***
— Кричер может принести хозяину тёплого молока с мёдом. — домовик шаркает ногами недалеко от Регулуса, сидящего на лестнице. Из спальни матери доносятся привычные всхлипы. Нужно заставить себя войти, тогда они прекратятся. Она всегда успокаивается, когда его видит. Когда видит хоть кого-нибудь. Отец бы зашёл. И Сириус тоже. — Лучше вина, Кричер. Достань из погреба вина. Регулус поднимается, тяжелыми шагами идёт к двери в комнату и после стука открывает её. — Мама? — она роется в шкафу, перебирая старые платья, в которые уже никогда не сможет влезть. Лицо, распухшее от слёз, даёт понять, что истерика началась пару часов назад. Она быстро оглядывается по сторонам, словно проверяя чье-то присутствие. И, наткнувшись взглядом на сына, выдыхает. Регулус успел выяснить из её регулярных криков, что донимают Вальбургу тени. Прошлое не оставляет в покое. Но что там было, так и остаётся загадкой. — Сириус, милый, помоги выбрать цвет. Никак не могу определиться, какого цвета хочу надеть платье. — она произносит слова торопливо. Взгляд продолжает метаться по комнате, пока пальцы быстро перебирают ткань. — Мама, я Регулус. Её словно обдаёт кипятком. Платье, которое она держала в руках, прикладывая к шалям, выпадает из рук. Лицо каменеет, словно собираясь в кучу. Как будто смерть отступает от неё на шаг назад, выпуская из цепких объятий. И Вальбурга наполняет легкие жизнью, становясь собой на короткие часы. — Конечно. Я ведь так и сказала, нет? — эту Вальбургу он хорошо знает. Надевает маску, но по крайней мере, приходит в себя. — Точно, мам. Наверное, мне послышалось. Голубое отлично смотрится с серебряной шалью. Хочется выскочить из комнаты. Сириус. Конечно она их путает, теперь, когда впадает в беспамятство. Как будто возможно этого не сделать. Как будто их отличает хоть что-то кроме метки на руке, как будто Регулус не пытался всю жизнь стать копией старшего брата. И даже теперь, находясь дома и ненавидя его всей душой, он повторяет за ним. Копирует жесты, слова, привычки до сих пор живущие в памяти, не имея ни возможности, ни желания искоренить воспоминания о брате из своей головы. Блэк быстро возвращается в свою комнату и замирает перед зеркалом. Сколько лет он не появлялся на Площади Гриммо? А ты так и не можешь себе признаться, что ничего без него не стоишь. Даже родная мать не видит разницы. Она вообще ничего не видит. Ты ее не спасаешь своим присутствием. Она держалась, пока был Сириус, пока был Орион. Пока были Друэлла и Сигнус. Но один ты бесполезен. И все твоё существование бесполезно. Крик застревает в горле, так и не найдя выхода на свет. У него нет права нарушать покой семейного дома. Это привилегия Вальбурги. Это право, которое отвоевал себе Сириус, раз за разом идя против системы. Это честь, которая досталась Ориону по праву рождения. Но кто он такой, чтобы нарушать тишину? Регулус быстрым шагом выходит из своей комнаты, желая как можно быстрее захлопнуть за собой дверь. После ухода брата он выкинул все, что о нем напоминало, и заполнил комнату тем, что кричит о его принадлежности к слизеринцам и Пожирателям в частности. Думал, что так он наконец станет собой, но на самом деле убегал от себя все дальше и дальше. В комнате Сириуса оказывается пыльно. Стены по прежнему пестрят плакатами Гриффиндора. До чего же он был упёртый. И как же он умел верить в свои идеи, что двое взрослых магов не смогли противостоять его магии, когда хотели очистить комнату от скверны. Почему он умел, а Регулус нет? Почему у него была и есть идея? Почему он знает, ради чего пришел в этот мир? Блэк быстро выдвигает ящики из тумбы Сириуса, ища бумажные принадлежности. Находит старый кусок пергамента и маггловскую ручку Джеймса, невольно вспоминая восторг, с которым брат приносил вещи из другого мира к ним в дом. Рука замирает над пергаментом. Слабак. Регулус сворачивает пергамент и вместе с ручкой убирает его в карман мантии. — Мама? — он снова заходит в её комнату, в этот раз страха нет, как нет жалости к себе и к ней. — Мама, откуда у тебя метка? Как ты на неё решилась? Вальбурга поднимает взгляд на сына. На удивление серьезный и осознанный. Но спустя мгновение проваливается в воспоминания и теряет связь с реальным миром. Слишком просто. Как будто не было нескольких десятков лет тишины, как будто она не приучала себя день за днём молчать. — Он просил защитить Афелию. — шепот разносится по комнате, как приговор через рупор. — Я и сама хотела её защитить. Это был канун Остары. Мы знали, что человек Гриндевальда придет за новой кровью, но не знали, что этот человек — Диана. Регулус вздрагивает, это то, к чему он не был готов. Она начала говорить впервые за всю его жизнь откровенно, и покров спал слишком быстро, чересчур откровенно оголив прошлое. — Моя помощь не пригодилась. Афелия защитила нас сама, не дав Ди свободы в тот день, ходила за ней, как привязанная. — на её лице проскальзывает мимика молодой девушки, которой она тогда была. Незнакомые для Регулуса движения. Незнакомый человек. — Миссис Лестрейндж поддерживала Гриндевальда? — до конца не веря, что всё правильно услышал. — Не только она. Тогда это было модно — выбирать сторону. Их было три: Гриндевальд, Реддл или министерство. Власти мы не верили. Том уже тогда был злом, но он заботился о своих. Он был, как старший брат. И он был против политики, которую вели наши родители. Он был единственной надеждой жить так, как хочешь. И я ему верила. А Джин нет. — миссис Блэк наклоняет голову в бок, быстро меняясь в лице. Теперь события, которые она вспоминает, не кажутся ей светлыми, и вся детская легкость уходит с её лица, словно никогда и не появлялась. — Она… Она решила, что он меня предал. Когда родители забрали меня из Хогвартса за проступок. За такую невероятную глупость… — Вальбура склоняет голову вниз, не в силах договорить. И Регулус сжимается, осознавая, что вся та боль, которую она причинила им с Сириусом в детстве, не идет даже в малейшее сравнение с тем, что сама испытала. — Кто такая Джин, мама? Я первый раз о ней слышу. — Грязнокровка. — Вальбурга срывается на крик. — Грязь, не достойная меня. — лицо бледнеет, делая темные круги под глазами заметнее. — Убийца. Убийца! Её трясёт мелкой дрожью. Женщина сползает на пол, закрывая голову руками. — И. Моя единственная. Любовь. — Что с ней сейчас? — Регулус заставляет себя держаться, хотя вопросы захлестывают его с головой, а картина мира рушится, не оставляя даже шанса удержаться на ногах. Мама, грязнокровка, смерти, любовь. Пласт, который они так долго пытались скрыть, всё же прорывается наружу. Были ли они на самом деле такими черствыми и правильными, какими хотели казаться? Действительно ли она ненавидела Сириуса за его выходки? Или просто знала, как бывает тяжело жить с горячим сердцем? Регулусу впервые в жизни по-настоящему хочется обнять Вальбургу. И вместе с тем его охватывает животный страх перед незнакомой ему ранее женщиной. Знал ли он свою мать когда-нибудь? — Я её убила. — истеричный смех заполняет комнату. — Выпустила Аваду. Первый и последний раз в своей жизни. Она упала, как мешок. Как секундами ранее упала Афелия от её заклинания. — миссис Блэк переводит дыхание. — Знаешь, с каким звуком падает мертвое тело на землю? Не знаешь. Со звуком горечи. Со всхлипами окружающих. И звенящей безнадежностью. — Но как… — Том заставил под Империусом. — она поднимает на сына жалостливый взгляд. — Клянусь, я бы не смогла. Я не хотела. Я думала, мы будем счастливы. — руки Вальбурги начинают трястись, как во время приступов. — Она не ушла от меня. Не бросила. Видишь? И сейчас стоит рядом. Она всегда рядом, когда нет твоего отца. Она убивает меня медленно, мстит за испорченную молодость. И заставляет жить. Чтобы моим родителям было мерзко смотреть на меня. Они тоже здесь. Видишь? Им было мало того, что они сделали. Они все здесь. А я зачем-то живу. Её глаза краснеют, Регулус не уверен, что способен выдержать прорвавшие плотину эмоции. Как с этим справлялся отец? Как она до сих пор живет с этим? — Том знает, что он сделал. Том боится меня, потому что я могу отомстить. Могу напомнить. Но не хочу. Это никого не вернет. Лишь бы он вас не трогал. Лишь бы мои мальчики жили, как я не могла. Он всё-таки её обнимает. Не от страха, как в детстве. И не по протоколу, как в юношестве после школы. Только лишь как сын, который гордится своей матерью. Когда Регулус покидает её комнату, он точно знает, что должен сделать. Раньше, это казалось самоубийством. Слабостью, попыткой сбежать от проблем. Он и теперь не стал героем. Однако, точно знает, что совершит месть. Его семья вынесла достаточно, и это только верхушка айсберга, которую ему позволили узнать. Он найдет в себе силы закончить череду их поражений. Он может закончить принимать боль и нанести её в ответ. Том ответит за Вальбургу, смерть Ориона и побег Сириуса. Теперь рука не вздрагивает над пергаментом. Регулус больше не молит о помощи. Лишь просит поддержки, но справится и без неё. «Сириус, это мое последнее письмо. Мне так много нужно тебе сказать. И за столько попросить прощения. Но я знаю, что ты не откроешь. Нет даже малейшего шанса, что ты прочтёшь его. Поэтому не буду тратить чернила. Но если всё же ты читаешь… в эту пятницу я собираюсь на проклятый остров. Ты найдёшь меня у старого детского лагеря на берегу в 11 утра. Я приложил кусочек карты, чтобы ты действительно смог меня отыскать. Вряд ли мне удастся вернуться домой после. Думаю, теперь мама останется совсем одна. Но я это делаю с чистым сердцем и спокойной совестью. Я люблю тебя. Люблю маму. И всех Блэков, что ты так страстно ненавидел. И умру за каждого из вас, потому что иного смысла в своём существовании не вижу. Вспомни обо мне, когда у меня появятся племянники, расскажи им, что был не один в детстве. Расскажи, с каким восторгом я на тебя смотрел. Как безмерно боготворил тебя. Как желал быть таким же. Сейчас мне как никогда нужен старший брат. Мне нужна твоя помощь. Но даже простого знания о том, что ты тоже думаешь обо мне, будет достаточно. Всегда твой. Рег.»***
Что ж, одна ложь есть. Она была не из его времени. Это Том готов простить и понять. Это играет ему на пользу. В чем ещё Мия могла его обмануть? Она точно знала про ребёнка, который будет равен ему по силе, не могла не знать. Только если не родилась позже. Но тогда было бы доподлинно известно, что он победит, а у неё не было бы причин скрывать своё имя. Нет, Мия точно была не из спокойного времени после его победы. Она умела сражаться наравне с молодыми пожирателями, и была крепкой, словно выросла с ними в одно время. Поэтому было так легко поверить в её ложь. И не повисла у него на шее, пытаясь повторить поведение Афелии. Более того, в её глазах было нескрываемое отвращение. Значит, никогда не была с ним на одной стороне. Или предала его. Том закрывает глаза, вспоминая первые дни их общения. Ненависть, исходившая от её взгляда, обжигала. Что если она и есть тот самый ребёнок? Хватит ли тебе духу убить её или умереть от её руки? Нет. Слишком много у неё было шансов, чтобы его прикончить. Пророчество невозможно изменить, она не дура, чтобы решить исправить судьбу любовью. Она бы убила. Значит шанс есть. Тогда кто? Поттеры или Лонгботтомы? Внук спокойного Арфанга, выступавшего за мир. Или вспыльчивого Флимонта, лезущего на рожон? Почему ты не оставила зацепок, Афелия. Почему не подсказала. Или… Волан-де-Морт растягивает губы в ухмылку. Поттер безопасен для тебя. Просто не обращай внимания. Забудь про него. Ты не должен ненавидеть Поттера. Ты не должен с ним сражаться. Она повторяла это как мантру. В то время как думать нужно было о выпадах Уизли. Но ей не было до этого дела. Она хотела вложить в его голову слова о Поттере. Интуитивно она это делала или действительно переживала о ребёнке? Или просто не хотела встретиться в будущем, надеясь, что пророчество свершится, пока он будет идти за другим ребёнком. Злость захлестывает с головой, порабощая разум. Снейп замирает перед дверью кабинета Темного Лорда. Ты сделаешь то, что должен. Защитишь её, как обещал в детстве. Как поклялся самому себе. Он громко набирает воздух через ноздри, собираясь с силами. Ты эту кашу заварил. Гнался, как безумец, за славой и признанием и вот теперь получай. — Мой Лорд, разрешите? Тому всегда нравился тон, с которым научился говорить Северус — в меру почтительный и сдержанный. Трус по своей натуре, он раз за разом заставляет себя собираться в каменное изваяние, говоря с ним. А в том, что Снейп трус, Волан-де-Морт никогда не сомневался. Иначе и быть не могло. Всегда тихий, всегда в своих мыслях. Тратящий слишком много времени на учебу и чересчур мало на людей. Гениальный. А такие редко оказываются настоящими героями, хотя зачастую до последнего хранят верность тому, кто увидит в них нормального человека. — Что ты хотел? — но сейчас ни тон, ни трусость не имеют значения. Плевать на зельевара и любого другого человека. Мальчик должен умереть. Чтобы Том снова мог стать счастливым. — Мой Лорд… — видно, как непроизвольно вздрагивают мышцы на его лице. Он боится. Но не отступает. — Мой Лорд, я пришёл просить. Пожалуйста… — Слишком долго мямлишь. — он рявкает, желая как можно скорее остаться в одиночестве. А лучше закончить с внезапно появившейся проблемой. Всего лишь младенец. Одно заклинание — и он труп. — Прошу вас, не убивайте Лили Поттер. Она не виновата. Она бы никогда… — Хочешь девчонку себе? — сюр, исходящий от ситуации, заставляет Волан-де-Морт расхохотаться. — Грязнокровную суку? Как давно тебя потянуло на таких? — Детство не выбирают, мой Лорд. Она помогла мне выжить тогда. Я возвращаю ей долг сегодня. Врешь самому себе. Эгоизм и только побуждает прийти на поклон. Лили должна достаться ему, она не может умереть раньше, чем поймёт, как ошибалась. Раньше, чем вспомнит то, что их связывало и наконец признается самой себе, что всё это время любила его, а не Поттера. — Иди прочь! — злость внутри Темного Лорда достигает максимума и заставляет взорваться. Когда речь идёт о жизни и смерти, его жизни и смерти, этот щенок позволяет себе просить за кого-то другого. Северус и правда начинает пятиться, однако, не опускает испуганного взгляда, а продолжает смотреть на своего господина. Ему плевать на Эванс. И это то, что Северус не может ему простить. Жизнь девчонки не стоит внимания Тёмного Лорда, это было понятно с самого начала. Но просьба одного из самых преданных сторонников, тоже пролетает мимо ушей. И это оказывается ударом ниже пояса, облачающем истинное отношение. — Мой Лорд, я умоляю вас, заберите мою жизнь, но оставьте в живых Лили. — теперь это звучит как мольба, откровенно обнажая эмоции. Он опускается ради неё до унижений. Он пытается пожертвовать собой. Сделал бы ты тоже самое для Афелии? — Если девчонка не встанет у меня на пути, я оставлю её в живых до тех пор, пока она тебе не надоест. — он переводит дух. — В память о детстве. — но не заканчивает, чьём именно детстве. — Но её сын умрёт, я сделал свой выбор. И теперь не сомневается. За Алису Лонгботтом никто не пришёл просить. Словно на самом деле этих Лонгботтомов и не существовало. Но вот Лили точно была, а значит был и её сын. Снейп быстро выходит из кабинета хозяина. Внутри мерзкой жижей разливается страх. Этого обещания недостаточно. Лили не тот человек, который останется в стороне, когда придут за её сыном. Ему нужно больше гарантий. «Иди прочь!» — слова Темного Лорда продолжают звучать в голове. Ему плевать на тебя, плевать на Лили. Плевать на каждого, кто не помогает ему добраться до цели. А ей просто нужна защита. И даже Поттера здесь не будет достаточно, сколько людей, куда более сильных погибли от руки Темного Лорда. Нужен тот, кто окажется его сильнее. И Северус не раздумывает более. Для него безразлично, на что придётся пойти. Лили не может умереть так рано.***
— Сириус, мы всё ещё ждём тебя. — патронус Джеймса растворяется в воздухе так и не дождавшись ответа. Блэк подтягивает ноги к груди, обнимая колени. Всё ещё ждут. А в самом ли деле в нём есть толк, чтобы так долго ждать? Сириус зажмуривается, вспоминая время, когда он только сбежал из дома, тогда Поттер превратился в живой щит ради него. Но тогда в их жизни не было столько Лили. И уж точно не было ребёнка. Тогда у друга было на него время. Оно есть и сейчас. Нужно отправиться к Джеймсу и прочесть письмо Регулуса вместе. Брат не стал бы шутить, подписывая конверт, как последнее послание ради шутки. Он не врёт. Он сдаётся. Но Сириус решительно не находит в себе сил на правильный поступок. В день, когда он покинул родительский дом, он поклялся больше никогда не оборачиваться в сторону семьи. Чтобы снова не было больно. Чтобы плохо зажитые раны на душе не обжигало. — Прости, Рег. — он направляет на бумагу кончик волшебной палочки, заставляя конверт вспыхнуть, даже не попытавшись открыть. Вряд ли об этом получится рассказать кому бы то ни было. Вряд ли хватит воли признаться в собственной слабости. И трусости. Последнее разъедает Блэка сильнее прочего. Он — как вся его семья. Ничем не отличается. Тоже прячет голову в песок. Сириус зажмуривается, отгоняя подступающие к горлу слёзы. У брата остались две сестры и Тёмный Лорд, а единственная помощь, которая всегда была нужна Регулусу извне — помощь справиться с матерью. Но у Сириуса самого нет на это сил. Внутренний ресурс ограничен, и свой он обещал бросить на алтарь борьбы за светлое будущее. Блэк трансгрессирует в дом Поттеров, подхватив кожаную куртку с кресла. И только в последний момент догадывается вытереть красные глаза и поправить взъерошенные волосы.***
— Так что Волан-де-Морт идёт по нашему следу. — заканчивает Джеймс рассказ о том, зачем так неожиданно позвал друга к себе. Сириус бледнеет с каждым словом, а вот Поттер держится бодро. Словно это не ему подписали смертный приговор. — Дамблдор сказал, что нам нужен хранитель, тогда здесь, в доме, мы будем в безопасности. — заканчивает за мужа Лили. Ей тоже передаётся уверенность супруга. Это ведь всего лишь пара недель, а потом они обязательно найдут выход. — Может быть, директор и станет этим хранителем? — тянет Сириус, представляя, как долго будут пробираться Пожиратели в его кабинет, если даже они за семь лет не смогли его вскрыть. — Он предложил, но… — Поттер поправляет прическу, закусывая губу. — Это дело мародеров, понимаешь? Наша шалость. Чтобы она удалась, нужны мы, а не кто-то. Пусть даже такой сильный как директор. — Это же безумие. — вспыхивает Блэк. — Самый надёжный человек сейчас — Дамблдор. Если есть к нему личная неприязнь, попроси Макгонагалл. Они оба старше, сильнее и… они в Хогвартсе. Сохраните себе жизнь! — Мы уже все решили. — Лили берёт Джеймса под локоть. С рождения сына она стала спокойнее и увереннее, словно львица, охраняющая малыша. Ещё больше рвущаяся сражаться. — Сириус, пожалуйста. Ты его крестный. И никто не справится с ролью хранителя лучше. — Это же так очевидно. — Блэк делает шаг назад. — Они придут ко мне первым. И, конечно, я не скажу, но… Слишком очевидно. Слишком опасно для вас. — Бродяга, я понимаю, какую огромную ответственность мы просим тебя взять. Но кому ещё я могу сейчас доверять? Теперь, когда Лунатик ушел, когда Доркас мертва, а за Марлин объявлена награда. Мы всегда были друг за друга. Мы семья. Я знаю, как отчаянно ты бьешься за своих. Знаю и не вижу для Гарри защиты надежнее. — с лица Джеймса сходит всё былое ребячество. С тех пор, как Дамблдор поделился новостью о предсказании и потом дополнил её, сообщив, что Волан-де-Морт выбрал именно Поттеров, он набрал лет пять, не меньше. На лице проступили первые морщинки, в прическе появился первый седой волос. Лили была права. Сражаться было проще, когда сзади не было тыла, который в тебе жизненно нуждался. Было проще, когда оплакать могли только друзья и родители. — Я бы доверил тайну матери. Но… — Поттер осекается, бросая быстрый взгляд на Лили. В отличие от неё, со своими он хотя бы смог попрощаться. Флимонт и Юфимия сгорели в один момент от драконьей оспы, которую, как оказалось, страшились совсем не зря. Она унесла с собой целое поколение, заходя в дом, не спрашивая разрешения. Но он смог быть рядом с ними. А ей придется сидеть запертой в доме. Не имея даже малейшей возможности связаться со своими родителями, чтобы не подвергнуть их опасности. — Я всё понимаю. — Сириус закрывает глаза, заставляя себя сосчитать до пяти, чтобы остановить бешеный стук сердца. — Это огромная честь для меня. «Знаю, что ты всегда будешь рядом. Ты не предаешь своих.» — лицо Регулуса возникает в памяти само собой. — «На тебя я всегда могу положиться.» «Вы не знаете Сириуса, я представить себе не могу человека надёжнее.» — в его памяти брат смеётся, догоняя его по лужайке Сигнуса и Друэллы Блэк. «Я тебе верю. Мы пройдем это вместе, верно?» — глядит на старшего с надеждой перед тем, как зайти в Хогвартс-экспресс. «Пожалуйста, не оставляй меня. Поклянись, что не оставишь!» — сжимая до боли зубы, подпирая спиной дверь в комнату после маминого срыва. Сириус не оправдал ни единого слова, которое ему сказал Регулус. А смотрел он на него ровно так же, как сейчас Джеймс. Так где же хоть одна гарантия, что оправдает данные обещания для Поттера? Что если наследство Блэков — это трусость, а не гордость. Это патологическое предательство, а не верность крови? Сириус сжимает ладони в кулаки, чтобы скрыть дрожь. — Но вы назначите хранителем Питера. Это будет честно. Справедливо и стратегически верно. — он сглатывает, выигрывая секунды. — Люпин на невероятно важном задании. Я крестный. Петтигрю тоже нужна роль. Никто не подумает на забитого мальчика. На незаметного Хвоста. Это хороший выбор, который укрепит нашу дружбу и спасёт вам жизнь. Его губы трясутся, словно он вот-вот пустит слезу, но это единственное, что его выдает. Сириус держится до последнего, стараясь сохранить самообладание. — А когда он подрастет, я научу его летать на метле. — из него вырывается смешок. — И заберу на лето, чтобы мальчик хоть немного почувствовал вкус свободы от заботливого взгляда своей мамы. В его тело возвращается старый добрый Сириус. С огоньком в глазах и полуулыбкой на губах. Его мысли занимает Гарри. И будущее, в котором всё намного проще. Блэк сбегает от удушающей реальности. На его плечо опускается рука Джеймса, он слегка сжимает ткань кожаной куртки под пальцами. — Ты прав. Ты очень прав. — Сохатый улыбается самой тёплой из своих улыбок. И от неё Сириусу хочется одновременно воскреснуть и провалиться сквозь землю.