Удушье

      Родольфус морщится, пока его мать Диана обнимает Рабастана, приговаривая, как младший сын похудел за первую половину учебного года.       Однако, он отлично понимает, что дело вовсе не худобе. Ей больно даже думать, что её маленький мальчик вот-вот получит метку, больно и страшно, но вслух проговорить этого она не может, и потому только сильнее целует и обнимает, не обращая внимания на старшего сына, которого похоронила в своём сердце в тот же миг, как увидела на его предплечье пугающий знак.       Бессознательно, но обжигающе больно.       — Как ты? — Алектус спускается со второго этажа, опираясь на трость. Недавно полученная рана на ноге даёт о себе знать, и глава семейства Лестрейндж передвигается, как дряхлый старик. — На вечере ты будешь сидеть рядом со мной за столом со всеми Пожирателями, пока остальные будут на посвящении. — он в свою очередь сосредоточен на старшем сыне. Он его гордость. Его продолжение.       — Спасибо, отец. — кивает Родольфус. — Это большая честь для меня. — он пожимает руку Алектусу и тут же обнимает. Отец словно исчезает в его руках и кажется меньше обычного, хотя внешне он совсем не похудел. — Что с твоей ногой?       — Ерунда. — мужчина отмахивается. — Нужно было помочь Тёмному Лорду. Ты бы видел, как полыхал дом и как сопротивлялись наши противники. — он безумно усмехается, с восхищением рассказывая об ужасах, которые происходили, и этим заставляет Родольфуса поёжиться.       — Медики не смогли помочь? — старший сын снова косится на перевязку. И замечает, как обеспокоено Диана смотрит на мужа, желая не пропустить ни буквы из его ответа.       — Раны от проклятий долго заживают. Ну, да не об этом. Проходите скорее, вещи в комнаты и марш в гостиную ужинать. — его голос звучит жестко, к этому его сыновья привыкли с детства. И вздрагивает от него только Диана, ровно как и всегда от громких звуков, но после секундной паузы, приходит в норму, выпрямляет спину и подаёт мужу руку, чтобы вместе уйти из коридора.

***

      — Мы зря не позвали Андромеду. Она бы разбавила нервную обстановку. Папа сдаёт, а мама хватается за него, как за соломинку. Этому дому нужна лёгкость. — братья поднимаются в свои комнаты после ужина. — Напиши ей и пусть остаётся хотя бы после Рождества. — заканчивает Родольфус с самым невозмутимым видом.       Но Рабастан улавливает больше, чем его брату хочется сказать, и хищно улыбается.       — Соскучился по моей невесте? — он поднимает бровь. — Кажется, ты слишком много о ней думаешь.       Этот разговор он много раз прогонял в своей голове, но не решался начать в Хогвартсе, не желая привлекать внимание. Слишком много вокруг было ушей, дома куда спокойнее. Но больше останавливало безразличие. Пусть брат занимается чем хочет, пусть загоняет себя в ловушку.       — Я стараюсь быть внимательным к людям, в отличие от тебя. — Родольфус не ведётся на провокацию, продолжая держаться отстранённо. — Если бы ты тоже попробовал, это пошло бы на пользу вашим отношениям.       Рабастан резко тормозит, поворачиваясь к брату лицом.       — Не лезь к ней, Родольфус. Иначе я сделаю так, что ты пожалеешь о каждом своём повороте головы в её сторону. — его щеки становятся пунцовыми от распирающей внутри ярости. — Кое-что в этой жизни досталось мне, не тебе, и ты научишься с этим жить. Также, как и я научился жить со всем тем, где ты меня обошёл.       Он не даёт брату ответить, ускоряет шаг, почти бегом направляясь в свою комнату.       Попутно виня себя за то, что эмоции снова взяли верх. Именно это имела ввиду Беллатриса, когда сравнивала между собой Лестрейнджей, и отдала первое место Родольфусу.       Рабастан смирился с тем, что у брата на предплечье красуется первая метка в их поколении, и он так не кстати все ещё остаётся свободным от каких-либо брачных обещаний, а значит имеет преимущество над всеми остальными, ведь быть одиноким — быть подобным Тёмному Лорду, выбравшему тот же путь.       Но было кое-что, на что Рабастан имел возможность повлиять, но не мог из-за своей внутренней слабости. Эмоции, которые Родольфус умел мастерски скрывать и держать под контролем. Вот в чем младший брат проигрывал без помощи посторонних лиц, и вот что особенно выделяла Беллатриса, шутя, что если и выбирать, то однозначно старшего брата.       Лестрейндж старший остаётся стоять на лестнице в полной растерянности. Что это было?       Ревность Рабастана перешагнула через черту, если она строится на реальных чувствах к Андромеде, что ж, он готов не мешать. Лишь бы только она была в итоге счастлива.

***

      — В чем ты планируешь идти на Рождество? — миссис Малфой открывает дверь движением палочки и проходит во внутрь комнаты Цисс.       Она быстро осматривает комнату девушки, новых вещей почти не появилось, все также, как и до её приезда, стоит на своих местах. Словно Нарцисса здесь и не жила двое суток.       Блэк отрывается от чтения романа на подоконнике, и быстро встаёт, поправляя платье. Она всё ещё ждёт, что её вот-вот отправят домой, но вместо этого миссис Малфой спрашивает про Рождество. И это удивляет.       Двое суток жизни в вакууме. Мистеру Малфою нужно было уехать по делам, и он забрал с собой сына, не дав молодым вернуть потерянное общение.       Эмили всё это время занималась подготовкой к празднику, иногда передавая Нарциссе мелкие поручения через эльфов.       Но тут она стоит в её комнате собственной персоной и спрашивает про платье на Рождество.       Нужно хорошенько подумать, что ответить. Она собирает изнутри все свои силы, чтобы сейчас, находясь в полном равнодушии, ответить правильно. Если её до сих пор не выгнали, придётся соответствовать ожиданиям.       — Это должно быть что-то скромное, закрытое и в меру обычное. — спокойно произносит юная Блэк, так учила Друэлла, не выделяться. Быть элегантной, но не слишком заметной. Быть красивой, но не затмевать окружающих. — Я привезла с собой платье. — она быстро открывает створки шкафа, перебирает вещи и достаёт темно синий наряд с кружевом. — Вот.       Форма юбки повторяет праздничную одежду ее матери, строго настолько, что граничит с нарядом для похода в церковь. И давно вышло из моды. А верх платья сделан на подобии наряда, в котором последний раз появлялась Эмили, только строже. От легких платьев с пикников из детства не осталось и следа.       — Тебе оно нравится? — миссис Малфой садится на кровать девушки, оценивающе смотря на наряд. — Оно… очень в стиле Блэк. — она задумывается, прикидывая, насколько грубо получилось. Что ж, зато честно.       Когда Эмили сама приехала в этот дом, ей было восемнадцать и за своей спиной она оставила солнечную Францию, учась в Шарбаттоне и имея возможность пользоваться деньгами родителей, она выбирала нежные и летящие наряды даже в годы войны.       Но новая семья оставила свой отпечаток, одежда стала строже и темнее. Абраксас с удовольствием баловал молодую жену, однако, до конца не умел выбирать подарки в её стиле. Всё чаще в украшениях были изумруды и бриллианты, новые ткани, привезённые из других стран, оказывались темными, резная мебель обязательно была из палисандра. Даже белоснежный мрамор здесь смотрелся мрачно. И она сама стала такой же, пусть и сохранила в этом мраке определенный шик.       Но Эмили и не предполагала, что в этом доме может появиться девушка, которая будет выглядеть мрачнее Малфоев и их менора.       Нарцисса прикусывает язык, опуская взгляд. Врать этой женщине она не в состоянии. Но и сказать правду будет неприлично.       Она привыкла соответствовать, привыкла, быть удобной для семьи.       Как можно ответить на вопрос, нравится ли именно ей одобренный мамой наряд. Платье, которое вызовет улыбку у папы и Вальбурги.       А ведь Друэлла никогда не заставляла быть такой. Просто показывала пример своим поведением и было сложно пойти по иному пути, игнорируя мамин паттерн перед глазами.       — Милая, я думаю, нам нужно сходить с тобой по магазинам. Выберешь что-нибудь на свой вкус. — губы Эмили растягиваются в улыбку, когда она замечает удивление на лице Цисс. — Это будет отличный сюрприз для моего сына. Хочу чтобы он видел тебя настоящей. В конце концов, как будущая миссис Малфой, ты можешь себе это позволить.       Нарцисса замирает, кажется, что в комнату сильным потоком врывается свежий воздух. Только вот окна закрыты, и это совершенно невозможно.       Но она может сделать вдох и, неожиданно для самой себя, надышаться. Пусть и временно.

***

      — Как тебе этот свитер? — Сириус один за одним примеряет предметы одежды в магловском магазине. — Кажется, мне идёт.       — Ты расстратишь деньги дяди раньше, чем закончишь Хогвартс. — усмехается Джеймс, но одобрительно кивает, новые вещи друга ему без сомнения нравятся.       — Моя матушка точно выжгла его с гобелена после смерти за это наследство, я не могу позволить, чтобы оно просто так лежало. Слишком дорого Альфарду обошлась эта выходка. — Блэк снова переодевается. — Возьму вот этот. А ещё синий пиджак и оранжевые брюки. О, она с ума бы сошла, увидев меня таким.       — Интересно, делаешь ли ты что-то для себя? Или всё только ей назло? — подаёт голос Питер, который увязался за друзьями на прогулку.       — Брось, — после секунды сомнения отвечает Сириус. — Моя мать здесь не при чем. — он делает вид, что удивлен вопросом. — Только для себя и стоит жить.       Когда друзья выходят на улицу, она уже освещена фонарями. Зимой рано темнеет. А с темнотой неизбежно приходит похолодание и беспокойство.       Питер непроизвольно встаёт между друзей, так он чувствует себя в большей безопасности. Ему скоро семнадцать, а уверенность в себе так и не пришла.       — Интересно, завтра на праздник заглянет кто-нибудь из Ордена? — Сириус почти подпрыгивает, фантазируя, как сможет проявить себя.       — Нет, конечно, родители любят проводить время в семейном одиночестве на праздник. — вздыхает Джеймс. Ему бы и самому хотелось, чтобы папа позвал как минимум Уизли или Лонгботтомов, как максимум Грюма или, может, самого Дамблдора. Почему нет?       — Ты совсем не скучаешь по своей семье? — Питер снова задаёт вопрос, который Блэку слышать не хочется. И этим вызывает злость.       — Мне тоже интересно, Сириус. — Джеймс перехватывает зародившуюся вспышку. — Даже в праздник не скучаешь?       Сам Поттер с ума сходит, как хочет увидеть улыбку Лили, каникулы не такие долгие, но он жалеет, что не пригласил её в гости. И мог ли? Если девушка даже на письма его не отвечает. Ему сложно понять, как можно не скучать о людях, которых не видишь скоро уже год, как.       — Мне не по кому скучать. — отрезает парень. Заставляя себя не вспоминать грустное лицо Нарциссы, удивленное Андромеды и, самое главное, испуганное Регулуса.       Кулаки непроизвольно сжимаются.       — Для меня там никого не осталось. Теперь вы моя новая семья. — он обнимает друзей за плечи, моментально оказываясь в центре, выталкивая Питера ближе к пугающей темноте, выползающей из узких переулков. — Вы и Римус.       Питер закрывает глаза.       Слова друга проносятся мимо.       Со страхом внутри нужно что-то делать. Он стучит в висках так громко, что не удаётся разобрать ничего из вне.       А на улице играют рождественские мелодии и мерцают огоньки, запутавшиеся в пушистых ветках елей. Завтра будет Рождество. Всё ли изменится после?

***

      Северус быстрыми движениями взбирается на дерево, расположение веток которого выучил наизусть ещё в детстве.       Теперь дерево стало выше и сильнее. Он тоже.       Дома мама с папой снова бьют посуду, и он с трудом сдерживается, чтобы не вмешаться. Он не его мать. Ему не сложно наказать отца магией. В конце концов, Снейп старший должен понимать, что, живя в доме с двумя магами, нужно уметь держать себя в руках.       Но пока он только жадно наблюдает за тем, как в доме за забором, около которого растёт его дерево, две девушки — ровесницы на вид, накрывают на стол в полной тишине. Даже взглядами не обмениваются. Вокруг них мигают гирлянды, дрожат свечи. Их мама хорошо постаралась, украшая дом перед приездом дочери на каникулы.       — Я планирую поступать в Даремский университет. — ни с того ни с сего проговаривает Петунья, нарушая тишину, в которую сама же и погрузила их с сестрой. — У меня есть все шансы.       Лили замирает от неожиданности, нужно правильно подобрать слова для ответа, чтобы не оттолкнуть сестру.       — Это ведь потрясающе! — девушка улыбается своей самой искренней улыбкой, выдавая, как тянется к старшей сестре. — Он словно замок.       Лицо Петуньи тут же сереет.       — Словно… — она шепчет слово, сжимая в руках вилку, которую должна была положить на кружевную салфетку. — Словно, но не такой же. Не дотягивает. Ты всё будешь с Хогвартсом сравнивать?!       — Я не это имела ввиду… — Лили набирает в легкие воздух, чтобы поспорить, но старшая сестра пулей вылетает из кухни, трясясь от злости. И нужно же было именно в их семье родиться этой необычной девочке. Почему она не может однажды просто не вернуться из своего Хогвартса, бросить их с родителями, чтобы она — Петунья стала единственной и особенной. Первый раз в своей жизни.       Северус подаётся вперёд, видя, как из глаз Лили начинают бежать слёзы. Но тут же берёт себя в руки. Противная грязнокровка. Ты пришёл посмотреть на их домашний уют, чтобы представить себя в таком же, а не жалеть её. Она недостойна жалости.       Снейп спрыгивает с дерева, ударяет камень, лежащий на земле, едва не до конца протертым носком ботинка, и, засунув руки в карманы, направляется обратно к дому.       Пока его новые друзья получают метки, наслаждаясь роскошью старых поместьев, он, словно бездомный, слоняется по улице, боясь вернуться к семье.       Раздражение разъедает его изнутри, застилая глаза. Дементор бы забрал всех этих чистокровных. И грязнокровок. И весь мир.