***
— Как дела? — Альбус сидит на столе, когда Минерва заходит в его кабинет. Ей всё ещё не по себе от того, что так просто можно общаться со своим профессором трансфигурации, что горгулья на входе в кабинет директора дружелюбно улыбается, пропуская во внутрь. — Нормально. — она кивает, приветствуя. — Более чем. Пытается вспомнить, сколько лет суммарно она провела в школе, что даже родной городок Уик в устье реки стал казаться видением из чужого сна. И родители, когда-то бывшие миром, постепенно начали стираться из памяти. Сначала подсознание стёрло морщинки с их лиц, потом и сами лица стали нечеткими. Зато она точно знает, как выглядят сотни учеников, прошедшие через ее руки. Интересно, получилось бы у Дугласа наполнить её сердце таким же количеством любви, каким наполняют эти дети с магическим даром? Ей даже одергивать себя не приходится, она абсолютно точно знает, что нет. И не жалеет о выборе, который сделала. Сложно теперь поверить, что когда-то она хотела отказаться от Хогвартса в пользу жизни в родной деревне. — Ты выглядишь напряжённой. Может лимонную дольку? — Минерва вздрагивает. Эту фразу она слышала не один раз. Взрослый, снисходительный, слегка насмешливый тон. Он знает куда больше, чем говорит, он и спрашивает, только чтобы дать шанс заговорить самой. Когда тебя спрашивают напрямую, сложно уклониться от ответа. Но он словно позволяет начать самой и вывернуть тему в удобное русло. Слишком мерзко. — Новый учебный год начался неспокойно. Меня одолевают некоторые переживания за учеников. — она садится в кресло, смахивая с подлокотника собственную шерсть, как она умудрилась ее не убрать, когда уходила с ночного дежурства? Дамблдор просил проследить за камином, пока он отлучается. — Поэтому ты оставила Фрэнка с Алисой после уроков? — поднимает бровь Дамблдор. — Что скажет Августа? Макгонагалл ловит себя на мысли, что хочет зашипеть подобно кошке в ответ на вопрос. — А как насчёт Доркас? Она неплоха, почему и ее пришлось задержать? Так неожиданно. — он смотрит на женщину с насмешкой сквозь очки-половинки. Ответ не является тайной, но ему интересно, что она произнесёт вслух. Интересно, про Теда и Лавгуда он тоже знает? Она заставляет своё лицо стать каменным, ни одной лишней эмоции, не признавать поражение. Это он ее научил держать себя в руках, пусть посмотрит на результат. Пусть столкнётся со льдом. — Они вели себя неподобающе, а их домашние задания оставляют желать лучшего. — спокойно произносит Минерва, перебрасывая ногу на ногу. Альбус долго сверлит ее взглядом, не передавая им ни злости, ни радости, просто выжидающе смотрит, оценивая свою ученицу. — Ты не пробовала спросить у них, почему они это делают? — он спрыгивает со стола, сжимая в пальцах лимонную дольку, закидывает ее в рот. Сцепляет ладони в замок за спиной и направляется к окну. — Они не дети, Минерва, глупо лишать их выбора. — Они не понимают, что творят. — женщина произносит слова сквозь зубы. Ей кажется, что она чувствует, как на губах директора появляется ухмылка. Он всё ещё стоит к ней спиной, скрывая лицо, но она абсолютно точно уверена, что так и есть. Он ухмыляется, и сейчас начнет учить. — Поговори с ними. Спроси Джеймса, почему ему не все равно, спроси Сириуса, почему он сбежал из дома, спроси Римуса, почему в новой системе он перестанет быть волшебником, спроси Питера, почему его трясёт по ночам, спроси Лили, почему у неё срывается голос. Спроси каждого из них. — он оборачивается, встречаясь с Макгонагалл взглядами. — Я видел, как ты борешься с болью, Мини, знаю, как ты умеешь любить. Ты лишила Дугласа выбора, но они не он. Их нельзя спасти, убрав в сторону, их нельзя защитить, лишив выбора. Она поджимает губы, не находя слов, чтобы ответить. Как Альбус не видит. Они будут хоронить их одного за другим. Они оба переживут своих детей. Своих учеников. Но других детей у них по-просту нет. — Я не… — Возьмите лимонную дольку, профессор Макгонагалл. — Дамблдор прерывает её на полуслове. Она поджимает губы, выходя из кабинета. Сахар хрустит на зубах, напоминая, что сегодня она проиграла. Первый раз ли?***
— Сейчас зайдут. — Цисс не отрывается от книги, она озвучивает совершенно не интересующий ее факт, но эта инфомация всегда оказывается важной для окружающих ее людей. Меда напрягается. В то время как Селеста Роули быстро поправляет причёску. Старшая из сестёр Блэк входит в подземелья первой, дверь ей держит Паркинсон, пропуская вперёд. Она бы отказалась от этой помощи, но не видит смысла, он определённо это делает не с позиции уважения к девушке. Он уважает силу, и ей это подходит. За ней в подземелья проходят Люциус Малфой, братья Лестрейнджи, Торфинн Роули, Эванн Розье, Регулус и Северус. — Потрясающе выглядишь… — бросает Льюис Паркинсон, проходя к креслам, где девушки читают учебники по прорицанию. Его глаза устремлены на Цисс, от чего последняя крепче сжимает книгу. Громкий кашель Малфоя отвлекает на себя внимание. Заставляя сжать книгу сильнее. — Селеста. — Паркинсон заканчивает фразу, садясь на подлокотник кресла Роули, — Платье тебе идёт больше, чем мантия. — её брат Торфинн морщится. Выглядит слишком фальшиво, но сестра только расплывается в улыбки, если бы не это, он бы уже давно врезал Льюису. — Показывай находку, Родольфус. — забирает внимание от неудобной сцены Белла. — она падает на одно кресло с Медой, заставляя сестру подвинуться. В такой близости друг от друга они уже не кажутся близнецами. И все же сходств между ними по прежнему слишком много, что заставляет парня на секунду замереть, рассматривая сестёр. Как можно быть одновременно такими похожими и разными? — Ну же, Лестрейндж, мы и так заинтригованы. — устало протягивает Малфой, оставаясь стоять чуть поодаль от кресла Нарциссы, и все же достаточно близко, чтобы если что успеть ее защитить. — Библиотека, запретная секция, кажется полка третья снизу. Темные артефакты. — Родольфус роется в сумке, не сильно спеша. — Сначала хотел выкинуть, потом оставить в книге, но после пригляделся. Он достаёт из недр сумки старую колдографию. Книгу явно не перечитывали долгое время, карточка пролежала не меньше двадцати лет. С неё весело улыбаются на святочном балу молодые люди, одетые в причудливые наряды своего времени. Он протягивает карточку Андромеде, было бы правильнее отдать Белле. Его жест удовлетворил интерес средней сестры Блэк, но вызвал злой взгляд старшей. — Это же наши мама и папа. И тетя Вальбурга с дядей Орионом! — Меда не скрывает восторга, рассматривая карточку. Молодым людям с колдографии явно не комфортно стоять всем вместе, кажется их намеренно заставили это сделать, чтобы оставить память о курсе. Судя по довольному лицу Слизнорта — именно он был инициатором этого снимка. — Дай сюда. — Белла бесцеремонно забирает колдографию у сестры, начиная вглядываться в лица. В центре компании стоит, ровно выпрямив спину, молодой парень с темными глазами. В отличие от остальных, он и девушка, держащая ладонь на его локте, не машут. Их одежда темнее прочих, а лица строже, но увереннее. Старшая Блэк замирает, вглядываясь в лицо юноши. Она видела его один раз, старше и ещё серьезнее. Но узнала бы из тысячи. — Что за девчонка рядом с Лордом? Похожа на вашего отца, Лестрейнджи. Слишком похожа. — она не скрывает негодования. Ей не придётся никому объяснять свой вопрос. Пусть кто-нибудь только попробует открыть рот, она всего лишь хочет знать, с кем вместе придётся сражаться. — Думаю, эта девушка — наша тетя Афелия. И, кажется, это единственное сохранившееся колдо с ней. — спокойно отвечает Родольфус. — Афелия? — Рабастан слишком быстро оказывается около Беллы, забирая карточку из рук девушки. — Под руку с Лордом… — Кто она? Мы никогда ее не видели. — тянет Цисс, и тоже подходит ближе. Темные глаза со старой фотографии обжигают. Если бы они встретились, она бы запомнила. А если встреча только предстоит, то непременно узнает. — У отца была сестра близнец. — Родольфус вздрагивает в ответ на слова брата. О ней не принято разговаривать. Едва ли не категорически запрещено. — Она погибла на седьмом курсе от руки грязнокровки в битве с Грин-де-Вальдом. — Рабастан делает акцент на «грязнокровки», вкладывая в это слово максимально много отвращения. — Она сражалась? — Белла подаётся вперёд, желая снова взглянуть на колдографию. — Мать как-то обронила, что если бы все были верны Лорду, как Афелия, он бы уже правил миром. Она и Алектуса была готова бросить ради него. Собственного близнеца. — ни чуть не смущается Рабастан, продолжая рассказывать. — Потому что, со слов матери, с Лордом они были ближе и походили друг на друга больше, чем кто-либо. Белла чувствует, как внутри все сжимается. До этого ее кумиром была Розье, правая рука Грин-де-Вальда. Но последний мертв, и его правую руку она легко сможет превзойти в славе. Тем более, что Темному Лорду нет никакого дела до той самой Розье. Об Афелии Лестрейндж Блэк слышит впервые. Можно было бы решить, что это миф, живущий в чистокровной семье, таких у всех было много, и, как правило, никаких доказательтв. Но темные глаза девушки и тонкие пальцы сжимающие локоть Волан-де-Морта давали понять, Рабастан не сочиняет. Его тетя была второй Розье. И превзошла бы ее, если бы судьба дала время. Вот кого действительно нужно затмить. Как минимум потому, что Темный Лорд явно ее ценил. Нарцисса продолжает сжимать колдографию в руке, мама на колдографии такая молодая и красивая, такая легкая. И Вальбурга улыбается просто и свободно. Но едва ли до них доходит взгляд, центральные фигуры его не отпускают, заставляя все внутри сжиматься. — Я сохраню ее. — Родольфус забирает колдографию у друзей. — Это единственное ее изображение, оставлю для потомков. Этим же вечером Белла невзначай заходит в комнату Малфоя и Лестрейнджа старшего, чтобы поговорить о зельях. И колдография навсегда исчезает.