аккуратно пристраивается за хрупкой спиной. От второго тела уровень воды поднимается. Мужские руки ложатся на талию подростка, крепко, но нежно взяв под ребрами. — Можешь лечь на меня, Schätzchen?       Рейх предоставляет России выбор, сын Союза может и отказать. Серьёзных последствий не будет — мальчик понял по тембру голоса, превращающего хрипотцу в шелковистый полушепот. Этим вечером Нацистская Германия не изменит настроение в мгновение ока, вместо кольца палец не встретит иглы. Очень редко, когда после ночных развлечений на следующий день национал-социалист не добр по отношению к своему сокровищу. Логично, ведь пар уже выпущен, и они могут притвориться, будто в их отношениях царит любовь и гармония. Как отвратительно это звучит. Но крауцу нравится, когда наследник врага плачет, молит о пощаде или пытается сопротивляться лишь во время их игр. Остальной день он желает видеть влюблённые глаза цвета неба. У него ужасные запросы к республике. Конечно же, последний даже спокойно, без поиска подвоха, посмотреть на мучителя не может.       РСФСР тихо выдыхает воздух, успокаиваясь. Немец не причинит ему вреда сейчас, в эту минуту. Рейхскомиссариат неуверенно отклоняется назад. Руки теперь жадно, но осторожно обвивают его грудь, стыдливо прикрытую аккуратными кистями. Рейх помогает любимцу лечь на него. Россия хочет ласки. Хоть немного, хоть совсем чуть-чуть, всего капельку. Если он не будет брать щепотку нежности от убийцы, то сойдёт с ума от боли и безысходности своего существования. Поэтому мальчик скромно кладёт затылок на грудь мужчины. Не облокачиваясь полностью, словно спрашивая разрешения. Захватчик, безусловно, позволяет игрушке получить близость, длинными пальцами огладив контур маленького лица. Республика закрывает глаза на то, что половой орган нациста теперь упирается в его пятую точку и спину. Он привык терпеть. Терпение у русского в крови.       — Сильно болит, Kleine? — вежливо интересуется красноглазый. Оба понимают, о чём идёт речь. Но почему сверхдержава так называет его? У них небольшая разница в возрасте, это из-за разного положения страны они не одинакового выглядят в свои примерные 35 и 50 лет.       — Немного, — «Очень больно».       — Правда? Я случайно разорвал тебя, nett, — ариец дарит поцелуй в перекат плеча, фальшиво извиняясь. — Ради растяжки откусил себе когти, но всё равно перестарался. Какая досада, — Рейх не любит тратить средства впустую. — Однако, раз это не доставляет тебе сильного дискомфорта, завтра мы прекрасно проведём время, — русский затылком почувствовал хищный оскал. Искусанные губы испуганно сжались, пленник всегда интуитивно ощущал опасность. Кроваво-красные пальцы с полностью отросшей ногтевой пластиной прикоснулись к волосам подростка, плохо расчёсанным в этот день. Перста прошлись по безжизненным голубым, как меньшая сторона флага, волосам, зачёсанным на один бок, словно расчёсывая их. В руке остался целый клок. Они выпадали. Потому что Россия был нездоров.       — Знаешь, что я в этот раз с тобой сделаю? — как ни в чём ни бывало спросил Рейх, вдыхая ненавязчивый аромат мальчика. Тот коротко отрицательно кивнул. — Вечером мы начнём игру. Тебе нужно будет выполнять задания, чтобы получить очки, а взамен их выкупить себе одежду. Иначе ты, милый, будешь круглосуточно ходить без неё и при семье, — так иногда называл Ось крауц. Ладонь нежно оглаживала неширокие плечи. Контраст между ласковыми действиями и жестокими словами давил на ребёнка. Желчь скапливалась на корне языка, и её приходилось сглатывать. — Например, с той минуты ты обязан будешь готовым в любую минуту принять меня. Не важно, чем ты занимаешься — дырочка должна быть разработана и смазана. Ты ответственен за это. Не справишься — мне только в радость. Чем сильнее твои стенки сжимают меня, тем приятнее, ты же знаешь? — небесные глаза мальчика покрылись плёнкой слёз. Благо, Нацистская Германия сидел сзади и не видел нарушение запрета на плач. Россия не хотел. Не хотел, чтобы над ним издевались! Даже за столько лет не привык к извращениям и, тем более, не начал получать от них удовольствие. Однако, ариец мог спросить, что содержанец предпочёл бы на следующий завтрак, в каком костюме ему больше нравится ходить или не нуждается ли он в чём-нибудь. Но в отношении секса РСФСР не смел перечить своему владельцу, полностью предоставляя не выросшее тело в костлявые руки убийцы миллионов.       — Также ты сделаешь уборку в комнате. Возможно, в передничке на голое тело, если, конечно, сможешь его отыграть, — когтем Рейх взял прядь волос и начал играться с ней, пока вторая рука отстранила детские ладони и огладила мальчишескую грудь. — Хотя можно ли тогда будет назвать тебя обнажённым? Считаются ли прищепки на соски за одежду? — немец расхохотался.       Славянин подавлял слёзы. Давно национал-социалист не планировал так измываться над ним. Сын СССР вжался в грудь Рейха, превращаясь в слабый комочек, ища поддержку, но не у него. А у того арийца, что тщательно обрабатывает его раны, нанесённые им же; заботится, как о своём ребёнке, чтобы тот ни в чём не нуждался и развивался. В такие моменты Нацистская Германия становился лучше родного отца — первого кошмара в юной жизни. Но в один момент красноглазый становился вторым. РСФСР почти что прощал Третьего за извращения и издевательства, как они повторялись с чёткой периодичностью в два дня два раза и три один раз. То есть почти каждую неделю три ночи ужаса. И так не один год. Сам Россия изумлялся, почему не обезумел. Видать, у его народа ещё остались силы и самоиндефикация, что яростно подавлял захватчик. Но большее его поражало, что проснувшись посреди ночи, он искал немца. Не того, что насилует его, а того, что словно заглаживает вину за первого. Республика не мог понять, почему тот ему нужен, необходим, как кислород?