Ты помнишь какими мы были на заре времён?
Помнишь ли, куда вело нас сердце и зов далёких звезд?
Слышишь ли ты, как плачет забытый мир и мы вместе с ним?
Слова, что слышать могли лишь Шаманы, дети Пламени, зародившиеся в его оттенках и обретшие самостоятельный разум. Пламя свивается огненным смерчем, кружась в небе огненным драконом с переливающейся всеми оттенками мира чешуёй. Он делает круг почёта вокруг собравшихся мафиози, и Гретте вдруг становится немного смешно — ну, почему же глупые люди направили всю эту прекрасную силу на то, чтобы разрушать? Почему не могли жить хотя бы капелькой мира, раз уж всё равно скрываются от простых людей? Это глупый, по сути, вопрос. В человечестве всегда есть жестокая, разрушительная сторона. Она в самой природе людей. В их сердце. А кто захочет сдержать свое сердце? Пламя стекает с пальцев непрекращающейся изумрудной волной, ветвясь сотнями и тысячами изумрудных молний, наполняя контейнеры, созданные гениальными мальчишками под присмотром древнего Мастера-оружейника. Хотя, думается ей, учителя правильнее будет назвать последним Инженером звёздной расы… Вечный двигатель, что никогда не взлетит, но продолжит свой ход, спасая вышедший из строя предохранитель мирового ядра. До тех пор, пока последние потомки людей не покинут свою колыбель. Но это будет ещё не скоро. …однако же когда-нибудь будет… — Сеньорита позволит присоединиться к ней? Мягкий низкий голос выводит Гретту из глубоких мыслей, возвращая в настоящее. Она поворачивается, поднимая лицо к стоящему рядом со столиком мужчине, и весело фыркает. — Если сеньор не испугается. Джагер улыбается, стараясь делать это не слишком ярко, но смеющиеся глаза и подрагивающие губы выдают его с головой. — А мне есть чего пугаться? — спрашивает он, присаживаясь с другой стороны столика. — Кто знает, господин Великий инквизитор, — тянет Гретта, с улыбкой отпивая свой коктейль. — Те времена давно прошли, — говорит Кастор, и в тёмно-синих глазах хороводом кружатся фиолетовые искры. К ним подходит молоденькая девушка-официантка в белоснежном переднике поверх чёрного летнего платья, спрашивает заказ у Джагера, уточняет не принести ли чего-нибудь ещё у Гретты. Она ещё совсем юная. Новенькая работает у них первый сезон и, кажется, меньше пары недель. Очень старается, и потому неизбежно делает много лишних движений. Поддаётся собственному любопытству, совсем его не скрывая. В городе, где так много мафиози, это, пожалуй, излишне. — Мне, пожалуйста, только чёрный кофе, — отказывается Джагер от десерта, не сводя глаз с Гретты. Та невозмутимо тянется ложечкой к мороженому, хотя это первый раз, когда он заказывает при ней что-то, что можно съесть или выпить. Когда девушка, наконец, уходит, спрятав маленький блокнот в переднем кармане выглаженного передника, он склоняет голову. — Ты ничего не собираешься мне говорить? — А надо? — Было бы неплохо, — намекнул он, — ты явно знаешь о происходящем больше всех нас. Но я не буду настаивать. — Даже так? Джагер шевельнул рукой, положив ладонь ровно на середине стола между ней и собой. Его кожа всё ещё казалась бледной и излишне идеальной, но теперь, несмотря на мягкий морок иллюзии, за всеми попытками казаться человеком больше, чем был на самом деле, в нём чувствовалась жизнь и тихий пульс живого, а не мёртвого сердца. — Ты подарила нам всем чудо. Я не хотел бы разрушать его своим настойчивым, излишним любопытством. — Ты не разрушишь, — Гретта потянулась к его руке, коснувшись кончиками пальцев. — Ведь это не иллюзия и не обман. — И всё же чудо. Она хитро смотрит на мужчину перед собой и улыбается, как никогда вновь похожая на кошку. — Даже самым страшным грешникам положено маленькое право на чудо. Особенно, если верить. Джагер криво и печально усмехается. — Права на веру у живущих местью нет. — Это не право. Это шанс. Гретта улыбается, чувствуя, как он тянется к ней кончиками пальцев. Его рука тёплая. Вглядываясь в изумрудные глаза, он снова вспоминает тот летний день… — Проклятие снято, — подтверждает Бермуда, разглядывая вернувших свой внешний вид и облик аркобалено. …и в голосе его нет ни радости, ни сожаления. Он не завидует и не чувствует обиды. Есть только слабое чувство удовлетворения. Удовлетворения, что теперь то, что было так важно для его врага, будет под контролем его тюрьмы и его стражей.Может быть, Шахматоголовый от этого даже умрёт,
Жить без цели для Туманов практически невозможно.
Он с мертвенным спокойствием наблюдает, как подчинённые берут в руки контейнеры с навеки запертым в них Пламенем, закольцованным и собранным пламенем Ненависти. Оказывается, эту силу можно использовать и так……он подумает об этом позже.
Если вообще будет думать.
— Вендиче позаботятся о сохранности системы Три-Ни-Сетте. В конце концов, как бы они ни ненавидели своего врага, никто не хочет разрушения и гибели мира. Они давно разучились смотреть на него иначе, чем безмолвные стражи и наблюдатели, но это не значит, что они не помнят.Цветы всходят из-под снега.
Бермуда придавливает взглядом с трудом поднимающихся на ноги детей и взрослых… В большей степени детей. И вдруг чувствует укол давно забытой усталой грусти. Чуду подобен разум ребёнка… и только чудесам позволено менять мир к лучшему. Они так сияют. Эти дети, добровольно шагающие в вязкую тьму мафии. И именно этот свет разорвал порочную цепь их ржавых кандалов.Он вспомнит старые молитвы и помолится за них.
Чтобы души этих детей не заковали себя в новые.
А им пора покинуть это солнечное место и вернуться под промерзшие своды Вендикаре. Фон Вихтенштейн бросает краткий взгляд на сидящего под деревом Шамана. Пожалуй, в порядке исключения, он не будет сегодня его пинать. Коль всё закончилось успешно… им всем не будет лишней передышка. А там, кто знает, как пересекутся их извечные пути. Простить его вне его сил. Вне сил его подчинённых. Давно его семьи. Но говоря бесстрастно: он понимает. Отчасти. И всё же не простит. — Подождите! За мгновение до того, как чёрное Пламя поглотит его и всех остальных стражей, к нему подскакивает девочка-Гроза. Тугая чёрная коса вьётся до пояса. — Это вам. Она протягивает Джагеру объёмный чёрный чемодан, но смотрит исключительно на Бермуду. — Что это? — спрашивает он, наклоняя голову. — Решение, — улыбается она ему в ответ. И изумрудные молнии танцуют в её глазах. Пожалуй, он понимает, отчего так очарован ей его подчинённый. — Вам пригодится, — настаивает девчонка. И Бермуда отчего-то кивает, принимая дар… С тихим стуком официантка ставит перед Джагером маленькую белую чашку, на три четверти которой подрагивает антрацитово-чёрный напиток. Над поверхностью которого дрожит марево воздуха. Гретта с любопытством наблюдает, как он осторожно поднимает её за изящную дужку ручки, глубоко вдыхая аромат, в наслаждении прикрывая глаза. — Нравится? — Немного отличается от запаха, который я помню, — он открывает глаза и выжидательно смотрит на неё. — Я ведь не отравлюсь, не так ли, сеньорита? — А вот это уже обидно. В этом кафе не травят посетителей! — возмущённо восклицает Гретта. Впрочем, недостаточно громко, чтобы их услышали даже за соседними столиками. — Конечно, — соглашается он со скупой улыбкой. — Лишь роняют на голову горшки с цветами и кидаются сковородками. — Лишь для тех, кто выбивает двери и разбивает любимые витражи, — услужливо поддевает она в ответ. — Туше. — Туше. Он чуть приподнимает чашку в её сторону в беззвучном салюте. И делает маленький глоток. — И каково на вкус?…быть снова живым?
— А я и забыл, какой он горький…Прекрасно.
— Держи мороженое. Так вкуснее.