Я всего лишь хотел, чтоб меня любили

      Жить без Куджо было... Чертовски непривычно. То есть, боже мой, пусть они пробыли вместе всего лишь какую-то жалкую неделю, а привычка просыпаться и видеть рядом кого-то, чувствовать, как тебя обнимают сильные руки, слышать, как до ушей доносится тихий шёпот, ко всему этому паренëк привык слишком быстро. Слова «Я тебя никогда не отпущу» грели душу и поднимали настроение каждый раз, каждый фигов день. Но сейчас всего этого нет. И не появится совсем. Ни через день, ни через два, сколько не жди. Ты будешь чувствовать это глухое одиночество и опустошённость. Осень приходит слишком уж быстро, ведь каждые сутки сливались в одни. Ничего не происходило. А на улице сыро и мокро. Дожди зачастили. А после них яркое солнце. Погода меняется слишком быстро, словно умалишённая. От такой постоянной смены голова раскалывается, давление прыгает, меняясь по нескольку раз на дню, заставляя стонать от боли и усталости, лёжа в кровати, понимая, что дальше — хуже.         Кепка, что теперь каждый день встречала его кротким одиночеством, лёжа на столе прямо перед носом. Какёин носил её иногда самостоятельно и почти всегда, когда был на видеосвязи с Джотаро. Тогда тот приехал домой, чуть не умерев от заботливых рук, что затащили его в сильные объятия, своей скучающей матери. Эти двое по-прежнему смеялись и веселились, засыпали вместе под рассвет. Первое время. Потом же, как только началась учеба, постоянный стресс, приближающиеся экзамены и учителя, которые, не побоюсь сказать, ебут подросткам мозги на счёт всего этого. Всё это очень ограничивало их. Развлекаться так долго просто не было времени.       — Я чувствую, что не выживу. Прошел лишь месяц от начала учебы, а мне хочется достать верёвку и мыло, — тихо говорит Нориаки в один из тех долгих вечеров, когда они вдвоём, в почти полной тишине, сидели и решали эти чёртовы книжки по ЕГЭ, лишь иногда глубоко и чертовски устало вздыхая, борясь с желанием сначала обматерить всё министерство образования, а позже свалиться спать. Прямо на столе.       — Прекрасно тебя понимаю, Вишенка. Правда, — голова Джотаро покоится на его же руках. На экране телефона мальчишки помладше были лишь темные пряди. Куджо хотел сегодня сходить в ванную, наконец-то отдохнув, заставляя тело приятно обмякнуть в горячей воде, может даже улыбнувшись пене, которую так обожал делать в детстве, но нет. Контрольная по химии, о которой в социальной сети их учитель предупредил слишком уж поздно, сказало ему и всем таким планам отдыха пойти далеко и надолго.       Позже они, чуть-чуть взбодрившись, начали говорить более оживлённо. У Куджо на лице его плащ, а на нём — тетрадка по химии. Нориаки незаметно делает скриншот, тихо хихикая себе в кулак, слыша негромкое «Так меня и похороните». Джотаро и сам улыбается. Устало, безумно измотано, но счастливо. Именно с этим парнем у него поднималось настроение, где бы оно ни было: на первом кругу ада или же где-то в земле.       Темноволосый ложится в кровать, да и засыпает, в принципе, тоже, первый. Нориаки ещё убирается на столе, собирая рюкзак прямо сейчас, иначе завтра с утра он определённо что-то, да забудет. Тетрадку, пенал, а может, спросонья осматривая стол, что был полностью уставлен красками, цветными акварельными карандашами. Ведь сейчас очень, та самая полная когда чувство одиночества, особенно у него, обостряется, а в руках хочется постоянно держать кисть, вырисовывая на листе огромного формата такую яркую и прекрасную картину, что находится буквально за окном. Каждую лужицу и упавшие в неё бурые листья, каждый кустик, что пестрит своей красотой. Каждого проходящего мимо человека с такой запоминающейся, только его, внешностью.       — Спокойной ночи, солнце, — тихо говорит Нориаки, аккуратно присаживаясь на стул, потирая шею рукой. Затем берёт провод от зарядки и вставляет его в телефон. Всё это — маленький ритуал перед сном. Положить телефон заряжаться, чтобы потом не молится в школе на оставшиеся процентов тридцать, попрощаться с любимым, сбросить звонок и быстро-быстро побежать, как угорелый, к кровати, дабы злые монстры из шкафа и щелей не схватили тебя за пятки.       — Мх-х... — слышится из динамика, а после идёт неразборчивый шорох одеял. Джотаро ворочается, — Спокойной...       Недоумение, а затем, спустя лишь пару секунд, лёгкая улыбка расплывается на усталом лице. Даже сквозь сон, достаточно крепкий, кстати, тот может ответить ему, позже этого совершенно не помня. Вспоминается одна ситуация, точно такая же: Куджо заснул, а Нориаки уже и сам собирался ложится спать и вот, говорил свою обычную речь, начиная от «Ты спишь, ДжоДжо?», заканчивая «Сладких снов, любимый». Но тогда тот ответил. Ответил на первый же вопрос тихим и немного грубым (у него был тяжёлый день) «Да, вообще-то». Это было достаточно мило и забавно. Да и, в принципе, всё, что говорил спящий Джотаро было таким. Таким очаровательным и весёлым.

***

      — Нет, ну вот как-как, а вот так меня ещё никогда не называли!       Джотаро злится. Не слишком сильно, чтобы кричать на кого-то, но настолько, чтобы идти по улице сразу после школы, поднося микрофон ближе ко рту, разговаривая со своей вишенкой, громко возмущаясь и тихо матерясь, ведь снова начинает тонуть в этих чёртовых лужах. Всё дело в том, что сегодня у них была замена. Их учительница, кажется, заболела и уроки решили не отменять. И вот, как только она зашла в класс и началась перекличка, она ошиблась. Ошиблась так, что смеялись все. Ведь с этого момента темноволосый стал не Джотаро Куджо, а Джотаро Кунжут!       — Действительно, мой дорогой и любимый кунжутик, — Нориаки смеётся, пытаясь крепко удержать в руках и телефон, с парнем на проводе, и зонтик. Ветер дует слишком уж сильно, а Какёина сносит. Джотаро же тяжело вздыхает, но улыбается.       Жить рядом с твоим учебным заведением — крайне удобно. Можно за пару минут сбегать за тем, что по ошибке или же невнимательности оставил (самое главное — вовремя вспомнить) дома. Или быстро дойти после всех выматывающих уроков, окунаясь в теплоту и уют квартиры, чувствуя как щёки начинают краснеть от небольшого перепада температур, а также улыбаться приятному и манящему запаху с кухни. Темноволосый жил именно так. Намного быстрее оказывался в квартире, чем Нориаки, иногда поддразнивая его на счёт этого, дескать, топай-топай, движение — жизнь. А тот же огрызался, что нахер тогда такую жизнь и вообще у него руки очень замёрзли. В такие моменты оба хотели оказаться рядом. В особенности Какёин. Он бы грел свои руки о чужие, прикасаясь холодными губами к чужим щеках, утопая в объятиях. Но, увы, расстояние портит всё.       Они отключались после того, как ярковолосый оказывался дома, тихо постанывая от усталости. Ноги болели после такой прогулки, хотелось упасть на диван и заснуть, но нельзя было. Потому что и желудок агрессивно требовал поесть, и мозги кричали о том, что потом он не сможет нормально заниматься. А если и будет, то ляжет очень поздно, немного сбив режим, злясь на всё и вся с самого утра. Так что, слыша «Я тебе вечером наберу», оба расходятся, иногда лишь кидая друг другу мемы и заедающие в голове песенки.         И вечер настает. Чаще всего оба просто занимались уроками, но в некоторые дни, когда все дела были сделаны, все сочинения написаны, а номера по геометрии магическим образом выполнены, парни: Джотаро, Жан, Мохаммед, ну и, естественно, Нориаки, собирались в Discord-e и вспоминали былые времена, играя в Майнкрафт. Выживание, романтичные ночи, проведённые в шахтах вместе, с криками «Блять, Куджо, спасай мои вещи, я только что ебнулся в лаву!», фермерство от Абдула и обиженные визги «Ничего вы в искусстве не понимаете!» француза и его кривого дома. И сегодня было так же. Ночь, мама спит и уже не ругает сына за то, что тот ложится поздно (хотя, всё же, иногда упрекает его в этом, видя синяки под глазами, что были не только из-за учебы, но и из-за отдыха). Ад, все они ищут крепость.       — Польнарефф, я тебя, конечно, очень люблю, но если ты ещё раз ударишь меня я приду к тебе ночью домой и глаза паяльником выжгу, слышишь? — шипит Нориаки, каждый раз, когда друг, громко хохоча, снова ударяет его. Ударяет, а позже видит, как друг отлетает в лаву. В этот момент, кажется, абсолютно у всех спёрло дыхание. Джотаро произносит тихое «Я принесу на твою могилу яблочный сок», а Абдул подхватывает, говоря о том, что будет кормить его черепашку Антона, после смерти парня. Ведь все знали — месть Какёина страшна.

***

      Первая четверть медленно, но верно подходит к концу. Все пытаются не то, что жить — выживать. Настроение и состояние с каждым днём становится всё хуже и хуже. Не хочется ни быть, ни говорить вообще ни с кем. Хочется просто не просыпаться. Перестать существовать в этом чёртовом мире с этими людьми и проблемами, наконец-то отдохнув. Отдохнув от всех, даже от самого себя. Нориаки чувствовал себя опустошенным. Словно бы все чувства просто взяли и разом пропали в один миг. Кажется, это называют эмоциональным выгоранием. Словно бы он был не человеком, а спичкой. Немного сломанной, черной от недавно прошедшего по ней огня, спичкой. Не самое лучшее состояние, поверьте.         Ему не хотелось подниматься с кровати. Руки и ноги просто не работали, а глаза так и хотели закрыться. Он... Он чертовски устал. Устал от всего. Ему надоело смотреть на эти тупые рожи одноклассников, что ржут и каждым словом и стараются задеть либо учителя, либо же сверстников; надоело каждый раз ломать голову над каким-то примером, понимая, что в жизни ему это всё совершенно не пригодится; надоели шумы и говор абсолютно всего его окружения; надоела музыка в ушах;  надоело... Всё надоело.         В школу ходить надо даже в таком состоянии. Так что спустя час Нориаки уже сидел за партой, в скуке листая учебник. С оценками у него было всё прекрасно, в прочем, как обычно. Он никогда не оставлял всё на последние дни. Однако, всё таки, выматывался не по-детски. Экзамены и каждодневное упоминание их — всё это ужасно давило. Телефон парень предпочитал не трогать. В такие моменты (происходили они не так часто, даже сказать, редко, что радовало. Но, всё же, они были, и парень знал, как ведёт себя в таком состоянии) не стоит говорить с кем-то. Иначе нагрубит, а может и сделает больно, чего не хотелось от слова совсем.       День проходит как обычно. Первый урок, второй, третий... Некоторые знания и всё ещё более-менее интересные предметы помогали ему выжить, слегка отвлекая от состояния натурального овоща. Литература, искусство — вот, что помогало ему выжить. Куджо иногда писал, на уроках ему сразу же и отвечали. Кратко, так, чтобы поскорее закончить диалог. Даже самые мелкие ошибки в речи любимого напрягали, но тот держался. Завтра всё пройдёт. Всё снова будет хорошо. Нужно лишь хорошо поспать. Такое часто помогает, так что и сейчас должно.       Домой он идёт по другому маршруту. Ходит в лес и, кажется, слегка успокаивается. Этот осторожный шёпот, уже давным-давно опавшей, листвы манил и очаровывал, заставляя идти по ним, прикрыв в удовольствии глаза. Тут тихо. Да и воздух, кажется, совершенно другой. Хотелось действительно надолго затеряться здесь, однако ж он не мог. Увы. Мама может распереживаться. Да и Джотаро вместе с ней тоже. Так что завернуть на более короткую и быструю дорогу в сторону дома приходится, думая о том, что завтра он прогуляет. Ничего такого важного не планировалось, следовательно, он мог просто отлежаться, соврав классному руководителю о плохом состоянии.       — О боже, Нориаки, ты жив! — это б первым, что слышит он от Куджо, как только звонит ему, наблюдая за картиной маслом — пять пропущенных.       — Жив, жив. Куда я от тебя денусь? — Нориаки падает на кровать, даже не смотря на то, в какую сторону комнаты кидает рюкзак с надоевшими книжками. Как только голова касается холодной и такой до чёртиков удобной подушки из груди невольно вырывается стон, а Джотаро смеётся, понимая, что его любимый устал слишком уж сильно.       — Вижу, ты устал действительно сильно, — вырывается из губ темноволосого. Слышится тихий треск. Он прилёг на матрац.       — Не то словно. Я заебался, — парень прикрывает глаза, кладя телефон на подушку. Сил нет уже даже на то, чтобы держать в руках гаджет, — Я... Я просто хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. Чтобы вся эта мишура с экзаменами закончилась. Чтобы я ушел из школы и мог заниматься только теми вещами что заставляют меня гореть, а не сгорать.       «Кого-то потянуло на философию, дорогой мой?» — слишиться насмешка, да и Нориаки сам улыбается. Боже. Что ж, с выбором он не ошибся. С Джотаро он может пройти и в огонь и в воду. Хотя, скорее, говоря и про сейчас, и вспоминая проведенное рядом время, и в морально трудные времена, и в фонтан.        — На самом деле я тебя прекрасно понимаю. Правда. Я хочу чтобы этот чёртов год пролетел, сдать ЕГЭ и больше не парить себе мозг не нужными вещами. Хочу поступить и изучать океан. То место, что мне действительно интересно. Хочу больше времени по-нормальному проводить с тобой. Видеть тебя счастливым, а не с мешками для картошки под глазами и словами «Ебал я этот ваш английский» по вечерам.       Ох, да! Вечера перед контрольными и тестами содержали много мата. Но что уж поделать. Выливать свои эмоции надо. Хотя, кажется, от абсолютно всех их страданий они избавляться только потом, сжигая или же рвя эти чёртовы книги на мельчайшие кусочки.       Такие разговоры, в основном, были на аудиосвязи. Но прямо сейчас Джотаро резко, прикрывая их приятную обоюдную тишину, в мягком, но приказном тоне говорит ему включить камеру. И тому ничего не остаётся, кроме как подчиниться этому властному такому прекрасному тембру. Включает камеру, уже видя перед собой любимое лицо. Тёмные локоны спадали на лицо и в таком виде тот выглядел нереально мило. А позже сделал не менее очаровательную вещь. Ведь тот, улыбнувшись, видя прямо перед собой Какёина, аккуратно приподносит к экрану губы, как бы посылая поцелуй. Боже. В последний раз они так делали ещё летом, до встречи. Позже перестали, посылая лишь воздушные поцелуи или чмокая друг друга в конце каждого разговора. Но не так.       — Боже мой. Я люблю тебя, Джотаро Куджо.       — И я тебя, Нориаки Какёин, и я тебя.

***

      После того разговора прошло несколько часов. Парни, по началу, говорили о чём-то, вспоминали друг друга и всё то время, что были вместе, а затем молчали, отдыхая. Джотаро позже ушел спать, а ярковолосый решил, что хочет есть. Почти полночь. Пару минут и настанет новый день, а желудок проснулся.  Ситуация знакомая, вероятно, почти каждому. Но, что же, поесть можно было, ведь Нориаки особо не ел ни в школе, ни дома с утра.       Свет на кухне горит жёлтым, приятным светом. Не так ярко, но глаза от непривычки щипит. На стуле, читая книжку, сидела Мэри и ела салат. Ну, что же, что мать, что сын, родная кровь и любовь к еде.       — Ночной жор, сынок?       — Именно, мам.       Они понимающе кивают друг другу, а затем женщина, улыбаясь, встаёт из-за стола, смотря на Какёина. Она указывает пальцем на его лицо, привлекая к себе внимание ещё больше. На одной из щёк мальчишки — маленькая ресничка. Женщина просит угадать, а после, получив правильный ответ и так в правую щеку, она забирает её себе.       — Загадай желание и сдуй. И оно обязательно исполниться, — детская и наивная сказочка о чуде, в которое действительно хотелось верить.       А Нориаки загадывает. Сдувает её и загадывает лишь одно, позже начиная есть и тихо разговаривать с матерью, сидя на кухне, слыша как же тихо кипит чайник.

Хочу увидеться с ним. Снова.