— О чем же ты так отчаянно кричишь? — Регулус второй раз принимается перечитывать записи Афелии Лестрейндж.
Она точно знала, не могла не знать, что её записи будут читать до попадания в нужные руки. И писала загадками, аккуратно обходя важные темы. На секунду Блэку кажется, что сестра мистера Лестрейнджа просто спятила, а он не так её понял.
Что если тайны и скрытого смысла нет, что если девочка просто писала личный дневник и боялась потеряться в вечности после смерти, от того и придумала таинственного Р.А.Б. и важность сохранить её записки до него.
«Смотреть в лицо смерти и не бояться, что душа попадёт в землю, ибо души более нет.»
Возможно она даже была не в себе, одержимая идеей бессмертия и чистой кровью.
«Когда я смотрю ему в глаза, во мне нет меня, только его мысли.»
И до ужаса влюбленная в Волан-де-Морта.
Крик Вальбурги заставляет его оторваться от чтения, женщина взвизгивает в своей комнате так, словно увидела боггарта. И Регулус, понимая, что кроме него и Кричера в доме больше никого нет, бросается к ней на помощь.
Но вместо боггарта матери видит свой собственный кошмар.
Вальбурга сидит перед зеркалом, испуганно смотря на свое отражение, цепляется пальцами за края стола и совсем не похожа на себя обычную. У неё снова случился приступ. Очередной.
Она никак не реагирует на появление сына в комнате, но вздрагивает, когда он появляется из-за её спины в отражении зеркала.
— Смерть идёт по пятам. Это я во всем виновата. Я не уберегла. — Регулус понимает, что она обращается не к нему, она говорит с тенями, к которым теперь присоединился Орион. Он больше не на её стороне.
Вальбурга резко оборачивается, встречаясь взглядом с сыном.
— Но ты должен жить. Как и Сириус. Я не могу снова оступиться. Вы надежда, что все было не зря.
— Мам, а что было? — Регулус нагибается, чтобы обнять ее за плечи, накрывая одной рукой её ладонь.
— Смерть, всё время была смерть. — её губы трясутся. — Я виновата, но не заслуживаю этой пытки. Прошу, уходи. — она смотрит мимо зеркала и Регулуса, разговаривая со своими видениями. — Не тронь моих мальчиков, хватит нас с Джин и Орионом.
— Кто там? — он пытается проследить траекторию её взгляда, понимая, что не может унять дрожь в её теле, чувствуя абсолютное бессилие.
— Твоя бабушка меня ненавидит. — это звучит безумнее, чем всё, что было до этого. — Она меня проклинает. Хочет видеть, как я страдаю, заставляет меня страдать. Видишь, как хищно улыбается? — она тычет пальцем в зеркало. — Ненавижу тебя! — и взвизгивает, не в силах сдержаться.
Регулус непроизвольно отступает назад. Отец в такие моменты умел подобрать слова. Он знал, как остановить приступ. Но его больше нет. Его убила преданность монстру и нежелание признавать свою старость и слабость.
Вальбурга снова вскрикивает, Регулус перестает как-либо реагировать, понимая, что изменить ничего не сможет. Остаётся только ждать, чтобы мать успокоилась сама.
В воспоминаниях Афелии была совершенно другая Вальбурга. Она писала о веселой и смелой старосте Слизерина. Она описывала её как бойкую и решительную девушку. Может быть их было двое?
— Мам, а… — он смотрит на её серое лицо и глаза, блестящие безумием.
«На месте Вальбурги теперь спала другая девушку. Я не могла с ней откровенничать, но мы также понимали друг друга с полуслова. Не знаю, что она скрывает в своем прошлом, не знаю, через что ей пришлось пройти. Но скучаю по нашей Вал.»
Они точно были близки и вопрос может выбить её из колеи, если спросить сейчас о подруге, что если это только усугубит ситуацию. С другой стороны, только в таком состоянии она и может ответить правду, не соврать и не уйти в гордом молчании.
Если хочешь знать правду — рискни.
— Мам, ты ведь знала Афелию Лестрейндж? Можешь мне рассказать о ней? — он замирает, боясь увидеть реакцию на свой вопрос.
Но Вальбурга замирает вместе с ним, становясь белой, как кусок мела.
— Откуда… Не смей. Тебе нельзя. Только не она. Только не с ней. — отрывисто и быстро. Проглатывая окончания и не моргая.
Её охватывает новая волна паники, но тени прошлого, мучившие её всё это время отступают, давая дорогу новым теням.
— Она бросила нас. — Вальбурга закрывает глаза, вспоминая, как подруга бросается под зелёный луч. Она столько говорила до этого о тирании Тома, о том, что он монстр и что от него нужно защищаться, столько говорила, и между своей и его жизнью выбрала последнюю. Оставила их всех наедине с ним, подпитав гневом. Заставила их поверить ему, отдаться его воли и ушла.
Будучи единственной связью с реальностью.
— Она любила Волан-де-Морта? — продолжает гнуть свою линию Регулус. Ему нужно подтвердить хоть что-то из дневника. Мистер Лестрейндж наверняка зачитал записи до дыр, теперь они его память, спрашивать бесполезно.
Он не дожидается ответа матери, его как током обжигает.
Любила. Они были единым целым. Как он сразу не вспомнил фотографию со святочного бала, которую показывал Родольфус. Как можно было забыть.
Любила…
Они были единым целым.
«Когда я смотрю ему в глаза, во мне нет меня, только его мысли.»
Как и в её записях нет её, только его мысли. Вот только что он должен из них понять?
Вальбурга морщится, закрывая голову руками, и ещё пару минут сидит качаясь взад и вперёд, плача. Регулус корит себя за то, что не может ей помочь, но осознаёт, что и правда бессилен. И лучшая помощь — освободить их потомков от подобной боли. Но для этого нужно понять Афелию.
***
— Милый, ты уже прочёл газету? — Юфимия садится за стол, поднося к губам чашку горячего кофе.
— Беда никогда не приходит одна. — философски заключает мужчина. — Хорошо бы оградиться от общения с людьми, перед эпидемией наши деньги и мои знания окажутся бессильными.
— Нужно отправить сову Джеймсу с Лили. Им бы тоже не помешало быть осторожными. — вздыхает Юфимия, вспоминая себя в молодости.
Что-что, а Драконья оспа её бы точно тогда не напугала. Опыт, которым они руководствовались, живя, ещё не зная боли от потери близких из-за болезней, закрывал ей глаза.
Ровно как сейчас их детям.
Их боль — Пожиратели смерти. Давление на магглорожденных. У них решительно нет времени на здоровье. А в прошлый раз эпидемия скосила каждого двадцатого в магическом Лондоне. Но было это так давно, что уже и правдой не кажется.
— И отправим сову Арфангу, надеюсь, у его семьи все в порядке. — заключает Флимонт, заканчивая завтрак.
***
Диана использует волшебную палочку, как зажигалку, одну за одной поджигая свечи в обеденном зале. Белоснежные, они горят потрескивая, бросая тени на стены, заставляя комнату играть совершенно иными красками, наводя ужаса.
— Родольфус и Рабастан снова с Блэк. — мистер Лестрейндж добирается до своего места тяжело шаркая ногами, и громко опускается на стул, кашляя.
— Они слишком много времени проводят с дочерью Друэллы. Ещё одной. — замечает Диана, завершая свой ритуал со свечами, и садится за стол напротив мужа. Домовые эльфы тут же накрывают на стол.
— Беллатриса хорошая партия. — Алектус снова разражается кашлем. — Она и её сестра две противоположности. Тёмный Лорд её очень ценит.
— Сестра предательницы крови не может быть хорошей партией для одного из наших мальчиков. — морщит нос Диана. В действительности больше злясь на Друэллу, чем имея что-либо против её дочери. — Как удивительно выходит. Вторая девочка Блэк, и снова оба наших сына вьются за ней хвостом. Что в них особенного?
Мистер Лестрейндж снова разражается кашлем.
— Нашу семью давно не разбавляла их кровь. Я благословлю любой союз с этой фамилией, и ты не противься, а если со мной что-то случится — благослови за двоих. — Диана хочет возразить, но так и не решается вступить в спор с мужем.
Алектус выглядит совсем плохо, и ей кажется, что он произносит свою последнюю просьбу, хоть и признавать это оказывается слишком сложным. Они оба стараются игнорировать более чем очевидные симптомы, удивительно, что она сама до сих пор не заразилась. Впрочем, это едва ли большее, что пугает Диану. Куда страшнее остаться на земле одной.
И без него тоже.
Она старается отвлечься от этих мыслей.
Девочка Блэк вступит в её семью. Осознание этого факта пронзает внутренности. Это не может принести ничего хорошего.
Любое вмешательство Блэков в её жизнь — приносило боль. Как и любого другого человека. Всё, что она видела в своей жизни — боль. Но если Алектус просит, она не скажет ни слова.
— Ты гаснешь на глазах. — Диана решается согласиться с очевидным. — Что на самом деле сказал врач?
— Дал мне неделю. — он не отрывает взгляда от тарелки, как будто от этого срок, отведённый ему, может увеличиться.
— Значит через неделю ты снова будешь рядом с ней. — слова Дианы отдают безумием, но Алектус тут же угадывает, о чем она.
Его обдаёт холодным потом. Встретиться с ней —
встретиться именно с ней. Получится ли подобрать слова для этой встречи.
Вторая, та, что могла сдержать Тёмного Лорда, та которая погибла во время битвы с Гриндевальдом, ещё не родилась.
Алектус до безумия хочет увидеть сестру. Им столько нужно обсудить. Но внутри есть ещё одна дилемма. Он наконец-то встретится со
своей Афелией, но вместе с ним умрет тайна о второй. Едва ли после изощренного Обливейт Тома Диана помнит эту маленькую деталь, а если и помнит, никогда не скажет о ней Волан-де-Морту.
Имеет ли он на это право? Умереть в тишине?
Она умоляла не говорить Тому.
Но последнего уже очень давно нет.
