Удушье

      — Вы дрожите, мисс. — домовик аккуратно укладывает волосы Цисс в прическу.       — Тебе кажется. — она неестественно дергается, не желая откровенничать с домовиком. В целом не желая откровенничать ни с кем. — Как думаешь, может отрезать челку?       Вчерашний вечер казался жутким. Таким он и был. Они с Эмили прождали мужчин около двух часов, тишина в этот момент не давила, они нашли много точек соприкосновения, миссис Малфой самозабвенно обсуждала Францию, модные новинки и магию. А после рассказывала про особенности жизни в меноре.       Потом вернулись мужчины. И тишина вместе с ними. Люциус выглядел бледнее обычного. А на лице Абраксаса проступила усталость. Они ужинали ровно полчаса. И разбрелись по комнатам.       Цисс слушала, как за стенкой раздаётся глухой, бессмысленный стук.       Люциус колотил стену около часа. Ей хотелось зайти и помешать, поговорить, поддержать. Но кто она такая? Внутри него что-то надломилось и он не пустит её, чтобы помочь залатать появившуюся дыру.       Вчера Люциус был такой один. Сегодня она встретит сестру и брата. Родольфуса и Рабастана. И они все будут сломленными.       А потом придётся встретиться с мамой и тетей. Вспомнить, что она только ещё одна из семьи Блэк.       И её хрупкий купол, созданный за каникулы в семье Малфоев треснет. Ей страшно сталкиваться с реальностью, страшно признаваться себе, что она всё также ничего из себя не представляет, и ничего не значит.       — Вы себе можете позволить всё, что угодно. Хозяйка говорит, что вы очень красивая, вас ничем не испортить. — словно между делом бросает эльфийка, продолжая работать над прической Нарциссы. И спасает этими словами от нарастающей паники, возвращая в уютную комнату, похожую на маленькую крепость.       — Оставим, как есть. — девушка поджимает губы, заливаясь румянцем. — Я похожа на принцессу Анну? — она поднимает со стола портрет, с которого они копируют прическу. — Хотела бы я повторить образ модной актрисы, а не члена королевской семьи.       Эльф заканчивает, и она наконец может встать, чтобы покрутиться перед зеркалом. Молочное платье, украшенное стразами, с непривычно глубоким для неё квадратным вырезом переливается от движений.       — Или стать королевой. — нерешительно добавляет себе под нос. И кивает, будто сама с собой соглашается.       — Ты готова? — Люциус тихо стучится в дверь, приоткрывая её, чтобы голос было слышно, но не заходит, чтобы не нарушить личные границы девушки. — Могу зайти?       — Да. — Нарцисса кивает своему отражению. Врать всегда получается хорошо.       Вряд ли она хотя бы раз в своей жизни действительно была к чему-то готова.       — Ты очень красивая. — по-детски просто произносит Люциус. И на лице Цисс проскальзывает улыбка, которую он очень давно не видел. — Оставь нас вдвоём. — эльф тут же реагирует на слова хозяина и исчезает.       Они миллион раз разговаривали тет-а-тет, но только в этот раз Блэк становится не по себе. Будто бы перед ней не Малфой, знакомый с детства, а загнанный зверь. На что он способен теперь? Когда выжат.       Ты обещала поддерживать, быть стеной, крепостью за его спиной.       Но никак не ожидала, что это действительно может понадобиться.       Это ведь просто детские игры в Пожирателей. Детские игры на подобии жизни родителей, это не должно было их коснуться.       Люциус в свою очередь никак не решается начать, снимает пиджак, кажется, что в комнате слишком жарко. Это не похожего на него. Обычно он быстро подбирает слова, и никогда не нервничает, по крайней мере так видится Нарциссе.       Нужно как-то отвлечь его. Сбить с переживаний. Помочь настроиться.       — Покажи её. — хочется саму себя ударить. Глупее придумать было сложно.       Цисс уже видела, как выглядит метка отца и Родольфуса. Отличий никогда не бывает. Но метка на предплечье отца была всю её жизнь. А на Лестрейндже она смотрелась, как переводная наклейка. Словно её и правда можно смыть. И не сильно волновала.       Но Люциус другое.       Малфой окидывает девушку недоверчивым взглядом. Потом бросает взгляд на часы на стене, время ещё есть. Сослаться на то, что их ждут, не удастся.       Смешок вырывается сам собой. С прошлого вечера, он так и не решился разглядеть рисунок, не нашел в себе смелости. Ему нужна была помощь извне, но он никак не думал, что эта помощь придет от Цисс. Казалось, что она скорее может ужалить. Но сейчас от её просьбы веяло чем-то особенной. Она переживает. И это проникает под кожу, действуя успокаивающе.       Малфой аккуратно заворачивает рукав, сантиметр за сантиметром оголяя рисунок.       Метка выглядит не так страшно, как ему казалось. Подумаешь череп, подумаешь змея. Но секунды адской боли, которые пришлось пережить при её получении, всплывают в памяти, и слова клятвы, которые не дают возможности повернуть назад. В этой компании рисунок пугает.       Цисс не оставляет себе возможности передумать, быстро сокращает между ними расстояние и холодными пальцами дотрагивается до запястья парня, пробегая подушечками по линиям рисунка. Его предплечье слишком бледное для этой черноты. Она отлично помнит, как выглядели его руки в детстве, как они выглядели каждый раз, когда он надевал короткий рукав, и рисунка не было. Они выглядели правильно. А теперь метка пугает, как чужеродный объект, от которого не можешь избавиться. Но Нарцисса отлично понимает, что Люциус ей гордится. И знает, что ей нужно его поддержать.       — Теперь ты совсем взрослый. — звучит глупо, но на ум не приходит ничего умнее. — Детская мечта сбылась. О чем будешь мечтать теперь?       Они много разговаривали раньше о метке, её получение было неизбежностью, но приятной неизбежностью. Когда Нарцисса начала думать по другому, они уже не общались.       — Она выглядит так странно, не знаю, когда смогу к ней привыкнуть. — хочется сказать намного больше. Ни матери, ни тем более отцу, он никогда не сможет рассказать, какое отвращение испытал в момент получения метки. И как разочаровался, когда не увидел гордости в глазах отца. Он в очередной раз смотрел на Тома, в очередной раз был занят своими проблемами, даже когда его собственный сын становился Пожирателем. Нарциссе рассказать об этом кажется возможным. По крайней мере он готов на это решиться.       — Спасибо, что показал. — она отлично понимает, что Люциус не скажет больше, иначе бы уже давно пришел и поделился. Как и точно знает, что не имеет права спрашивать сама. Это давно не её лучший друг из детства. Он копия своего отца, он должен держать лицо даже перед ней. — Пойдем? Или ты хотел что-то сказать?       Звучит, как всегда, холодно и строго. Она выстраивает между ними барьер, которые сама же надломила несколько минут назад, но теперь старательно восстанавливает. И Малфою не остается ничего, кроме того, чтобы подыграть.       Хотя руку всё ещё обжигает память от её прикосновений.       — Я вчера кое-что понял, Нарцисса. — или в самом детстве, просто не решался сказать прямо. Она сильно выросла за эти каникулы, находясь в меноре. И у него появилась неловкость перед ней, которой никогда раньше не было. Нужно было смириться, что это больше не его маленькая Цисс и с этим нужно научиться жить. Но это и не враг. — Будет по разному, но в основном сложно. То что открывает мне метка никак не вяжется со спокойной, счастливой семейной жизнью.       Блэк ловит себя на мысли, что настолько смирилась с тем, что она невеста Люциуса, что никогда не позволяла себе на самом деле думать, что может быть иначе. Да, казалось, что вот-вот все сорвется, что её отправят домой. И было всё равно. Потому что в глубине души она всегда знала, что ничего не изменится. И ей не спастись от судьбы.       Но вот сейчас, смотря в глаза Люциусу, внутри все обрывается.       Сейчас он скажет, что ей нужно вернуться домой. Это второе, чего она никогда не могла представить. Его родители — легко, но не он сам. Её когда-то лучший друг. Человек, в которого она была влюблена до беспамятства всё своё детство.       Теперь, когда она научилась дышать.       — Я знаю, что ты меня ненавидишь. И что я тебе противен. — спокойно продолжает Малфой. — И не питаю иллюзий, что это может измениться. — говорить оказывается куда проще, чем настроиться на разговор. — Но мне нужна стабильность хотя бы в личной жизни. Мне нужна поддержка и уверенность, что мой тыл закрыт. Я не хочу больше с тобой ссориться, Нарцисса. Как не хочу пытаться уколоть тебя больнее или вывести из себя. Мне нужна тишина. И мы оба знаем, что можем её друг другу дать. Наше воспитание позволяет нам притвориться, что у нас всё хорошо. Несмотря на то, что наши родители давно обо всем договорились, я так и не сделал тебе предложение.       В комнате становится душно. Цисс хочется упасть в обморок, а лучше выбежать в коридор и мчаться без оглядки, чтобы оказаться как можно дальше отсюда.       Сделать вид. Притвориться. Опять.       На что ещё ты рассчитывала?       — Ты выйдешь за меня, Нарцисса Блэк? — она столько раз себе это представляла, но всегда выходило иначе. Во всех её мечтах он признавался в любви, а сейчас разбивал все надежды на осколки. — Я клянусь, что смогу тебя защитить и в этом браке нам будет спокойно.       — Да. Конечно. — на глазах выступают слезы. Они должны были быть от счастья, но получаются от боли. А холодный металл, из которого сделано семейное помолвочное кольцо, крепко обвивает палец, сжимаясь под собственной магией.       Бриллиант внушительно размера будто подмигивает, насмехаясь.       Ты могла выйти замуж за лучшего друга. Ты могла выйти замуж за человека, которого любила с самого детства. Но тебе делают предложение от безысходности. И просят притвориться и потерпеть. А вместо любви обещают стабильность и защиту.

***

      Они спускаются в бальный зал вместе. Удобно, когда праздник проходит в твоем же поместье. И пока гости добираются через каминную сеть, они просто преодолевают несколько лестниц.       Люциус крепче сжимает руку невесты, когда замечает её семью в толпе. Одетые в темное, они как одно большое пятно стоят рядом, надменно наблюдая за окружающими. Он чувствует, как Нарцисса сжимается, тоже замечая их. И дергается, в секундной слабости сбежать, когда взгляд Вальбурги падает на них.       — Я рядом. — выходит так естественно, что Малфой в момент вырастает в глазах Блэк. Он даже не задумывается об этой фразе, выходя чуть вперёд, чтобы пожать руки Сигнусу и Ориону.       — Хорошо выглядишь, сестрёнка. — усмехается Беллатриса. — Как принцесса. — сама она в чёрном платье, любой другой цвет кажется ей теперь слишком ярким и девчачьим. Тёмный лорд вряд ли оценит, если его последователи будут выглядеть, как павлины.       Друэлла тут же её одёргивает, но ситуацию это не спасает.       Нарцисса цепляется взглядом за бледное лицо Регулуса. Он стоит с поджатыми губами, и не улыбается глазами, как делает это всегда при встрече. Хочется обнять брата, сказать, что она знает, как ему не просто. Что это не конец.       И тут же переводит взгляд на Андромеду. Она всегда казалась взрослее и мудрее. Но сейчас выглядит потерявшейся, Цисс четко ощущает, что в ней самой больше решимости и, увидев её, средняя сестра оживает, теперь она тянется к ней.       Сложно не думать о том, что она бросила её одну на площади Гриммо с воспоминаниями о счастливом детстве и во мраке взросления. Что ей удалось сбежать, а Андромеда погрузилась в реальность целиком.       Но каникулы закончатся, и сёстры снова будут рядом. А вот Регулус так и останется один.       — Кольцо? Поздравляю. — ледяной взгляд Вальбурги прожигает насквозь, хотя слова, что она произносит кажутся весьма любезными.       Хочется спрятать руку за спину. Это ведь не предательство? Это шаг в будущее.       Люциус быстро реагирует, придумывая, что их ждёт Эмили для помощи, и тут же увлекает Нарциссу за собой, оттягивая неизбежный разговор с семьей.

***

      Том без особого интереса наблюдает, как его люди танцуют или общаются между собой, щеголяя яркими нарядами. Прошло столько времени, но никто из них не изменился. Они по прежнему сбегают от проблем, цепляясь за любой повод. Словно не повзрослевшие дети.       Он обещал себе не сравнивать настоящее с прошлым. Но у него решительно не выходит.       В то единственное Рождество, что он был живым, все они вели себя точно так же. И только они с Афелией не бежали от реальности, каждую секунду отдавая себе отчёт в том, что происходит вокруг.       И именно поэтому, в отличие от всех остальных, были по настоящему счастливы.       — Довольно скучное зрелище. — молодая девчонка в чёрном платье садится около него. Непослушные тёмные кудри всеми силами стараются вырваться из ее прически, создавая тем самым объем на голове. Он легко узнаёт в ней старшую Блэк. Её улыбку во время церемонии сложно убрать из памяти.       — Это решается довольно просто. Не смотри. — он обещал себе сегодня никого не пытать и не наказывать. Обещал, в честь своей Афелии, сегодня держать себя в руках. Поэтому с девчонкой приходится быть вежливым.       — В детстве во время скучных мероприятий в меноре я уходила в сад и практиковала магию. — будто невзначай бросает Беллатриса. Все её тело сводит от осознания близости к Лорду. Она столько времени мечтала встретиться с ним лицом к лицу, столько времени воображала себе, как он будет выглядеть в этот момент.       И вот наконец в этом больше нет необходимости.       На её предплечье его метка, и он сам сидит рядом из крови и плоти.       Намного лучше, чем она когда-либо могла представить.       Волан-де-Морт буквально источает силу и власть, и ей с ума сойти, как хочется в этом утонуть. Дотронуться до его бледной кожи, проверить, такая же она мягкая, как у остальных людей?       — Можешь поступить также, двери открыты. — но в воспоминаниях из детства, он был добрее.       Беллатриса поджимает губы, в мечтах он должен был её узнать и поздравить. Обидно, но она решает не сдаваться.       — Нет, теперь я достаточно взрослая, чтобы заставить себя находиться среди них всех. Если всегда сбегать, толпу никогда не превзойти. — она переводит дыхание. — А один очень сильный волшебник, возможно самый сильный из живущих, сказал мне, что у меня есть все шансы. — она ловит себя на мысли, что впервые заигрывает с кем-то. Обычно это делали Андромеда с Нарциссой и ей это казалось смешным. С другой стороны, перед ней был сам Лорд Волан-де-Морт. — Как раз в том самом саду.       Том, отвлекаясь от мыслей про Афелию, отдаленно припоминает, как действительно один раз разговаривал с мелкой девчонкой Блэк. Сейчас бы он вряд ли узнал, с какой именно из трёх. Но Беллатриса сама это озвучивает.       — Что ж, поздравляю. Ты и правда стала первой Блэк получившей метку в своём поколении. — со своими людьми нужно быть вежливым, иначе они не будут слепо следовать за твоей идеей.       Это правило давно вытеснила сила, но когда он с ней заговорил первый раз, оно работало. И теперь обжигает. Как просто оказалось отказаться от принципов из молодости. Том заставляет себя улыбнуться.       — Я не могла вас подвести. — она улыбается в ответ, опуская взгляд. — Мой Лорд, почему вы не танцуете вместе с остальными? Это бы приблизило вас к людям. Они бы не шептались, что вы стали нелюдимым.       — Если я кого-то приглашу, пойдут сплетни, зависть и соперничество. Мне нельзя кого-то выделять. А танцевать одному, согласись, глупо. — он всё равно что отмахивается этой фразой. Танцевать с кем-то, кроме Лестрейндж, вот что действительно ему не нравится. Вот что по-настоящему вызывает омерзение. — А пригласить меня никто не решится. И очень правильно.       — Что ж. А я приглашаю. Потанцуйте со мной? — она покрывается румянцем, протягивая руку.       — Сколько тебе лет? Приглашает она. — Том откровенно смеётся. Будучи ровесником её родителей, пусть выглядит сильно лучше их всех с несколькими крестражами, это приглашение больше похоже на безумие.       — Достаточно, чтобы колдовать вне Хогвартса, стать Пожирателем и гореть идеями своего Лорда. — она проговаривает все это на одном дыхании, боясь сбиться. — Мне тоже не нравится их расслабленное поведение, будто бы за стенами ничего нет, будто бы все грязновкровки знают своё место, а вы уже стали министром. Мне тоже не нравится, что нужно тратить своё время на беседы, танцы, людей. Но без них не прийти к абсолютной власти. Потанцуем, мой Лорд. Мы оба воины. Но иногда нужно сделать вид, что вы рядом со своими Пожирателями.       Она звучит абсолютно точно старше своих лет. Звучит так, как могла бы звучать Афелия, останься она жива. Только Блэк выворачивает реальность, в удобное для Тома русло, в отличие от Лестрейндж. Но на это можно закрыть глаза.       И Волан-де-Морт поднимается, подавая Беллатрисе руку.       Ему действительно нужно отвлечься.

***

      — А почему не в красном? И как так вышло, что с кольцом? — Нарциссе весь вечер удавалось избегать маму наедине. Но одна маленькая оплошность, и женщина берет её под локоть, задавая вопрос нежным голосом, но укалывая им больнее иглы.       — Это модно, мам. И красиво. — челюсть напрягается, скулы становятся заметнее. — Миссис Малфой одобрила мой выбор. А Люциус сделал предложение мне лично перед приходом в зал. Потому что вы уже договорились, а теперь мы подтвердили ваши договоренности своим решением.       — С каких пор ты слушаешь миссис Малфой? И с каких пор у вас есть право подтверждать или не подтверждать решения родителей? — Друэлла на секунду краснеет от злости, но быстро приходит в себя. Это её любимая младшая дочь. — Послушай. Есть правила, которые нас защищают. Из года в год, из десятилетия в десятилетие. Если их не нарушать, все будет хорошо.       — Я ничего не нарушала. — ощетинивается Цисс, отлично понимая, что мать имеет ввиду. Все взгляды сегодня прикованы к ней. И она отличается от своей семьи. Отличается настолько, что едва ли кто-то назовёт её девочкой Блэк.       — Смешно, Нарцисса. Я не этому тебя учила. — Друэлла впервые ловит себя на мысли, что дочь вызывает раздражение. — Ты звено, часть цепи. И должна об этом помнить. Ты должна следовать традициями Блэк.       — Если быть собой, можно быть счастливой. — находит в себе смелость ещё раз огрызнуться Цисс. — Не хочу бояться, как ты. И терять детей, как Вальбурга.       — Не смей. —  она не успевает опомниться, как на лице Цисс остаётся след от пощёчины. Страх захлестывает Друэллу, страх порождает это действие. Она невольно оглядывается, и выдыхает осознав, что этого никто не видел. — Ты Блэк и не имеешь права быть собой. А счастье заключается в том, чтобы не умереть, быть незаметной, чтобы тебя не наказали за прорезавшийся голос. Я знаю, о чем говорю, Нарцисса. Ты должна служить своей семье. Своим сестре и брату. Защищать их. А не быть в центре внимания.       Нарцисса набирает в легкие воздух, чтобы ответить. Но в памяти встаёт пощёчина от Беллатрисы. И внутри снова все обрывается. Её жизнь не имеет смысла. Как она могла об этом забыть? Как она могла подумать иначе.       Снова становится всё равно. Безразличие накрывает с головой.       Если мама права, то какая разница? Жива она или нет. Всё не имеет значения.       Она срывается с места, забыв ответить Друэлле. И переходит на бег, подхватив подол, протискивается между толпы, чтобы вырваться наружу из зала.       И бежит по пустому коридору, в никуда. В первую очередь пытаясь убежать от своей собственной натуры.       — Дементор. — сжимает зубы Люциус, видя, как его невеста покидает зал.       И злится ещё больше, наблюдая, как Абраксас выходит за ней следом.

***

      Андромеда искренне жалеет, что среди всех книг во всех библиотеках мира, нет ни одной книги, которая бы рассказывала, как ей себя вести.       Любимая младшая сестра снова не отходит ни на шаг от Люциуса. Её это выбор или нет, имеет ли значение? К ней не пробиться. Жених уверенно защищает её от любого вмешательства. Сознательно или бессознательно, они прячутся друг за другом.       Раньше сценарий был прост — найти Сириуса с Регулусом и сбежать самой.       Но Сириуса нет. А Регулус то и дело беседует с тем или иным Пожирателем. Или тенью сопровождает Ориона с Вальбургой.       А потом Рабастан опускает руки прямо во время танца. И, сославшись на духоту, покидает зал. Так быстро, что она едва ли успевает осознать, что произошло.       Абсолютная апатия накрывает с головой. Нужно найти Беллатрису и поделиться хотя бы с ней. Старшая сестра не всегда может подобрать слова, но Андромеде жизненно необходимо пообщаться с кем-то.       Почему здесь не может быть Тонкса? Вот кто бы точно нашёл способ пошутить над всем этим.       И почему ты вообще о нём задумалась?       Сердце Андромеды падает в район пяток, когда пытаясь сбежать от мыслей о Теде, она начинает всматриваться в толпу танцующих, и замечает Беллатрису вместе с Тёмным Лордом.       Чертов маскарад безумия. И подхватить оказывается совершенно некому.       Мир сходит с ума. Все вокруг сходят с ума.       Ответ почему она думает сейчас о Тонксе приходит в тот момент, когда взгляд пробегает по Родольфусу, идущему к ней.       Он не участвует в этом безумие. Он чужой здесь. И от него веет нормальной жизнью. Без сверхожиданий и правил. Он просто спрашивает, как дела. И поддерживает, когда это нужно. И уж точно никак не связан с Пожирателями.       — Вечер перестает быть томным? — Родольфус появляется во время, чтобы подхватить за локоть. — Твоя сестра с ума сошла?       — Не знаю. Не уверена.       А вот Лестрейндж пропитан окружающим безумием. Он олицетворение их мира. Как Регулус — правильный, как Рабастан — педантичен, как Беллатриса — безумен на тренировках, как Люциус — холоден. И как Волан-де-Морт — таинственен.       Словно вобрал в себя от каждого по чуть-чуть.

***

      — Что-то случилось? — Абраксас находит Цисс в библиотеке между стеллажами, и начинает разговор не в значай. — На тебе лица нет.       Цисс недоверчиво поворачивает голову на его голос, прикидывая, можно ли быть откровенной.       Он не сделал ей ничего плохого. Однако, он глава семьи, которой её отдали. Которой она должна соответствовать. Нужно выбирать слова.       — В полном. — и погодя добавляет, сама не понимая зачем. — Просто с мамой давно не виделась. Забыла, кто я на самом деле.       — О, такое нельзя забывать. — Абраксас усмехается, опускаясь в притянутое кресло — И кто же?       — Блэк. — она пожимает плечами. — Ещё одна Блэк. — и вдруг срывается. — Серая мышь Блэк, тень Блэк, поддержа брата, сестры и мужа.       Слова матери отзываются больнее обычного. Однажды вздохнув, сложно снова перекрыть себе кислород.       — Простите. Это вас не касается, это не ваша забота. Забудьте. — она вытирает проступившие слёзы. — К утру я буду улыбаться. Нет. Я буду улыбаться уже сегодня. Как всегда. Это не станет позором и пятном. Простите и…       — Я не думаю, что ты ещё одна из рода Блэк. — перебивает Абраксас. — Вернее, я надеюсь, что ты станешь самой настоящей Малфой. Ведь ты приходишь в наш род. А мы живем иначе.       Мгновение, за которое внутри Нарциссы всё взрывается. Абраксас едва сдерживает смешок. Так много восторга сейчас можно прочесть в её взгляде. Едва ли кто-то в их молодости так мог.       Она надрывается. Что-то нерушимое внутри трескается без возможности вернуться назад.       — Мне просто непонятно, почему она такая. — искренне. Так обворожительно честно, что едва не убивает этим.       Афелия. Вот кто делал также. Вот кто точно умел также.       В этот раз он не допустит ошибки. В этот раз она будет жить.       — Много лет назад, всё было иначе. Твоя мама была нежной маленькой девочкой, а твоя тетя оторвой, яркой старостой Слизерина. Я не должен тебе этого рассказывать. — он морщится. События того времени слишком ярко стоят перед глазами. Но они уже проходили с Томом. Правда спасает. Только она. — Вальбурга не всегда была с Орионом. Но твоя мама всегда смотрела на неё, как на пример для подражания. И когда Вал оступилась, оступились все Блэк разом. Они все её не защитили, все не заметили, как она сходит с ума и идёт не по той дороге. Она выбрала не того человека, не Ориона, грязнокровку. Это был первый раз, когда Вальбурга запретила себе любить, когда она решила повторить за твоей матерью и смириться. Это был жуткий момент, когда они разом поменялись местами. Я знаю это, потому что моя хорошая подруга была в этот момент с ними. Мы с Томом знали, что происходит. Но не могли по-настоящему вмешаться.       Он берёт паузу, вспоминая, как ему пришлось в тайне от всех заставить Дамблдора надавить на Блэков. И потом скрывать это всю жизнь. Даже сейчас внутри нет силы сознаться в этом наследнице Блэков. Это будет неправильно.       — Но и это не самое страшное. Человек, которого Вал выбрала для себя сама, предал нас всех. — ещё он не решается произнести имя Джин вслух. О ней все согласились забыть. Но это забвение было даже страшнее, чем у Афелии. — Была совершена попытка убить Тома. А погибла сестра Алектуса Лестрейндж. Она закрыла Реддла собой. Это сделал человек, которого Вальбурга любила так искрене, что едва ли возможно повторить. — он переводит дыхание. — Твоей тети пришлось убить близкого, любимого ей человека. И никто из нас, никто, этому не помешал. Она смотрела в глаза и выпускала Аваду под Империо в любимого, обездвиженного, неспособного на спасение человека. В абсолютной тишине. Ни Друэлла, ни Сигнус не нашли в себе силы её защитить. Теперь это искупления. Это жизнь во имя семьи. Жизнь в скорлупке, застряв в эпохе, чтобы не расшатать свой мир сильнее. Нас всех накрыла смерть. Но их семью она практически уничтожила.       Повисает тишина. Просто сотри ей память. Тебе нужно было выговориться, но девочка не виновата.       Однако, реакция Блэк удивляет, она не пугается, она искренне удивляется.       — Что было не так с этой Афелией? Почему такая жестокая месть за её добровольную смерть? — непроизвольно вырывается вопрос.       Абраксас усмехается, вопрос хороший. Едва ли кто-то теперь сможет ответить. Просто она не понимала их реальность, но никогда не осуждала, была из другого мира. Умела жить иначе.       — До сих пор не могу обьяснить. Она была особенной. Была стержнем. Но суть сейчас не в ней. — он кладёт руку на плечо будущей невестке. — В твоей семье зарыто столько боли, что их способ выжить - это держаться строгих правил, не расшатывать мир и друг друга. Ты должна это понимать, чтобы иметь возможность их простить.       Цисс вздыхает, понимая, что про Афелию, о которой совсем недавно она ничего не знала, а теперь слышит почти ежедневно, Абраксас больше говорить не намерен. Её интерес не удовлетворён, что-то внутри подсказывает, что нужно знать больше. И что так просто она не исчезнет из их жизней.       Но всё же разговор нужно продолжить.       — Только я не понимаю, как мне с этим жить? Моя мать тянет меня обратно. Тянет к ним.       — Твоя мать чувствует себя виноватой. И она не в том возрасте, чтобы кто-то смог убедить её в обратном. — Абраксас пожимает плечами. — Вот только ты больше не Блэк. Ты часть нашей семьи. Ты Малфой, пусть пока неофициально. И я счастлив, что у моего сына есть такая невеста, он пока не научился тебя ценить, но однажды вы найдёте свой собственный мир. Если кто-то из твоей семьи попробует вернуть тебя обратно, мы все будем рядом. Потому что быть Малфой — это тоже быть друг за друга, но при этом оставаться собой. Мы не живем в страхе. Твоя семья предпочитает переживать беды в образе жертв. Так бывает, когда внутри душит вина. Наша семья устраивает беды и выходит из них победителями. И только тебе выбирать, чей сценарий ты продолжишь.       Люциус замирает. Подслушивать разговор отца с Нарциссой с самого начала было плохой идеей. Но теперь его самого трясёт. Чей сценарий она выберет? Если он сам успел выбрать сценарий Блэков для своей жизни.       И почему его он так никогда не поддерживал?