Удушье

      В тысячный раз Альбус читает болезненный девиз: «Ради общего блага» на стене Нурменгарда.       Либо он не был частью общества, либо Гриндевальд так и не разобрался, что значит благо. Ибо всё, что чувствовал Дамблдор — опустошающая боль. От начала становления тёмного мага до сегодняшнего момента.       И в миллионный раз он смотрит на каменные стены тюрьмы, которую с таким упорством строил Геллерт, чтобы теперь закончить в еë стенах свой век. В тишине и покое, которые только способствуют внутреннему самобичеванию.       В последнем Альбус был не сильно уверен. Ему одновременно было страшно узнать, что бывший друг раскаивается в своих поступках и не раскаивается. В первом случае было бы стыдно осознавать, что он бросил его наедине с этим чувством, во-втором пришлось бы признать, что он все же потерял его навсегда.       Сейчас или никогда.       Тучи затягивают небо, словно намеренно скрывая от него то, что сейчас происходит на земле. Дамблдор, собрав всю свою волю в кулак, уверенным шагом направляется к башне, чтобы войти внутрь и подняться на самый верх, к месту заточения друга. Он приходил сюда даже слишком много раз, но ни разу не заставил себя даже близко подойти к стенам. То, что происходит сегодня, явно выходит за пределы обычного.       Он поднимается по ступенькам, в голову противно отдается стук каблуков о каменный пол, что-то внутри натянуто считает каждый шаг, как будто прикидывая, как долго придется бежать вниз. Какое точно расстояние отделяет его от свободы.       Только вот её нет и не будет даже за пределами тюрьмы.       — Привет. — тихо, до конца не веря, что действительно это произносит.       В темноте, кто-то резко дергается, а после раздаётся болезненный хохот. Бесформенная масса подскакивает к решётке камеры, хватаясь руками за прутья.       Дамблдор вздрагивает, узнавая между лохмотьев некогда красивой одежды своего старого друга.       Лицо Геллерта, ровно как и его собственное, исполосовали морщины, свидетельствующие о старости после не самой простой жизни. Короткая, словно камнем отрезанная борода, никак не вяжется с его лицом. Когда-то разноцветные глаза, теперь словно выцвели. И только по прежнему белые волосы выдают, что по ту сторону решётки Геллерт.       — Ты мне кажешься. — шипит мужчина. — Ты мне всегда кажешься. Уходи. — он быстро размахивает руками, пытаясь отогнать наваждение. Внутри у Дамблдора всё сжимается. — Я не сумасшедший.       — Возможно, смерть это не самое страшное. — в голове Альбуса моментально проносятся события того времени.       Каким страшным тогда казалось, что одного из них на земле может не стать в то время, как жив другой. Тогда в венах била молодость, хотя морщинки уже уверенно обосновались на лицах. Тогда хотелось жить и не хотелось убивать подобного себе.       — Как я мог допустить, чтобы они это с тобой сделали. — он не решается подойти, чтобы лучше разглядеть лицо Геллерта. Шёпот разносится по небольшому помещению, отскакивая от каменных стен и разрезая барабанные перепонки вопреки всему.       — Альбус слишком слаб, чтобы действительно сюда прийти. — тёмный маг снова дёргается, заставляя решетку затрястись. Одним только его смехом сейчас можно уничтожить. — Исчезай. Он меня оставил. Я не заслужил даже его жалости.       Хохот перетекает в истерику. И Альбус столбенеет.       Несколько движений палочкой, чтобы лицо Геллерта стало снова гладко выбритым, а одежда приобрела прежний вид. Ещё пара движений и воздух становится свежее, а комната тише. Магическая лампа появляется на одной из стен, делая камеру чуть более пригодной для жизни.       Геллерт почти как зверь дëргается, ощупывая лицо. И сползает на пол, предательски трясясь.       — Уходи. — увереннее и жёстче, чем до этого. Давая понять, что точно понимает, что друг его молодости ему не кажется.       — Я сожалею, что не пришёл раньше. — у Дамблдора так же жестко не получается. Его голос звучит жалко, чувствует он себя едва ли лучше.       — Убирайся прочь. — не принимая отказа повторяет Геллерт. Мог ли его дух здесь сломаться? Мог ли он забыть?       И внутри всё падает. Ты зря пришёл, зря надеялся. Глупость, ещё одна глупость.       — Но обязательно возвращайся, я таким уже не буду. — Геллерт отворачивается, отказываясь продолжать разговор.       Альбус отлично понимает, как его другу сложно смириться со слабостью и беспомощностью, которые обволакивают его в этом помещении. Ещё сложнее смириться, что его могут увидеть в таком состоянии.       Остаётся только надеяться, что Гриндевальд сможет противостоять самому себе в этих четырёх стенах.

***

      Автомобиль останавливается у резных ворот Малфой-менора, и Нарцисса замирает. Атмосфера и до этого была напряжëнной, но теперь в воздухе повисает не просто неловкость, но и опасность.       Всю дорогу они с Люциусом молчали, находясь в абсолютной близости. Темная ширма скрывала молодых людей от водителя, создавая момент, но больше ничего ему не способствовало. Раньше бы они как минимум взялись за руки, рассказали друг другу забавные истории из жизни, обнявшись, и обсудили последние новости.       Но теперь Малфой только отворачивается к окну, не обращая никакого внимания на Цисс. И она повторяет за ним, устремляя взгляд в противоположное.       Еë родители не ездят на автомобилях. Вальбурга высмеяла транспорт маглов, а Друэлла не стала спорить. Но миссис Малфой любит роскошь, не обращая внимания на то, кто её произвёл, поэтому, в отличие от Блэков, они пользуются коллекционными машинами. И Нарцисса находит это занимательным.       Водитель открывает дверь со стороны Люциуса и парень выходит на улицу, не произнося ни звука. Обходит машину, чтобы открыть дверь со стороны Нарциссы, и подаёт ей руку. Галантно, но безразлично.       Ее тёплая ладонь касается его холодных пальцев, заставляя вздрогнуть. Пустота заполняет Цисс изнутри, как если бы холод Малфоя действительно мог передаться через руки и убить всë живое, что есть внутри.       Промозглая зимняя погода встречает девушку около Малфой-менора. Такая же, как хозяин, такая же, какой ей самой придётся стать.       «Следующая хозяйка этого дома будет самой счастливой женщиной в Англии».       Слова матери плотно врезались в память. И вот она стоит у ворот, пока без обручального кольца на пальце, но уже следующая. В этом статусе никто не сможет её подвинуть, пусть она бы и с радостью его отдала.       Девушка непроизвольно вздрагивает от этой мысли.       И замок больше не кажется пугающим. Он ещё не встречает, но уже и не противится. Когда вороны начинают громко кричать, Цисс даже глазом не моргает. Когда белоснежный павлин расправляет хвост перед ней, она не удивляется и не восхищается.       Мистер и миссис Малфой встречают около крыльца. Люциус сжимает зубы от досады: когда он приезжает один, отец не выходит на улицу. Но стоит позвать гостью, как его семья начинает разыгрывать спектакль под названием «Нормальность».       Глубоко внутри он понимает, почему так происходит. Цисс не росла в этом месте, она не знает, как себя вести, не знает, как много энергии менор может взять взаймы. Они переживают за неё. У юной Блэк нет иммунитета. И все же это обидно, когда твои родители ведут себя как нормальная семья только перед посторонними.       Он бросает быстрый взгляд на свою невесту. Хрупкая и бледная, менор легко сможет её сломать. Внутри просыпается желание скрыть Цисс от него, укутав в свою мантию и обняв, но он быстро прогоняет эту идею. Справится сама, а если нет, пусть научится просить помощи.       Когда они все проходят вовнутрь, Абраксас весело шутит, что молодым людям вероятнее всего хочется побыть вдвоём, поэтому предлагает сыну проводить невесту до комнаты самостоятельно.       Эмили не так позитивна, словно видит настроение своего ребёнка насквозь, но по привычке не спорит. Лучше будет поговорить после с Люциусом и Нарциссой по отдельности.       Впрочем, когда молодые люди скрываются за дверью, улыбка исчезает и с лица Абраксаса. В обычное время он не считает нужным делиться с женой переживаниями или воспоминаниями о прошлом. Хочется защитить её от тьмы, живущей внутри. Она слишком красива и воздушна для этого. Однако, сейчас другой случай.       — Она не справится. — его голос звучит глухо, как будто он выносит смертный приговор.       — Ты говорил обратное, когда наблюдал за ней в детстве. — спокойно парирует Эмили. В общем и целом ей совершенно наплевать на маленькую Цисс, была бы на её месте другая девушка, она относилась бы к ней так же тепло и так же бережно. Куда важнее, чтобы её единственный сын был счастлив.       — Тогда в ней был стержень, а сейчас она напоминает тень. — перед глазами Абраксаса проносятся воспоминания о Вальбурге, вернувшейся из родительского дома, после истории с Джин. Цисс не так подавлена, но очень близка. Словно этот страх передался через родовую, хоть и не близкую, связь. — Блэки умеют уничтожать своих детей.       Эмили набирает в легкие воздух, чтобы возразить, но осекается. Друэлла всегда была крайне милой женщиной, заботливой матерью и приятной подругой. Чего совсем нельзя было сказать о сестре её мужа. Да и с ощущениями от девочки она абсолютно согласна. Когда она сама пришла в этот дом ей тоже было страшно, она была чужой здесь, ей казалось, что она как минимум погибнет в этом месте. И от того внутри бурлило желание жить, рождая всё новые и новые силы.       Но Нарцисса не казалась напуганной, ей было всё равно. Словно дальнейшая жизнь совершенно её не интересует.       И это пугает куда больше.

***

      — Это не комната для гостей. — Цисс замирает перед дверью, которую Люциус заботливо открывает перед ней.       — Мама решила, что тебе нет смысла привыкать к гостевым комнатам. Эту подготовили специально для тебя. — он заглядывает во внутрь. Миссис Малфой определённо пыталась приложить руку к обустройству. Стены были темно зелёными, это выбор отца, но вот всё остальное было нежным и утонченным. — Скоро ты станешь бывать здесь чаще, а потом и вовсе останешься навсегда. — в эту комнату определенно придется внести коррективы, как только у него станет достаточно полномочий, он как минимум перекрасит стены, чтобы помещение стало светлее под стать его Цисс. К тому же это отлично оттенит её тëмные волосы и подчеркнет белую кожу.       — Я думала, что в тот день меня поселят в твоих комнатах. — фраза получается неловкой. И Цисс замирает, моментально краснеет и отводит взгляд, судорожно начиная искать, за что бы им зацепиться.       — В нашей семье так не принято. — Люциус принимает её реакцию за нежелание, от чего внутри разливается обида. Нужно признать, что она здесь совсем не по своему желанию. И кто если не ты, постоянно ей об этом напоминает. — Надеюсь, тебе здесь будет комфортно.       Он пропускает эльфов с вещами девушки вперёд и разворачивается, чтобы скрыться за дверью, ведущей в его собственные комнаты, находящиеся за стенкой от комнат Нарциссы.       Люциус снова оставляет ее одну. И хоть все вокруг выглядят дружелюбно, Нарциссе хочется сжаться, будто бы сам замок представляет опасность.       Удивительно, ведь он не отторгал. Но теперь это не кажется дружелюбным, хищник тоже замирает перед прыжком.

***

      — Так здорово, Беллатриса станет первой девушкой, кто примет метку в вашем поколении. — восхищается Эмили во время семейного ужина, первого для Нарциссы в Малфой-меноре в таком узком составе. — Должно быть ты завидуешь сестре?       Абраксас прокашливается, давясь. Глупый вопрос. Они все бездумно мечтают об одном. Конечно, девочка завидует.       Нарцисса бросает быстрый взгляд на Люциуса, а после аккуратно промокает уголки губ салфеткой, выдерживая паузу.       — Извините, миссис Малфой. — в другой раз она хотела бы угодить ей, но пустота внутри, граничащая с безразличием, даёт возможность отвечать честно. — Вы не правы. Думаю, здесь нечему завидовать. Моя тетя была первой из всех, кто получил метку. Сделало ли её это счастливой? А может самой близкой соратницей Тёмного Лорда? Я бы хотела остаться с выбором, нежели стать первой. — перед глазами всплывает бледное лицо Рудольфуса. Ей и Андромеде он решился рассказать о своём проклятье, растёкшемся на предплечье, не как о чём-то, чем хочется гордиться.       Мистер Малфой смеряет невестку впервые не оценивающим взглядом. В этот раз он видит в ней чуть больше, чем просто чистокровную, симпатичную партию для сына.       — Может быть, ты ещё и не рада за Люциуса? Не гордишься тем, что он получит метку в это Рождество? — насмешливо произносит Абраксас, внимательно наблюдая за реакцией девушки.       Люциусу хочется вскочить, чтобы заставить отца замолчать. Зачем он испытывает её? Это слишком.       Год назад она бы залилась краской и промолчала. Но опустошение внутри снова берет верх, позволяя не отвести глаз.       — Если он будет рад, я тоже буду рада. И когда он полноценно присоединится к Тёмному Лорду, встану молчаливой стеной за его спиной, как подобает хорошей жене. — она видит, что все в комнате замирают, её ответ более чем удовлетворительный. — Но если нет, я буду счастлива.       А вот это было слишком.       Она не находит в себе силы поднять глаза теперь. Такая простая фраза, обрубающая для неё все пути. И ни капли жалости внутри за то, что произнесла её вслух.       — Прошу меня простить, я очень устала. — она тут же поднимается, чтобы уйти, в свои комнаты.       Теперь это выглядит ещё хуже, вместо того, чтобы прикусить язык и извиниться за озвученное недоверие к общей идеологии, она извинилась за то, что собирается уйти без объяснений.       Абраксас усмехается сам себе, отпивая из бокала виски.       — Я тоже пойду. — подскакивает Люциус, щеки которого покрываются румянцем. Могла ли она сказать что-то важнее? Звучало так, словно она всё ещё единственная, кто останется с ним при любом раскладе. Кто примет его любым. И это сводит с ума, заставляя всё внутри ликовать.       — Милый, я сожалею. — начинает Эмили, когда они остаются вдвоём. Муж никогда не просил её слепо следовать за собой, и все же она считает, что должна обожать Тёмного Лорда и их идеи. Сейчас именно она спровоцировала их будущую невестку на неуместную фразу.       — Брось. — отмахивается Абраксас. — Семнадцать лет назад ты, кажется, выбрала лучшую невесту для нашего сына.       Его всё ещё тошнит от слепого доверия жены и сына, но он счастлив, что у Люциуса будет опора. То, что они все потеряли со смертью Афелии. Не показалось же ему, что она тоже способна сомневаться и говорить об этом вслух.

***

      Когда Нарцисса скрывается за тяжëлой дверью своей комнаты, её хватает только на то, чтобы сползти на пол и обнять колени.       Стены дома словно давят со всех сторон, напоминая, какая она маленькая и беспомощная по сравнению с ними. Хочется разреветься. Мистер и миссис Малфой завтра же напишут её родителям о том, что им нужно забрать дочь домой. Слишком много лишнего сказано.       Стук в дверь не даёт поддаться слабости.       — Войдите. — она не удосуживается встать или отползти в сторону. Когда в комнату через дверной проем проникает свет из коридора, тень от фигуры пришедшего человека закрывает её. — Я облажалась. Но так тебе будет проще от меня избавиться.       — Я принёс тебе отвар из трав, чтобы ты не мучилась от бессонницы. — не произнося больше ни слова, Люциус подаёт руку, помогая встать, и провожает к массивной кровати с мягкой периной.       — Спасибо. — получается искренне.