***
Парк встречает этих двух огнями гирлянд, что развешаны буквально повсюду; громким криком детей, что уже водили хороводы вокруг большой ёлки; а также радостным смехом взрослых, которые, кажется, решили вспомнить юность, катились на огромной скорости с гор, попутно собирая задницей все кочки, по итогам сваливаясь с ледянок, падая прямо лицом в снег. Чуть подальше, у большой сцены, слышалась веселая музыка и новогодние, шутливые частушки. Здесь проходил праздник, так что множество торговых (и не только) лавок были открыты и ждали своих клиентов. И их в том числе. Ощущение тревоги постепенно исчезало. Друзья кружились и танцевали, пели, играли в тир. Парень писал об этом Куджо, громко хохоча, говоря о том, что по приходу домой обязательно позвонит и расскажет буквально обо всём. И, кажется, всё было прекрасно. Да вот только от Джотаро приходит резкий и грубый ответ, слова о том, что он слишком занят, что сейчас ему не до Какёина. И вот эти слова действительно обижают. Нориаки прикусывает губу, сдерживая ком в горле, что так и рвался наружу, пряча телефон в руках, говоря, что приставать не будет. Обидно. Ведь, боже мой, этот парень просто не может на него найти и секунды времени! Больно. Очень больно. Польнарефф видит. Видит действительно видит всё, что происходит, читает отвратительное состояние друга по его же лицу, и решает перейти к действиям. — Я понятия не имею, что там Куджо тебе такого написал, но, знаешь, что? Не вешай нос! Всё обязательно наладится, — пепельный улыбается, хватая мальчишку за руку, уже издалека видя свою цель. Каток. Вот они сейчас развлякутся! — А пока, давай-ка мы с тобой пошлем весь мир к чертям и отдадим сердца страстному катанию на коньках. Какёину не остаётся ничего, кроме как кивнуть, убирая телефон куда-то далеко в карман. Может быть это и правильно. Не стоит портить всю эту встречу лишь одним сообщением от любимого. Пусть и таким грубым. На каток они выходят спустя огромного количества времени мучения с размерами самих коньков, а после и шнурками. Обувь для катания сидела на ногах неудобно, так что нога шаталась. Поэтому приходилось втягивать шнурки на ногах на максимум, дабы по-нормальному выйти на лёд, а не плавать по нему, как морские котики. Хотя, даже с хорошо завязанными верёвочками, они будут ими. Ну Нориаки, по крайней мере, уж точно. Они катались с Жаном у самого края, за руку, а Нориаки молился внутри себя, повторяя одно лишь «Не отпускай меня». По началу коленки слегка дрожали, но потом, когда они оба уже вошли во вкус, всё дальше и дальше отходили от бортика, становясь увереннее. После катка ноги и задница (это всё падения) болели. Но эта боль была связана с приятными воспоминаниями. Как только они заканчивают, плюхаются на мягкие диваны в ближайшем кафе. Заказ пал на недорогую пиццу и горячий чай, ведь, всё таки, заболеть после такого времяпровождения на улице в холоде — было бы худшим решением. И пока было время, Жан отходит ответить на звонок, с улыбкой говоря о том, что с ним всё хорошо, что он в тепле, «И вообще, Абдул, ты мне не мамочка! Да на мне шарф, на мне...». Какёин же решает достать свой телефон, всё ещё надеясь на то, что увидит хоть одно действительно хорошее сообщение от Джотаро. Берёт его, а затем просто не может включить. Сотовый просто замёрз и вырубился, а теперь упорно не хотел возвращаться к жизни. Чёрт возьми. Это не хорошо. Очень не хорошо. Как только он будет дома, нужно будет обязательно оставить зарядится. До этого времени — пользоваться он им, естественно, не сможет. Увы. — Ну что, мой милый друг, тебе лучше? — улыбается француз, подходя ближе к их столику, тремя по голове друга. — Да, намного, спасибо. Мы дальше куда? У меня телефон сел на морозе, надо бы его возродить, — Нориаки показывает сотовый, специально зажимая кнопку включения, показывая, что ничего не работает. А позже вертит его в руках, кладет в рукава кофты, стараясь согреть. — Да, думаю, с нас сегодня хватит. Сейчас поедим, а потом по домам. Мохаммед уже скучает там без меня, — Польнарефф вкратце пересказывает их маленький диалог. Эмоционально, со всеми взмахами руками и ударами по столу. Драматично. Как и всегда. А потом, успокоившись, замечая в проходе официанта с едой, приятно жмурится, ожидающе сглатывая, — Кстати говоря, а что там с Джотаро у вас происходит? Всё же нормально было. Вроде. Пиццу приносят вместе с напитками, а Нориаки тупит, просто смотря на свои руки. Думает о том, как бы всё правильно выразить. Как рассказать о том, что думает. Что чувствует. — Всё это... Достаточно сложно, на самом деле. Вроде, всё было нормально. Правда в последнее время, буквально неделю, он стал намного меньше и реже писать, появляться в сети. Каждый раз, когда мы сидим с ним на видео, или же аудиозвонках, он скорее быстрее старается уйти. Это печалит, — ладони потеют, а Какёин закусывает губу, совершенно не желая смотреть на друга. Он хрустит пальцами, позже сплетая их в замок, — А я не могу и ничего сказать. Не рассказать как мой день, ничего. В моей жизни мало чего такого происходит, так что разговоры всё короче и короче, а дыра в моей голове и груди всё больше и больше... Звучит глупо, может. Но это так. Первые пару секунд Польнарефф и не знает как реагировать. Но потом встаёт с насиженного места, затем резким движением сдавливает мальчишку в объятиях. А Какёин не против. Даже наоборот, прижимается сильнее, утыкаясь носом в чужую грудь. Объятия Жана — самые крепкие. Пусть не самые желанные, но сильные. Он обнимал до хруста позвоночника, до слез на глазах. Как и сейчас. Нориаки пустил слезу, но лишь одну. Не тут. Не место. Лучше дома, в одиночку. Или, может, на звонке с Куджо, крича о том, какой же он идиот. — Темы ещё найдутся. Всё будет хорошо, я уверен. А то, как он пропадает... Что ж, либо у него какие-то проблемы, либо... Либо ты сам понимаешь, — правду не скрыть, какой бы болезненной она не была. Жан говорит это, позже прося по-нормальному всё обсудить с Куджо на счёт всего этого, а не делать самостоятельно пустые выводы. Расходятся они уже потом. Нориаки более-менее успокаивается, ест и веселится, а потом, идя домой, настраивает себя на нормальный разговор.***
Подключать телефон... Страшно. Пугало одновременно и ожидание огромного количества звонков, сообщений, с одной лишь фразой «Ты где?», и то, что всего этого может и не быть, что телефон будет полностью пуст. То, что о нём даже и не вспоминали за всё это время. Экран загорается, показывая ярковолосому, что на устройстве лишь десять процентов. Не так уж и много, но и немало. Хватит на пару слов. Первый вариант оказывается правдивый. Пять пропущенных и одни лишь от Джотаро. Сообщения, написанные явно с беспокойством. Он читает, а затем робко, немного неуверенно, но нажимает на вызов. Аудиозвонок. Так будет проще. — Нориаки, что, чёрт возьми, случилось?! — слышится из телефона громкий, немного злой и чертовски беспокойный мужской голос. Парочка гудков и он уже тут. Переходит на видеосвязь сразу же, ожидая того, что увидит свое маленькое, гуляющее непонятно где и с кем, солнце, — Где ты был? — А почему же это тебя так волнует, м, мистер "У меня нет на тебя времени"? — злость всё же выходит. Освобождается от цепей, в которые сковал её Жан своей лёгкой радостью, налетая на темноволосого с претензиями, — постоянно уходишь куда-то. Я, конечно, понимаю, что иногда стоит отдохнуть друг от друга, но постоянно сбегать от меня — это уже предел. Нориаки возмущается. Отклоняет видеосвязь, шепча лишь «Не хочу тебя сейчас видеть». Джотаро злится, но в этом отступает, отключая. —Ты ничего не понимаешь! Всё не так. — Так заставь меня понять! Они молчат. Первое время. Куджо глубоко (и явно задолбавшись) вздыхает, кажется, думая, стоит ли рассказывать. Хотя, боже мой, казалось бы, что ту думать? Ты доверил все свои секреты этому человеку по ту сторону экрана, обидел его, а теперь просто молчишь? Отлично. Замечательно. — Извини. Просто это действительно сложно. Последняя неделя была сущим кошмаром. Я даже сейчас не в особо хорошем состоянии. Я устал. Безумно устал. Дело в том, что... И понеслось! Длинный рассказ о том, какие же мужики в их семье бабники и уроды, ведь один завел любовницу и сейчас собирается порвать с женой, с Холли, а второй успел даже заделать ребенка! Ему, правда, нет и года, но, всё же. Джоске Хигашиката, мальчишка, что является, по сути, дядей самого Джотаро. Вот только этому парню с год, а Куджо семнадцать. Боже, ну у них и семейка... Развод, крики, постоянные обиды. А темноволосый внутри этого огромного шторма негативных эмоций. И это начинает чертовски утомлять. Он и сам начинает грубить всем подряд, ведя себя как последняя мразь, мягко говоря. Люди, что окружали его, те же одноклассницы, видели лишь маленькую разницу в таком грубом поведении. Но вот те, что приближены к нему, да тот же самый Нориаки, страдали от этого, замечая всё. И за это пришло время извиняться. — Мне не стоило вымещать на тебе всю мою злость. Моя ошибка. Просто... Просто мне не хватает поддержки. Поддержи в физическом плане. Те же объятья. Абсолютно всем сейчас плохо, они постоянно находятся одни, желая кажется, запереться в комнатах навечно, и утонуть в своих мыслях. Они сами могут себя успокоить, — слышится громкое шуршание. Кажется, он забирается в одеяло, — Я же — не особо. Они не думают об этом. Думают, что я взрослый человек, который справится и сам. — Мне жаль, что сейчас я не могу ничем помочь, — бессилие. Это всё, что сейчас чувствовал Какёин. И это чертовски огорчало. Резало по душе. Да это не его вина, однако всё равно неприятно. Чертово расстояние. Вскоре их разговор, хотя, скорее, тихие переговоры о личных проблемах, сходит на нет. Оба молча лежали и занимались своими делами. Вот только в этот раз, впервые за всё это время, им было действительно комфортно в этой успокаивающей, приятной тишине.***
Проблемы в семье Куджо утихают. Отец, что и так крайне редко появлялся дома, совсем оттуда съехал, оставляя Холли, из которой, кажется, после всего этого, всю радость выкачали, вместе с Джотаро. После того, как сам справился с чувствами, он начал пытаться помочь и ей. Всё таки, праздник на носу! Поэтому они вместе, вдвоём, украсили квартиру мишурой и гирляндами, что разноцветными огоньками мелькали в приятной темноте. Так что посреди огромного зала стояла пышная прекрасная, пусть и не настоящая, но ёлка. Её они тоже украсили красивыми шариками и прочим. Мать вспоминала то время, когда они с сыном, в его лет пять, также украшали дом, громко смеясь, ожидая прихода Деда мороза. У самого парня на лице от такого сама собой появлялась улыбка и он обнимал мать, получая то же в ответ. Сейчас ей как никогда нужна поддержка и то самое счастье. И она его получит. Нориаки не было в сети уже достаточно долгое время. Ещё вчера он писал, что весь день просто не сможет взять телефон в руки ну вот вообще никак. Что он едет к своей какой-то дальней-дальней родственнице. Довольно печально, что не сможет найти и немного времени на него, но, что ж, причина была. Так, что ничего не поделаешь. — Джотаро! Помоги мне на кухне. Совсем скоро к нам придут гости, у меня ещё салат не готов, да и я в одном халате, — кричит женщина с кухни, позже приходя в зал с ножом в руках, умоляюще смотря на сына с книгой в руках. Парень кивает, аккуратно загибая уголок страницы книги, откладывая её на диван, забирает оружие массового поражения из чужих рук и уходит. Видя продукты сразу же смекает, что надо делать. Не глупый, всё таки, да и готовить любит. Так что берёт в руки еду, начиная без каких-либо резких движений, осторожно нарезать яйца, переодически съедая по чуть-чуть. Всё-таки, иногда баловать себя вот так можно. Оливье — один из любимых салатов. Именно он, почему-то, стал ещё один маленьким символом такого по-детски искреннего, волшебного и счастливого праздника. Так что именно он будет стоять на праздничном столе в этот особый день. И, что ж, раз уж будут гости, то всего надо делать раза в два больше. И, кажется, желательно поскорее. Потому что в дверной звонок уже позвонили. Как только он собирался подойти к двери, мать послала его обратно на кухню, приказывая слить картошку и продолжить. Она откроет сама. А Джотаро, лишь пожав плечами, поступает так, как она сказала, ворча о том, что та ведёт себя странно. Дверь хлопает, а в коридоре слышится тихий лязг собачек на сапогах. Холли говорит что-то, а те лишь молчат. Опять же, странно. Но парень снова не придает всему этому внимания, просто занимаясь работой. Однако ж опять ему мешают это делать. Мешают до безумия холодные, аккуратные запястья, что ложатся на его глаза, закрывая. А потом слышится тихое, но такое счастливое «Угадай, кто?» Когда-то давно, ещё до всех ссор и споров, за месяцы до праздника, Нориаки спросил, что же Куджо хочет получить на Новый год. Какой особенный подарок он желает. Тот, естественно в шутку, ответил, что самого Какёина, с маленькой зелёной ленточкой на руке, рядом с собой. А теперь догадайтесь, что было увидено Джотаро первым? Именно. Маленькая изумрудная ленточка на одной из рук, а позже улыбающееся лицо его солнца с коралловыми кудряшками. — Нориаки... Ты солгал. — Но ты же рад, верно? Парень рядом улыбается, а затем Куджо, повернувшись, притягивает к себе мальчишку, обнимая так крепко, как только может. Обнимает и чувствует огромное счастье и умиротворение. Он аккуратно целует любимого в лоб, даря абсолютно всю нежность, что была скрыта всё это время. Что он хотел дарить, но просто не мог. — А где поцелуи и крики "Ура"? — в шутку возмущается Мэри, смотря на сына, что с тихим «Так уж и быть» целует любимого в щёку, шепчет негромкое «Ура» и дальше продолжает сжимать Джотаро в объятиях. Новый год — семейный праздник. И смотря на то, как живо все они сидят за столом, чокаются, и слушают бой курантов, можно с лёгкостью сказать одно — все они являются родными. Пусть и не все по крови, но родными.***
Холодная постель. Мягкая подушка. Всё это у них сейчас — одно на двоих. Но им не страшно. Не привыкать. Нориаки прижимается к чужому телу, совершенно не желая лишаться такой желанной близости. Да и Джотаро такой же. Не отпускает, спокойно лёжа почти на крою кровати. — Я рад, что ты сейчас рядом со мной. Спасибо. Мне... Мне действительно этого не хватало, — шепчет темноволосый, утыкаясь носом в чужую макушку волос. — Как ты обычно говоришь? Ну и ну? Вот да. Ну и ну, Джотаро. У нас вечер откровений? — смеётся Какёин, целуя того в шею. Куджо лишь фыркает, окончательно прикрывая глаза. Слишком устал. А такое спокойствие на душе приходит ой как редко в последнее время. Веки тяжелеют, как и все остальные части тела, в прочем, и парень медленно, но верно, засыпает, чувствуя, что сейчас он безгранично счастлив.