***
— Тебе пора познакомиться с Темным Лордом. — Орион щёлкает серебряной зажигалкой в форме головы гадюки, доставшейся ему от отца. — Беллатриса и Люциус в твоём возрасте уже получили разрешение принять метки после выпуска из школы, а ты даже ни разу не соизволил обсудить со мной будущее. Старшая из сестёр Блэк дёргается при упоминании своего имени. И гордо задирает нос, ухмыляясь. В детстве она и подумать не могла, что ее будут ставить в пример Сириусу. Тогда ее вообще не рассматривали никак иначе, чем удачную партию для объединения с другой семьей и рождения внуков. Девочка в ее сторону звучало унизительно. Сейчас все наоборот. — Сначала ему стоит перестать мараться о грязную кровь. — брезгливо бросает Вальбурга, поправляя шаль на плечах. — Кричер, где наш чай? Мерзкий поганец, я велела немедленно его подать. — к концу предложения ее голос превращается в визг. Цисс вжимается в спинку дивана. Холодный свет от кованной люстры на потолке разливается по комнате, делая и без того мрачную комнату — жуткой, подчёркивая мелкие царапины от старости на мебели, заставляя серебряные рамки вокруг портретов поблескивать. Однажды ей уже было так же страшно у замка Малфоев. Позже она поняла, что испугаться ее заставили не вороны, сорвавшиеся с крыши и не туман. Предчувствие. Вот что действительно пугало Блэк. В тот день ее сестра стала одержимой Темным Лордом. В тот день она перестала узнавать Беллу, на ее место пришла девочка, влюблённая в темную магию, холодная и гордая, истинная Блэк. И этот вечер с семьей после пикника не предвещает ничего хорошего. Сириус сжимает зубы. Ему хочется сообщить своей матери, что не он один в этом возрасте ни разу не видел Волан-де-Морта. А если бы увидел, то обязательно попытался его убить. Но сдерживает себя изо всех сил. Не стоит пугать девочек, да и Регулус просил не злить ее сегодня. После прошлой ссоры, она так долго кричала на бедного эльфа, что он чуть не расшиб себе лоб на глазах младшего Блэка. Сириусу было в общем-то плевать, он ушёл в самом начале этого представления. Но Регулус вжался в угол и ждал до самого конца, чтобы, когда мать вылетела из кухни, приказать Кричеру вылечить себя. Ему хотелось защитить младшего брата от повторения того вечера. Он сам мог бы стерпеть многое, но Регулус ни при чем. — Сириус, ты меня слушаешь? — повышает голос Орион. — Сигнус, ну что с ним делать? — он затягивает трубку, выпуская клубы дыма в воздух. — Как я завидую тебе порой, что твоим первенцем стала Бела. Удачный брак дочерей подарит тебе трёх сыновей, уже повзрослевших и растерявших подростковые глупости, а страсть старшей к правому делу сгладит все остальное. Андромеда чувствует, как по телу младшей сестры пробегает дрожь. Находит ее руку и крепко сжимает в своей, пряча этот жест от родителей за складками юбки. — Наконец-то. — выдыхает Вальбурга, когда чашки с чаем и пирожные встают на стол. На удивление девочек, никакого наказания за медлительность эльф не получает. И они переглядываются, хмурясь. — Зато у вас младший сын — гордость семьи. — улыбается Друэлла, как всегда излишне нежная к детям. — Я слышала про твои успехи в учебе, дорогой, ты большой молодец. Нарцисса писала, что ты много ей помогаешь. Мы думаем, что через год ты обязательно получишь значок старосты. А Сириус… — она хочет сказать, что он очень похож на Вальбургу в молодости, но прикусывает язык. Раньше похожей была Белла, сейчас от этого ничего не осталось. — Это подростковый возраст, дорогая. Это пройдёт. Сколько боли порой дети причиняют своим родителям? Нам ли не знать. — последнее срывается с губ слишком быстро, чтобы она смогла закрыть свой рот. Орион бросает на неё сердитый взгляд. Быстро подаваясь вперёд, беря жену за руку раньше, чем ее плечи начинают трястись. Вальбурга сжимает скулы. — И все же я требую, Сириус Орион Блэк, чтобы ты вёл себя подобающе! Чтобы ты не позорил своего брата и сестёр сомнительными связями. И послушал своего отца. Мы —наследники великого рода. Мы должны нести свою фамилию гордо. — она зажмуривается. Закрывает рот рукой, едва сдерживая слезы. До боли кусает нижнюю губу. — Я запрещаю тебе общаться с сыном предателей крови. Поттеры не достойны и капли внимания таких, как мы. Ты должен прийти к Темному Лорду чистым. А иного пути у тебя нет. Ее глаза блестят слишком ярко на фоне бледного лица. Магия макияжа проходит, и синяки от усталости становятся ярче. Она переходит черту, к которой обещала себе никогда не приближаться. И отчётливо видит, как вспыхивает Сириус. Что-то внутри подсказывает, как надо поступить. Как поступили с ней. Следы телесных наказаний можно вылечить, душа да исправится безвозвратно. Но следы ее невидимых шрамов все ещё обжигают кожу. И только это заставляет ее продолжать спор словами. — А что, если я сам решу, что мне делать? И моим решением будет не приходить к нему? — срывается Сириус. — Джеймс Поттер мой лучший друг. И ближе человека у меня нет! — он подскакивает со своего места от злости. И для большей уверенности. Спорить с матерью входит в привычку, но все ещё не становится простым. — А вы носитесь со своим родом, как с манной небесной. Как будто этот род сделал вам хоть что-то хорошее! — Как ты смеешь?! — взвизгивает Вальбурга, вложенные инстинкты берут верх. Регулус щипает себя за запястья, чтобы остаться сидеть на месте с невозмутимым лицом, чтобы не провалиться сквозь деревянный пол в подвал. — Извинись. Сейчас же. — Орион ещё крепче сжимает ладонь жены. — Ты позоришь нас перед нашей семьей. — Вы сами это начали. — выплёвывает Сириус. — Дорогой, тебе надо выдохнуть… — начинает Друэлла. — Вам всем здесь надо выдохнуть. Чтобы случайно не взорваться от гордости, которая раздувается, как мыльный пузырь. — Сириус видит, как краснеет лицо отца. Как сильнее трясутся плечи у матери. И как бледнеет Регулус. Бедный Регулус. Прости. Ты единственный, кто действительно понимает, что сейчас происходит. Он бросает быстрый взгляд на сестёр. Презрение в глазах Беллы. Жалость Андромеды, испуг Цисси. Хорошо, что последние двое останутся с тобой, Регулус. — Если ты хочешь жить под нашей крышей… — начинает Вальбурга, но не успевает закончить. — Не хочу. — просто отрезает Сириус. — Можешь выжечь меня с семейного дерева, как всегда и мечтала. Больше ты никогда меня не увидишь. И тут же срывается с места. Бежать и не останавливаться. Ни на секунду, чтобы не передумать. Чтобы не остановили. — Ты пожалеешь, но будет поздно! — рычит Орион. — Сириус, нам всем надо успокоиться. — всплескивает руками Друэлла, подскакивая со своего места. — Только вместе мы в безопасности! — Хоть к дементорам иди жить, неблагодарный! Чтобы глаза мои больше тебя не видели! Чтобы… — Вальбурга тоже вскакивает, но ее эмоции совсем не похожи на те, что у жены ее брата. — И не возвращайся никогда! Ноги не слушаются, словно их набили ватой и пришили на место настоящих. Сириус так задорно смеялся в детстве. И любил солнце. Ее мальчик. Такой долгожданный и любимый. Ее мальчик, которого она хотела укутать в тёплое одеяло перед сном и поцеловать, но боялась лишний раз посмотреть в его сторону. Словно так он мог остаться чистым. Вальбурга подхватывает подол юбки и направляется на второй этаж дома. Ноздри раздуваются, как у быка. Костяшки пальцев белеют от того, как сильно она впивается ими в ткань. — Вал, пожалуйста! — Друэлла взвизгивает, направляясь следом. Она слышит смешок своей старшей дочери. И хочет провалиться сквозь землю. Род может гордиться ее Беллой, но сама она все больше побаивается старшей дочери. — Милая. — голос Ориона вздрагивает, когда он видит, как дети идут наверх вслед за его супругой. То, что никто из них не должен был увидеть, то, что никто не должен повторить в будущем со своими детьми. — Не хочет быть Блэком — не будет. — Вальбурга бормочет себе под нос. — Хочет быть свободным, пожалуйста, пусть катится. Пусть сгинет с моих глаз. Слышать больше ничего про него не желаю. Регулус сжимается, когда мать поднимает палочку, направляя ее на семейный гобелен. Чёрных кругов вместо лиц не так много, и Регулус молился всем богам, которых знал, чтобы лицо Сириуса осталось на гобелене до самой его смерти. Запах жженой ткани распространяется по комнате, будто замещает кислород, заставляя задыхаться от ужаса. Так просто. Пара секунд. И родная мать выжгла портрет родного сына. Слишком просто. Регулусу дурно, к горлу подкатывает тошнота. Он видел этот момент во снах миллион раз и ровно столько же представлял в своей голове. После каждой ссоры Сириуса с родителями. Это должно было произойти. Он должен был быть готов. Но внутри слишком больно. Влажная от пота ладонь Цисс сжимает его ладонь. Ей тоже страшно. Но сегодня ночью она ляжет в постель в своей комнате, далеко от площади Гриммо двенадцать. Друэлла поцелует ее перед сном. Беллатриса и Андромеда помогут расчесать кудри, а потом сестры поделятся впечатлениями от прошедшего дня. Цисс страшно. Но никто не бросал ее в одиночестве. Младший Блэк срывается с места, отдергивая руку от сестры, не попрощавшись, несется в свою комнату. Ему больше не нужна толстовка Сириуса, которую брат одолжил прошлой зимой в Рождество. И тексты его песен, что Регулус записывал, тоже больше не нужны. И все совместные колдографии. Пусть все это сгорит. Регулус сползает по стенке на пол. Один. Он остался совершенно один. Брат не просто ушел из дома, он предал его. Бросил ради Джеймса Поттера. Наглого, глупого, самовлюбленного Джеймса. Просто ушел. И даже не обернулся на него напоследок, не предупредил заранее. От чего-то Регулус был уверен, что Сириус с самого утра знал, что произойдет вечером. Он не мог решиться за долю секунды. Он точно планировал. Сириус всегда предпочитал ему друзей. Это для него он был центром вселенной, лучшим старшим братом. Любимым братом. Но не наоборот. Все его колкости разом всплывают в памяти. И больно ударяют по самолюбию. Нимб над головой старшего брата превращается в пепел. А внутри у Регулуса растягивается пустота, которую нечем заполнить. — Хозяин Регулус, Кричер может войти? — писклявый голос домовика застает его врасплох. Он хочет огрызнуться, но через секунду понимает, что других союзников у него в этом доме не осталось. — Заходи, Кричер. — эльф тут же возникает перед ним с чашкой какао в руках. — Я подумал, что хозяину Регулусу нужна поддержка, Кричер может побыть с Вами рядом, пока меня никто не вызвал. — он протягивает чашку, от которой поднимается дым. — Как Вы любите, я добавил корицы. — Спасибо, Кричер. — Регулус принимает какао. — Тебе лучше не показываться на глаза моей матери сегодня. Но если она тебя накажет, постарайся выжить. — Хозяин Регулус всегда добр к старому Кричеру. — домовик выдавливает улыбку. — Хозяин Регулус не одинок в этом доме, Кричер готов умереть за него, если понадобится. Старый Кричер всегда будет рядом. — Я это ценю. Внутри по-прежнему пусто, горячий какао обжигает губы и язык. Регулус чувствует, как напиток течет внутри него, но, кроме этого, не может почувствовать ничего больше. Ему стоит ненавидеть мать за жестокость, отца за пассивность. Но он ненавидит Сириуса. Потому что от родителей уже давно ничего не ждет, но старший брат был светом в конце туннеля, спасением и утешением. Он был еще одним Блэком, тем, кто борется, тем, кто доказывает, что не все они потерянные люди. Но именно он предал, поступил как истинный сын своей семьи. Выбрал себя, наплевав на окружающих. Мать могла кричать и выжигать его лицо сколько угодно, отец мог рычать и молча смотреть на действия Вальбурги. Но ушёл все равно именно Сириус. Потому что мог себе позволить другую жизнь. — За что ты так? — Друэлла ловит Вальбургу за локоть на выходе из комнаты. Ее глаза краснее, чем следовало бы. В отличии от подруги она отчетливо видит, как побелели лица их детей, как выбежал Регулус из комнаты. И ей больно за них, и за саму Вальбургу. И больше всего за Сириуса, который так просто лишился семьи. — Я сделала то, что наши родители не смогли. Отпустила. — выплёвывает Вальбурга, больше похожая сейчас на камень, чем на живого человека. — Чтобы у него был шанс не сломаться. Друэлла на секунду ловит на ее лице эмоции из детства, но они тут же исчезают. Яркая вспышка озарения. И снова пустота и холод. Женщина вздрагивает. Что это было? Вернулась прежняя Вальбурга? Станет ли теперь легче? И тут же вжимает голову в плечи. Когда они играют не по сценарию, все всегда катится к Моргане в котел. Ее маленькие девочки, в каком же мире им предстоит жить? Вот за кого ей действительно страшно.***
Люциус спускается в гостиную к вечернему чаю совершенно разбитым. Это странная традиция, которую придумала его мать и которую никому не позволено игнорировать. Каждый вечер все члены семьи, что ночуют в мэноре, собираются здесь, чтобы выпить чай с мятой и обсудить прошедший день. Иногда Люциусу кажется, что отец ненавидит это время так же сильно, как и он сам. Впрочем, ему кажется, что Абраксас ненавидит все, что есть в мэноре, включая свою жену и ребенка. И за это ощущение ненавидит отца в ответ. Но сегодня особенный вечер. Хотя едва ли он может его так назвать, скорее отвратительный. Десять минут назад к нему прилетела сова Нарциссы. Этот почерк он знал наизусть, она плакала, когда писала. И он гордился, что в этом состоянии потерянности она выбрала именно его, чтобы этой болью поделиться. Однако, не мог разделить ее переживаний. Чертова Блэка выжгли с семейного гобелена. На месте Нарциссы он, Люциус, станцевал бы от радости, но ей было плохо, она переживала за любимого брата, и Малфой больше всего на свете хотел ее поддержать. Но слова для ответного письма никак не находились. Его отлично научили врать, он знал как злиться, как наказывать, как льстить. Но искренних слов поддержки от него никто никогда не требовал. Правда и Цисс их не просила. Ее слова не требовали от него ответа на письмо. Она бы не посмела просить его. Это бы нарушило личное пространство Малфоя, ведь она прекрасно знает, что они с Сириусом ненавидят друг друга. И все же Люциус был уверен, что должен ответить. Ведь на другом конце Лондона Цисс точно плакала. И он должен был сделать все, чтобы ее поддержать. В конце концов они друг у друга — это все, что есть стабильного в их мире. Вторая особенность этого вечера — отсутствие миссис Малфой в гостиной. Абраксас сидит один перед камином, смотря в одну точку. — Отец? — Наконец-то. — он мгновенно поднимается со своего места. — Ты заставил меня подождать. — он хмурится, наклоняя голову в бок, рассматривая сына. Сзади их едва ли можно было отличить. К семнадцати годам Люциус был с него ростом, их стриг один и тот же парикмахер, и сын всегда просил повторить причёску отца. Но вот спереди. Глаза и нос — вылитая Эмили. От Абраксаса достались только тонкие губы и всегда бледный цвет лица. И ее характер. Или, скорее, воспитание. Ему нужно было спасать Тома и защищать от друга мир, а не растить сына, и вот к чему это привело. Перед ним стоит совершенно чужой мужчина с его причёской и фамилией, и Абраксас понятия не имеет, что с ним делать. — Я не знал, что ты меня ждешь иначе бы поторопился. Думал ты ещё у Темного Лорда, и мама пошлёт за мной, если вернёшься раньше. — Люциус вытягивается, оправдываясь. Он никогда не пытается нарочно расстроить отца. Это и так всегда получается само собой и разлагающе отзывается внутри парня. — Наш разговор с ним не был долгим, но он касается твоей жизни напрямую, и матери пока рано знать. Я попросил ее уйти. — кажется ему совершенно не интересны оправдания сына. Абраксас всерьёз считает, что это звучит глупо. Зачем мусолить то, что уже произошло? Это привычка Эмили, которую сын перенял быстрее, чем он успел вмешаться. — Волан-де-Морт готов поднять голову. Мы достаточно сильны, чтобы захватить власть в Великобритании. Отец говорит это, как должное, а Люциуса словно током ударяет. Уход Сириуса больше не кажется трагедией, из-за которой ему нужно успокаивать Цисс, грядет что-то куда страшнее. Что-то, от чего ее защитить важнее. И их родители будут в эпицентре. Взгляд мечется по комнате, когда тело замирает с идеальной осанкой. Не подвести отца, не выдать ни одной эмоции. Он не должен разочароваться, только не сейчас. — Я рад. — голос звучит уверенно, уроки матери не прошли впустую. — Миру пора признать нашего Лорда. Абраксас фыркает, продолжая разглядывать сына. Что он знает о их Темном Лорде, чтобы так говорить? Что ты ему рассказал? И рассказал ли хоть что-то? Горло сдавливает злость на самого себя. Сколько времени ты потратил на чужих людей? Сколько времени раздарил неизвестным, а собственного сына так и не узнал — времени не было. А теперь поздно. Он такой же чужой человек, как и все остальные. — Волан-де-Морт предлагает принять метку детям первых Пожирателей в Рождество, раньше на полгода, чем мы планировали. — он сглатывает, делая паузу, вспоминая, как его самого когда-то обжег чёрный рисунок на предплечье. Он был первым, у кого он появился. Абраксас хорошо помнит, как было больно. Как внутренности сковало. И как Том взял часть боли на себя, когда ставил метку остальным, потому что жалел своих людей тогда. Берет ли он на себя сейчас хоть малую часть, оставляя след на коже своих последователей? Абраксас сомневается. — Как самый близкий человек к Лорду, и как твой отец, Люциус, я могу убедить его, что ты еще молод, что примешь ее позже. Я хочу, чтобы это было только твоим решением. Осознанным и взрослым. — вокруг его глаз плотно легли морщинки, он выглядит уставшим, но все ещё кажется не рушимой крепостью. — Этого не нужно. Я готов принять метку и буду с гордостью служить Темному Лорду. — слова слетают слишком быстро. Его задевают слова отца. Неужели он и правда считает, что Люциус сейчас еще слаб и молод? Смешно. Этот вечно разочарованный взгляд. Абраксас молчит пару секунд. Он был уверен с самого начала, что сын согласится. Вероятнее всего Люциус единственный ребенок, которому могут дать право выбора. И именно он его отвергает, слепо следуя за отцом. Это все недостатки твоего воспитания. Малфой напрягает скулы. Если с тобой что-то случится, он не сможет заменить тебя Тому. Он не сможет его направить и поддержать в полной мере. Он не сможет защитить семью. Абраксас позволяет себе зажмуриться на доли секунды. Нужно будет не упустить хотя бы внука. — Хорошо. — он кивает сыну. — И я переговорил сегодня с мистером Блэком, как ты просил. Он не против, чтобы вы с Нарциссой поженились в будущем. Дату назначим на лето после ее выпуска из Хогвартса. Нашим домам нужны наследники. — Спасибо. — Люциус выдавливает улыбку. В другой вечер он радовался бы этой новости, но сейчас слишком много давит на его плечи. Безвыходная метка, чтобы не разочаровать отца. Открытые действия Пожирателей, которые выставят всех слизеринцев в невыгодном положении и неминуемо приведут к травле. И чертов Сириус, расстроивший его Цисс. Не мог он выбрать другой день? — Я пойду в свою комнату. Доброй ночи. — Доброй ночи. Он срывается с места. Нужно все это рассказать Нарциссе. Нужно пообещать ей, что все будет хорошо и что он сможет ее защитить. В конце концов, новость о свадьбе должна поднять ей настроение. Теперь он может официально ухаживать за ней у всех на глазах, это точно утешит ее. Абраксас наливает виски в стакан, выпивая залпом. Ему хочется, чтобы его сын все ставил под сомнение, чтобы он спорил и возражал. Но он, словно вода, подстраивается. Совсем не похожий на отца.